Текст книги "Паллиатив (СИ)"

Автор книги: Verotchka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

“Нет в мире совершенства”.

Маленький Принц. Антуан де-Сент-Экзюпери

ОН был бестелесным и плавал в призрачном мире вакуума, вернее, плавало его сознание, свободное и живущее по своим собственным законам. ОН любил вакуум, его равнодушие, его тишину, его смертоносность для почти всех форм жизни. В вакууме ОН чувствовал себя исключительным и таким же смертоносным.

Быть вне тела ему тоже нравилось. Тело было всего лишь инструментом, чтобы охотиться. ОН не любил быть внутри, особенно когда приходилось синхронизироваться с носителем, у которого был скелет. Жесткие структуры требовали от сознания слишком больших ограничений, соблюдения слишком большого количества правил. А правила ОН не любил.

Его собственные разумные клетки были мягкими, тягучими, подвижными, и сознание в них было тоже тягучим. Легким, свободным от запретов и правил. ОН парил в безвоздушном пространстве над астероидом и нарушал все правила. Потому что парить разрешалось только всем вместе. Парить, чтобы выслеживать еду, но не чтобы думать. Старейшие считали, что всем думать необязательно и нецелесообразно – бесполезный расход жизненной энергии и уменьшение цикла клана. ОН не очень любил старейшин, постоянно нарывался на скандалы, и Райот держал его за неудачника.

Но кому интересно жить по правилам? ОН не любил, когда ему говорили нельзя. ОН любил парить и думать, пока братья мирно спали на выбранном для завершения цикла ядре кометы. Цикл начался недавно, они будут спать долго, его никто не побеспокоит. Никто ничего не узнает. Если никто не узнает – все можно.

ОН вспоминал, перебирал события, которые не успел обдумать во время охоты, сплетал накопившиеся мелочи из разных циклов в единую ткань… Ему было интересно… Потом его внимание что-то отвлекло. К ядру приближалось большое твердое тело. Оно выплюнуло на лед три горячих и взбудораженных сознания в твердой оболочке. Это было неожиданно. Старейшие специально выбрали для клана самое безопасное место, быстро движущееся, незаметное. ОН покопался в воспоминаниях. В них ничего не было об ошибках старейшин. ОН поколебался. Стоит ли разбудить братьев?

Решил повременить, присмотреться к приближающимся сознаниям и понять. ОН дотронулся до первой красно-синей пульсирующей биомассы, в которой, как в клетке, бился Чужой Разум. Прислушался к его варварским крикам. Чужой искал. Чужой общался со своим кланом.

Гости искали усердно и методично. Это вызвало к ним уважение. Биомасса была разгоряченной, алчной и примитивной. Это была больше еда, чем Сознание. Он решил, что мелкие твари не представляют опасности и ради них не стоит будить братьев. Ему опять стало интересно. Он никогда еще не видел, чтобы еда была разумной. Он решил поиграть.

***

У Риза чесались руки, спина, голова и пах. Он проклинал скафандр и хотел убить его создателя. Это был уже восемнадцатый выход в космос, восемнадцатая ледяная, мертвая, оплывшая хрень, которую они обследовали. С каждым новым выходом нервы Риза понемногу сдавали. Скафандр изводил его до волдырей на коже и тахикардии. Нанопокрытие внутреннего слоя, придуманное «Фондом жизни», медленно убивало на манер радиоактивных отходов.

У коротышки Мэтт и прожжённого в экспедициях Паскуале таких проблем не было. Парни были веселы и мечтали только о премиальных, обещанных Дрейком за Панацею. Риз выругался на их идиотский оптимизм, поискал подельников глазами и понял, что те уже уплыли вперед, в расщелину. Исследователь торопливо оттолкнулся носками ботинок от застывшей лавы и поспешил вслед за своей командой – еще не хватало потеряться в этой ебаной пустоте.

Через десять часов поисков Риз и кислород в его баллонах были на пределе. Ризу казалось, что холод, радиация и страх просачиваются через все защитные покрытия. Он готов был поклясться, что его мозг что-то трогает под черепушкой. Если бы он не знал наверняка, что в мозге нет нервных окончаний, он бы сказал, что кто-то касается его изнутри. Риз даже не удивился, когда его внезапно потянуло убить Мэта и съесть. Почему нет?

– Ты специально завел нас в эти чертовы пещеры, сука! У нас не хватит кислорода, чтобы вернуться. На кого ты работаешь? – заорал он в микрофон внутренней связи.

– Риз, не выходи из себя. На биосканере что-то появилось, на четыре часа, – раздалось в наушнике.

Голос капитана шел с корабля, смешно прерывался и удивлял богатством модуляций – помехи делали его почти неузнаваемым, но не для Риза. Риз сморгнул, и ощущение присутствия в его мозгу пропало. Теперь там обосновался Джим и отдавал четкие приказы:

– Приготовьтесь, вы в тридцати шагах от объекта, четыре экземпляра, состояние стабильное, очистите доступ и ждите эвакуационные капсулы. Мы вылетаем. И Риз! Ты только подумай о том, сколько мы загребем денег, когда доставим Панацею в «Фонд Жизни»! Подумай и не чешись.

***

ОН видел, как Чужие в твердых оболочках с минимальным количеством разумных клеток помещали его и его братьев в стеклянные капсулы, наполненные аргоном. Он не стал им мешать. Ему по-прежнему было интересно.

Потом Чужие погрузили клан и самих себя в большое твердое тело. Тело завибрировало и на малой скорости отправились в путь через вакуум. ОН разочаровался. ОН любил скорость, любил когда свет оставался позади. Тащиться на скорости света было почти невыносимо. Он занялся изучением.

Большое твердое тело не было едой. У него не было сознания. Оно было бесполезно. Тогда ОН начал изучать Чужих. Проще было со спящими. Ему было приятно узнать, что примитивные сознания тоже способны находиться в стазисе, его удивило, что даже в стазисе Чужие не отключаются полностью. Какая-то часть их биомассы продолжает творить мысли и плести паутину псевдо-реальности. Даже в стазисе они подсоединены к чему-то, что находится на их планете. К чему-то коллективному и старому. Ему стало очень интересно. И он решил спросить об этом того, кто в стазисе не был.

Кажется, вопрос получился не совсем удачным, потому что разум чужака начал ломаться, потом взорвался, а большое бесполезное тело, потеряв управление, повело себя непредсказуемо и загорелось. ОН забрал Райета из капсулы, переместил в Чужого, запустил программу симбиоза, стабилизировался. Понадеялся, что брат не будет в обиде за этот небольшой эксперимент. Вернулся в свою капсулу и стал ждать, что будет дальше. Самым неприятным открытием на новом месте стало огромное количество кислорода вокруг. ОН не любил кислород.

========== Эдди ==========

Комментарий к Эдди

То что начиналось по-взрослому, стало забирать не по-детски. … а я что… я как все :)

Эдди мчался.

От всех его материальных благ, дарованных популярностью, у него остался только мотоцикл. Вот на нем он сейчас и мчался прочь от проблем. Ему надо было прийти в себя и собраться с силами. Медитации он уже попробовал, и они не помогли.

Он слился с «Дукати» и наслаждался: его сердце стало мотором, мотор – стал его сердцем. Единственное, чего не хватало, так это рук Энн на поясе и ее длинных волос на губах. Но Эдди отогнал воспоминание и сосредоточился на скорости.

Сколько себя помнил, Эдди любил скорость и ощущение ветра в лицо, горячего или холодного – ему было без разницы. Он любил трогаться в подрагивающем от жары воздухе или в звенящей от мороза утренней тишине, разгоняться до двухсот и задыхаться от нехватки кислорода в легких. Он любил риск. Риск был в нем сильнее обиды, несправедливости и мыслей о перенаселении с изменением климата. Риск не забивал мозги, как болтовня Экхарта Толле. Риск не позволял долго чувствовать себя самым последним лохом.

Эдди оставил «Дукати» внизу, дошел до того места, где сделал Энн предложение, вынул кольцо, повертел. Энн права, она как всегда права: он сам виноват. Эдди повертел кольцо. Посмотрел на освещенные террасы «Фонда Жизни». Подумал. Сам виноват – сам и исправит. Заставит весь мир заговорить о себе. Что там такого наплела вчера странная очкастая докторша?

Эдди достал телефон.

– Дора Скерт слушает.

– Я передумал. Расскажите мне все.

Эдди домчался до дома, припарковал «Дукати» и стал ждать очкастую. Он был готов к тому, чтобы заявить о своей ненависти к Карлтону Дрейку на весь долбаный и прогнивший мир. Он был готов пойти на риск, и это его возбуждало больше, чем мысли об Энн.

***

«Довыпендривался», – подумал Эдди, пока ноги сами несли его по коридорам и лестницам «Фонда Жизни». В лесу он думать перестал совсем. Его тело само выбирало направления, уворачивалось, наклонялось, прыгало то в сторону, то вверх, то вниз. Эдди чувствовал, что тушка временами теряет стабильность, меняет форму и вибрирует, словно пытается переделать себя изнутри. Но он старался не забивать голову лишними проблемами. Альтернативного варианта у него все равно не было, и Эдди предпочел мыслительному процессу автоматизмы и выбросы адреналина. Подумать он и дома успеет. Не горит. Сейчас главное спастись.

Он отдался полностью скорости и инстинкту самовыживания. В голове стало пусто, как в вакууме – ни тревоги, ни страха. «Странно», – это была единственная мысль, которая промелькнула у него на самом краю сознания в тот момент, когда он, словно по волшебству, взмыл на вершину сосны.

«Странно», – ОН поймал незнакомое слово нового носителя, синхронизировался с ним. Действительно странно. Носитель его принял, и ОН чувствовал себя внутри достаточно уютно. Но полного симбиоза не было. ОН решил усилить эквалайзинг.

***

«Со мной что-то не то», – подумал Эдди. Он никогда не мог ВОТ ТАК взбираться на самые высокие деревья. И ему никогда раньше не чудились голоса в голове. А во время скачки по лесам и заборам ему как будто кто-то что-то говорил. Но вполне возможно, что и показалось. Дальше заниматься самоанализом Эдди было лень.

Когда он очень быстро добежал до дома, его начало бросать то в жар, то в холод. Он оставил сообщение Доре на автоответчике, сумбурное и нелогичное, страшно захотел пить, потом есть. Потом его вытошнило всем вместе. Тут уж не до самоанализа.

Эдди сел рядом с унитазом, вытер рот рукавом, отдышался и осмотрел руки, бока, колени, порванные вдрызг «сникерсы». Через дыры можно было рассмотреть зеленые промокшие носки и мизинец правой ноги. «Хорошо, что купил три пары.»

Эдди поднялся, зашел в ванную и взглянул на себя в зеркало. Где синяки? Он практически лбом проломил дерево. Где кровь и ошметки кожи? Хотя, к едрени фени ссадины! Как он вообще еще ходит?! Во время погони он все списал на адреналин. Но, кажется, ошибся. Не иначе подцепил какую-то заразу в этой их сраной лаборатории. Эдди решил проверить склеры на предмет желтухи, но тут с изображением что-то произошло, Эдди шарахнулся, подскользнулся и грохнулся в ванную.

Когда пришел в себя, подумал, что вылезти не сможет и пожалел, что оставил телефон на холодильнике. Самое время было набрать девять один один. Однако вылез из чугунного корыта сам, хоть и со второй попытки. Снова удивился. Ни боли, ни головокружения. В голове легкость и ощущение парения. Ебаный в рот.

Такого не могло быть! У него должно было быть, по крайней мере, сотрясение и вывих плеча. Эдди дернул плечом. Вывиха там не было. Эдди взял телефон и стал перелистывать фотографии, сделанные в лаборатории. Но вопрос о том, что с ним такое творится, не оставлял его в покое. В голове Эдди пошел сложный процесс сложения «два плюс два». Не дождавшись результата, он отложил телефон и решил проверить догадки не логическим, а опытным путем. Размахнулся, зажмурил глаза и ударил себя изо всех сил в живот – подождал. Ни следов костяшек, ни покраснений, ни боли. Он ничего не почувствовал.

Эдди подошел к дверному косяку и шарахнул по нему головой. Из глаз посыпались искры. Но плохо стало только косяку. От него отлетела здоровая щепа и трофеем упала к ногам. Не смешно.

Эдди не был легковерным человеком. Не такова была его профессия. Он сломал себе ноготь, почти вырвал его нахрен из большого пальца – опять ничего не почувствовал и более того, ноготь вырос на его глазах и стал черным. Эдди сморщился и позеленел. Дело принимало трагический оборот.

Может быть какой-нибудь идиот, вроде Дрейка, и порадовался бы обретению неуязвимости в обмен на потерю чувствительности, но только не Эдди. Это была самая плохая новость за последние шесть месяцев. Он ее не просил, эту пизданутую неуязвимость, и уж совсем нечестно было заплатить за нее такую высокую цену. Жизнь без работы он себе представлял очень хорошо, жизнь в бегах после сегодняшней вакханалии в лаборатории «Фонда Жизни» – тоже. Пофиг. С риском для жизни он мог бы прожить достаточно долго. Но потеря тактильной восприимчивости – это ставило жирный крест на всей его интимной жизни! На личном внутреннем барометре Эдди под названием «Говно случается» стрелка стремительно приближалась к отметке «паника». В тридцать шесть лет Эдди не представлял себе жизни без секса. В конце концов это единственное, что у него оставалось на высоте. А какой секс, когда ты уже ничего, совсем ничего не чувствуешь? Вам любой импотент скажет – никакого.

Эдди сделал шаг к кухонному закутку – надо было выпить чего-нибудь китайского и горячего. Газ он зажег почти автоматически и подумал о газовых камерах. Угореть было бы лучше, чем жить до ста лет импотентом и неудачником.

***

ОН открывал для себя новое и опасное. Долгое время ЕМУ внушали, что ничто во вселенной не способно причинить вред клану. Как он был по-детски доверчив! Нельзя верить всему, что говорят Старейшины! Мало того, что Земля была опасна наличием кислорода, на этой планете ЕГО, кажется, еще и траванули каким-то неизвестным животным ядом. Теперь эта дрянь активировала сенсорные отростки, которые давно уже стали рудиментами, и забила анализаторы. Яд что-то сделал с его тактильной индифферентностью. Хуже и придумать нельзя. Ох, не надо было залезать в кролика!

Идея прилететь сюда казалась теперь все менее и менее здравой. ЕМУ очень хотелось разнести планету по камушку и забыть о ней, как о воплощении собственных ошибок. Но без носителя ОН не мог сделать даже этого.

ОН посмотрел на лежащее в ванной идеальное тело идеального носителя Эдди и разозлился еще больше. Что за напасть! Яд мешал его разумным клеткам взять под полный контроль разум Эдди и вывести его из отключки. Оставалось только ждать.

ОН сидел внутри экзоскелета и чувствовал, как у НЕГО начинает болеть шея, голова, плечи, задница. А ведь это были не его шея и задница! С каждой минутой чувствительность прогрессировала и делала ЕГО все больше уязвимым. Даже кислород по сравнению с этой чумой был не так уж плох. Его рудиментарные сенсорные отростки намертво слились с нервными окончаниями Эдди, ловили ощущения, а те будоражили и замутняли сознание. Желание поохотиться и поесть отошло на второй план. ЕМУ вдруг захотелось индивидуальности, имени, захотелось обустроить экзоскелет Эдди с комфортом.

«Надо сделать из Эдди временный дом». Такая мысль никогда бы не пришла в анализаторы ни одному из его братьев, не пришла бы она и ему, будь он в здравом уме. Но он в нем не был. Поэтому нашел мысль привлекательной, она его позабавила и немного примирила с выпавшими на ЕГО долю неудачами. Но с чего начать?

ОН начал с самоидентификации – если есть дом, то должен быть и хозяин. По правилам, давать себе имя самому было нельзя – ЕГО должны были назвать старейшины после большой охоты третьего цикла. Но ОН всегда считал: если нельзя, но очень хочется – то можно. Порылся в разуме Эдди. Там была такая помойка, что пришлось долго искать подходящее. Так долго, что он пропустил момент, когда Эдди пришел в себя, вылез из ванной и отправился в комнату.

Пока Эдди пялился на изображения в телефоне, и пытался себя покалечить, ОН раскопал в нейронных сетях «веном». Слово понравилось. Оно точно описывало все, что с ним произошло на Земле и приятно ложилось на язык. Веном так Веном. ОН принял слово в себя и синхронизовался.

Затем Веном решил, что настал черед разобраться с симбиозом нервных окончаний, проверить как это работает, насколько все плохо и как от этого избавиться. Для этого надо было провести эксперимент. Эдди стоял у плиты, ждал пока вскипит чайник, был совершенно поглощен суицидальными мыслями и не оказывал никакого сопротивления симбиозу.

Веном высунул глянцевый подвижный отросток из пальца Эдди и дотронулся до голубого, равномерного мерцания над небольшим кругляком правильной формы. Для мерцания он нашел в помоечной голове Эдди слово «пламя». Синхронизировался со словом. Понял, что с чувствительностью дела обстоят очень и очень тревожно. После синхронизации в его разумные клетки стремительно ворвалось незнакомое ощущение. Веном не назвал бы его приятным. Оно заставило испытать тревогу, тоску, желание уйти далеко в вакуум и спрятаться. Но уйти он уже не мог: яд и кислород сделали свое дело, слишком много того и другого стало внутри и вокруг.

Веном порылся в Эддиных мозгах, вытащил оттуда слово «боль» и тоже синхронизировал.

«Никогда больше никакой боли», – решил для себя Веном.

***

Мысли Эдди о самоубийстве постепенно приобрели более конкретную форму. Он пришел в ванную, достал бритву и стал внимательно рассматривать голубые вены на своих запястьях. Раньше бы он никогда не решился на такое. Став журналистом, он с удовольствием копался в грязном белье сильных мира сего и позаботился, чтобы его собственное прошлое стало безупречным.

Прекратил шляться по барам для педиков, затариваться кокаином, колоться. Заодно походил к болгарскому нелегалу-психиатру, чтобы избавиться от суицидальных наклонностей и садо-мазо пристрастий. Помогло. Прошлое забылось. И вот надо же… Недаром говорят: «Пришла беда – иди все на хуй».

Не было теперь у него ни работы, ни личной жизни, ни будущего. Значит и в прошлом никто копаться никогда не будет. Ни в прошлом, ни в его квартире, ни в его ванной. Теперь уже все было можно. И ничего больше не имело смысла.

Эдди набрал воду, снял и засунул одежду под раковину, улегся, снова посмотрел на свои вены.

========== Веном ==========

Комментарий к Веном

Ну а теперь, в одну кучку тела, а в другую бошки.

Веном смотрел чужими глазами на чужие запястья, но ощущал их как свои собственные. Желание Эдди пройтись по ним бритвой он тоже ощущал как свое, и оно ему не нравилось. Веном не хотел так быстро потерять идеальное тело, тем более замена на дороге не валялась.

ОН пытался как-то противостоять Эдди, но дурацкий разум Брока никак не хотел подчиняться симбиотической связи. Приходилось подтачивать его капля за каплей, синхронизируясь слово за словом: кропотливо, нудно и долго. Процесс растягивался, а время как раз было на исходе. Эдди собирался перейти от желаний к действиям.

Веном шарился внутри и искал хотя бы парочку здравых мыслей, чтобы запустить их на манер приказа. Но мозг Эдди был переполнен таким количеством невнятной дурнопахнущей жвачки, что воля Венома тонула в ней, как иголка в навозе.

Пришлось срочно искать другой способ бороться с человеческим дебилизмом. Веному не хотелось оставаться неполноценным шизофреничным МЫ с двумя сознаниями, но это все же лучше, чем ничего.

ОН решил пуститься на уловку: заструился по венам, вспенил кровь, заставил выступить на коже липкие черные капли. Это должно было напугать Эдди, его правая рука должна была дернуться, стукнуться локтем о кафельную плитку и выронить бритву. Это был тонкий расчет, но Эдди не обратил на черные катыши в горошину величиной никакого внимания.

Веном почувствовал себя униженным и ни на что не годным. ОН уже смирился, что погибнет в этой чертовой ванной в одиночестве, но тут его посетила свежая идея.

ОН начал отыскивать в чертогах памяти Эдди что-то, что отвлекло бы того от желания калечиться.

Веном порылся в нейронных сетях. Картинки мелькали одна за другой, вызывая у Брока только уныние: длинные светлые волосы и маленькие груди, длинные светлые волосы и большие груди, не очень длинные светлые волосы и силиконовые груди. «Бабы», – выудил симбиот в мозгу Эдди слово для обозначения картинок. «Классные бабы», – прилетело уточнением вдогонку. А потом он отыскал еще одно тело, тоже без одежды, со светлыми волосами чуть ниже плеч, но на этот раз слишком костлявое на непритязательный вкус Венома. Однако с аппетитной грудью среднего размера.

Образ четкий, яркий, недавний. «Энни», – услужливо подсказало сознание. Рахитичные ноги с торчащими коленками, анорексичные ребра, морщины на локтях. Но вот голова! Голова Веному понравилась. ОН покрутил голову «Энни» перед внутренним взором Брока, прислушался к ощущениям и понял, что сделал только хуже. Эдди почувствовал что-то отдаленно похожее на боль. Не такую сильную, какую от огня испытал сам Веном, но все равно было неприятно. «Больше никакой боли», – заверил сам себя Веном и помчался по нейронным сетям вглубь, вынюхивая приятные мысли, как ищейка.

Наконец повеяло чем-то подходящим. Тоже голое тело, но без груди, тоже худое, только худоба на этот раз была жилистой и здоровой. Четкость изображения заставляла желать лучшего, отчетливо можно было разглядеть только светлые вьющиеся волосы на голове и между ног. Но Веном уловил учащенный пульс и выделение феромонов. Нашел!

Веном переправил воспоминание из коллективного хранилища в затылочную долю. Картинка из далекого прошлого перестала быть размытой, у безымянного тела появилось имя «Бенедикт» и глубокий низкий голос. Веном синхронизировался с голосом – Эдди провел подушечками пальцев левой руки по своему соску. Веном пронаблюдал, как сокращаются мышцы живота, отметил, что запах Эдди стал острее, и запахом этим Венома ударило, как гирей по голове. Еще одно зло в копилку опыта.

Веном уже понял для себя, что плохо реагирует на любые колебания, если частота превосходит четыре тысячи герц, знал, что огонь для него очень неприятен, но запахи он никогда не относил к числу угроз. «Век живи, век учись», – услужливо подсказало ему сознание Эдди и опять переключилось на светлые волосы.

А Эдди тем временем так ясно и с такой силой вспомнил свои похождения молодости и Бенедикта, что на минуту забыл про решение покончить со своей никчемной жизнью, загорелся и начал перематывать прошлое в обратном порядке, увлекся и не заметил, как разжал правую руку, выронил опасную бритву на пол. Подумал:

– Может быть не все еще потеряно с чувствительностью? Может он еще не конченный человек?

В это время Веном анализировал непонятную теплоту в себе, его разумные клетки в рекордные сроки выработали циклическую норму керазопина и фибосирона. Тонкие связи между ними заискрили с небывалой интенсивностью. Веном выловил в сознании Эдди слово «возбуждение». Синхронизировался.

Тут же мягкая штучка, что была у Эдди между ног и служила для вывода из организма аммиака и прочей ерунды, странно отреагировала на последнюю синхронизацию, налилась кровью, распрямилась и показалась из-под воды. Это было и приятно, и неприятно одновременно. Дуализм ситуации поставил Венома в тупик и настойчиво потребовал незамедлительных действий. По их общей с Эдди руке пробежал импульс, и она потянулась, чтобы плотно обхватить ненужную и, как Веном до этого момента считал, лишнюю деталь. Эдди сделал движение вверх-вниз. Веном не возражал.

Эдди стиснул член и обвел большим пальцем головку. Веном побежал черными мурашками от затылка вниз, вдоль позвоночника. Ему начинало нравиться.

Эдди напряг мышцы и двинул бедрами навстречу собственному кулаку, Веном вскрикнул густым баритоном от нового ощущения.

Эдди задвигал рукой быстрее и увереннее.

Чувствительность клеток Венома возросла до астрономических пределов, он дернулся и синхронизировал кожные импульсы, Эдди резко откинул голову назад и больно стукнулся затылком о край ванной, но не обратил на это никакого внимания. Он был целиком поглощен вернувшимися ощущениями. Его уже начинало уносить. Он задышал влажно и прерывисто.

Веном накинул черное тягучее лассо на член Эдди, чуть ниже того места, где нервно замер на несколько секунд мозолистый кулак, и сжался вокруг. Эдди охнул, начал тоненько материться и заработал рукой быстрее.

Веном наскоро порылся в мозгах Эдди, чтобы найти слово для синхронизации. На него обрушилось невероятное количество информации сразу на нескольких языках. Он отдал должное познаниям Эдди в вопросах секса и витиеватости попавшегося выражения: «трахать собственную руку». Веном захотел было найти что-нибудь покороче, но новое ощущение отвлекло его от рефлексий.

Это было ощущение запредельного удовольствия напополам с запредельным дискомфортом. Симбиоз пяти чувств был реализован на все сто процентов. Воодушевленный, Веном решил воспользоваться моментом странного и болезненного равновесия и начал изучать человеческое тело, внимательно, сантиметр за сантиметром. Понял, что оно может быть послушным, податливым, беспомощным и сильным одновременно. Надо только побольше времени, чтобы найти к нему правильный подход.

ОН коснулся щупальцем пульса на вздувшейся от напряжения шее, пустил себя по извилистой вене, добрался до сердца, на свой лад настроил его работу. Синхронизировался. Все мысли исчезли. Остались горячий пот, приятные постанывания, перемежающиеся с Эддиной матерщиной, доведенные до судороги мышцы живота и небольшой багровый след на том месте, где еще секунду назад был горячий, юркий щуп.

Вдруг Эдди перестал материться, поворочался в ванной, и постарался засунуть палец в задний проход. У него плохо получалось, и Веном помог. Вытянул себя, образовал что-то наподобие длинного тонкого пальца, дал Эдди привыкнуть, сделал палец потолще. Эдди задышал животом и начал насаживаться. Неспешно и обстоятельно. Каждое движение заканчивалось вспышкой острого наслаждения.

Веном увеличил диаметр и провел отростком по кругу. Эдди прострелило от удовольствия. Веном сосредоточился на том месте в заднице, которое посылало в мозг столько счастья. ОН захотел больше, дальше, быстрее. Он становился ненасытен. ОН отдавался симбиозу целиком, и жадность начинала быть энергетически затратной.

Веном почувствовал легкий голод. По традиции в этот момент надо было съесть самый слабый орган носителя. В Эддином случае без всякого сомнения – сердце. Оно не могло выдержать перегрузку совместного существования долго и уже начинало артачиться, не желая трудиться: то останавливалось, то пускало вприпрыжку.

Веном прилежно посчитал заполошные, неравномерные удары в грудную клетку и собрался было поступить по правилам. Но тут Эдди что-то сделал рукой, и сжал черный каучуковый щуп в своей заднице так сильно, что Веном забыл о правилах, решил, что может пока сердце Эдди подлатать. Правда, если о его поступке узнают или Старейшины, или Райет, то его самого съедят в назидание. Лечить было нельзя: лечишь одно – портишь другое. Закон сохранения материи еще никто не отменял. Но когда это Веном жил по законам? ОН чуточку поднатужился и перезапустил правый клапан. Этого должно было хватить на некоторое время. «А там посмотрим по обстоятельствам», – решил симбиот.

В этот самый момент Эдди вспомнил, как целовался с Бенедиктом по-пьяни в каком-то туалетном закутке и облизнул губы. Веном тут же угрем скользнул во влажный рот, начал исследовать язык, верхнее небо, добрался до гортани. Эдди обжегся о нагретую выбросом керазопина присоску, поперхнулся, закапал слюной, но не возражал.

Веном отдался потоку захлестнувших его бесподобных эмоций, дышал удовольствием, которое источал Эдди. Ему было удивительно хорошо. Чувство это было уникальное, но неполноценное. В нем не хватало завершенности. Эдди балансировал на грани чего-то настолько сильного и неизведанного, что Веном сгорал от нетерпения. Рука на члене лихорадочно двигалась, в мозгу все мигало и искрило, пальцы подогнулись и бедра совершенно не поддавались контролю, но кульминации не получалось.

ИМ не хватало завершающего аккорда. Веном решил импровизировать. Он вспомнил охоту и наслаждение от откусанной бошки. Довольно рыкнул басом и, не сдерживаясь, укусил Эдди за шею. Эдди заверещал, дернулся всем телом, замер, и в его руку брызнула липкая жидкость. Веном метнулся, закапал между пальцев, разделился на дрожащие черные сгустки, полежал у Эдди на подрагивающем животе и вернулся внутрь. Оба как-то сразу обмякли, стали рыхлыми. Эдди расслабился в остывшей воде и приготовился задремать. Он больше не думал о порче казенного имущества. Но вдруг его сонливость как рукой сняло.

«Надо пойти найти Энни», – подумал Эдди.

«Надо пойти найти пожрать, – сказал Веном голосом Бенедикта у него в голове, – И подумать, как научиться фильтровать ощущения. Учти, боль я чувствовать не собираюсь.»

Эдди подскочил и начал торопливо одеваться. Становилось жарковато.

«По большому счету МЫ не такие уж и разные», – подумал Веном.