Автор книги: Valine
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
========== Часть 1 ==========
Живя среди грязи, невозможно оставаться чистым… Всё равно замараешься, всё равно увязнешь в помоях с головой. А если будешь пытаться выкарабкаться, если будешь барахтаться, то ещё больше провалишься в грязь. Потому что в нынешнем мире нет места ничему светлому и прекрасному. Потому что в их мире всё чистое и невинное должно погибнуть. Сгореть дотла, дабы своей красотой и нежностью не оскорблять пресыщенный грязью и жестокостью взгляд.
Так уж повелось: существуют «достойные» — благородные, возвышенные и ценные в глазах других существа, а есть сброд, которому нет места среди красоты и чистоты Верхнего мира. И как ни пытайся вырваться из канализации, как ни старайся выкарабкаться из зловонной ямы, всё равно найдётся тот, кто одним ударом заставит тебя пасть на колени — опуститься на землю — дабы наглядно продемонстрировать, где твоё место.
Джинкс знала об этом… С самого детства она знала, что такое быть второсортной, нелицеприятной, неугодной. Вынужденная воровать, сбегать, прятаться от задиристых и жестоких мальчишек, вынужденная молча, со слезами на глазах, наблюдать, как сестра яростно, не щадя себя, разбирается с зарвавшимися хулиганами, осыпая их лица точными и болезненными ударами, от которых у них точно останутся синяки, Джинкс слишком хорошо понимала — каково это, жить в подобном мире. В реальности, где таким, как она, было отведено место едва ли не у ног. Там, где и положено находиться смиренными и послушным псам.
Наверное, именно грязного и жалкого пса — дворняжку — видели в ней жители Пилтовера. Но уж точно не равную себе личность. Вот только они не понимали, даже не пытались понять, что Джинкс была намного сильнее их, умнее, выносливее. И, в отличие от граждан Пилтовера, что всю свою жизнь росли в благополучии, она была куда более опытной во многих житейских сферах — слишком рано пришлось ей повзрослеть, а потому у неё не было права медлить, оттягивая момент неизбежного.
Возможно, именно поэтому она слишком рано повзрослела… А повзрослев, сильно замаралась. Хотя разве можно было винить в этом Джинкс? Нет, уж точно не её. Она всего лишь хотела жить, всего лишь хотела получить всё то, чего была лишена на протяжении многих лет.
Жизнь жестока. Она сполна поиздевалась над Джинкс. И это оставило в ней раны — глубокие, болезненные, гноящиеся раны, к которым нельзя было прикоснуться, не разодрав едва затянувшиеся борозды.
Лишившись всего, что только было ей хоть сколько-нибудь дорого, Джинкс спятила… А если говорить честно, то просто стала той, кем ей суждено было стать, той, кто была заперта глубоко внутри неё на протяжении нескольких лет.
И эта сущность искала выход, стремясь завоевать законное место, укорениться в разуме и сердце Джинкс. Вот только кто ж знал, что сильная и невероятно стойкая девочка, повидавшая в столь раннем возрасте то, с чем другие никогда и не сталкиваются, сойдёт с ума.
Чокнутая девчонка, от которой можно было ожидать чего угодно. Сперва она может показаться милой, доброй, возможно, даже хрупкой, но если приглядеться, если побыть хотя бы немного рядом с ней, то можно увидеть, как из ангела рождается сущий дьявол.
Дьявол, для которого месть — самое сладкое и пряное слово, которое только может обволакивать горло, приятно щекоча язык. Дьявол, для которого нет места как среди отпетых злодеев, так и среди невинных ангелов.
Не она выбрала эту сторону, не она избрала этот путь. Так сложились обстоятельства, так сплелась её судьба. И единственное, что ей оставалось, это смириться с той реальностью, в которой она жила. А смирившись, сделать всё возможное, чтобы эту реальность изменить. Разрушить, если понадобится.
Впрочем, годы издевательств, унижений, бесконечной беготни в поиске наживы, страха пред завтрашним днём не только закалили Джинкс, не только повредили её рассудок, но и в корне изменили отношение девушки к правильному и неправильному, к допустимому и запретному. Мораль и нравственность, которым не осталось места в нынешней реальности, перестали играть хоть сколько-нибудь значимую роль в жизни разумных существ.
Кому нужна мораль, когда одни чуть ли не с рождения обречены голодать и бродяжничать, пока другие растут в избытке и полной обеспеченности? Кому нужна нравственность, когда тебя могут втоптать в грязь, сравняв с пустым местом, лишь потому, что родился ты не в Пилтовере? Кому нужны законы и порядок, когда весь мир построен на лжи, лицемерии и алчности?
Вот и Джинкс не нуждалась в том, чтобы ей зачитывали лекции о том, что плохо, а что хорошо. Она на своей шкуре убедилась в том, что хорошего в этом мире мало. Всего ты должен добиваться сам — потом и кровью.
Разочаровавшись же в законе, в справедливости в целом, Джинкс осознала, что вольна поступать так, как только пожелает. Она сама дала себе разрешение на это.И раз жители Пилтовера не видят ничего зазорного в том, чтобы ставить себя выше других, превознося чуть ли не до небес блага, что были им подарены с рождения, то почему она должна стыдиться собственных желаний и чувств?
Именно так думала Джинкс, стоя перед дверью в комнату Силко. Мужчины, что взял её под своё крыло, воспитал, взрастил, фактически став отцом… Родителем, которого Джинкс в нём не видела и не желала видеть, убеждённая в том, что её чувства, её привязанность и любовь слишком отличаются от тех, что должна испытывать девушка к своему отцу.
Она любила Силко как мужчину… И не просто любила, томно вздыхая от каждого слова или же скупого прикосновения, краснея и смущаясь, — нет, она его хотела. Хотела его доминирования, его жёсткости и грубости — самого Силко.
И если когда-то, будучи ребёнком, Джинкс краснела при виде целующейся в подворотне парочки, то теперь она сама готова была не только впиться в губы своего воспитателя, но и собственноручно раздеть его догола, дабы потом почувствовать в себе горячее мужское естество.
Джинкс даже усмехнулась: всё-таки прошедшие годы неслабо изменили её, перевернув вверх дном все убеждения, мысли и даже желания. По крайней мере, Паудер точно не стала бы представлять взрослого обнажённого мужчину, грубо берущего её на кровати, столе, полу — везде, где только можно было предаться плотским утехам.
Вот только она теперь не была той напуганной и жалкой девочкой, прячущейся за спиной старшей сестры. Нет, она выросла, стала опытнее, умнее, хитрее, проворнее. И краснеть и смущаться Джинкс больше не хотела. Только не перед Силко и только не сейчас.
Глубоко вдохнув, Джинкс дважды стукнула костяшками пальцев по двери, в то же мгновение услышав, как едва уловимая возня по ту сторону прекратилась. И буквально через считанные секунды раздался до боли знакомый голос, от которого у девушки каждый раз по коже пробегали мурашки.
— Заходи, — равнодушно проговорил Силко, и Джинкс невольно улыбнулась от осознания того, что он сразу догадался, кто был его «гостем». Впрочем, это было даже слишком просто…
— Приветики, — распахнув дверь, бодро произнесла Джинкс, одарив сидящего за столом мужчину самой очаровательной улыбкой, на какую только была способна.
Улыбка эта, впрочем, в следующее мгновение показалась девушке неуместной — особенно, если учитывать, что именно она желала от Силко получить… Хотя, когда он находился рядом, Джинкс было трудно сдерживать себя от эмоциональных и резких порывов.
— Какие-то проблемы? Тебе что-то нужно? — окинув девушку беглым взглядом, произнёс Силко, откидываясь на спинку стула. Джинкс еле сдержала себя от того, чтобы не фыркнуть в ответ на его вопросы.
— Можно и так сказать… — не зная, как стоит начать разговор на столь щекотливую тему, ответила Джинкс, водя взглядом по комнате, словно пытаясь отыскать деталь, которую раньше приметить не могла.
— И что конкретно? — устремив на воспитанницу заинтересованный и несколько настороженный взгляд, спросил Силко, постукивая пальцем по подбородку, замечая, как бегают выразительные голубые глаза из стороны в сторону.
— Это не так должно было произойти… — негромко проговорила Джинкс, которую, казалось, простой и вполне закономерный вопрос вынудил растеряться, позабыв полностью о всех тех пламенных речах, которые она готовила не одну неделю. Силко в ответ на её слова лишь удивлённо изогнул бровь, не вполне понимая, что именно имела в виду девушка.
— Ты о чём? — медленно встав из-за стола, поинтересовался мужчина, неспешным шагом подходя к Джинкс, которая по-прежнему стояла недалеко от двери, обуреваемая сомнениями о принятом ею же решении.
Всё складывалось не так, как она предполагала. А если быть точнее, то всё складывалось из рук вон плохо. А потому, когда Силко подошёл к ней ближе, остановившись на расстоянии нескольких шагов, Джинкс принялась лихорадочно подбирать в голове необходимые слова.
Однако каждый новый вариант получался никудышнее предыдущего, и девушка готова была выбежать из комнаты, захлопнув дверь прямо перед носом Силко. Лишь бы не унижаться и не демонстрировать собственную глупость.
И только осознание того, что убежать будет ещё более позорным и никчёмным решением, нежели остаться и попытаться признаться в собственных чувствах, не позволило Джинкс сдвинуться с места. И она, сжав и разжав кулаки, решила осуществить задуманное. Вот только не словами, а действиями…
А потому, не отрывая взгляда от изуродованного шрамами лица мужчины, Джинкс в пару шагов преодолела разделяющее их расстояние и впилась поцелуем в его губы. Впрочем, на поцелуй это мало походило — скорее на укус. Однако даже этого было достаточно для того, чтобы поражённый столь неожиданным действием воспитанницы Силко замер на месте как вкопанный, изумлённо распахнув глаза.
Осознание того, кто именно стоял перед ним, приходило как-то вяло и медленно, а потому Силко несколько секунд стоял, прижавшись телом к девушке, ощущая настойчивые прикосновения её губ к своим. И лишь когда мозг наконец сумел обработать полученную информацию и оценить произошедшее, мужчина резко отпрянул от Джинкс, отступив от неё на несколько шагов.
Недоумённый и вопросительный взгляд Силко в то же мгновение встретился с растерянным и непонимающим взором Джинкс. Ни сожаления, ни раскаяния — только волнение и тень обиды… Обиды на то, что её оттолкнули, что не дали завершить начатое.
— Что это было? — продолжая смотреть на девушку, словно на умалишённую, спросил Силко, вызвав на её лице натянутую усмешку.
— Я думала, ты знаешь, что такое поцелуй, — стараясь держаться уверенно, с иронией в голосе ответила Джинкс, заметив, как во взгляде Силко отразилось недовольство.
— А я думал, ты понимаешь, что подобное недопустимо… Уж точно не между мной и тобой, — произнёс мужчина уверенно и твёрдо, нахмурив брови и сжав губы в тонкую линию.
— Это ещё почему? — негодующе произнесла Джинкс, сделав шаг к мужчине, заметив, как тот отступил назад, желая сохранить дистанцию между ними. От подобной картины девушка не смогла сдержать красноречивой усмешки.
— Потому что я твой опекун… Фактически отец, — вздёрнув острый подбородок, сдержанно, но твёрдо ответил Силко, наблюдая за реакцией девушки на его слова. Реакция, впрочем, была предсказуемой — она закатила глаза, приглушённо хмыкнув.
— Опекун — да, но не отец, — Джинкс начинала заводиться, а потому слова звучали несколько жёстче, чем ей хотелось бы.
Всё же она пришла сюда совершенно за другим, а теперь была вынуждена слушать нотации от человека, которого святошей назвало бы только слепое, глухое и откровенно тупое существо.
— Даже не верится, что ты так и не заметил моего к тебе отношения, — на секунду опустив взгляд, продолжила Джинкс, замечая, как напрягается фигура Силко, а взгляд его становится суровее и тяжелее. — Ты заметил, не так ли? — хмыкнув, спросила девушка, заглядывая в его глаза.
— Несмотря на мои увечья, я не слепой, Джинкс, — неслышно вздохнув, ответил Силко, сверяя девушку продолжительным взглядом — внимательным и напряжённым. — Но я не мог позволить этому произойти, даже несмотря на то… — мужчина замялся, осознав, что сказал лишнее.
— Несмотря на что? — с надеждой посмотрев на мужчину, спросила Джинкс, внутренне надеясь на то, что его ответ не убьёт в ней последние ростки уверенности.
— Несмотря на то, что тоже чувствовал к тебе нечто иное… То, что назвать отеческой любовью язык не повернётся, — глубоко вздохнув, признался Силко, изумив Джинкс подобным откровением.
Значит, её чувства не были безответными… Значит, всё ещё могло сложиться наилучшим образом. Для неё, для него — для них обоих. Осознание подобного придало Джинкс уверенности, укоренив её в принятом многие дни назад решении.
— Тогда насрать на мнение других! Плевать я хотела на то, кто и что подумает, — подойдя к Силко почти вплотную, произнесла Джинкс, внутренне радуясь тому, что он не пытается вновь отступить или же отпрянуть от неё. — Жизнь слишком коротка для сожалений. И я не хочу жалеть о том, что когда-то пошла на поводу у мнения ничего не значащих для меня людей.
— Это неправильно… — казалось, что ничтожно малый запас аргументов у Силко иссяк, а потому он пытался достучаться до разума Джинкс самым примитивным из возможных способов — воззвав к её совести. Словно и не знал, что она давно забыла, что это такое и с чем это подают.
— А что в этом мире правильно? — прочеканила Джинкс, чувствуя, как горло спирает от слов, что слишком долго она держала в себе. — Может, убивать невинных? Или лишать маленьких детей родителей? Или, быть может, относиться к тем, кому не повезло родиться среди уюта и роскоши, как к грязным животным? — на глазах проступала предательская влага, а каждое слово, подобно огню, кололо язык. Однако замолчать Джинкс уже не могла.
— Может, правильно предавать своих друзей, бросая их на верную смерть? — спустя секунды тишины выплюнула Джинкс, заметив, как скривилось лицо мужчины от её последних слов, а взгляд его стал нечитаемым.
— Мы отомстим за всё, что с нами произошло… Что они с нами сделали, — невольно сглотнув, произнёс Силко, приблизившись к девушке и сомкнув узкую ладонь на её плече.
— Да, мы отомстим… А до тех пор они будут наслаждаться своей жизнью, безнаказанно, без каких-либо последствий для них, — шмыгнув носом, проговорила Джинкс, сверив Силко тяжёлым взглядом, от которого он почувствовал себя несколько неуютно — впервые воспитанница смотрела на него так…
— Недолго осталось ждать, — нахмурившись, произнёс Силко, впервые не зная, что стоит ответить девчонке.
Помедлив считанные секунды, Силко прижал к себе стройную фигуру девушки, заключая её в крепкие объятия, вынуждая уткнуться лицом в его шею, сокрыв непрошеные слёзы, что прозрачной пеленой застлали выразительные глаза. Сомкнув ладонь на шее мужчины, Джинкс невольно вдохнула столь знакомый ей с детства запах — уникальный, не похожий ни на какой другой.
— Я люблю тебя, — слова, что тяжёлым грузом лежали на сердце, сорвались с языка за считанные мгновения. Однако, произнеся их вслух, Джинкс почувствовала невероятную лёгкость — словно камень пал с плеч.
— И я тебя люблю, Джинкс… Всегда любил, — опустив подбородок на макушку девушки, негромко проговорил Силко, почувствовав, как фигура в его объятиях напряглась.
В следующую секунду Силко почувствовал, как она неуверенно и нехотя высвобождается из его объятий, однако рук не опускает, продолжая сжимать ладонями плечи мужчины. Вновь заглянув в глаза воспитателя, Джинкс некоторое время медлила, сомневаясь, что её дальнейшие действия будут приняты…
Однако близость мужчины, тепло его тела и взгляд, в котором, казалось, отражалось целое множество не высказанных вслух слов, действовали на неё странным образом, вынуждая идти на поводу у собственных желаний, наплевав на все запреты.
Проведя кончиками пальцев по острой скуле мужчины — легко, нежно, почти невесомо — Джинкс на мгновения замерла, любуясь тем, как он прикрывает глаза. Неосознанно сглотнув, девушка подалась вперёд, касаясь губ Силко своими. Не жадно и не резко, но нежно и неуверенно, словно боясь, что её вновь оттолкнут.
Однако, к величайшему удивлению Джинкс, Силко не оттолкнул её, не отпрянул сам, но ответил на этот поцелуй, сцепив холодные ладони на девичьем лице. В следующую секунду она почувствовала, как его язык настойчиво пробегает по её губе, оставляя за собой влажный опаляющий след.
Не в силах противиться напору мужчины, Джинкс приоткрыла губы, позволяя его языку скользнуть в её рот. От ощущений, что вызвало подобное действие, девушка тихо простонала, прикрыв глаза, стараясь впитать каждое мгновение этого момента.
