Текст книги "It's not over (СИ)"

Автор книги: Villano

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

– Пожалуйста, не смотри на меня так.

– Как?

– Как на совершенство!

– Ты и есть совершенство, Палладиус.

Я переворачиваюсь на живот и прячу горящее огнем то ли стыда, то ли удовольствия лицо в подушке, обхватывая ее обеими руками. Дан тихо смеется, скрипит ложем и целует меня в плечо. Придвигается близко-близко. Прижимается щекой. Ведет рукой по моему позвоночнику к ягодицам невыносимо медленно и обжигающе.

– Врешь, – таю под его ладонью я. Собираю жалкие останки разума в не менее жалкую кучку. – Ты всего лишь плод моего воображения. Я придумал тебя, чтобы не сойти с ума от одиночества.

– Здесь людей больше, чем микробов. О чем ты говоришь?

– Самое страшное одиночество в толпе, – поворачиваюсь к Дану лицом я.

Касаюсь его щеки кончиками пальцев, веду по носу ко лбу и жмурюсь от удовольствия. Он такой теплый! Его волосы – рыжие, торчащие в разные стороны, как их не приглаживай, радуют глаза буйством красок, как огонь, изображение которого я видел в книге, которую тайком передавали в моей семье от отца к сыну многие поколения.

– Пока я рядом с тобой, одиночество тебе не грозит, – шепчет Дан, касаясь моей щеки пальцами точно так же, как я касался его секунду назад. Смотрит на меня с восторгом, переходящим в благоговение. – И только от тебя зависит, как долго мы будем вместе.

– Я буду ждать тебя до конца моих дней, – целую его в губы я, закрывая глаза, чтобы скрыть эмоции, которые с недавних пор бурлят во мне вулканом.

Ледяное тысячелетие, наступившее после Третьей Мировой Войны, стерло с лица земли большую часть человечества, свободу выбора и эмоции. А еще все краски кроме серого, белого и черного. Если бы не тайная книга, я бы даже не подозревал о том, что есть другие цвета. И другие люди. Такие, как Дан, в реальность которого я не верил.

Он пришел из ниоткуда в ночь, когда я, в очередной раз насмотревшись картинок в книжке, сошел с ума от желания увидеть желтое солнце, зеленую траву и синее небо. Отобрал у меня бритву, залечил порез на руке, утянул в спальню и сжег дотла. Тогда я не знал, о том, что то, что он творил со мной, называется сексом. В моем мире этому места нет.

– Только ждать? – поднимает уголок темно-красной губы в улыбке Дан и укладывает меня на спину. Нависает сверху. Ведет рукой по моей груди вниз. К пупку. К паху. К … – Как насчет любить?

Я жмурюсь от удовольствия и невольно раздвигаю ноги, не забывая, впрочем, спросить важное:

– Что значит «любить»?

Дан целует меня в губы, терзает мой член и зажигает огнем тело. Я плавлюсь в его руках, подаюсь навстречу и истекаю желанием подарить ему удовольствие. Он стискивает меня в объятиях так, что мне становится больно, а его хриплый шепот полон чего-то, чему нет названия, а есть только слезы, которые капают из его зажмуренных глаз на мою щеку:

– Ледышка ты моя несчастная, я вытащу тебя отсюда. Клянусь!

Я целую его, глажу по спине, и он обрушивает на меня водопад эмоций, ласк и поцелуев, из которого на поверхность нас выносит его член: горячий, настойчивый, необходимый мне до судорог на ногах и нервного тика.

– Хочу видеть все, что происходит с тобой. Каждую эмоцию! – приподнимается надо мной Дан.

Поводит бедрами по кругу и в который уже раз смотрит мне в глаза с чем-то, чему нет названия. Я не выношу и секунды: перевожу взгляд туда, где соединяются наши тела, но вижу лишь свой член, за который хватаюсь руками, как за спасательный круг. Жмурюсь от неловкости:

– Я тоже хочу… видеть, но мне… кажется, ты говорил, что это называется… стыдно.

– Все, что захочешь, и никакого стыда. Никогда! – целует меня Дан.

Устраивается на коленях и во мне удобнее, засовывает под мою попу подушку, кладет мои ноги на свои плечи и отбирает у меня член.

– Смотри, как я ласкаю тебя.

Я открываю глаза, смотрю и сгораю в огне, не выдерживая и пяти минут. А потом, когда Дан тоже кончает, укладываю его на спину и ложусь ухом на широкую грудь, чтобы услышать, как бьется его сердце. Он обнимает меня и шепчет мне в макушку:

– Знаю, ты думаешь, что сошел с ума, и я – плод твоего воображения, но это не так. Прошу тебя, пойдем со мной.

– Куда?

– Туда, где я буду с тобой вечно.

– Зачем куда-то идти, если ты уже со мной?

– К сожалению, я больше не смогу приходить к тебе, – запускает руку в мои волосы Дан. – Сегодня наш последний раз.

– Почему? – вскидываю голову я. Смотрю в его лицо и понимаю, что он абсолютно серьезен.

– Потому что я реальный человек и живу за пределами Купола.

– Жизнь есть только здесь, вне Купола лишь Туман и Смерть.

– Это не так. Все, что тебе говорили до сих пор, – ложь.

– Дан, я не понимаю…

– Любимый, пожалуйста! – обхватывает мое лицо обеими руками Дан. Моргает часто-часто. Целует в лоб. – Не задавай вопросов. Я не смогу ответить на них здесь! Пойдем со мной.

– Ты хочешь, чтобы я вышел за пределы Купола?

– Да.

– В Туман, который пожирает людей живьем вот уже три тысячи лет?

– Да.

– Ты хочешь моей смерти? – спрашиваю я, и голос срывается, потому что холодная рука скручивает внутренности так, что дышать невозможно.

– Нет-нет-нет, ни в коем случае! – целует меня Дан. Обнимает, гладит, согревает и растапливает ледяную руку на моем сердце. – Я хочу, чтобы ты жил. Вместе со мной!

– Так оставайся.

– Не могу.

– Почему?

– Я умру, если останусь. Два часа в день и 48 часов за всю жизнь – это все, на что я способен. У нас осталось меньше часа. Палладиус, пойдем со мной, пожалуйста! Я заставил бы тебя уйти силой, но это невозможно – Туман уничтожит нас обоих. Мы сможем пройти сквозь него, только если ты хочешь быть со мной больше всего на свете.

– Я не уверен, что хочу, – говорю я, ежась от ужаса.

Обреченные лица родителей, которых изгнали из Купола в Туман за неподобающее поведение и слишком яркие эмоции, не давали мне спать ночами с детства.

– Жестоко, но честно, – бледнеет Дан. – Так мне, влюбленному дураку, и надо.

Отворачивается, молчит, а потом аккуратно сдвигает меня на ложе, встает и быстро одевается. Возвращается. Смотрит на меня долго-долго. Наклоняется. Целует в лоб. Шепчет тихо:

– Не я первый оставляю здесь свое сердце.

Я касаюсь его щеки пальцами и вдруг понимаю, что если не увижу Дана снова, мне будет очень плохо. Очень-очень плохо. Так плохо, как никогда до этого.

– Не уходи.

– Я умру через сорок минут, ледышка, – со странной улыбкой на губах говорит Дан. – Какой тебе толк от моего трупа?

– А тебе от моего? – сажусь на постели я. – Туман растерзает меня на твоих глазах. Ты этого хочешь?

– Если ты любишь меня, если веришь и хочешь быть вместе долго-долго, то пройдешь сквозь Туман со мной рука об руку.

– Я не знаю, что значит «любить».

– Знать не обязательно, достаточно чувствовать, – целует меня в губы Дан и выпрямляется. – Знакомство с тобой стоило мне очень дорого, но я ни о чем не жалею. Будь счастлив, Палладиус.

Дверь спальни бесшумно отъезжает в сторону. Дан выходит, а я сижу на постели, смотрю ему в спину и с каждым его шагом теряю возможность дышать. Легкие горят огнем, предметы вокруг становятся расплывчатыми, глаза щиплет, я протираю их руками и вдруг понимаю, что они мокрые. Слезы? Я плачу? Я никогда не плакал. Это же невозможно! Но капли скатываются по щекам, и их невозможно игнорировать, как и звук закрывшейся за Даном двери.

– Постой! – кричу я, но воздуха в легких нет, горло сведено судорогой, а потому мой хрип толком не слышу даже я сам.

Мертвая тишина повисает вокруг, холодный воздух привычно понижает температуру тела, сердце стучит все медленнее, а огонь, зажженный во мне Даном, затухает. Я не могу этого терпеть. Без Дана в моей жизни нет смысла, и не важно, настоящий он или придуманный. Если мне суждено умереть в Тумане, как моим родителям, так тому и быть.

Я встаю с постели, разгоняя кровь усилием воли, смахиваю застывшие льдинки слез со щек, тороплюсь, делаю одновременно несколько дел, а потому трачу куда больше времени на одевание, чем обычно. Открываю дверь, прячу книгу, с которой все началось, в нагрудном кармане и бросаюсь в снежный буран сломя голову.

– Дан! Подожди!

…

Я подбегаю к Вратам за миг до закрытия: вставляю в щель ногу, борюсь с древним механизмом и умудряюсь-таки протиснуться за пределы Купола. Врата закрываются за моей спиной, навсегда отрезая меня от привычного мира.

– Дан! Постой! – кричу я и бегу по старинной, потрескавшейся от времени черной асфальтовой дороге к непроницаемой серой мгле, сотни лет назад поглотившей нашу планету.

Высокая мужская фигура смутно виднеется вдалеке, и я ускоряю бег, в надежде догнать Дана до того, как он перешагнет черту, разделяющую жизнь и смерть. Я не смогу шагнуть в Туман без него. Я хочу держать его за руку, когда Туман начнет рвать меня на части. Я хочу видеть лицо самого дорогого мне человека в последние мгновения своей жизни.

Легкие горят огнем, сердце бьется в ушах, перед глазами мельтешат черные точки, и я останавливаюсь, не в силах не то что бежать – идти дальше. Кричу из последних сил, срывая голос:

– Дан, подожди!

Он не слышит и медленно идет к мосту, за которым ничего, кроме вечного Тумана, нет. Еще пара шагов – и я никогда его больше не увижу. Это невыносимо.

– Пожалуйста, – падаю на колени я. Хриплю, глотая непривычно-горячий воздух. Смотрю ему вослед. – Не оставляй меня…

Дан останавливается на середине моста, смотрит на запястье, а потом стискивает перила моста руками, запрокидывая странно-белое лицо к бездонному звездно-черному небу:

– Двадцать минут. Мгновение счастья рядом с любимым против вечности без него. Я прожил достаточно долго, чтобы принять правильное решение. Лучше умереть от любви, чем от тоски.

– Дан… пожалуйста…

Ноги не слушаются, но я все равно встаю. Я не могу не встать, потому что Дан поворачивается ко мне лицом и начинает спускаться с моста в мою сторону.

– Дан…

– Палладиус!

Мгновение – и я в его руках. Он что-то говорит, целует меня, тормошит, но сознание гаснет. Слишком много эмоций разом. Слишком жарко. Слишком тяжело дышать.

– Будь со мной, любимый, – подхватывает меня на руки Дан. – Ты уже совершил невозможное, осталось потерпеть совсем немного. Ну же, не теряй сознание! Поговори со мной!

– О чем? – хриплю я.

– О будущем. Расскажи, о чем ты мечтал до встречи со мной. Ты ведь мечтал?

– Мечтал.

– О чем? – не дает мне уплыть в никуда Дан и ныряет в Туман с головой. Бежит в непроглядной тьме черт знает куда.

Я обнимаю его, чувствую бешеный пульс на его шее лбом и улыбаюсь смерти в лицо:

– О желтом солнце… о зеленой траве… о голубом… небе… о… тебе.

…

Я просыпаюсь от того, что моим глазам становится нестерпимо больно. Накрываю лицо руками, отворачиваюсь.

– Прости, прости! – говорит кто-то. Чем-то жужжит – и там, где я нахожусь, становится намного темнее. – Я закрыл шторы, можешь открывать глаза.

Я осторожно убираю руки от лица. Медленно разлепляю веки. Передо мной стена. Я касаюсь ее пальцем, вспоминая. Кажется, этот цвет называется бежевым.

– Палладиус, посмотри на меня.

Я поворачиваюсь и вижу перед собой…

– Отец?!

– Мальчик мой, – падает на колени перед моей кроватью сильно изменившийся, но все равно узнаваемый человек из моего прошлого. – Ты смог выбраться из Ледяного ада. Смог! Я счастлив, как никогда в жизни. Моя благодарность Дану не имеет границ.

– Где он? – желание увидеть самого дорогого мне человека поднимает меня на ноги мгновенно.

– Палладиус, не торопись, – останавливает меня отец. – Отдохни, осмотрись вокруг, разберись в том, что произошло. О Дане мы позже поговорим, ладно?

Я вырываю руку, тороплюсь, не попадаю рукой в рукав комбинезона, злюсь и не хочу думать о плохом. Отец явно что-то не договаривает, но с Даном все в порядке. Я знаю это совершенно точно. С ним. Все. В порядке!

– Я хочу увидеть его прямо сейчас.

– Послушай меня…

– Прямо! Сейчас! – повышаю голос я.

– Палладиус…

– НЕМЕДЛЕННО!

Отец отшатывается, но я хватаю его за плечо и сжимаю так, чтобы ему стало больно. Я должен увидеть Дана. Вместе мы со всем разберемся.

– Хорошо. Идем, – морщится отец. Открывает дверь комнаты, в которой мы находимся, и ведет меня по длинному коридору с прозрачными стенами, за которыми буйство красок: зеленые деревья, синее небо, желтое солнце, люди в синих комбинезонах. Все это меня не интересует. Меня интересует Дан! – Но я бы на твоем месте не торопился.

– Ты не на моем месте, – обрываю его я, понимая, что вся моя жизнь – обман. – Купол, в котором я прожил столько лет, что это?

– Ледяной мир – пережиток прошлого. Закрытая система, которую создали много столетий назад сумасшедшие вояки Третьей Мировой Войны. Попасть в нее извне практически невозможно, как и выйти. Туман уничтожает всех и вся за редким исключением.

– За каким?

– Он позволяет войти тем, кто искренне любит кого-то из жителей Ледяного мира, а выпускает только тех, кто любит друг друга больше жизни.

– Как можно полюбить кого-то из нас, если войти и узнать нас ближе невозможно?

– Системы наблюдения работают в штатном режиме, – отвечает отец и виновато поводит плечом. – Я просил Дана присматривать за тобой, когда отлучался со станции, вот он и… влюбился.

– Ясно, – сквозь зубы цежу я, разрываясь между эмоциями, названия которым не знаю. – Обо всем остальном я спрошу у Дана.

– Боюсь, это не так просто, как кажется, – говорит отец. Останавливается возле одной из дверей. Оглядывается на меня. – Палладиус, послушай…

Я толкаю дверь, вхожу внутрь и оказываюсь внутри медицинской лаборатории, посредине которой стоит капсула.

– Дан! Боже мой, Дан! Что они с тобой сделали?!

Тяжелая остроугольная железная хрень, пущенная моей рукой, попадает точно в цель: стеклянный купол рассыпается мелкой крошкой, открывая доступ к обожженному, искореженному во всех местах Дану, узнать которого почти невозможно. Я склоняюсь к нему. Ловлю едва ощутимое дыхание ухом. Успокаиваю свое бешено стучащее сердце. Жив.

– Что с ним?

Парни в синих комбинезонах бросаются к нам, но отец останавливает их на половине пути и подходит ко мне сам.

– Люди в Ледяном мире живут в специально созданном поле, которое обычного человека убивает за 48 часов. Дан пробыл в Тумане на час больше допустимого.

– Почему?

– Ты не мог идти, ему пришлось нести тебя на руках.

– Он вылечится?

– Палладиус…

– Да или нет?!

Я поворачиваюсь к отцу и вижу правду в его синих глазах. Меня эта правда не устраивает. Вся моя жизнь – ложь, так почему эта правда должна быть истиной?

– Оставьте нас.

– Сынок, мы сделаем все возможное, чтобы спасти его, – говорит отец, видит упрямство на моем лице и замолкает сам. Делает знак остальным выйти. Касается моего плеча рукой и выходит следом за всеми. – Дан – твой. Тебе решать, что с ним будет дальше.

– Мне, – соглашаюсь я и вытаскиваю Дана из капсулы.

Укладываю на пол, нахожу среди непонятных медицинских приблуд две иголки и длинную трубку. Ледяной мир – место, полное опасностей. Выживание – мое второе имя. Дан вытащил меня из лап смерти, так почему бы мне не сделать то же самое для него? Терять нам нечего.

– Мы обречены на успех, любимый, – говорю я, усаживаясь с ним рядом и втыкая иголку сначала в свою руку, а потом в его.

Серая жидкость, что течет в моих венах вместо крови, неохотно ползет по гибкой трубке, ныряет в иголку и вспучивает покрытую струпьями кожу на руке Дана жуткими синими прожилками. Он мычит от боли, расклеивая спекшиеся губы. Ярко-красная кровь заливает его рот, но я не даю ему захлебнуться: целую его, выпиваю кровь и вместе с ней падаю в его горящее огнем сознание ледяным шаром.

– Палладиус? Живой! – перестает реветь раненым зверем пламя вокруг меня.

– Да.

– Я думал, что потерял тебя. Что не смог вынести из Тумана.

– Ты смог, и теперь я всегда буду с тобой. Несмотря ни на что!

– Несмотря ни на что? Мои дела так плохи?

– Да. Твое тело слегка… нежизнеспособно.

– Слегка? Палладиус, мне кажется, или ты сейчас пошутил?

– Не кажется. Я и правда пошутил.

– Раз ты шутишь, значит, уверен в том, что все у нас будет в порядке.

– Уверен. Если ты любишь меня и хочешь быть со мной больше всего на свете, то переживать не о чем.

– Ты прав, любимый. Не о чем.

Огонь обнимает меня, не обжигая, а согревая, и я таю от счастья и удовольствия. И не важно, что все это – плод нашего с Даном воображения. Он жив. Он любит меня и он со мной. Вот что важно, а тела… С телами мы позже разберемся.

…

– Сэр, какие будут указания?

Варангиус склоняется над лежащими в капсуле мужчинами. Светлокожий блондин похожий на ангела – сын. Покрытый струпьями радиоактивных ожогов рыжеволосый демон – лучший друг. Поправляет серую ниточку надежды, связывающую их, проверяет системы жизнеобеспечения, стирает запекшуюся кровь с абсолютно здорового лица Дана влажной салфеткой и, улыбаясь, закрывает капсулу.

– Они нашли способ вернуться к нам живыми и здоровыми. Не будем им мешать.

Уси. Китай.

28.10.18