Текст книги "Непокорные и смиренные (СИ)"

Автор книги: Valine

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1 ==========

Говорят, что разбитое сердце невозможно собрать по кусочкам, позволив ему вновь размеренно биться в груди. Говорят, что время – далеко не всегда хороший лекарь, особенно, в тех случаях, когда изранено не тело, но душа. Говорят, настоящая любовь приходит лишь раз в жизни, все остальное же – только сладостная и желанная иллюзия, столь необходимая тем, кто уже когда-то обжегся, открыв свое сердце. Иллюзия, дарующая надежду на то, что все еще может встать на свои места, а бесконечная вереница неудач и разочарований наконец прервется.

Но можно ли утверждать, что пламенное и неподвластное разуму сердце не способно вновь пылко забиться в груди, даровав своему обладателю еще один шанс на возможное счастье? Ведь любовь неподотчетна никому – ни живым, ни мертвым – и никто не может постичь всех ее необъятных и глубинных тайн. Те же, кто наивно и самонадеянно полагают, что способны объяснить формулу столь странного и противоречивого чувства – глупцы или же безумцы.

Любовь – непостижима, необъяснима, противоречива, опасна. Она пугает, вынуждает стыдиться собственных порывов, бежать от случайных встреч… Однако, вместе с тем, любовь прельщает, манит, завлекая в бездонную и бурную пучину, вынуждая сломя голову бросаться ей навстречу. И нет ничего постыдного в том, чтобы отдаться пылкому и страстному чувству, позволив ему управлять собой.

Ведь даже великие и сильные правители, сколь бы усердно не пытались огородить свое, подобное неприступному бастиону, сердце от прекрасного и пламенного чувства, не в силах противостоять ему. И есть ли вообще смысл сопротивляться тому, что неизбежно, питая наивную и призрачную надежду на то, что подобным образом получится отсрочить момент…

Подобные мысли не раз занимали разум Владыки Эрин Гален, стоило ему поймать цепким взглядом водопад огненных волос, обволакивающий тяжелыми прядями плавную линию плеч и ниспадающий по безупречно прямой спине. В такие моменты Орофериону казалось, что он сходит с ума, лишаясь скудных остатков рассудительности и самоконтроля. И гордый, величественный и холодный король в одно мгновение превращался в безвольную куклу, которой, сама того не понимая, управляла Тауриэль, неосознанно дергая за нужные ниточки.

И Трандуил, долгие годы внушавший себе мысль о том, что стал мертв для любви еще в тот момент, когда его прекрасная, подобная нежному весеннему рассвету, супруга погибла, сраженная в пылу битвы метким выстрелом врага, теперь сомневался в собственных убеждениях. Ведь чувство, которое он питал к Тауриэль, являлось отнюдь не похотью, не желанием удержать подле себя красивую и юную эльфийку и не банальным увлечением, что пропадает бесследно, стоит только получить желаемое. Нет, то была любовь…

Неправильная, недопустимая, противоречивая, необъяснимая и, вместе с тем, пылкая и самозабвенная. Она поработила Трандуила, вынудив его ненавидеть и презирать себя. И эльф, сам того не понимая, сделался рабом собственных чувств к огненноволосой воительнице с горящим блеском в зеленых глазах и пылким и сильным сердцем, бьющимся в груди.

Любовь, испытываемая к Тауриэль, превратилась для Трандуила в наваждение – нечто необъяснимое и противоречивое. И эльф, многие столетия скорбевший по давно ушедшей в мир теней королеве, почувствовал, как сердце вновь пылко забилось в груди. И когда это произошло, Трандуил осознал, что он еще жив, что его душа не погибла вместе с супругой, погребенная под слоями сырой земли.

Трандуил всем сердцем полюбил упрямую, гордую и сильную воительницу, и долгие годы он хранил эти чувства глубоко внутри себя, ожидая наступления дня, когда сможет открыть душу своей спасительнице… Однако этому не суждено было случиться, ведь сердце ее, пылкое и необузданное, принадлежало другому – тому, кто теперь был погребен в королевских чертогах праотцов.

И даже по прошествии трех с половиной лет Тауриэль по-прежнему тосковала по молодому гному… Однако Трандуил, видя ее боль, уныние и печаль, испытывал отнюдь не сострадание, но неправильное и недостойное благородного эльфийского короля чувство – ревность. И к кому же? К тому, кто погиб на поле битвы и был погребен в королевской усыпальнице – так, как подобает потомкам великих и сильных правителей.

Трандуил не мог бороться с мертвецами, не мог управлять сердцем той, которую страстно и пылко любил, и даже над собственным он не имел власти. Правитель, наделенный могуществом, богатством, землями и войском, но лишенный права идти на поводу у своих чувств и желаний. «Король без короны», – высказался бы какой-нибудь дерзкий и острый на язык пьяница и был бы, безусловно, прав…

Ведь королевский венец, каким бы прекрасным и роскошным ни был, останется лишь украшением. Власть же, которой он наделяет своего владельца, недолговечна, не абсолютна и весьма ограничена. И что толку в ней, если ты не способен распоряжаться собственным сердцем?

И даже теперь, сидя на огромном, искусно выполненном лучшими мастерами Эрин Гален троне и обводя пронзительным и холодным взглядом эльфов, что кружились в танце, смеялись, пригубливая вино из серебряных чаш, и оживленно беседовали, разделившись на небольшие группы, Трандуил непроизвольно искал взглядом огненноволосую воительницу… Которая, как он и предполагал, не явилась на торжество, вновь пожелав остаться наедине с собой и со своими горестными и противоречивыми мыслями.

Трандуил натянуто и неестественно усмехнулся, осознав это, однако во взгляде его, против воли, отразились усталость и нечто, отдаленно напоминавшее печаль. И даже поднесенный исполнительным слугой поднос с наполненным едва ли не до краев искристым, цвета спелой вишни вином не смог отвлечь Орофериона от неприятных мыслей о воспитаннице.

Когда же слуга, молчаливо наполнив золотой кубок дурманом, протянул его Владыке, тот секунды просто смотрел на него, словно сомневаясь, стоит ли оно того. Однако, уловив краем глаза выжидающий взгляд юного эльфа, Ороферион принял чашу, почти сразу сделав крупный и резкий глоток, вынудивший его заметно поморщится от обжигающего и терпкого вкуса.

Слуга же, оставив поднос на небольшом столике, расположенном рядом с троном Владыки, смиренно поклонился и, не мешкая ни секунды, отошел в сторону, не желая тревожить «покой» своего короля, который, однако, более не обращал на него внимания, вновь погрузившись в омут противоречивых и напряженных мыслей.

И теперь, сидя на троне и изредка пригубливая терпкий и насыщенный напиток, Трандуил размышлял над тем, что, даже находясь среди огромного числа поданных, можно чувствовать себя безмерно одиноким, даже чуждым. Именно таким он и был – одиноким, оставленным, лишенным друзей и семьи монархом, за которым на протяжении всей его жизни тянулась бесконечная вереница из тяжелых воспоминаний, обид, страхов и ошибок.

Король, обреченный тянуть за собой непосильный груз прошлого и не имеющий возможности поделиться им с кем бы то ни было. И даже слуги, смиренно и безропотно подчинявшиеся воли Трандуила, не могли понять глубин его сердца, ведь для них он всегда являлся неимоверно сложной и запутанной загадкой. Душа же короля была подобна бездонной пропасти, в недрах которой скрывалась его истинная сущность.

Трандуил, горько усмехнувшись, опустил бесцветный и отрешенный взгляд на полы тяжелой королевской мантии и сильнее сжал холодными тонкими пальцами кубок, ощутив, как резной узор впивается в кожу, оставляя заметные след. Голова неприятно гудела от непрекращающейся музыки, а в глазах пестрило от кружащихся в задорном и быстром танце пар, а потому Владыка, не желая долее оставаться на затянувшемся празднестве, медленно поднялся со трона, оставив на нем мантию.

Обведя увлеченных поданных уставшим и бесцветным взглядом, Трандуил медленной, но твердой походкой прошел в противоположную от танцующих пар сторону, не заботясь о том, что кто-то заметит его отсутствие. Собравшиеся были слишком поглощены празднеством, а слуги, приставленные к Владыке, не могли нарушать одиночество господина и следовать за ним по пятам.

А потому Трандуил незаметно для собравшихся покинул торжество, направившись по просторному, освещенному рядом факелов коридору в сторону дверей, что вели в роскошный королевский сад. Эльф не до конца понимал, зачем шел именно туда, – надеялся ли он на то, что сумеет побыть хотя бы недолгое время в одиночестве и относительной тишине, или же жаждал встретить Тауриэль, которая предпочитала проводить многие часы в тени деревьев – там, где никто не мог увидеть ее слез.

Когда же Ороферион ступил на зеленую, усыпанную прозрачными бисеринками росы траву, то непроизвольно прикрыл глаза, вдыхая полной грудью свежий и прохладный ночной воздух, наслаждаясь насыщенным и сладким запахом растущих в саду цветов и деревьев. Неподалеку в кустах заливался нежной и звучной песнью соловей, в то время как в высокой траве бодро стрекотали цикады.

Однако, несмотря на эти звуки, природа все равно казалась умиротворенной и даже подозрительно спокойной, словно с наступлением темноты она погрузилась в сладкий и желанный плен сновидений. Не было слышно ни криков, ни смеха, ни оживленных и радостных голосов, ни непрекращающейся музыки – лишь мелодия ночного сада.

Осознав это, Трандуил едва заметно блаженно улыбнулся и, обведя внимательным и напряженным взглядом ряды цветущих и благоухающих деревьев, медленным шагом направился в сторону небольшой, выполненной из белого дерева беседке, возле которой протекал ручей. Сердце с устрашающей скоростью билось в груди, а дыхание, против воли, становилось частым и рваным, пока Ороферион обводил выискивающим взором сад, желая найти одинокую фигуру огненноволосой эллет.

Трандуил не знал, почему так упорно желал отыскать эллет. Ведь она его общество избегала каждый раз, стоило им случайно встретиться в одном из залов дворца. В такие моменты Ороферион буквально физически ощущал исходящие от воспитанницы волны напряжения и волнения. И даже когда эльф интересовался ее состоянием, желая хоть как-то показать, что она ему не безразлична, что он беспокоится о ней, Тауриэль отвечала коротко и уклончиво. Казалось, что эллет не хотела даже на минуту дольше оставаться наедине с Владыкой.

И как бы не пытался Ороферион в такие моменты встретиться с воспитанницей взглядом, она всегда старалась скрыть от него преисполненные печалью и болью зеленые глаза. Тауриэль не было нужды ни в его жалости, ни в его сочувствие, ни, тем более, в поддержке. Она просто не видела в них прока, убежденная в том, что болезненные и неприятные мысли о погибшем возлюбленном – только ее бремя, и ничье больше.

Однако Трандуил, прекрасно понимая, что эллет, возможно, и теперь попытается скрыться от него, избежав тем самым нежеланного общества, не мог отказаться от собственной затеи. Слишком долго он скрывал от нее собственные чувства, слишком долго ждал подходящего момента, слишком долго позволял Тауриэль прятаться от него, словно от прокаженного… Довольно.

Пройдя мимо нескольких рядов высоких кустарников с тонкими гроздями маленьких цветов, Трандуил вышел на небольшую поляну, окружавшую беседку, и замер, пораженный открывшейся его взору картиной… Возле ручья, на траве, сидела Тауриэль – ее густые медные волосы, казавшиеся огненными на фоне бледного лица, небрежными прядями разметались по обнаженным плечам; печальный и уставший взгляд был устремлен на отраженное в прозрачной водной глади звездное небо. А белое атласное платье, покрытое причудливым узором и россыпью драгоценных камней, завораживающе переливалось под серебряным светом лунного диска.

В этот момент Тауриэль была прекраснее, чем когда-либо, и Трандуил, завороженный ее обликом, несколько секунд стоял на месте, не в силах оторвать от нее взгляда. Возможно, он бы так и не сдвинулся с места, если бы эллет, не почувствовав на себе пронзительный и тяжелый взор, не подняла на него свои прекрасные зеленые глаза, в которых в ту же секунду отразились изумление, смятение и, чтобы было неприятнее всего, испуг.

Трандуил даже сглотнул, заметив, как Тауриэль, застигнутая врасплох его приходом, напряглась всем телом, устремив на него недоверчивый и взволнованный взгляд, в котором читался немой вопрос. Казалось, что эллет вновь размышляет над путями к отступлению, не желая оставаться с Владыкой наедине посреди ночного сада.

Однако Ороферион, словно прочитав мысли эллет, сделал несколько шагов вперед, желая предупредить ее попытку к «бегству», одновременно наблюдая за тем, как она медленно встает с травы, ни на секунду не отводя взгляда от его фигуры.

– Я, если честно, удивлен, что встретил тебя здесь… – вместо приветствия произнес Трандуил в своей привычной манере, испытывая при этом безграничную ненависть к себе за подобную фальшь. – Мне всегда казалось, что тебе нравятся различного рода празднества, – проговорил эльф, вынудив эллет вздрогнуть, с силой сжав губы.

– Нравились… Когда-то, – замешкавшись на доли секунды, бесцветно ответила Тауриэль, совершенно забыв о том, что необходимо поприветствовать Владыку.

– А почему Вы здесь, Владыка? – вопрос, вылетевший из уст эллет раньше, чем она смогла его обдумать, прозвучал резче, чем ей хотелось бы.

Словно она не интересовалась, а требовала незамедлительно предоставить ей отчет… И в любой другой ситуации Трандуил не упустил бы возможности указать эллет на то, что она забывается и переходит черту, однако в этот момент все слова, которые готовы были сорваться с уст, застряли в горле. И эльф просто не знал, как ответить на заданный ему вопрос. Ведь правда могла отпугнуть Тауриэль, вынудив ее вновь в спешке уйти. А потому Трандуил, словно повинуясь выработанной у него за долгие годы защитной реакции, ответил с присущими ему гордостью и превозношением.

– Дворец принадлежит мне, как и этот сад… И я могу ходить там, где пожелаю, – недоуменно изогнув темную бровь, твердо и уверенно произнес Трандуил, заметив, как во взоре Тауриэль отразились огорчение и плохо скрываемая обида.

– В таком случае, Владыка, не смею долее топтать землю в Вашем прекрасном саду, – сглотнув подступивший к горлу неприятный ком, ответила Тауриэль, даже не пытаясь скрыть недовольства и разочарования в голосе.

Произнеся это, Тауриэль, не желая задерживаться долее ни секунды, уверенным и быстрым шагом направилась в сторону Орофериона. Однако эльф, сбитый с толку ответом воспитанницы, не позволил ей уйти, с силой сжав ее запястье в попытке остановить. Тауриэль же, неосознанно дернувшись от неожиданного прикосновения Владыки, замерла на месте, бросив на него настороженный и напуганный взгляд. Словно стоящий рядом с ней эльф был вовсе не ее попечителем и наставником, но обезумевшим чудаком, способным на любую дикость.

– Я не говорил, что ты можешь уйти… – нахмурившись и сжав губы в тонкую линию, произнес Трандуил, удивляясь тому, насколько глухо и сипло прозвучал его голос.

– А я и не просила Вашего одобрения, Владыка, – уверенно и твердо ответила Тауриэль, чувствуя, однако, как волны неконтролируемой дрожи пробегают вдоль позвоночника, вынуждая поежиться.

– Вот как? – натянуто усмехнувшись и недовольно сощурив глаза, спросил Трандуил, неосознанно сильнее сжимая запястье эллет, вынуждая ее чуть ли не вплотную прижаться к его телу.

– Я вольна уйти тогда, когда пожелаю… И Вы уж точно не сможете воспрепятствовать мне совершить задуманное, – слова вылетели из уст против воли самой Тауриэль, однако она, взволнованная и напуганная странным поведением короля, даже не придала этому значения.

Трандуил по-прежнему прижимал ее к себе, а потому Тауриэль была вынуждена держать голову высоко поднятой – чтобы иметь возможность смотреть в его пронзительные сапфировые глаза, в которых в этот момент отражался целый каскад чувств и эмоций. От удивления и волнения до печали и… Любви?

Тауриэль даже вздрогнула, не в силах поверить в то, что действительно правильно истолковала взгляд Владыки. Не мог же он – гордый, неприступный, холодный и величественный правитель Эрин Гален – питать к ней любовь… Нет, кто угодно, но уж точно не он.

«Думаете, жизнь эльфа ценнее их жизней, хотя живете без любви. В Вас нет ни капли любви…» – слова, уверенно и дерзко брошенные Владыке в день злосчастной и проклятой битвы, с устрашающей скоростью пробежали в голове Тауриэль, вынудив ее сглотнуть подступивший к горлу ком, с силой сжав свободную ладонь.

Осознание того, что Владыка мог питать к ней чувства более глубокие, нежели отеческие, вынудило Тауриэль испытать изумление и странное, неизвестное доселе волнение… Однако ни страха, ни неприязни, ни отторжения эллет не почувствовала. Наоборот, в глубине души – в тех ее уголках, которые Тауриэль стыдливо прятала даже от самой себя, – она хотела получить подтверждение своим догадкам.

Ведь когда-то, будучи еще юной, неопытной и до невозможности наивной эльфийкой, Тауриэль влюбилась в Владыку. Красивый, стройный, высокий, величественный, холодный и непокорный – он заполнил собой все мысли эллет, став для нее едва ли не наваждением. Далеким, недосягаемым, но, вместе с тем, столь желанным и необходимым.

И продолжительное время Тауриэль упивалась собственными сентиментальными и наивными фантазиями, представляя себя в роли возлюбленной гордого правителя Эрин Гален – той, что смогла растопить его холодное сердце.

«Глупые детские мечты», – сказал бы любой, узнав о чувствах юной эллет к своему покровителю. И был бы абсолютно прав. Вот только тогда Тауриэль все представлялось в прекрасных розовых тонах, а потому она и подумать не могла, что король не нуждается ни в ее нежности, ни в ее поддержке, ни, тем более, в ее любви.

И лишь потом, осознав это, Тауриэль поняла, как жестоко была обманута собственными ожиданиями. Влюбившись в недосягаемый, созданный собственным воображением образ, эллет упустила из виду одну очень важную деталь – нельзя заставить кого бы то ни было ответить на твои чувства… Особенно, если полюбил ты того, чье сердце уже когда-то принадлежало другому.

Теперь же, стоя совсем близко с Владыкой, ощущая тепло его тела, чувствуя горячее дыхание, касающееся медных прядей и лица, Тауриэль задавалась вопросом: «Не обезумела ли она?»

Ведь, вместо того, чтобы сорваться с места и убежать как можно дальше от Трандуила и от дворца, ставшего для нее огромной, богато уставленной клеткой, она стояла, словно пригвожденная, скользя настороженным и взволнованным взглядом по правильным чертам прекрасного лица.

Трандуил же, немало удивленный ответом воспитанницы, долгие секунды молчал, пытаясь понять, что конкретно имела в виду Тауриэль, говоря о том, что может уйти, когда пожелает. Было ли это случайно вырвавшееся из ее уст признание о запланированном побеге из дворца, или же эллет подразумевала то, что не желает долее находиться в этом саду наедине с ним? Сказать наверняка Трандуил не мог…

А Тауриэль тем временем ждала дальнейших слов или действий Владыки… Эллет не до конца понимала, что конкретно хотела услышать от него. Извинение за неожиданный и странный порыв? Признание в любви? Или же, может быть, пожелание добрых снов и последующий за ним уход Трандуила?

Как бы то ни было, Тауриэль не пыталась больше вырваться из крепкой хватки Владыки, охваченная странным, едва ли не детским любопытством. И даже тоскливые мысли о Кили, которым она предавалась по несколько раз за день, оттенились желанием узнать, что же все-таки скрывает в себе стоящий рядом с ней эльф.

– Владыка, – понимая, что Трандуил не торопится предпринимать следующий шаг, произнесла Тауриэль, вынудив эльфа оторваться от мыслей, обратив к ней невнимательный и несколько растерянный взгляд. – Наша встреча не случайна, не правда ли? – непроизвольно сглотнув, спросила эллет, опустив взор на обхваченное бледной ладонью запястье.

– Да, не случайна… – негромко и сипло произнес Трандуил, впиваясь напряженным и тяжелым взглядом в лицо эллет, словно желая уловить малейшую эмоцию, которая только может отразиться на нем.

– Прошу, отпустите меня… Мне больно, – Тауриэль до конца не понимала, о физической или же о душевной боли она говорит, однако Трандуил, истолковав ее слова по-своему, ослабил хватку на тонком запястье, позволив эллет отпрянуть от него.

– И для чего же я Вам понадобилась? – потирая ноющее запястье, спросила Тауриэль, догадываясь, каким именно будет ответ Владыки.

– Ты была не права… – неожиданно для Тауриэль произнес Ороферион, вынудив ее вопросительно изогнуть бровь. – Тогда, когда сказала, что во мне нет ни капли любви, – после секундной паузы проговорил эльф, чувствуя, как учащается его дыхание, а сердце ускоряет ритм.

– Вы помните? – натянуто усмехнувшись, произнесла Тауриэль, не в силах поверить в то, что все это время Трандуил держал в памяти произнесенные ею в порыве злости слова.

– Подобное забыть непросто, – едва слышно хмыкнув, ответил Трандуил и, мгновения помедлив, продолжил: – Я думал над твоими словами много раз, прокручивал их в голове. Задавался вопросом: «Осталась ли во мне вообще любовь?» Или же за долгие столетия я превратился в бездушную и холодную груду мрамора?..

– Владыка, то, что я сказала… – не сдержалась Тауриэль, чувствуя неловкость из-за того, что подобные слова вообще сорвались с ее уст. Однако Трандуил резко выставил ладонь перед собой, пресекая попытки эллет извиниться.

– Но, вопреки твоим словам, во мне осталась любовь… К сыну, к моему народу, к тебе… – на последних словах Тауриэль невольно вздрогнула, подняв на Владыку изумленный и одновременно недоверчивый взгляд.

– Владыка, прошу Вас… – чуть ли не умоляюще произнесла Тауриэль, боясь дальнейших слов Трандуила.

Теперь уже не было сомнений в том, что именно намеревался сказать ей Владыка. Вот только от осознания этого Тауриэль не испытала ни удовлетворения, ни радости, ни, тем более, счастья. Вместо этого она чувствовала, как болезненно сжимается в груди сердце, а дыхание становится спертым, словно ей катастрофически не хватает воздуха.

И теперь, стоя рядом с Владыкой и смотря в его выразительные льдистые глаза, Тауриэль боялась услышать слова, которые когда-то считала заветными. И боялась эллет отнюдь не того, что ей придется отвергнуть признание Трандуила, тем самым пойдя против воли своего короля. Нет, она страшилась того, что не сможет ответить отказом, и тогда останется заложницей этого дворца, не в силах покинуть его пределов.

– Я знаю, что свое сердце ты отдала другому, – на мгновения прикрыв глаза, произнес Трандуил. – Знаю, что раны еще свежи, как и воспоминания о нем… А потому я не требую от тебя того, что дать ты мне не в силах. Лишь прошу не отвергать моих чувств. Ведь мне лучше, чем кому бы то ни было, известна боль, которую ты испытываешь, думая о том, кого уже вернуть не в силах.

– Такие слова… Жаль только, что держали Вы их в себе слишком долго, – с печальной полуулыбкой произнесла Тауриэль, чувствуя, как невидимые тиски сжимаются вокруг ее горла, лишая возможности дышать.

Эллет просто не могла ответить иначе, не имела права. Она пообещала, нет, поклялась себе, что с наступлением утра покинет дворец, уйдет туда, куда глаза глядят, – только бы подальше от Эрин Гален. И теперь Тауриэль не могла поступиться собственным словом в угоду сиюминутной прихоти. И пусть эллет теряла возможность быть рядом с тем, кого едва ли не боготворила в далекой юности, зато она обретала то, что являлось для нее ценнее всех богатств – свободу.

– Значит, таков будет твой ответ? – невольно сглотнув, бесцветным и отрешенным голосом произнес Трандуил, почувствовав, как невидимые цепи с силой сжимают его сердце, вызывая секундную острую боль в груди.

– Да, Владыка, – не смея поднять на стоящего рядом эльфа взгляда, произнесла Тауриэль, чувствуя, как сердце болезненно сжимается в груди, стоит только подумать о том, что уже совсем скоро она навсегда простится с Трандуилом.

– Что ж… Это твое право, – после бесконечно долгих секунд напряженной и давящей тишины сипло и несколько отстраненно произнес Трандуил, вынудив Тауриэль страдальчески скривить лицо, опустив полный боли и сожаления взгляд в землю. – Как я и говорил: я не стану требовать от тебя того, что дать ты мне не в силах.

В этот момент внутри Тауриэль боролись две сущности: одна из них – гордая и сильная воительница, всей душой жаждущая свободы, другая же – юная и нежная дева с израненным сердцем, страстно мечтающая о любви, теплоте и простом семейном счастье.

И эллет, как бы не пыталась убедить себя в том, что не желает более поддаваться чувствам, в этот момент больше всего на свете хотела прижаться к величественному и сильному эльфу, стоящему рядом, почувствовать тепло его тела, вдохнуть неповторимый и ни с чем несравнимый аромат лесных трав, ягод и хвои.

И Тауриэль, поддавшись столь желанному порыву, сделала неуверенные шаги навстречу Владыке, вынудив его напрячься всем телом, непонимающе нахмурив темные брови. Не обращая внимания на немой вопрос, застывший в сапфировых глазах, эллет встала на носочки и медленно, словно боясь спугнуть дикого зверя, поддалась вперед, легко коснувшись холодных губ Трандуила своими, вынудив его изумленно воззреть на нее.

Тауриэль же, чуть отстранившись, посмотрела в лицо эльфа, то ли спрашивая согласия, то ли оценивая произведенный эффект. Удовлетворившись увиденным, эллет вновь припала к губам Орофериона, на этот раз почувствовав, как он неуверенно отвечает на поцелуй, проводя ладонями по ее рукам и несильно сжимая ткань, покрывающую предплечья.

Прижав Тауриэль вплотную к своей груди, Трандуил углубил поцелуй, проникая языком в ее рот и проводя им по нёбу, слыша, как эллет с силой втягивает свежий ночной воздух через нос. Довольно ухмыльнувшись в ответ на действия воспитанницы, Ороферион несильно, но ощутимо прикусил девичью губу, в ту же секунду скользнув по ней языком, почувствовав, как напряглось тело Тауриэль, а ее ладонь, что мгновения назад нежно касалась его лица, скользнула к шее, нетерпеливо потянув за жесткий ворот котарди.

Не разрывая страстного и пьянящего поцелуя, Трандуил провел ладонями вниз по рукам Тауриэль, настойчиво поглаживая обтянутую корсетом талию и спускаясь к сокрытым под слоями атласной материи бедрам, чувственно и ритмично сжимая их, вынуждая эллет жарко и часто дышать в попытке сдержать готовый вырваться полувздох-полустон.

В следующую же секунду Тауриэль чуть ли не вскрикнула, стоило только Владыке сильнее сжать ладонями девичьи ягодицы, без особого труда оторвав эллет от земли, вынудив ее скрестить ноги за его спиной. Продолжая держать воспитанницу на весу, Трандуил провел влажными губами по ее шее, ощутив пульсацию крови в яремной вене. Поддавшись странному порыву, Ороферион легко прикусил тонкую кожу, в ту же секунду впившись в нее жарким и горячим поцелуем, вынудив Тауриэль прогнуться в пояснице, издав тихий стон.

Не прекращая покрывать горячими поцелуями шею и плечи Тауриэль, ощутимо прикусывая изломанную линию ключиц, Ороферион медленно, словно страшась повредить хрупкую драгоценность, опустил эллет на влажную траву, чувствуя, как ускоряется ее дыхание, а растерянный и взволнованный взгляд мечется из стороны в сторону.

– Я могу остановиться… Если пожелаешь, – заметив обеспокоенный взгляд Тауриэль, хрипло и надтреснуто произнес Трандуил, проведя кончиками пальцев по покрывшейся багрянцем щеке эллет, вынудив ее невольно прикрыть глаза, наслаждаясь теплотой и нежностью прикосновения.

– Не пожелаю, – неосознанно сглотнув, неуверенно и тихо ответила Тауриэль и, словно в доказательство своих слов, потянулась к губам эльфа, уже через секунду почувствовав, как он уверенно и самозабвенно отвечает на поцелуй.

Тауриэль не понимала, что на нее нашло, когда она первой поцеловала Владыку. Возможно, эллет мечтала об этом долгие годы, будучи влюбленной в своего покровителя. Может быть, Тауриэль понимала, что эта ночь – ее последний и, наверное, единственный шанс попрощаться с Трандуилом. Возможно, ей просто хотелось подарить нежность тому, кто долгие годы заботился о ней, оберегал ее и любил…

Как бы то ни было, Тауриэль не видела ничего ужасного и непозволительного в том, чтобы в эту ночь они оба получили желаемое. И пусть на утро она горько пожалеет о содеянном, коря себя за неверность памяти погибшего возлюбленного, в этот самый момент эллет не волновало то, что произойдет потом. Единственное, что имело для нее значение, – это становившиеся с каждой секундой все более беспорядочными и настойчивыми ласки Владыки, его обжигающие, подобно раскаленному железу, поцелуи и вес сильного стройного тела, прижимающего ее к влажной от росы траве.

Охваченный любовной горячкой, Трандуил не мог ни на секунду отстраниться от распростертой под ним эллет, продолжая покрывать жадными и горячими поцелуями каждый дюйм ее прекрасного бледного тела, которое было по-прежнему сокрыто от него под слоями атласного платья.

Проведя горячими ладонями по плечам эллет, Трандуил с силой дёрнул за широкие рукава, едва не разорвав аккуратные потаенные швы, открыв своему жадному и тяжелому взору вид на упругую небольшую грудь. Невольно сглотнув, Ороферион посмотрел в лицо Тауриэль, заметив, как побагровели высокие скулы воспитанницы, как чувственно разомкнулись ее нежные розовые губы, как подернулся туманной пеленой взгляд.

Представшая пред его взором картина была по-настоящему прекрасна, и Трандуил, почувствовав нестерпимую сухость во рту, неосознанно сглотнул. В следующую же секунду он припал губами к шее эллет, оставляя дорожку нежных, почти невесомых поцелуев на коже и спускаясь к обнаженной груди, обводя языком напряженную темно-розовую вершину, слыша в ответ приглушенный сладостный стон, чувствуя, как ладони Тауриэль смыкаются на его затылке, несильно сжимая платиновые пряди.

Ощутив, что эллет сильнее сжимает его волосы в ладонях, буквально прижимая к своей груди, Трандуил, довольно осклабился и, не теряя больше драгоценных секунд, припал губами к ложбинке, проводя горячим языком по покрывшейся мурашками от ночной прохлады коже. Тауриэль в ответ на подобное действие сладостно простонала, непроизвольно приподняв бедра, вплотную прижавшись к горячему телу эльфа.

Когда же Трандуил сомкнул губы вокруг напряженного бутона, принявшись медленно и ритмично посасывать его, Тауриэль не смогла сдержать выразительного и сладостного стона, вынудив эльфа прижать ладонь к ее лицу в попытке заглушить непредназначенные для чужого уха звуки. Ведь где-то во дворце до сих пор продолжалось торжество, а потому они не могли допустить того, чтобы нечаянно вырвавшийся стон привлек посторонних.