Текст книги "Ярко-серый"

Автор книги: Валентин Беляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Мы с Лаймией тоже собирались посидеть там, но не стали пытаться обогнать их компанию и пошли в другую сторону.

– Не обижайся на него, Внекаст. Я не знакома с лордом Фруктисом лично, но он, кажется, всегда такой. Так что это всё не со зла.

– Что ты, я и не обижаюсь, – отмахнулся я, – смешной тип.

Хотя я и не воспринял болтовню Фруктиса близко к сердцу, я надеялся, что контактировать с ним в этот вечер больше не придётся. Но мои надежды не оправдались. Уже глубокой ночью (расходиться никто не собирался) нас обоих позвали в главный зал.

– Вне… Лорд Внекаст, мы наслышаны о вашей великолепной игре на фортепиано, – проворковала какая-то леди, настойчиво подводя меня к инструменту, – уверена, с великолепным голосом лорда Фруктиса вы составите очаровательный дуэт!

Уж не знаю, почему она была в этом так уверена, но это тоже делалось из добрых побуждений, да и отказаться было бы невежливо. К чести хозяина дома, инструмент оказался просто отличным. Мне предложили сыграть что-нибудь из классики. Фруктис тут же назвал арию главного героя из одной оперы, написанной лет двести назад. Скорее всего, это тоже была проверка, но благодаря урокам отца я неплохо разбирался в классической музыке, поэтому не ударил лицом в грязь. Я даже добавил к простенькому мотиву кое-что от себя. Если честно, я безумно нервничал, думая, что это всё чья-то шутка, что все буравят взглядом мою спину, ожидая, когда я облажаюсь.

Впрочем, музыка быстро вытеснила все посторонние мысли, и я заиграл свободно и вдохновенно. Во второй раз за вечер мне было действительно приятно находиться здесь, разве что, мяуканье Фрукти немного портило эстетическое удовольствие. Даже Инди, с его преждевременно сломавшимся из-за курения хрипловатым голосом спел бы лучше. Я решил, что добьюсь у директора Академии разрешения для группы Инди играть на высшекастовых инструментах.

У Фруктиса вскоре перестало хватать дыхания, и он сконфуженно замолчал. Я доиграл до конца, отдёрнул руки от клавиш и вскочил с крутящегося стула, словно он вдруг раскалился, и повернулся к благородной публике, готовый отвечать на агрессию, иронизировать, язвить, пропускать мимо ушей… Огромный зал купался в полумраке и блаженном молчании. Послышались отдельные хлопки. Сначала одиночные, размеренные – это аплодировал мой отец. Затем к ним присоединились хлопки Лаймии: быстрые, как трепетание птичьего сердца, доносящиеся из самого тёмного угла. И вот, заглушая бешеный стук крови в ушах, обрушилась лавина аплодисментов и криков "браво".

Я понимал, что это далеко не означает всеобщее признание, тем более, к этому моменту девяносто девять процентов взрослых были далеко не трезвыми. Может, поэтому они так восторженно приняли мою игру.

"Им зашло! Размажь меня по спектру, им зашло!" – перекрывая сомнения, билась в моей голове восторженная ультрамариновая мысль.

Глава 7. Цвет боли.

Я стоял на мосту для терробусов, над рекой Скитс, где-то в глубине низшекастовых кварталов. Снова. Мой взгляд бесцельно скользил по сырому зимнему небу цвета мокроты, длинным кривым параллелепипедам домов фиолетовых, грязной реке, лениво несущей дроблёный, похожий на осколки костей, лёд.

Из-под моста медленно и торжественно выплыла "санитарная баржа". В тот год среди низших каст гуляла очередная эпидемия, и на фиолетовых, как всегда, не тратили медикаменты. А денег, чтобы самим купить лекарства, у них не было. Да и не верили они в могущество медицины: предпочитали прикладывать к язвам травы, пропылённые выхлопными газами, глотать вымоченные в желчи угольки, пить отвар из короньих костей. И умирать.

Трупы фиолетовых собирали, погружали на санитарные баржи и грузовики и отправляли в пункты переработки, производя дешёвое мыло и отличные органические удобрения. Что ж, по крайней мере их смерть пойдёт обществу на благо, чего не скажешь о моей, если я сейчас залезу на перила и перенесу вес тела вперёд. Забавно будет прыгнуть не в ледяные воды Скитса, а на эту баржу. Лежать поверх рваного брезента, чувствуя сквозь него ненавязчивое тепло гниющих тел, и пялиться в медленно уезжающее назад небо. Белое, как моя кожа.

Я перевёл взгляд на свои руки. Раздражения от кислотных ванн, язвы от щелочных. Шрамы. Вот сюда она пыталась привить кусочек оранжевой кожи (боюсь представить, где она его раздобыла), но он не прижился. Думаю, если б ей дали волю, она бы всю шкуру с меня содрала и обклеила новой, спектральной. Хоть самой что ни на есть фиолетовой, но цветной. Я и сам мечтаю иметь другую кожу, но пожалуйста, пусть она будет налеплена поверх моей, а не вместо, только бы не было так больно!

Моё внимание привлекла стая корон – больших чёрных птиц, падальщиков с мощными клювами. Интересно, за что их так назвали? Может быть, за звук, который они издают: "Кор-р-р! Ко-р-р-р!", или всё-таки за зубчатый кольцевой хохолок из перьев на голове?.. Птицы дрались между собой за места у дырок в брезенте. Хоть этого стараются не допустить, чтобы предотвратить дальнейшее развитие эпидемии, короны всегда так или иначе добираются до лакомства.

Сначала я не поверил своим глазам: одна из корон была не аспидной, а грязно-белой! Я даже думал, что это другая птица, но она издала характерный крик. Это умное существо прошлось по краю баржи, нашло, где брезент был закреплён неплотно и откинуло большой кусок полотна. Даже с моста я увидел путаницу фиолетовых тел и отвернулся, стараясь подавить рвотный спазм. Моё внимание привлекло обратно и буквально приковало надсадное сердитое корканье: чёрным собратьям не понравилось поведение белой короны, и они набросились на неё, отгоняя от удобного места кормёжки и вообще от баржи. Ей бы улететь по добру по здорову, но белая корона вступила в неравный бой.

Птица дралась с такой безумной злобой, которая, как я думал, присуща только людям. В конце концов аспидные птицы всё же заклевали её, и белый трупик поплыл наравне с санитарной баржей, по-ангельски раскинув крылья, и вскоре затерялся в мешанине льдин.

Тут бы и мне, наконец, нырнуть вслед за ним, но почему-то я убежал, рыдая, с моста и вовсе из фиолетового квартала. В дом, где никогда не чувствовал себя дома, к женщине, которая всё пыталась исправить меня, перекроить на свой лад. Больше я никогда не возвращался на берега Скитса.

Учиться в жёлтом классе (меня определили туда из соображений, что белый максимально похож на жёлтый, к тому же, жёлтой была моя мать) было легко, но я чувствовал, что получаемых знаний недостаточно, чтобы вырваться из этой клоаки. Так что примерно с двенадцати лет я проводил за самообучением ночи напролёт. Для этого приходилось уходить из дома. В тёплое время года я нередко ночевал на улице. Всё лучше, чем находиться под одной крышей с этой сумасшедшей, я имею в виду мою тётку. Она была единственной моей родственницей, оставшейся в живых: мать умерла при родах, а отец покончил с собой, увидев, что она произвела на свет.

Возможно, было бы лучше, если бы меня отдали в детский дом. У тётки были не все дома, и опекунша из неё была никакая: как она только не изголялась, чтобы сделать меня "нормальным". Я уже рассказывал про кислотные, щелочные и соляные ванны? Как несколько месяцев подряд я пил исключительно подкрашенную воду, пока не попал в больницу? Как она где-то вычитала, что для усиления пигментации можно применять электрошок?.. Думаю, от всего этого у меня самого немного съехала крыша, но я всё же осознавал, что будь я детдомовцем, мне бы светил только фиолетовый класс, и тогда бы я точно завяз навсегда. Не то чтобы правительству на пёрпов вообще плевать, но как-то я подсчитал, что финансирование одного фиолетового ребёнка за всё нелёгкое детство равно недельному обеспечению одного красного. Я вообще любил узнавать подробную информацию о разных кастах, хотя и не думал, что она мне когда-нибудь пригодится.

Мне было без малого пятнадцать, когда я в очередной раз проснулся в холодном поту из-за кошмара о белой короне. Этот случай крепко врезался мне в память, что и говорить. Я был уверен, что если бы смышлёная птица была чёрной, её бы превознесли за идею откинуть брезент. Вот если бы она искупалась в битумной луже, и её перья были покрыты тончайшей чёрной плёнкой… Вы будете смеяться, но я думал об этом всю ночь.

С тех пор плёнка на коже стала моей идеей фикс. Я и раньше увлекался анатомией и медициной и всегда преуспевал по биологии больше всех в своём жёлтом классе. Только, разумеется, не афишировал свои успехи из боязни быть заклёванным. Я втёрся в доверие к преподавателям биологии и химии, они оценили моё рвение и позволили пользоваться школьной лабораторией даже в их отсутствие. После того как мой проект выиграл в какой-то местной олимпиаде, мне позволили работать в лаборатории высших каст.

Я называл этот концепт "биомаск". Только потом он получил название "синтетелий", когда я начал стажировку в компании "Фармука". Уже тогда она была крупнейшей фармацевтической корпорацией. Я очень хотел сам податься туда со своим изобретением, но уж очень боялся быть отвергнутым: жёлтых туда брали только на низшие должности, вообще не связанные с наукой. Но, пройдя собеседование с самим лордом Стробериусом, я стал младшим лаборантом. Даже тётка одобрила моё новое начинание: хотя денег мне не платили, я по крайней мере бывал дома ещё реже.

Я занимался своей обычной работой – обрабатывал спиртом и мыл пробирки и другую лабораторную посуду. Все сотрудники из этого корпуса уже разошлись по домам, а мне было некуда спешить. Вдруг в дверь кабинета негромко постучали.

– Да-да… – откликнулся я.

– Альбрутус? Я так и знал, что застану тебя здесь. Похвальное трудолюбие! – в лабораторию вошёл директор Фармуки собственной персоной: невысокий кирпично-красный старичок с птичьей шеей, – я как раз закончил изучать все материалы твоего проекта и весьма заинтересовался. Я и сам несколько лет назад работал в этом направлении, но не смог решить проблему с комплексом гистосовместимости и заморозил проект. У тебя же она решена. Если тебе ничто не мешает, не хотел бы ты стать полноценным сотрудником Фармуки?

– Это моя мечта, милорд! – воскликнул я.

– Ты можешь работать в соавторстве со мной. Только я бы предпочёл взять название "синтетелий", оно лучше отражает суть. А биомаск звучит как изобретение суперзлодея из комиксов, – он улыбнулся, поправляя массивные квадратные очки, – а тебя я буду называть Брутто, если не возражаешь.

– Как вам угодно, лорд Стробериус, – я прищёлкнул каблуками потёртых ботинок. Меня немного трясло от радости, потому что мой организм не знал, как реагировать на эту неведомую эмоцию. Впервые в моей жизни всё складывалось так удачно!

Как я узнал, порывшись в архивах Академии и киберпаутине, люди неспектральных цветов рождались и раньше. Их ещё иногда называют тусклыми. Их существование не афишируется, всё связанное с ними стараются всячески замять, а им самим чаще всего даже не разрешают пройти нормальную стажировку. Обычно для тусклых обучение заканчивается после четырёх лет основной Академии, а если они уж очень рвутся к высшему образованию – неспектральных отправляют в самые непрестижные и труднодоступные места: к полюсам или вовсе на Леталику.

Однако меня ждала другая судьба. Когда я рассказал лорду Стробериусу, куда меня собираются отправить, он был крайне возмущён и сам договорился с директором моей Академии о том, что год стажировки я пройду в Фармуке. Для меня это было как нельзя кстати – ведь я мог продолжать как ни в чём не бывало работать над проектом!

Я всё больше времени проводил в лабораториях Фармуки, в основном один или наедине с директором. Единственное, что меня тяготило – необходимость каждый день возвращаться к тётке, тратить большую часть денег на лекарства для неё, а большую часть свободного времени – на уход. Старуха совсем развалилась, и к тому же почти выжила из ума. Вместо того, чтобы поблагодарить меня за помощь или хотя бы молча принимать как должное, раз уж я ей так омерзителен, она постоянно кричала на меня, и нередко даже распускала руки.

В один из рабочих дней, после ночи, когда тётка особенно разбушевалась, лорд Стробериус заметил, как я маскирую синтетелием порез на щеке от осколка разбитой тарелки.

– Брутто? Ты не в порядке? Я вижу, у тебя очень тяжёлая обстановка в семье, – он рассматривал меня долгим и пристальным взглядом.

– Да, ерунда. Просто сумасшедшая тётка. О ней некому позаботиться кроме меня.

– Как, у тебя нет родителей?! – воскликнул директор, – почему ты не рассказывал мне этого раньше?

– Вы не спрашивали, – пожал плечами я.

– Я бы не хотел, чтобы ты маскировал свои шрамы, – неожиданно заявил он, – всё-таки они неотъемлемая часть тебя. Твоя особенность, уникальность, как и белая кожа. Мне так жаль, что из-за неё ты подвергся стольким несчастьям…

С этими словами лорд Стробериус протянул руку и стёр слой синтетелия с моего лица (тогда это было сделать легко, крепление препарата к коже было ещё не совершенным). Я удивлённо отпрянул.

– Прости, я сам не понимаю, что творю, – проговорил учёный, кашлянул и отвернулся, – если бы я только мог забрать тебя оттуда! Ведь эта психованная, похоже, просто сживает тебя со свету! Ты был бы не против переселиться ко мне?

Честно говоря, я растерялся, услышав такое неожиданное предложение.

– Я… Разумеется, нет… Милорд.

– Но тогда мне придётся усыновить тебя, – вслух размышлял лорд Стробериус, – надеюсь, мне удастся сделать так, чтобы у твоей тётки отобрали опекунские права. Через суд… Боюсь, эта канитель растянется больше чем на год… Но я обещаю сделать всё, что в моих силах!

– Спасибо, милорд. Но, возможно, бедная женщина и не протянет столько.

Моё предположение оказалось верным. Тётушка скончалась в ту же ночь от несчастного случая: подушка упала ей на лицо, зажала дыхательные пути и не отпускала до тех пор, пока сумасшедшая карга не перестала дёргаться. Что ж, никто не застрахован от превратностей судьбы.

Глава 7. Музыка бунта.

Разумеется, лорд Пиропус не допустил группу Инди до игры на хороших инструментах Ансамбля Тёплой Части Спектра. Карманные деньги у синих долго не задерживались, поэтому даже Инди уже отдавал себе отчёт в том, что затея провальная. Я, в первую очередь, просто хотел помочь своему другу, но в глубине души понимал: идея этого протеста гораздо глубже. Впрочем, я отложил выполнение своей затеи на несколько месяцев: экзамены зелёных были уже не так просты, а я совсем забросил учёбу в последнее время, пришлось навёрстывать упущенное.

Середина учебного года. Я учусь в классе зелёных, но общаюсь в основном с Инди и ещё, иногда, Лаймией. Зелёные то ли по природе своей не очень общительны, то ли просто стараются избегать проблем. В общем, занудные ребята, к тому же с отвратительным музыкальным вкусом (притворяются друг перед другом, что слушают классику, как высшие касты, а на деле – не слушают ничего). Что ж, по крайней мере, они не агрессивные. Единственная их привычка, которая действительно раздражает – удлинение имён. У зелёных распространён стереотип, что чем выше каста, тем длиннее имя, поэтому они постоянно пихают лишние буквы и слоги, куда ни попадя.

Впрочем, не стоит судить всю касту по одной мерке. Зельнер (именующий себя обычно Зеленелером) – довольно милый и дружелюбный паренёк. У нас с ним что-то вроде приятельского симбиоза: он помогает мне писать дурацкие сочинения и доклады по истории Виоленсии, а я объясняю ему математические и информатические задачи.

– П-привет! – вспомнишь лучик, вот и солнце. Как раз думал о Зельнере, когда услышал его запинающийся голосок.

– Минус бэ, плюс-минус корень из дискриминанта, делить на два а, – машинально ответил я. Скорее всего, он опять забыл именно эту формулу.

– Нет, я не об этом хотел спросить, Внекактус…

Нет. Ну это уже выше моих сил! При всей моей симпатии к скромняге Зельни я вспылил почти всерьёз.

– Внекактус у тебя в штанах! Сколько раз повторять, хватит прилеплять к моему имени то, чего в нём нет. Когда ты наконец поймёшь, я не Внекаспер, не Внекастро, не Внекаспиан, и даже не Внекассиопея, – вам-то смешно, но я слышал пару раз и такой вариант, – просто: ВНЕКАСТ. Как "без рамочек". Понял?!

– Ага… – смущённо кивнул Зельнер, – а я просто спросить хотел… Тебе ещё нужен бас-гитарист для твоей группы?..

– Ну да, нужен. Так-то я даже ударника нашёл. Ла.

– Какое-то фиолетовое имя…

– Так он и есть фиолетовый, – я с удовольствием подметил, как Зельнер вздрогнул, – подхожу я к нему и говорю: "Не хочешь играть на ударных в рок-группе?", а он такой: "Ы?". Ну, я и объяснил: "БА-РА-БА-НИТЬ. Е-Е-Е, РОК-К-К!". Он понял, вроде бы.

– Но, при всём уважении, зачем ты взял именно фиолетового?!

– Во-первых, у парня прекрасное чувство ритма, это я понял ещё… При первой нашей встрече. Во-вторых, так впечатление будет полнее. Ты ведь знаешь, что мы затеяли? И не боишься?

– Н-нет… Вообще да, но всё равно готов.

– А ты в курсе, что остаться анонимным не удастся? Нам, скорее всего, не дадут даже закончить. Тебе могут прилететь неприятные последствия. Из Академии, конечно, не исключат, но… Зачем тебе всё это, если не секрет?

– Вообще секрет… Только я… – в своей манере замямлил он, сбивчиво и торопливо, – в общем, знаешь двойняшек из жёлтого класса? Одна из них, она… Она мне, ну… Ради неё я не побоюсь рискнуть даже местом в Академии!

– Да понял я, не идиот, можешь себя не мучить, – улыбнулся я. Вот уж не ожидал от зелёного такого смелого романтического порыва, тем более от Стесняшки-Зельни, – Лаймия, да? Она действительно классная, могу тебя с ней познакомить. Мы хорошие друзья.

– Лаймия? Не-е-ет… – мечтательно протянул тот, прикрыв глаза.

– Аури? Хм, странный выбор, – разочарованно фыркнул я.

– Мой выбор, – ответил Зельнер, второй раз подряд удивив меня твёрдостью в голосе.

***

– Размажь тебя по спектру, Инди, ты что, вообще не различаешь нот?! Ещё раз повторяю, слушай внимательно, – я пропел две строчки из припева, которые моему другу никак не давались.

– Да я стараюсь, Касти! Но, по-моему, это бесполезно. Почему бы тебе, с твоим абсолютным слухом, самому не спеть?

– Я пою как второклассница в душе, – хмуро отрезал я, – у тебя самый подходящий голос для рока.

– Знаешь, не очень-то хочется быть фронтменом нашей группы, исходя из твоего плана…

– Об этом не переживай. Камера будет в основном на моих руках, да и в любом случае достанется в основном мне – им же только повод дай. Проклятие, этот низшекастовый синтезатор такой короткий! Они бы ещё сделали всего семь нот, как в детском пианино. Ну, ничего, мы им покажем.

– Они не оси-и-илят нас, перестанут притесня-я-ять нас!.. – пением откликнулся Инди.

– Вот-вот, бро! И кстати, прекрасно получилось! Думаю, на сегодня хватит, а то Зетьни стёр все пальцы об струны, да и с Ла семь потов сошло. Ла, тебе бы помыться… Так вот, ещё пара репетиций, и мы будем готовы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Ярко-серый"