Текст книги "Имена"

Автор книги: Виктор Емский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Увидев это, Петлюра крикнул:

– Смотри, у нас длинные руки!

Генка нырнул в ближайший куст и захохотал в полный голос. Ну не смог он сдержаться! И на протяжении последующих двухсот шагов Кабанов продолжал смеяться, вспоминая разговор с подпольщиками. Спустя пять минут с покрасневшими от смеха глазами он опять вышел к речке и остановился, удивленный открывшейся ему картиной. На берегу сидел рыбак с удочкой и делал вид, будто ловит рыбу!

Генка вспомнил, как Рыжий негативно высказывался о живности, водящейся в речке. По словам Дениса – кроме пиявок в воде ничего не плавало. Сомневаться в его рассказах оснований не было, и потому рыбак на берегу сильно заинтересовал Кабанова.

Генка подошел к берегу и увидел деревянный поплавок, который без всякого движения мирно торчал в воде. На траве сидел маленький щуплый старичок с пушистой седой головой. В одной руке он держал удочку, сделанную из осины, а другой рукой, упиравшейся локтем в колено, поддерживал подбородок.

– Бог в помощь! – сказал Генка.

После сеанса здорового смеха, который провел Кабанов во время пути через кустарник, он не совместил громкость своего голоса с тишиной, висевшей над речкой, и пожелание его прозвучало слишком громко, отчего дед, вздрогнув, чуть не свалился в воду. Но, дернув локтями, он все-таки поймал равновесие и смог удержать удочку.

Обернувшись к нарушителю спокойствия, старичок, гневно сверкнув глазами, крикнул тенором:

– Не ори! Тут тебе не митинг! Рыбалка тишину любит!

На Кабанова смотрело морщинистое лицо, окруженное по овалу седыми стрижеными бакенбардами и аккуратной бородкой. Верхняя губа деда была украшена тонкими мушкетерскими усиками, и казалось, будто Генка общается с ушедшим на покой пенсионером-донжуаном.

– Извините, – тихо сказал Кабанов.

Дед, успокаиваясь, взглянул на поплавок. Деревяшка торчала в воде неподвижно. Старичок опять посмотрел на Генку.

– Клюет? – поинтересовался последний.

– Издеваешься, сосунок? – спросил дед.

– Нет, – покачал головой Генка. – Просто удивлен. Мне сказали, что в этой речке ничего не водится.

Старичок вздохнул, посмотрел на поплавок и снова перевел взгляд на Генку. Глаза его подобрели.

– В том-то и дело, – сказал он. – Но вера в чудо никогда не оставляет. Ни человека, ни… в общем – никого. Вот вроде знаешь, что ничего не выловишь! Ну и тешишь себя мыслью, будто пришел просто посидеть на природе, подумать о хорошем и отдохнуть душой. Но где-то в глубине естества все равно шевелится крохотная надежда: вдруг сегодня заплывет сюда какая-нибудь рыбина, пусть даже не золотая, а обычная, мясная. Отгоняешь эту надежду подальше, а она, родимая все равно не умирает. Вот так и получается… Новенький, что ли?

– Да, – ответил Генка.

– Зовут как?

– Геннадием.

– А по-настоящему?

– Геннадием.

– А меня Макарычем.

– Очень приятно. У вас клюет.

– Тьфу на тебя! – Макарыч опять начал злиться. – Я тут ему душу изливаю, а он издевается!

– Да ей-богу клюет! – крикнул Генка. – Подсекайте!

Дед взглянул на реку и мгновенно вскочил на ноги. Поплавок плясал на воде так, будто снизу его дергало электрическим током. Макарыч рванул удочкой, и снасть со свистом выстрелила из воды. Поймав рукой поплавок, дед поднес к глазам крючок с насаженным на него толстым червем-грабаком.

Никакой рыбы на крючке не было, зато висели две черные жирные пиявки, присосавшиеся к червяку. Дед посмотрел на Генку.

– Не понял!– сказал он удивленно. – Это они так дергали, что поплавок уходил под воду? Чем, интересно? У них же ни рук нет, ни ног.

– А может, они сосали вразнобой, – предположил Кабанов. – От неправильной работы насосов тоже тряска случается.

– Нет, – с сомнением покачал головой Макарыч. – Сосать можно по-всякому. Но чтоб от этого поплавок колбасило? Вряд ли.

– Ну, тогда остается еще один вариант, – сообщил Генка. – Возможно – они любовная парочка, занимающаяся размножением. От такого занятия всегда что-либо ходуном ходит.

– Опять издеваешься?

– Да, – честно признался Генка.

Макарыч рассмеялся.

– Веселый ты парень, – сказал он, сбивая щелчком пиявок с червя и забрасывая снасть в воду. – За что попал сюда?

– Да так, – махнул рукой Генка, не собираясь трепать языком перед дедом.

– Такай, не такай – все равно никаких тайн здесь не сохранишь. Я сегодня Бублика навещал, он мне все про тебя рассказал.

Генке в очередной раз захотелось набить Коле морду. Полностью обоснованно.

Поплавок опять принялся дергаться. В этот раз дед не зевал. Он резко подсек и снова перед его глазами оказался крючок с жирным червяком. Пиявки тоже были на месте. Только теперь их количество увеличилось до четырех.

– Бордель открылся! – прокомментировал Генка. – Есть где размножаться, да еще и наливают.

– Шел бы ты отсюда! – враждебно сказал Макарыч. – До твоего появления такого не было.

– Ухожу-ухожу, – миролюбиво сказал Кабанов, пятясь к кустарнику.

Дед молча проводил его недружелюбным взглядом.

Генка, скрывшись в лесу, принялся отводить душу. Он шел вдоль берега и смеялся. Получалось – Рыжий полностью прав. Поселок Райский Кущ № 69 был кунсткамерой, в которой собрались одни придурки! Отсюда вытекала интересная мысль: если поселок создан только для придурков, значит – и сам Генка идиот. Погоняв в мозгу это потрясающее заключение, Кабанов расхохотался еще сильнее.

Отсмеявшись, он остановился и прислушался. Где-то звучали голоса. Много голосов. Там, откуда доносились звуки, людям было весело, так как гремели взрывы хохота и долетали обрывки разговоров, в которых проскальзывала нецензурная брань. Где брань? Здесь? Ой, как интересно!

Генка твердыми шагами направился в сторону, откуда веяло весельем и новизной.

Глава четвертая

Гудок ревел мощно и пронзительно. Генка проснулся, рывком подобрал ноги и сел.

Он был в кровати и сидел на матрасе, сшитом из такой же мешковины, как и его нынешняя одежда. В изголовье лежала смятая подушка, набитая неизвестно чем.

Кабанов осмотрел себя с ног до головы и обнаружил следующее: во-первых, он был гол; во-вторых – находился в своей новой комнате; в-третьих – тело его болело, потому что было избито.

Прислушавшись к ощущениям, Кабанов понял – избитость не смертельна. Кое-где по телу обнаружились синяки, но все они находились в состоянии, которое смело можно было назвать стадией окончательного заживления. Ощупав руками лицо, а затем и всю голову, Генка обнаружил мягкую шишку на затылке, находившуюся в процессе рассасывания, а также припухлость левого глаза, которая тоже не внушала опасения, так как чесалась подобно затянувшемуся шраму, нисколько не влияющему на здоровье.

Мешок лежал на стуле. Генка встал, надел его и, почесав затылок, принялся вспоминать вчерашний день.

*

По мере приближения к берегу речки звуки становились громче, а когда осталось пройти всего несколько шагов, в кустах справа вдруг застонал женский голос. Да так хорошо застонал, что даже идиоту стало бы понятно, чем там занимаются. Генке тут же захотелось сунуться на звук, но элементарное чувство порядочности пересилило любопытство, и он просто прошел мимо.

Раздвинув кусты перед собой, Кабанов оказался на большой поляне, полого спускавшейся к речке. Он остановился и принялся наблюдать за группой молодых людей, занимавшихся непонятным для него делом.

Эта группа состояла из парней и девушек, и было их не меньше десятка. Все они вписывались в возрастную категорию Радия и Петлюры, но занимались не терроризмом, а достаточно мирными делами. Парни и девушки копошились в кустарнике, рвали там какие-то листья и таскали их к центру поляны, где стоял здоровенный верзила не менее двух метров ростом. Он внимательно рассматривал принесенные ему пучки зелени и зачем-то их сортировал.

– Так, это говно, – говорил он басом, вороша листья. – А вот это можно попробовать.

Часть ботвы летела на землю, но несколько листочков, оставленных в руке, бережно скручивалась в трубочку, и складывались в сплетенную из ветвей ивы сумку-авоську.

По всей видимости, работа была в самом разгаре, так как авоська наполнилась уже почти наполовину. Верзила отличался крепким телосложением и откровенно нордической внешностью. Листики в его больших ладонях казались конфетными фантиками, и создавалось стойкое впечатление, будто пальцы молодого человека приспособлены не для такой мелочи, а для двухпудовых гирь или, на худой конец, для огромного галерного весла.

– Шпионишь? – прозвучал вдруг сзади хриплый женский голос.

Генка вздрогнул и резко развернулся.

Перед ним стояла толстая неопрятная девица и была она – в чем мать родила. Волосы на ее голове растрепались, а тело лоснилось от пота. Кабанов с огромной долей уверенности заключил, что стонала в кустах именно она.

– А-а-а, новенький, – протянула девица. – Привет, Зеленый!

Счет к Бублику увеличился.

– Здравствуй, – ответил Генка, стараясь не смотреть на грудь четвертого размера.

– Хочешь секса? – с ухмылочкой поинтересовалась девица.

Генка пока еще не знал, прилично ли такое предложение и как оно соотносится с принятыми в этой местности нормами морали, поэтому ответил осторожно:

– Нет, спасибо.

– Фи, старпёр! – полным презрения голосом ответила девица.

Генка за словом в карман не полез.

– С тобой не хочу, – сказал он.

– Импотент! – бросила девица Генке и вышла на поляну.

– Эй, Снежана, с кем ты разговаривала? – спросил у нее верзила.

– Да там, в кустах, стоит Зеленый, который сегодня прибыл.

– И что он делает?

– Подглядывает и онанизмом занимается.

Сборище юнцов загоготало. Генка покраснел от злости.

– Зеленый, выходи! – весело крикнул верзила. – Будем знакомиться.

Генка вышел, и вслед за ним появилось еще двое юнцов. Они тоже были голыми и потными. Снежана уже стояла на берегу речки и натягивала на себя мешок. Юнцы бросились в ее сторону, и Кабанов заметил серевшую в траве кучку одежды. «Ну и нравы у здешней молодежи, – подумал он. – Или взрывают, или беспорядочно совокупляются».

Верзила уже тянул руку.

Генка подошел, пожал ее и представился:

– Геннадий.

– До́вбень, – сделал то же самое верзила.

– Похож, – не смог удержаться Генка.

Верзила рассмеялся, сверкнув голубыми глазами.

– Это фамилия моя, – пояснил он.

– А имя? – поинтересовался Кабанов.

– Я предпочитаю зваться по фамилии, – сказал верзила.

Генка ничуть не возражал. Подошли остальные молодые люди, и Кабанов со всеми перездоровался за руку. Только имен он не запомнил, поскольку услышано их было слишком много.

Решив начать разговор первым, Генка спросил:

– А что вы здесь делаете?

– Пытаемся найти что-нибудь покурить, – ответил Довбень.

– Коноплю? – удивленно приподнял брови Кабанов.

– Неплохо было бы, – вздохнул Довбень. – Но для начала хотя бы табак найти. Как он выглядит – знаю из всей толпы только я. Остальные сплошь компьютерные гении, ничего не понимающие в растительности. Вот и таскают все подряд.

Довбень показал рукой на авоську.

– Мало-мальски похожие листья мы откладываем, – продолжил он. – Потом сушим и пробуем курить. Пока не нашли ничего нормального. Эх!..

Он вздохнул удрученно, но вдруг резко встрепенулся и сказал:

– Слушай! Помоги нам, а?!

– Как? – Генка развел руками. – Я сам ни ч… ни очкаса не понимаю в сельском хозяйстве.

– Э-э-э, – протянул Довбень с заговорщицким видом. – Здесь не надо ничего понимать! Пойдем со мной.

Он направился вдоль речки по берегу, оглядываясь и призывно помахивая рукой. Генка, пожав плечами, пошел следом, а за ними гуськом припустили и все остальные члены сборища.

Спустя некоторое время взгляду Генки открылась следующая полянка. Она была похожа на прежнюю, но имелась и разница. Заключалась она в том, что на обоих берегах реки стояли две большие липы. И главное – соединены они были толстым кабелем!

Он шел из леса с противоположного берега и уходил в сторону поселка, но крепился не на столбах, а на деревьях. Более того – в отличие от электрического, провешенного на большой высоте, этот кабель был прикручен не выше пяти метров над землей.

– Электричество? – спросил Генка.

Они уже стояли под липой, находившейся на поселковом берегу, и, задрав головы, смотрели вверх.

– Нет, – покачал головой Довбень. – Кабельное телевидение. Идет в здание мэрии, а оттуда распределяется по домам. Короче, есть вариант перебраться на ту сторону. Если залезть на дерево и ухватиться за кабель, можно легко оказаться там, перебирая руками. Здесь не больше десяти метров в длину! Ты жилистый и тренированный, по бицепсам видно. Сгоняй, пожалуйста.

– А почему вы сами не сгоняете? – спросил Генка, которому идея верзилы почему-то совсем не понравилась.

– А-а-а, – разочарованно взмахнул рукой Довбень. – Посмотри на этих доходяг!

Толпа вокруг усиленно сопела и молчала.

– Они же все были засосаны в дырки смартфонов еще с младенчества! Кроме как листья рвать, жрать и размножаться – ничего не умеют! А я слишком тяжел. Боюсь, сил в руках не хватит. Ну, не гимнаст я! Штангу какую поднять или кому-нибудь в рыло дать – это пожалуйста. Да и два предупреждения уже схлопотал… Выручай!

Генку растрогала речь Довбеня, поскольку тот говорил горячо и искренне.

– А какой смысл вообще туда лезть? – спросил Генка.

– Понимаешь, я его носом чую! – воскликнул Довбень, на секунду блаженно прикрыв веки. – Табак чую. Как подует легкий ветерок с того берега, так сразу запашок идет. Его ни с чем не перепутаешь. Ты, главное, запомни: табак высокий как кукуруза, только с большими и широкими листьями. А если махорка – она низенькая, по земле кустарничками растет, но листья тоже широкие, хотя и на порядок меньше, чем у табака…

Быстро говоря это, верзила успел вытряхнуть из авоськи собранные ранее листья и уже протягивал ее Кабанову.

– И еще, – продолжал он, не останавливаясь. – Там есть яблоки! Маленькие, правда, но есть. Я несколько раз плавал на тот берег и собирал их. Они через ячейки железной сетки перекатываются. Правда, орлы?!

Толпа возбужденно загудела на разные лады:

– Да!

– Вкусные!

Генке вдруг страшно захотелось грызануть яблоко. Но он еще сомневался.

– А как же напряжение на сетке? – спросил он.

– Я подходил к забору, – ответил Довбень. – До метра не шибает. Высота кабеля метров пять. Ты в висячем положении вместе с руками – два двадцать где-то. Еще метр восемьдесят остается. Давай, выручай. Мы тебя за это на руках носить будем! Верно, орлы?!

– Да! – заорали орлы хором.

– А Снежанка так вообще зацелует, – добавил кто-то.

– До смерти! – подтвердила Снежана.

– А-а-а! – воскликнул Генка, припомнив грудь четвертого размера. – Была – не была!

– Ур-ра! – взревела толпа.

Зачем он согласился на эту явную авантюру, поддавшись уговорам незнакомого человека, Генка не понимал. То ли его подкупила искренность Довбеня, то ли самогонные пары сделали свое дело, придав ему храбрости, но через пять минут он уже сидел на дереве, крепко ухватившись руками за толстый кабель. Авоська висела у него на шее, и оставалось только дождаться команды снизу.

А там шли последние приготовления.

– Ты вправо на сто шагов по берегу, а ты влево, – командовал Довбень. – Вы двое в лес на тропинку. Завидите патруль – свистите. Нечего хорошего человека подставлять, да еще в самый первый день!

– Эх, смартфон бы сюда! – донесся голос Снежаны. – Вот бы клип получился! Миллион просмотров минимум за такое шоу!

– Заткнись, дура! – рявкнул на нее Довбень, и добавил тише: – Спугнешь – сама полезешь!

Последняя фраза тоже донеслась до ушей Генки, но он не придал ей значения, поскольку был занят классификацией Снежаны.

Выходило, что двухразрядную систему Марка Твена здесь применить было нельзя, так как случай явно выходил за ее рамки. Кабанов решил добавить в классификацию третий ряд, что и сделал благополучно. Сначала он определил Снежану как «шлюху конченую», но потом придумал более цивилизованное выражение, благодаря чему она превратилась в «шлюху по существу».

Итак – возникла потрясающая своей стройностью система, состоявшая из трех разрядов. К первому относились «шлюхи по названию», ко второму «шлюхи по призванию», ну а к третьему – «шлюхи по существу».

Под конец научного исследования Генка вдруг вспомнил о Собачкиной. Соображая, куда ее деть, он пришел к выводу, что никуда. Поскольку она классифицировалась как «нешлюха», то в созданную только что гениальную систему совершенно не вписывалась, и потому Кабанов просто отодвинул ее прочь; чему, кстати, сильно обрадовался.

Наконец Довбень задрал голову вверх и сказал:

– Зеленый, ты, конечно, яблоки бери, но место в кошелке оставь. Помни: основная цель экспедиции – табак.

Снизу кто-то прыснул смехом, но прозвучал звук, похожий на треск отпущенного подзатыльника, и стало тихо.

– Давай! – крикнул Довбень. – Ни пуха, ни пера!

Генка повис на кабеле и, быстро перебирая руками, полез через речку. Мышцы напряглись, но движение давалось легко, и Кабанов догадался, что такого рода упражнение было ему привычно. Мозг его в который раз спросил самого себя: кем он был в прошлой жизни? Ответ, естественно, не пришел, и потому Генка выбросил из головы лишние мысли и сосредоточился на выполняемой задаче.

Забор был уже близок. Генка замедлил движение. Осторожно, стараясь не болтаться, он медленно подобрался к сетке, которая проходила уже почти под ним, и на всякий случай поджал ноги. Но это не помогло.

Когда он оказался непосредственно над забором, в воздухе вдруг резко запахло горелым. Генка посмотрел вниз и увидел, как хмель прямо на глазах почернел и покрылся дымными струйками. В следующее мгновение от верха забора отделилась плазменная струя молнии. Генка задрал колени чуть ли не к подбородку. Молнию это не смутило. Она выстрелила и вонзилась ему прямо в оголенный по случаю отсутствия штанов зад!

Дальше все, что запомнил Генка, происходило в каком-то замедленном темпе и сильно напоминало его падение с мотоцикла на переезде. От дикой боли, резанувшей по ягодицам, он бросил кабель и шлепнулся вниз. Мягко приземлившись на ноги в метре от забора, он оглянулся и обнаружил, что хмель выгорел полностью, сетка раскалилась до малинового цвета и от нее отделился сгусток энергии величиной с колесо грузовика. Этот сгусток подплыл к генкиной заднице, и нежно приложился к ней. Раздался звонкий хлопок.

Такой боли он не испытывал никогда!

Все тело его рвануло на тысячу кусков, но оно не разлетелось. Зато ноги пришли в движение от полученного чудовищного импульса и понесли Генку прямиком в речку. «Сейчас я утону!» – промелькнула мысль в его голове. Но он не утонул. Он бежал по воде как балерун, слегка касаясь поверхности кончиками пальцев. Бросив взгляд через левое плечо, Кабанов с удивлением обнаружил толстую струю дыма, бьющую из его зада!

Но как бы ни замедлилось время в сознании Генки, ширина речки была небольшой, и потому Кабанов спустя всего долю секунды увидел себя кружащим по поляне подобно бракованному экземпляру китайской ракеты, взлетевшему по незапланированной траектории. И движение это происходило с бешеной скоростью!

Сколько дымных кругов он нарезал, память не удержала. Боль вдруг исчезла, время вернулось в обычное русло, а силы покинули неудачливого экспедиционера. Генка остановился, вдохнул полной грудью наполненный гарью воздух и рухнул ничком на траву.

*

Вокруг хохотали. Даже не хохотали, а издевательски ржали!

Генка приподнял голову и посмотрел перед собой. В глазах была какая-то противная муть. Он сомкнул веки, встряхнулся, подтянул колени к животу и медленно встал на ноги. Его слегка покачивало. Он снова открыл глаза. Задница, выступившая в роли реактивного сопла, болела неимоверно.

Он стоял посреди поляны, а прямо перед ним мелькали скалящиеся лица юнцов. Им было весело! Они тыкали в него пальцами и хохотали. А некоторые из них носились по поляне, издавая глотками звуки ракетного рева.

– Тихо! – раздался крик Довбеня.

Юнцы заткнулись, а сам он появился прямо перед Генкой.

– Поздравляю с удачным приземлением! – провозгласил он, мерзко ухмыляясь. – Ты теперь настоящий космонавт! До тебя еще ни одного кабана в космос не запускали! Ура, орлы!

– Ура! – заорала толпа и снова заржала.

Счетчик в мозгу у Генки принялся тикать, начисляя Бублику проценты. И еще ему вдруг страшно захотелось записаться в организацию Радия-Палладия с тем, чтобы провести в отношении Довбеня и его шайки какой-нибудь террористический акт. Но это действие он отодвинул в область перспективы, а пока просто шагнул вперед и двинул ногой в пах Довбеню.

– Хрю-кш-ш! – смешно сказал верзила, складываясь пополам.

Генка, не раздумывая, тут же залепил в левую нордическую скулу правым кулаком. Довбень молча рухнул на траву, а смех вокруг мгновенно оборвался.

– Ты чего, нюх потерял?! – крикнул кто-то.

И толпа хлынула на Генку.

Вот здесь и началась работа! Генка бил куда попало и визги, раздававшиеся вслед за ударами, свидетельствовали о точности попаданий. Тело слушалось не очень хорошо, но работа, выполняемая им, была явно привычной и Кабанов догадался, что мордобой относится как раз к тому полю деятельности, которая раньше была хорошо ему знакома.

Проведя очередной удачный удар, он даже смог вспомнить, что тот называется апперкотом.

Но хотя противники и несли ощутимый урон, их было слишком много для одного дважды грохнутого молнией специалиста. Кто-то подставил ножку, и Генка сам оказался на траве. Вот здесь толпа навалилась конкретно. Откуда-то сверху прозвучал хриплый голос Довбеня.

– Дайте мне эту сволочь! Ну-ка, отползай!

Это было опасно, поскольку кулаки верзилы не внушали уверенности в завтрашнем дне.

Но вдруг раздался свист и кто-то взвизгнул:

– Патруль!

Поляна очистилась вмиг, и Генка снова встал на ноги. Где-то рядом трещали кусты, ломаемые убегавшими орлами, и раздавались непонятные крики.

Один из них показался осмысленным и Кабанов расслышал следующую фразу:

– Ну, Зеленый, ты мне еще попадешься!

Видимо, эту фразу крикнул Довбень, улепетывавший от патруля.

Генка, улыбнувшись, сказал вслух самому себе:

– Я тебя, гниду, сам выловлю!

На поляну вышла троица людей с голубыми повязками на руках. В этот раз никакого молодняка среди них не было. Патруль состоял из мужчин, каждому из которых было далеко за тридцать. Они подошли к Кабанову и с подозрением уставились на него. Генка решил не лезть на рожон и потому стоял молча.

– Чем тут воняет? – шмыгнув носом, поинтересовался старший патруля.

Он был чернявым и горбоносым. Внешность выдавала в нем армянина, но произношение его было чистым, без привычного кавказского акцента.

Остальные члены патруля также отличались от виденных Генкой ранее жителей поселка. Вторым был раб божий с откровенно семитскими чертами лица, а третий выглядел чистой воды таджиком, только что спустившимся с гор.

– Да ты вот на этого клоуна посмотри! – воскликнул семит. – Да он же горел!

Генка оглядел себя и увидел, что мешок, в который он был одет, превратился в изорванную тряпку с многочисленными подпалинами, а ноги его босы. Когда он успел разуться? Видимо, в процессе быстрого бега сандалии пришли в негодность.

Кабанов сунул руку назад и провел ей по тыльной стороне мешка. В районе зада он сразу же нащупал круглую дыру с обожженными краями. Выходило, что задом теперь ни к кому поворачиваться не следовало.

– Глядите! – сказал таджик с характерным среднеазиатским акцентом. – Хмель на заборе сгорел! Не иначе этот ишак пытался сбежать в лес.

– Он был не один, – сообщил семит. – Я слышал звуки мордобоя!

– Ну?! – спросил армянин, сверля Генку недобрым взглядом.

– А что это у него на шее болтается? – вдруг поинтересовался таджик.

Генка машинально провел рукой по груди и наткнулся на авоську, чудом уцелевшую в битве.

– Дай-ка сюда! – потребовал армянин.

Генка снял с шеи кошелку и передал ее патрульным.

– А-а-а! – протянули они хором понимающе и принялись смеяться.

Генка молчал.

– Эй, Зеленый! – вдруг прозвучал голос Рыжего с другого берега. – Что ты делаешь так далеко от поселка? Я же сказал тебе идти знакомиться с местом обитания, а ты очкас знает куда забрался!

Это был именно он. Денис стоял на противоположном берегу и недоуменно смотрел на Кабанова, застывшего перед патрульной троицей.

– Привет, Рыжий! – поздоровался с ним старший патруля.

– Здравствуй, Размик, – ответил Денис. – Что-то тут не так. Погодите, я сейчас к вам присоединюсь.

Он быстро снял с себя мешок, собрал его в узел и, держа над головой, вошел в воду. Загребая одной рукой, Денис быстро переплыл речку, вылез на берег и подошел к патрулю.

– Вы не возражаете, если я голым постою, пока не обсохну? – спросил он, сбивая с тела обедавших пиявок.

– Какие проблемы, дорогой?! – сказал Размик. – Стой сколько хочешь. Женщин здесь нет. А ты как сюда забрел?

– Понимаешь, был резкий скачок напряжения, – пояснил Рыжий. – Дважды падало так, что вышибало автоматы, и в поселке отрубался свет. Прискакал Козлаускас и послал меня проверять периметр. Я и пошел. Вот здесь как раз утечка и произошла. Но уже все в порядке. Забор не поврежден и свет в поселке есть. Автоматика хорошо сработала.

– Видал? – Размик показал авоську Рыжему.

– Опять Довбень нашел какого-то идиота для запуска в космонавты? – спросил Рыжий и хохотнул весело. – Ну всем же было сказано с первого дня в поселке – бесполезно через забор лезть! Пришибет ведь.

– Ты говорил, что в метре безопасно, – сказал Генка.

– Ну да, – кивнул головой Рыжий. – Если по земле ходить. А если по воздуху – шибанет на любой высоте. Потому здесь, наверное, птиц и нет. Стоп! Так это тебя Довбень уговорил? Ха-ха-ха! С боевым крещением. Га-га-га!

Заржали все кроме Генки, которому почему-то было не смешно.

– Ну, я думаю, можно будет теперь управу на этого козла найти, – сказал Размик. – Сейчас вернемся в поселок, и потерпевший напишет заявление. Теперь Довбень не отвертится!

– Не стоит! – возразил ему Рыжий. – Он опять переведет стрелки. Кто-нибудь из его дружков признается, что это именно он организовал хулиганство. Шестерку накажут, а Довбеню – что с гуся вода. У него в банде дисциплина строгая. Вон, эта шлюха Снежана Зарубаева уже дважды фестивалить ездила. Думаете, только за свои проступки? Шиш!

– Так что же делать?

– А ничего. Сами разберемся. Но акт нужно составить. Одежда на Зеленом сгорела, а новую без акта не дадут. Ты, Размик, составь, будто он купался в речке, вылез на противоположный берег, поскользнулся и нечаянно прикоснулся к забору.

– И так два раза?

– Да!

Все кроме Генки рассмеялись.

– Погоди, – сказал Размик. – Зеленый что, в одежде купался?

– Ну да, – кивнул головой Рыжий. – Он стеснительный – дальше некуда.

– Га-га-га! – опять заржали хором.

– Ну, идем в поселок писать бумаги, – сказал Размик.

Рыжий натянул мешок на высохшее тело, нарезал пучок ивовых веток для новых сандалий, и они отправились гуськом по тропинке через лес. Ступая вслед за Генкой, Денис смеялся всю дорогу, так как кроме мелькавшей перед ним голой задницы смотреть было больше не на что.

*

Андрюха Грузин оказался веселым и общительным молодым человеком. И если что-то в его поведении напрягало, относилось оно в первую очередь к качеству юмора, который был откровенно казарменным.

Генка сидел в комнате Дениса, живущего на той же улице, называемой Первой, но в доме под номером десять, находившемся на сто метров ближе к площади. Комнату Рыжий делил вместе с Бубликом, в данный период своей жизни валявшимся в больничке. Раньше с Бубликом жил Грузин, но так как последний женился и съехал к Ладе в дом номер семнадцать по улице Второй, Денис перебрался на андрюхину кровать.

Генка с удовольствием ел жареную картошку, пил самогон и слушал своих опытных товарищей, ставших ему новыми друзьями. Последние тоже пили, но ели мало. Видимо, пища совсем не прибавляла им аппетита. Третий стул они взяли у соседей слева, которые решили устроить пикник и ушли на реку жарить шашлык из картошки.

– Эх, лучка не хватает! – заявил Кабанов.

– Я его сейчас стулом по башке долбану, – сказал Андрюха, обращаясь к Денису. – Мало ему, видимо, того, что он получил от довбеневцев.

– Не надо, – ответил Рыжий. – Он новенький, ему простительно.

– А что, никто не пробовал найти замену луку? – поинтересовался Генка.

– Чего только не пробовали! – воскликнул Денис. – Резали луковицы тюльпанов и прочих цветов. Или сладко, или горько. Короче – не то.

Дверь без стука распахнулась и в комнату вошла Лада. Генка с набитым ртом, перестав жевать, уставился на нее. Грузин взял со стола кружку с самогоном.

– Будешь? – спросил он обыденно.

– Нет, – коротко ответила Лада.

Она была не в духе.

– Я тебя дома жду, а ты пьешь! – требовательно продолжила Лада.

– А что мне еще делать? – искренне удивился Андрюха.

– С женой время проводить, – ответила Лада. – Прогуляться, например.

– Куда? – удивился Грузин. – На глюкальный завод? На мебельную фабрику? В кусты?

– Да куда угодно! – повысила голос Лада. – Хотя бы в кусты. Никакой романтики с тобой нет!

– Какая романтика? – еще больше удивился Андрюха. – Тебе что, шестнадцать лет? Да то, что делают в кустах, у меня прекрасно получается и в кровати.

– Вот и пошли в кровать!

– Так рано же еще!

– Бухать не рано?

– Самое время.

– Хватит! – крикнула Лада. – Бегом домой, я сказала!

На протяжении этого милого семейного разговора Генка с Денисом деликатно молчали, глядя в стену.

Грузин допил самогон в кружке, нехотя встал и сказал:

– Да пойдем, пойдем…

Он вышел в коридор, а Лада, обведя победным взором оставшихся за столом собутыльников, мило улыбнулась.

– Приятного аппетита! – пожелала она на прощанье.

– Спасибо! – хором ответили Денис с Генкой.

Когда за ней закрылась дверь, Рыжий заявил, махнув рукой:

– Не проживут они долго.

– Угу! – согласно кивнул головой Кабанов, снова наваливаясь на еду.

Далее он прослушал лекцию.

Суть ее сводилась к тому, что здоровье почти любому жителю поселка досталось отменное; правда – с некоторыми ограничениями, одно из которых оказалось существенным, но очень удобным. То есть каждый раб божий обладал прекрасными зубами, потенцией, возможностью регенерации поврежденных органов, но репродуктивной функции был лишен, что позволяло не заботиться о контрацепции.

А вот ногти и волосы не росли. Мужчинам не надо было бриться, и этот факт сильно их радовал. Бороду и усы имел только дед Макарыч. А у Козлаускаса вообще никакой растительности на теле не наблюдалось. Даже бровей. Но это были индивидуальные особенности некоторых рабов божьих, объяснения которым не существовало.

В связи с такими обстоятельствами стричь волосы на голове было строжайше запрещено. Стрижка считалась преступлением. И Лада, которая вчера с помощью канцелярских ножниц и Андрюхи Грузина поправила себе прическу, рисковала получить взыскание.

– За что она попала сюда? – спросил Генка.