Текст книги "Наследница Теней"
Автор книги: Venera Hortova
Жанры:
Роман
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Глава 1. «Аукцион»
За несколько недель пути в холодной и вонючей повозке, Адарлина привыкла к чёрствому хлебу, который, чтобы съесть, приходилось мочить в ледяной воде. И к влажной земле, на которой им приходилось спать каждую ночь под мрачным тучным небом.
Бранная ругань пьяных надсмотрщиков, доносившаяся от вечернего костра, заставляла её вздрагивать и сжиматься ещё более тесным клубком. Адарлина не могла спать из–за постоянного страха оказаться объектом их внимания.
К своим молчаливым попутчицам, которые оказались здесь по тому же несчастью, что и она, Адарлина тоже привыкла. Все они были ещё очень молоды, но уже немилосердно изуродованы судьбой. Их пустые, остекленевшие глаза практически ничего не выражали. Пятеро девушек начали путь вместе с ней. Самой младшей из них было всего двенадцать, как говорили надсмотрщики, но она выглядела куда старше – рабская жизнь оставила свой тяжелый след на её уставшем, несчастном лице. Наверно, если бы не ужасные условия жизни и постоянный недостаток еды, эту девочку можно было бы назвать красивой. Но именно эта робкая красота и стала её проклятием – билетом в эту скрипучую повозку.
Адарлина не жалела девочку, она вообще ни к кому не испытывала жалости. Даже к себе. Это чувство из неё давно выбили тяжелые плети хозяев, надежно уверив её в собственной никчемности и бессмысленности каких–либо надежд на избавление.
Когда–то ей было не всё равно, и она даже пыталась помогать своим собратьям, выхаживая их после истязаний, которым их подвергали хозяева. Однако, за свою помощь Адарлина не получала ничего, кроме хозяйского гнева и дополнительных плетей. Её били чаще, чем остальных рабов, и довольно скоро она поняла, как устроен этот мир.
За всё время пути Адарлина не произнесла ни слова. Она не умоляла стражников дать ей еды, по ночам не роняла напрасных слез, не пыталась прижаться к спутницам поближе, в надежде согреться под соломенным брезентом, которой закинули им в повозку. Она осознавала всю тщетность этих попыток. Адарлина молча наблюдала за страданиями своих спутниц и за их горькими слезами.
Девушки вчетвером зажались в углу повозки, пытаясь согреться о худенькие тела друг друга, и тихонечко всхлипывали, стращая себя мыслями об окончании этого изнурительного голодного путешествия.
Бесстрастный взгляд Адарлины то и дело возвращался к их пятой попутчице, которая, так же как и она, сидела отдельно от страдающей четверки. Адарлина вжалась в отдельный угол, обхватила тонкими запястьями худощавые коленки и наблюдала за притихшей девушкой в противоположном углу. В её карих глазах не было ничего, что свидетельствовало бы о состоянии души. Они просто ничего не выражали. Как и Адарлина, девушка не проявляла никаких признаков жизнедеятельности, но, тем не менее, четвёрка без конца боязливо на неё косилась. Всё дело было в заостренных ушах. Они свидетельствовали о её родстве с фэйцами, и, в какой–то степени, объясняли, почему она оказалась среди рабов.
Их попутчица разительно отличалась от прочих представителей светлокожей, златовласой породы, преобладающей среди аристократии. У неё были правильные тонкие черты лица, но кожа была темного, почти смуглого, оттенка, а волосы цвета темного каштана. Безжизненные карие глаза, с тысячей золотистых ниточек, безучастно смотрели в пространство перед собой.
Она была столь же отощавшей, что и человеческие девушки, однако, её тело выглядело значительно сильнее и выносливее. Точеные черты лица, аккуратные заостренные уши, густота волос, изгибы тела – всё было под стать бессмертному совершенству, однако, всё это скрывалось под слоем грязи, дорожной пыли и старыми лохмотьями.
За всё путешествие фэйка лишь раз мельком взглянула на своих спутниц. После чего четверка девушек боязливо сбилась в кучку под тонким брезентом в углу и постаралась забыть о существовании фэйской полукровки. Адарлина и тогда осталась сидеть в своём углу. Фэйка смотрела на неё дольше, чем на остальных, но затем и от неё отвернулась.
Такое отчуждение было обусловлено их противоборствующей природой. Люди всегда недолюбливали и боялись полукровок. Но глядя на сломленную фэйку, человеческие девушки хотя бы знали кого видят перед собой, чего нельзя было сказать об Адарлине… Они не понимали. Да куда им, ведь даже она сама не знала толком, кем была и откуда появилась. Её кровь отличалась от человеческой, но и к фэйской не относилась, скорее всего, в ней было столько намешано, что не разберёт и сам Создатель.
Единственное, что Адарлина понимала ясно и отчетливо – она рабыня, и вся её жизнь – это кандалы, работа и унижение. Так было с самого её рождения, и так будет до скорой смерти.
Прислонившись спиной к вонючим доскам, Адарлина смотрела в широкую щель на проплывающие мимо зелёные просторы. Вот бы остаться здесь. Жить в этих чарующих, волшебных лесах, за которыми простирались величественные горы со сверкающими ледниками, укрытыми белоснежными шапками снега, словно алмазной и серебряной пылью.
Адарлина тяжело выпустила воздух из легких. Сегодня. Уже сегодня они прибудут в Фаас – город Семи морей, главный торговый порт Горнобережья. Границу они пересекли два дня назад, и, после этого, Адарлине сложно было и дальше верить в волшебство этих мест.
Пограничные гвардейцы бесцеремонно сорвали с них одежды и осматривали их тела, словно вещи на предмет контрабанды. Когда Адарлина тряслась от ужаса и инстинктивно старалась прикрыться, они только мерзко ухмылялись её нелепыми попытками и громко обсуждали тело девушки, не скрывая своих желаний.
Территория Горнобережья встретила торговый караван уютными деревянными посёлками у озёр и рек. Затем вдоль дороги стали появляться резные чугунные ворота, а в глубине ухоженных рощ просматривались величественные башни особняков и роскошные поместья из красного кирпича.
Родной город Адарлины – Дюньмер – был тухлым и грязным, с одинаковыми гниющими трущобами. Почти без деревьев и с озлобленными горожанами, до которых королю уже давно не было никакого дела.
У торгового каравана было три остановки на пути к Главному публичному дому столицы. С каждой остановкой в повозке становилось всё свободнее. Сейчас их осталось всего трое. Они сидели в разных углах и молчали.
Всего два часа назад забрали одну из человеческих девушек, ей было всего четырнадцать. Она так кричала…. Адарлине казалось, что она до сих пор слышала у себя за спиной, как слёзные стенания обрываются глухим ударом плети.
А повозка медленно катилась вперёд. Роскошные особняки остались позади. Теперь их окружал разросшийся портовый город с каменными домами и темными улочками. Здесь пахло цветами и выпечкой, а не сточной канавой и едким дымом, как было в Дюньмере.
Усилием воли Адарлина смогла на время отогнать страшные мысли, и осмелилась поглядеть в щель. Фаас и правда казался городом–сказкой: красивые постройки, домики с черепичными крышами, особняки и торговые лавки, которые пестрили разнообразием товаров – от лекарственных снадобий, до изящных меховых манто и изумительно красивых пирожных.
Повозка медленно двигался по оживлённой улице в веренице каравана, который с радостным любопытством приветствовали горожане. Фэйцы в дорогих одеждах, дамы с кружевными зонтиками, в дорогих шелках – все с улыбками рассматривали новый товар, с которым прибыли дальноземные торговцы.
Адарлина дернулась от щели, когда поняла, что некоторые пытались разглядеть новых куртизанок, которых привезли для Главного дома удовольствий. У неё глухо забилось сердце, липкий страх испачкал тело. Она догадывалась, что большинство этих любопытных глаз она увидит сегодня на аукционе. Аукцион…
– Всё, девки, – сказал один из торговцев и стукнул по борту повозки, – скоро уже будем на месте! Эх, Фаас… Город услады! Всё–таки, фэйцы – славный народ, хоть и жаден до денег. Слышишь? – обратился он к сгорбившейся фэйке. Через крупные щели он мог видеть всех троих. – Как думаешь, много за тебя дадут твои сородичи?
Девушка молчала. Адарлина ей не сочувствовала, плети хозяев давно уже отбили у неё всё желание сопереживать другим рабам. Она украдкой посмотрела на верховое животное, на котором восседал торговец. Ей показалось, что черные глаза лошади были полны отчаяния и страха. Уже очень скоро такой страх наполнит и её.
– Я слышал богатые графы обожают покупать себе всякую шваль ради утехи! Ты вроде ничего. Может получится подсунуть тебя какому–нибудь вельможе. Будешь жить, как в сказке, если, конечно, сможешь его ублажить! – последние слова торговец произнёс с садистским наслаждением.
Адарлина заметила, что в глазах фэйки блеснули слезы, но та даже не пыталась их утереть, продолжая глядеть в одну точку не мигая. Хрустальные бусины падали с темных ресниц и разбивались о жёсткую соломенную подстилку. Адарлина впервые видела, чтобы кто–то плакал настолько красиво.
– Не реви! – безжалостно усмехнулся торговец.
Адарлина помнила его. Именно он забрал её с рабочих полей, после того, как отвалил жене хозяина круглую сумму, которую явно намеревался отбить вдвойне.
– Всё же большая разница: быть шлюхой в Доме удовольствий или же подстилкой одного единственного хозяина. Это должно казаться тебе благом, – продолжал глумиться он, периодически промокая махровым платочком потеющий лоб. Его второй подбородок лежал на груди, а пивное брюхо покачивалось в такт шагам несчастной кобылицы.
– Delu de’s mass… – прошептала фэйка, и Адарлина невольно вздрогнула. Толи от того, что впервые за весь путь услышала голос девушки, то ли от холодной ненависти, которая переполняла её слова.
– Чего сказала?! – торговец явно был не силён в фэйском языке, но по тону догадался, что эти слова отнюдь не ласковые.
Девушка не отвечала. Её слёзы высохли, а выражение лица снова стало бесстрастным.
– Мерзавка, отвечай мне, не то пожалеешь, что я забрал тебя из того борделя! – рявкнул торговец. Его лицо побагровело, и он со злостью саданул по стене повозки.
Импульс передался фэйке, и она упала на середину вонючей подстилки.
Адарлина испуганно сжалась, вскинула голову и встретилась глазами с торговцем. Он с отвращением оглядел её лицо. Похотливые глазенки скользнули по телу, едва прикрытому рваной одеждой.
– Да–а–а, – зловеще протянул он, – это будет то ещё представление!
От его мерзкой полуулыбки к горлу Адарлины подступила тошнота. Что он собирался с ними делать? Она бы не посмела спросить.
Работорговец пришпорил лошадь и ускакал вперёд. Из груди Адарлины вырвался судорожный всхлип. Она откинула голову назад и пару раз стукнулась затылком о старое скрипучее дерево, стараясь подавить нарастающее отчаяние.
Да, она рабыня – покалеченная, сломленная и душой, и телом. Её ступни черны, а руки грубы. Она была рождена, чтобы работать всю свою жизнь, и Адарлина смирилась с этой участью, но… Работать в поле, в доме, на кухне, в конюшне – только не в Публичном доме!
Сердце сжималось в груди от страха. Ей сразу вспомнились горящие глаза пограничников, рассматривающих её нагое тело. Нет, она не сможет это пережить.
– Не плачь.
Адарлина не сразу сообразила, что обращаются именно к ней. Фэйская полукровка с трудом прочистила горло.
– Они видят твою слабость. Это пробуждает в них жестокость.
Адарлина уставилась на фэйку, сидящую напротив. Её каштановые волосы свисали сосульками аж до самого пола, смуглая кожа приобрела нездоровый землистый оттенок.
– В них? – прохрипела Адарлина.
От нескольких недель молчания в горле першило. Со страшной неотвратимостью фэйка покачала головой.
– Эти чистокровные отродья не просто… Жестоки. Они безжалостны, – она не нашла других слов.
У Адарлины подвело живот, ей показалось, что её сейчас вывернет на пол, но она ничего не ела уже несколько дней, поэтому выходить было нечему.
– Они живут долго, – продолжила фэйка, – неприлично долго. И жизнь успела им наскучить. Они не ценят её. Их развлечения зачастую смертельны для рабов.
Адарлина не знала, что ответить. Она подумала, что лучше бы фэйка продолжала молчать до конца их пути.
Повозка остановилась в узком переулке. Конечно же, их подвезли к чёрному входу. Послышались переговоры, затем, где–то вдалеке, заскрипели двери. От этого звука Адарлину бросило в холодный озноб. Ей хотелось кричать, броситься бежать как можно дальше от этого страшного и позорного места. Но она слишком боялась. Боялась остаться, боялась бежать. Такова была её судьба, и Адарлина не могла ей сопротивляться.
Её буквально выволокли из повозки, как мешок с картошкой, и, подхватив под руки, потащили в дом, вслед за фэйкой. Они даже не успели оглядеться, как их тут же стали спускать в подвал.
Адарлину втолкнули в маленькую, скромно обставленную комнатку и захлопнули дубовую дверь. Посредине стояла большая ванная лохань, над которой уже клубился пар. Матёрая женщина, с мозолистыми руками и грубым безучастным лицом, шагнула к дрожащей девушке и без каких–либо прелюдий просто сорвала с неё все лохмотья.
Адарлина обняла грудь руками, но женщина, даже не взглянув на неё, кратко велела забраться в лохань.
Она долго и безжалостно тёрла тонкую и израненную кожу Адарлины, заставляя ту вскрикивать и стонать, когда грубая мочалка проходилась по особо чувствительным шрамам. Мыло, которым обмывали девушку, имело тошнотворно сладкий запах, совершенно непривычный Адарлине. Женщина несколько раз натерла её волосы этим же мылом и долго омывала их, поднося новые вёдра с водой, сетуя на длину и густоту.
Когда, после третьего раза, наконец, сошла вся грязь, женщина просушила их полотенцем и удивленно моргнула. Тёмная копна стала чернее самой ночи.
Волосы у Адарлины были густые и слегка вились. Несколько раз она обрезала их точёной косой, чтобы не мешали работе, но они снова отрастали, ещё гуще и ещё темнее. Ей приходилось обматывать их бечёвкой несколько раз, чтобы хоть как–то скрепить на затылке. Такая здоровая грива угольно–чёрных волос неприлично выделяла её на фоне болезненных, русых, худощавых служанок. В отличие от них, глядя на Адарлину, хозяева видели что–то, что им нестерпимо хотелось сломать. Их гнев всегда был направлен именно на неё. Адарлину истязали снова и снова, словно не понимая, что она уже давным–давно сломлена.
– Какая грива, – буркнула женщина себе под нос, вытаскивая Адарлину из лохани и заворачивая её худое тело в тяжёлое полотенце.
Ещё никогда мытье не давалось девушке с таким трудом. Вся кожа болела от грубой мочалки, особенно спина.
Адарлина попыталась повязать полотенце, но женщина отобрала его, как только закончила её вытирать. Адарлина снова попыталась прикрыться, на что она презрительно фыркнула.
– Оставь это, девочка. Ты не в том положении, чтобы играть в скромность.
– Я никогда не была куртизанкой, – прошептала Адарлина, дрожащим голосом.
Женщину приподняла одну бровь, её слегка удивило это признание. Обычно сюда попадали только бывалые опытные шлюхи.
– Тогда тебе придётся ещё хуже, – тяжело вздохнула она и усадила обнажённую Адарлину на деревянную скамью перед большим зеркалом.
Служанка принялась расчесывать её волосы, быстро и ловко перебирая влажные пряди. Вероятно, это было редкостью среди шлюх, и служанка считала их чуть ли не единственным достоинством будущей куртизанки.
– С такими безобразными увечьями ты не найдешь себе покровителя, а значит останешься здесь и будешь принимать всех подряд.
От её слов, Адарлина задрожала ещё сильнее, забыв про холод, окутавший её обнаженное тело. Закончив с волосами, служанка уперла руки в бока.
– Я попробую тебе помочь, – неожиданно буркнула она, и у Адарлины ёкнуло сердце, – так что сиди смирно.
– Помочь? – Адарлина дрожала от страха и стыда, неотрывно глядя на своё отражение в зеркале. – Как мне вообще можно помочь?
Адарлина пребывала в таком отчаянии, что с этой грубой женщиной ей было уже не страшно говорить. Она чувствовала, что через руки этой служанки прошла не одна сотня таких же несчастных, как она.
– Бежать тебе не удастся, – проворчала служанка, откладывая гребень. – Да и некуда тебе, я уверена. Я пойду, подберу тебе наряд получше, чтобы прикрыть эти уродливые шрамы. Обычно на Аукцион всех наряжают в лиф и пояс с тонкой полоской шёлка спереди и сзади, чтобы гости могли рассмотреть всё, что им нужно. Но в случае с тобой, такой наряд обречёт тебя на судьбу дешёвой подстилки на нижних этажах.
Адарлину снова скрутил болезненный позыв к рвоте, страх душил её и рисовал в воображении ужасные картины, мешая думать.
– Я, конечно, постараюсь найти что–нибудь, что закроет твою спину и правое бедро, но… – служанка недовольно цокнула языком, переведя взгляд на лицо девушки в отражении зеркала. Её губы удрученно скривились, при виде уродливого бугристого шрама, который пересекал лицо Адарлины, начинаясь от левой щеки и оканчиваясь у правого глаза, просто чудом его не задев.
Это был последний «подарок» от жены бывшего хозяина.
Адарлина росла и хорошела с каждым годом. К двадцати годам она превратилась в красивую девушку, совершенно не похожую на рядовых рабынь. Густая копна волос, цвета чернее вороньего крыла, всегда выделяла её из ряда белесых и русых невольниц. Из–за постоянных работ в поле её кожа приобрела мягкий здоровый загар, который скрывал присущую голодающим бледность. Цвет глаз – дар от природы – небесно–синий, яркий и насыщенный, переливающиеся серебряными вкраплениями, был предметом зависти многих знатных дам. Адарлина была хорошо сложена и достаточно крепка для тяжелого физического труда, но постоянный голод и плети, гуляющие по её спине и всему телу, подрывали не только здоровье, но и психическое равновесие.
Так или иначе, Адарлина была довольно красивой рабыней, и лишь вопрос времени, когда хозяин захотел бы её в свою постель. Его женушка узнала об этом прежде, чем он успел осуществить задуманное. Хозяйка ворвалась в покои, когда, обмелевшая от ужаса Адарлина была прижата хозяином к постели. Госпожа накричала на мужа, стащив Адарлину за волосы с кровати. И, полная беспощадной ярости, покалечила неповинную девушку, выхватив из камина раскаленную кочергу и ударив ею Адарлину по лицу. Когда пылающее железо коснулось её, рабыня потеряла сознание. Ей помнилась только ослепительная вспышка боли и звон в ушах, а дальше темнота.
Она очнулась только через пару дней, от адской боли, которая не утихала ещё несколько недель, разъедая её лицо и сводя с ума.
Адарлина просто чудом не лишилась глаза и носа. Однако теперь её лицо рассекал широкий, слегка бугристый шрам, не теряющий своего розоватого цвета.
В скором времени, хозяйка дома решила продать её: не важно кому и куда, лишь бы избавиться от ненавистной рабыни. Снедаемая ревностью, она таскала Адарлину за волосы и шипела: «Отправишься в Публичный дом. Там тебе самое место, шлюха».
Это были её последние слова, сказанные Адарлине. Как бы девушка не пыталась её уверить, что она ни за что бы не легла в одну постель с чужим мужем. Не говоря уже о том, что жирный, потный изувер вызывал у неё тошнотворное отвращение. Но как не вымаливала она прощения, в отчаянии прося отменить сделку, жестокое сердце помещицы не откликнулось. Невинную Адарлину продали в Главный дом удовольствий Фааса.
– Что–нибудь придумаем, – пробормотала женщина, вырвав Адарлину из задумчивого оцепенения.
Девушка дрожала от холода, сковывающее её нагое тело, и от беспредельного страха перед грядущей ночью. Видимо бывалая женщина всё же решила сжалиться над ней, потому что в следующее мгновение на её плечи опустилось тяжелое сухое полотенце. Адарлина тут же завернулась в него. Сердце разрывалось от горя.
– Придумаем, – бубнила женщина, подхватывая тряпье и ведро с ванной утварью, – придумаем.
Адарлина так ничего и не сказала, женщина вышла за дверь. В мертвой тишине щелчок замка прозвучал, словно приговор. Внутри Адарлины что–то с треском надломилось, и этот звук оглушил её. Неожиданное рыдание сорвалось с её губ, спазм скрутил всё тело. Задыхаясь от горьких слёз, она повалилась на пол и разрыдалась во весь голос, вкладывая в крик всю свою ненависть, страх и отчаяние…
*
Адарлина не могла определить, сколько прошло времени. Она всё ещё лежала на полу и опустошенно смотрела в пространство. В комнату вернулась служанка и принялась причитать над её скрючившимся телом. Слёзы уже кончились, уступив место тяжести в голове и полному опустошению. Сквозь пелену в ушах, она слышала обрывки бормотания женщины.
– Давай–ка, давай–ка, девонька, поднимайся, – она подхватила Адарлину под руки и, не без труда, поставила–таки её на ватные ноги.
Адарлину качало из стороны в сторону.
– Наряд я тебе откопала, надеюсь, хозяин не слишком разозлиться, – бормотала женщина, очевидно понимая, что до её слов Адарлине нет дела. – А на лицо я тебе одену полумаску, шрам будет почти незаметно. Давай, давай, девонька!
От её подбадриваний Адарлине не становилось легче. Однако, здравые мысли стали постепенно проявляться в её сознании. Из двух страшных зол, она могла выбрать чуть менее отвратительное. Если ей повезет, то в полумаске и в более–менее закрытой одежде, Адарлину купит какой–нибудь господин и заберет её к себе из этого проклятого Публичного дома. А когда он увидит все её уродства, Адарлина будет умолять его на коленях не отдавать её обратно, и согласиться на всё, лишь бы остаться в его доме. Пусть лучше над ней будет надругаться один хозяин, нежели бесконечное количество горожан, посещающих Публичный дом. Ей может повезти. Может повезти.
Поглощенная мыслями, Адарлина не заметила, как оказалась одета. Вернее, такую легкую полупрозрачную ткань невозможно было назвать одеждой. Адарлина практически не ощущала её на своем теле.
Два серебряных обруча с драгоценными камнями опоясывали её шею и талию, они лишь слегка придерживали невесомый деграде тёмно–синего цвета, который струился по телу девушки, облизывая каждый изгиб.
Адарлина сочла бы наряд безумно красивым, ей никогда не приходилось даже прикасаться к такой роскошной ткани, если бы не его полупрозрачность, позволяющая разглядывать очертания её тела, и до ужаса откровенный вид спереди.
От кольца на шее спускались только две широкие полосы, прикрывающие её груди, а сбоку от талии шел широкий разрез, полностью оголяющий её здоровое бедро.
В таком наряде, пусть и невероятно красивом, будто сотканном из ночи и звёзд, Адарлина ощущала себя голой и беззащитной. Собственно, именно такой она и была, поскольку никакого нижнего белья наряд не предусматривал, и сквозь обворожительную блестящую ткань отчетливо проглядывались ореолы сосков и треугольник темных волос между ног. Облачившись в это, Адарлина почувствовала себя товаром, готовым к продаже. Её затрясло.
Заливаясь краской от стыда, Адарлина смотрела на себя в зеркало.
Темно–синяя ткань переливалась искрами, словно звёздное небо. Она удачно скрывала все изъяны: как шрамы, так и последствия продолжительного голода. Наряд преобразил её, сделав неискушенную рабыню невероятно соблазнительной.
– Садись, – велела женщина, – ещё не всё.
Адарлина послушно села. Ткань приятно холодила разгорячённую кожу, но лишний раз напоминала, что прилегает к обнаженному телу.
Женщина ещё раз расчесала волосы, но, к удивлению Адарлины, не стала больше ничего с ними делать, оставив спадать на спину густыми блестящими волнами. Наверное, сквозь тонкую ткань сзади всё же просматривались бугристые шрамы. Женщина не стала наносить на лицо Адарлины никаких снадобий красоты, её ресницы и так были черны и густы, так же, как и волосы, а губы достаточно чувственные, нежного розового цвета.
– Так, теперь повернись–ка, – велела женщина.
Адарлина повиновалась.
– Голову закинь.
Она исполнила и этот приказ, и тут ей в глаза упало по солоноватой капельке. Глаза стало нестерпимо жечь.
– Ох, мне больно, – Адарлина попыталась отереть глаза, но женщина шлепнула её по запястью.
– Не тронь! Так твои чудаковатые индиговые глазки хоть немного заблестят. Они – твое единственное спасение, ведь большая часть лица будет скрыта полумаской.
С этими словами она приложила вещицу к лицу Адарлины, аккуратно надев на ухо и подвязав ленты под волосы так, чтобы они были незаметны. Полумаска была сделана из плотного прохладного материала и была довольно тяжелой. Она полностью скрывала лоб, спускалась по левому глазу, как раз по линии шрама, и заканчивалась на середине щеки. Белая роспись на черной поверхности, украшенная сверкающими камушками, идеально сочетались с тёмно–синим нарядом Адарлины. Служанка действительно постаралась.
– Очень неплохо, – сказала она.
Потом как–то задумчиво посмотрела на Адарлину, и её глаза неожиданно смягчились. Она протянула руку, и Адарлина вложила в неё свою ладонь, испытав неожиданный прилив благодарности.
Женщина помогла ей подняться, затем расправила невесомую ткань и наклонилась, чтобы одеть на ноги Адарлины по паре тонких серебристых браслетов.
– Вот. Теперь может чего и выйдет.
Она повернула Адарлину к зеркалу, и они вместе заглянули в отражение. Синие глаза девушки сверкали даже ярче драгоценных камней, украшающих её наряд. Адарлина была прекрасна. Настолько чувственна, таинственна и соблазнительна, что у неё самой перехватило дыхание. Но не от восхищения, а от страха.
Женщина провела руками по её обнаженным плечам.
– Ты найдешь благородного господина с тонким вкусом, – предрекла она, а потом неожиданно стала напутствовать дрожащую девушку. – Дальше всё зависит только от тебя. Когда окажешься в зале не поддавайся панике, скрывай свои эмоции, и не показывай страх. Здесь – маска твой помощник. Будешь нервничать, плакать и дрожать, какому–нибудь фэйскому ублюдку понравятся твои стенания, и он утащит тебя в своё поместье, где будет пытать и насиловать пока ты не издохнешь.
Адарлина задохнулась от этих слов, уж слишком ясно она представляла себе именно такой конец.
– Не бойся, – мозолистые руки женщины крепче сжали худые плечи Адарлины, – наблюдай за гостями, осторожно ищи по глазам доброго господина, а когда найдешь, постарайся привлечь его внимание.
Адарлина смотрела на своё отражение не в силах унять дрожь, глаза женщины смотрели сурово, но с пониманием.
– Если тебе повезет и тебя купят в господский дом, не проявляй своего страха и там. Тебя обязательно изнасилуют, смирись с этим и не бойся. Раз ты пережила это, – её взгляд тяжело прошелся по лицу Адарлины, словно она и через маску видела шрам, – то выдержишь и всё остальное.
– Спасибо, – неожиданно произнесла Адарлина, хотя голос едва её слушался, – спасибо, вы помогли мне, хотя могли этого не делать…
– Не за что, – буркнула женщина, отступая назад. – Будь храброй, девочка, не упусти этот шанс. Нам пора.
Её лицо снова посуровело. Она протянула руку и пристегнула к обручу на шее Адарлины серебряную цепочку. Адарлина покорно двинулась следом. Они поднялись по каменной лестнице и оказались в небольшом помещении, занавешенном от большого зала плотной ширмой. Вероятно, отсюда выводили всех рабов.
В зале царил интимный полумрак, горели свечи, отбрасывая блики на багровые стены. Сердце Адарлины глухо билось о ребра, ладони вспотели, но руки оставались холодными, как лед.
Женщина повела Адарлину вперед, вывела из–за ширмы и остановилась на мгновение, чтобы Адарлина смогла осмотреться.
В зале было пусто. Адарлина поняла: пусто, но ненадолго. В дальней стене располагались громоздкие двери, за которыми играла музыка и слышался бой аукционного молотка, сопровождаемый рядом заливистых манерных голосов. Сам зал был отделан в красно–чёрных тонах, с высокими створками окон, а посреди него, на некотором расстоянии друг от друга, на специально оборудованных столах стояли… Округлые серебряные клетки. Как для птиц, но больше, чтобы там мог уместиться коленопреклоненный человек.
Адарлина забыла, как дышать. В большинстве клеток уже сидели девушки. Кто–то тихо плакал, кто–то застыл в одном положении, словно отрицая происходящее. Адарлина тут же узнала свою попутчицу–фэйку. Её темные волосы состригли совсем коротко, теперь они едва доставали ей до плеч, а из одежды на ней были только совсем узкий топ и шелковая ткань, обернутая вокруг бедер. Её нарядили в белое, чтобы выставить напоказ смуглую кожу, и волосы остригли наверняка для того, чтобы были видны фэйские уши. Глаза девушки, полные ужаса и отчаяния, встретились с глазами Адарлины, и она поняла, что фэйке повезло со служанкой куда меньше, чем ей.
Фэйка смотрела на Адарлину широко распахнутыми глазами, но в них не было ни капли восхищения, лишь страх, безнадежная тоска и… Сочувствие. Женщина провела Адарлину к одной из свободных клеток у окна. Девушка по соседству, явно не испытывавшая напряжения от всего происходящего, разглядывала Адарлину с нотками неподдельного интереса. Наверно, она подумала, что Адарлина какая–то особо ценная наложница, раз её нарядили не так, как всех остальных.
После того, как Адарлина оказалась заперта в клетке, женщина продела цепочку через кольцо и оставила висеть снаружи. Клетка позволяла стоять на коленях, но не выпрямиться в полный рост. Женщина погладила частые прутья.
– Это для твоей же безопасности, – пояснила она. – Между прутьев едва можно просунуть пальцы.
Адарлина молча кивнула. Она была уже не в силах улыбаться, даже двигаться стало тяжело. Страх сковал всё её тело, появилось ощущение, что всё это происходит не с ней. Женщина уже собиралась уйти, как вдруг обернулась.
– Послушай, – начала было она и осеклась, – это не моё дело, но… У тебя есть имя?
Адарлина вздрогнула. Последний раз подобный вопрос ей задавали пять лет назад, это был пожилой паж, служивший одному из гостей её бывшего хозяина. Никому нет дела до того, как зовут рабов. У большинства даже не было имен. Но у неё было.
– Адарлина, – тихо произнесла она, испытывая острую необходимость хоть чем–то поделиться с этой доброй женщиной.
Глаза служанки удивленно расширились, имя показалось ей слишком чуждым и древним, совершенно не подходящим будущей шлюхе.
– Адарлина, – повторила она. – Будь сильной, Адарлина. И удачи тебе.
С этими словами она развернулась и направилась прочь. Адарлину душили слезы. Она судорожно хватала ртом воздух, силясь преодолеть ком в горле. Сердце уже не билось, а неистово металось в её груди, норовя раскрошить рёбра в прах.
Тяжелые удары настенных часов чуть ли не ввергли её в новый приступ паники.
– Двенадцать. Пора пускать гостей! – раздался, откуда ни возьмись, мужской голос. Адарлина успела поймать полный ужаса взгляд фэйки.
Двери, ведущие в соседний зал, с грохотом распахнулись.
