Текст книги "Тепло и сила (СИ)"
Автор книги: Val. Ekkert
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
========== Тепло и сила ==========
Моё первое осознанное ощущение от Гаррета – тепло. И сила.
Нет, сила – потом.
А сначала пришло тепло.
Не знаю, сколько мне было точно лет, но мало. И куда конкретно я тогда провалился, я тоже не очень хорошо помню, но вот телесная память подкидывает ощущения дикого холода, жутковатой темноты с белёсыми проблесками неизвестно чего и неизвестно откуда, и мокрых штанов.
А потом меня обняли. Сначала – обняли, дыхнули в макушку, и только потом потащили куда-то. Где было тепло и светло.
Бастионское детство, на самом деле, полно приключений. Особенно если учесть, что я ни дня на жопе ровно усидеть не умел. Особенно если учесть ещё и то, что с социализацией было туго: вообще-то детей в Бастионах быть не может, и если уж они случаются, мать с ними отправляется в Город. Но, помню, папа рассказывал: когда родился Гаррет, мамина родня всё ещё жаждала то ли вернуть её «в лоно семьи», то ли вовсе отмщения за побег. Поэтому отец обил пороги и как-то ухитрился упросить, чтоб семейка наша в полном составе оставалась в Бастионе.
Мать то плакала, то всплескивала руками, то ругалась из-за каждой моей разорванной штанины, отец смеялся, Гаррет щёлкал по носу, Бетани рвалась за мной, но я даже тогда чувствовал тем же, на чём не мог усидеть: не надо ей. Это уже в подростковом возрасте, в Крепости, во время учёбы пришло сначала «родаки и брат меня убьют», а много позже – «они расстроятся». Потом слово «расстроятся» сменилось на куда более страшное. А в детстве я просто чувствовал, как Бет надо беречь. Не задумываясь.
А ещё до меня дошло, что Гаррет то же самое чувствовал в отношении нас обоих. Лет тринадцать мне было, наверное. Как я обозлился – не передать. Ну, это такое стандартное: я пацан, я взрослый, я сам уберегу сестру, а меня тем более беречь не надо, я ж пацан, я взрослый, ну и по кругу. На самом деле, когда старшенький в восемнадцать слился из Крепости, я скучал. Мне-то тогда только одиннадцать стукнуло. А потом он ухитрялся наезжать, наезжать и наезжать, и навещать, соответственно. Я писал матери, и она бурно радовалась: «Гаррет! во время каждой своей увольнительной в Город!..»…
Первым порывом, когда я понял, как он нас пасёт, было набить ему морду. Вторым, после того, как я оставил кучу вмятин на одном из учебных манекенов – пойти к своему куратору и отказаться от посещений родственников. Третьим почему-то – убежать в комнату, выгнать соседа и разрыдаться, как малолетка. Четвёртым – при следующей встрече попытаться прямо объяснить, что не надо. Пятым…
И двадцать пятым – смириться. Потому что иного мне просто не оставалось.
Меня сорвало лет в пятнадцать, когда он приезжал всё реже, и это коробило почти так же, как ощущение его посоха над душой. То есть вроде бы и здорово, что реже: меньше контроля, меньше выпаса. А с другой стороны – я не мог избавиться от ощущения, что ему становится на нас наплевать.
На меня.
Короче, когда он в очередной раз появился, когда мы с Бет пришли в комнату отдыха-встреч, Гаррет подхватил сестру на руки, закрутил вокруг своей оси, хохоча в ответ на писки-визги, поставил на пол, чмокнул в нос, потрепал по голове, хихикнул на возмущённое «у меня же причёска!» и только потом глянул через её плечо и кивнул мне. Просто, блядь, кивнул.
Я ещё сдержался. Прошёл, даже вернул кивок, сел на диван и начал медленно кипеть. Вот всегда так, думал, всегда так: вот он щас будет с ней тарахтеть про магию, про посохи, про приёмы, про специализацию (Бетани как раз тогда её выбирала), опять про магию, про папу, про маму, про то, как они все ей гордятся, про её отличную учёбу, про то, какая она молодец… А мне что? Кивок? Для приличия?
В общем, когда я уже почти весь выкипел и почти подорвался, чтобы улететь оттуда нафиг, до Бетани дошло. Всё-таки мы с ней друг друга чувствовали всегда. На био-уровне, видимо.
Она пошутила что-то про «мужские разговоры» и вышла. Я ковырял диванную обивку. Гаррет молчал.
– Охренел ты совсем, что ли? – вызверился я, устав, наконец, от тишины и идиотизма ситуации. – Ты… ты зачем так?
Смотреть на него я боялся. В основном потому, что очень не хотел увидеть какую-нибудь усмешку. Снисходительную, например.
Он сел со мной рядом. И тихо ответил:
– Я подумал, ты порадуешься возможности взять инициативу в свои руки.
И меня тогда как под дых ёбнуло. И, наверно, именно в этот момент подумалось, что я ещё ни хрена не взрослый, что реально ещё прыщавый подросток и не более, раз до меня не дошло, что старший давал мне эту возможность. А Бет, наверно, поняла. Потому что использовала. Потому что, – ударило меня осознанием, – она говорила в два раза больше, чем Гаррет.
Я уткнулся лбом ему в плечо. Вздохнул прерывисто. Очень чётко помню, как мне тогда опять потеплело.
– Приходи почаще, – сорвалось с языка. Когда тебе пятнадцать, до тебя с трудом доходит, что ты врёшь себе. Но до меня дошло. Не знаю, правда, как. Просто… просто я увидел, какой Гаррет был усталый, какой грустный, какой напряжённый, и мне отчаянно не хотелось, чтобы эти грусть и напряжение вообще были со мной связаны. Я хотел видеть своего долбанутого, безрассудного, нахального и невыносимого старшего братца, которому пятьдесят минут в час хотелось дать в бороду. У меня до сих пор с Гарретом те ещё проблемы, когда он серьёзен. Не умею я с ним таким. Не умел никогда.
– Если смогу, – с усилием ответил Гаррет, и у меня внутри снова зашевелился ёж обиды и детской злобы. Я вскинулся, но тут же замер, потому что он взял меня за руку. Просто – за руку. И не схватил, а как-то очень-очень осторожно стиснул пальцы. – Перестань сердиться. Карви…
Может, тогда как раз и щёлкнуло тумблером. Может, брат решился дать мне намёк на всё то, что началось между нами много позже. Но вот у меня, когда он сократил моё имя, чего не делал на тот момент уже лет восемь, сердце ёкнуло, ухнуло и как-то приятно заныло.
Но тогда я, конечно, не понял ничего. И даже не подумал. Просто аж глаза защипало, и я списал это на злобу:
– Да почему?!.. – я набрал в лёгкие воздуха, но Гаррет меня оборвал, заговорщицки прижав палец к губам. Осмотрелся и подмигнул. И тут вот я успокоился: это снова был мой грёбаный братец, которого я обожал и терпеть не мог.
Никогда, никогда меня не посещала мысль «лучше бы его не было». А если бы посетила, я пошёл бы и убился о первого ближайшего спарринг-партнёра. А если б даже не убился, то просто бы себе не простил.
– Карвер, – Гаррет ещё раз огляделся и понизил голос до шёпота, – я могу тебе показать, почему.
Я не понял.
– В смысле?
Гаррет откинулся на спинку дивана и широко ухмыльнулся:
– А ты после отбоя приходи в левый коридор первого этажа. И покажу.
Признаться, в первую очередь мне вспомнились мои однокашнички, которые подобным тоном «после отбоя» девчонок в тёмные уголки зазывали. Я даже покраснел.
– Или боишься?
Ну и тут, естественно, я пихнул его в плечо, он дёрнул меня за вихры, ну и всякое такое, а вечером я лежал в кровати и старательно сопел, прислушиваясь к дыханию соседа, и меня даже не очень злило, что Гаррет опять взял меня на слабо и развёл на понты, как маленького.
Он ждал меня в клубке теней в самом конце коридора, и когда сцапал меня, схватив чуть повыше локтя, я чуть не заорал, но он и это предусмотрел, зажав мне рот ладонью.
А потом уже сделал что-то совсем неожиданное: накинул мне на плечи свою куртку. Вроде бы дракконис* на дворе стоял…
– А теперь, – прошептал мне Гаррет в самое ухо, – тихо. И доверься мне, слышишь?
И повёл вперёд. До шлюза.
Я, помнится, запаниковал. Но «доверься» стучало в ушах, и я шёл.
…Что долго рассказывать: он вывел меня из Крепости в Город. Вне увольнительной и вне всех порядков. Каким-то путём, который я после нафиг забыл, потому что не убегал ни до, ни после того случая, запомнил только для того, чтобы тогда вернуться.
В общем, я стоял у стены Крепости и хлопал глазами, а Гаррет, донельзя довольный, усмехнувшись, потащил меня тогда к своей машине, усадил и завёл мотор:
– Наслаждайся.
И, перегнувшись через меня, надавил кнопку, открывающую окно.
– Пристегнись.
Я задыхался и пьянел так, как не пьянел даже тогда, когда мы с пацанами спёрли у старших курсантов невесть где добытую ими бутылку эмбриумной настойки. Потому что, крути-не крути, а ночной Город был прекрасен, даже несмотря на зеленоватую дымку от Разрывов где-то за Стеной.
И Гаррет тоже был прекрасен. Правда, тогда я так не думал. Я просто сходил с ума и ёрзал в сладковатом ужасе от одной мысли, на что способен мой безумный, невозможный братец. И очень хотелось прижаться к нему и бессловесно орать. Почему-то. Ну, и завидовал я ему, конечно, дико. Куда без этого. Я ему всегда завидовал…
…Он бросил машину поперёк какой-то кривой дороги, уже за чертой Города, и тогда до меня дошло.
Мы стояли в полукилометре от Бастиона. От Первого Бастиона.
– Ты его хоть помнишь? – тихо спросил Гаррет. Я, всё ещё не отдышавшись после адреналина, скорости, ветра и впечатлений, слабо кивнул.
Помнить я помнил, но в основном изнутри. Помнил выделенные нашей семье комнаты с претензией на городскую квартиру, помнил, как у папы каша сгорала, как мы с Бет учились ходить наперегонки, как смеялась мама, и как Гаррет в Крепость уезжал. Мне было года четыре, наверно, но я запомнил. А без него всё было серым-серо. И зелено: комнаты наши окнами выходили к Разрывам…
Нас с Бет отправили в Крепость, когда нам стукнуло шесть. Всего пять лет рядом после двух лет его отсутствия – это для детских мозгов слишком мало после слишком долгого.
– Зачем?..
Гаррет обнял меня за плечи и слегка повернул.
За Стеной, вдалеке, зеленел Разрыв. Огромный, злобный и противный.
– Гаррет…
– Это – Пик, – тихо заговорил он, всё ещё обнимая меня и слишком явно не желая слушать. – Самый сложный из всех Разрывов, окружающих Первый Бастион. Бывает, что отправленная туда боевая группа возвращается не в полном составе. В той группе, где состою я, случай уже был.
Я дёрнулся, но брат держал меня железно. Как всегда, подумалось с горечью. Но её я тут же удушил. Было в этой поездке и в этом разговоре что-то не столько запретное, сколько чудовищно сокровенное, что-то такое, что можешь сказать только под покровом ночи и со взглядом на источник опасности. Поэтому я обмяк под его рукой и просто слушал.
– Если бы не бастионская охрана – а ты её ещё увидишь – и система пропускного контроля, я бы провёл тебя внутрь и показал бы ближе. Показал бы интерактивные карты. Показал бы размах, с которым тут отстроен лазарет. Поэтому, Карви. Поэтому я буду приходить к тебе всегда, когда смогу. Но только, когда смогу.
У него был безумно усталый и сильно надломленный голос. Словно он жалел о чём-то.
Вот в тот момент, помнится, мне с юношеской горячностью захотелось схватить его за руки и кричать, что нахуй Крепость, нахуй учёбу, нахуй всё, а он сейчас же меня проводит в Бастион, и я занимаю место рядом с ним, я же могу, я же хороший боец, меня же хвалят… Глупость была бы несусветная. Не знаю, какими силами я сдержался, но орать не стал. Просто тогда, кажется, я и понял, что он тут, по ходу, несколько раз в неделю жизнью рискует, и я могу его потерять, пока буду нагло дрыхнуть в Крепости, а ещё вякаю, что ему не нужен…
И стыдно стало так, что аж морда запылала, хотя холодрыга стояла ужасная: скверный дракконис выдался, мерзкий. И я повернулся и уткнулся этой мордой в Гаррета. И обнял его сам – до боли, и объятие он мне вернул.
Заставить себя выдавить: «Прости меня, пожалуйста, я был капризным долбоёбом, я больше не буду, честное слово» я так и не смог.
…Полпути назад мы проехали молча, а я и вовсе сидел, уткнувшись взглядом в свои коленки. Потом Гаррет прикурил. И сунул мне сигарету.
Ну, какой бы мальчишка-подросток отказался, да?
Выкашливал я больше, чем вдыхал, дико злился и на себя и, заранее, на Гаррета – боялся, что он будет смеяться. Но он даже не улыбнулся. А когда я выкинул окурок и прокашлялся окончательно, похлопал меня по плечу и добродушно сообщил:
– Меня в первый раз вообще стошнило.
– Хоть что-то, – я не удержался от шпильки. Гаррет фыркнул. Очень и очень тепло.
– Ты подумай, Карвер, – с явным усилием заговорил он через пару минут. – Подумай, почему я тебя выудил контрабандой, почему всё это показал, рассказал, и почему тебе не нужно посвящать во всё это Бетани.
Я додумался, уже лёжа в своей комнате, вернувшись никем не замеченный.
Гаррет мне доверял.
И считал достаточно взрослым для правильных выводов.
…Сосед дрых, и я с чистой совестью разревелся в подушку.
***
Незадолго до моей первой Испытательной вылазки, то есть, когда мне уже стукнуло восемнадцать, я начал ловить себя на том, что в своих подростковых снах всё чаще и чаще вижу мужские руки. Тёплые и сильные. Надо сказать, особых мук по этому поводу я почти не испытал, даже чуть обрадовался: если, дескать, меня и парни привлекают, то и разнообразия в выборе больше, и проблем в итоге меньше. В этом возрасте о будущей семье, жене и детях особо не задумываешься, тем более, если тебе скоро ехать мочить демонов. А потом – оставаться далеко от Крепости и продолжать мочить демонов. Тут уже не до социальных условностей и чьих-то чужих мнений и комплексов.
А вот через пару недель после первого осознания до меня дошло, чьими были эти руки.
Потому что к рукам во сне наконец-то приросло тело, хотя мне было не видно лица, и к тому же появился какой-то новый звук, кроме стонов, и звуком этим был срывающийся шёпот моего сокращённого имени.
«Карви, Карви, Карви…»…
Я просыпался в судороге, стискивая подушку, с сердцем, которые прыгало круче Ужасов, и в панике от отчаянного желания вернуться в сон.
Дело было даже не в том, что у меня банально вставал на родного брата, нет.
Я даже не думал всякую херь вроде «это неправильно», «так нельзя» и тому подобное: правда, не до социальных условностей, а если мы до этого дойдём, детей у нас не будет.
Это было чистое мучение, похожее на чувства несчастливо влюблённого закомплексованного идиота. Такое, из серии «он на меня и не посмотрит», «зачем я ему», «у него куча народу, и все круче». Хотя, положа руку на сердце, ни о какой Гарретовой «куче народа» я и понятия не имел. Но почему-то был уверен, что за братцем моим пол-Бастиона бегает.
Короче, я тогда посыпал голову пеплом, пошёл к Бетани и попросил у неё успокоительное. И снотворное. Дескать, трясёт перед Испытанием, спать не могу, кошмары. Сестрёнка поделилась, а потом рванула ко мне на плечо и задрожала – её-то тоже трясло, а у неё же ещё и Истязания, помимо прочего. Мы успокаивали друг друга, как могли, при этом я чувствовал себя лгуном и сволочью: я-то нервничал из-за вылазки, конечно, но всё-таки не так. Не до такой степени, чтобы успокоительное жрать. А потом я вспомнил, что из предыдущего увала приволок и заныкал бутылку то ли вина, то ли вермута, ну и, короче, мы потом окончательно успокоились. А за пару месяцев до Истязаний в Крепость всякий раз приезжал читать трёхнедельный курс Орсино, и, в общем, утром мне от него влетело за спаивание молодых магесс, приходящихся мне к тому же сёстрами. Бет меня ещё защищать пыталась, но я за это злился. Я всё-таки был её старше. Ну и что, что на десять минут.
После пары недель использования настоек и лекарств я понял, что сны никуда не уходят, а вот на тренировках я тупею. Душ по утрам не помогал. Релаксация перед сном – тем более, да я с ней и не умел обращаться. Попытки представлять кого-нибудь, на кого у меня никогда бы не встал, тоже не привели ровным счётом ни к чему.
И я сдался.
В конце концов, ласковый и настойчивый Гаррет, прижимавшийся ко мне со спины, Гаррет, трогавший меня точно так, как ему хотелось и точно так, как было нужно мне, тёплый-претёплый Гаррет, случайной лаской теревшийся сосками о мои лопатки, Гаррет, чуть кусавший меня за ухо, Гаррет, твердящий рефреном моё имя – это всё было не только не плохо, но даже и невыносимо, демонски хорошо.
…После своего Истязания Бетани буквально приползла ко мне в комнату, прошипев, что класть она хотела на все правила, а поспать хочет на моей груди. Тем более, что ехать на Испытание нам завтра вместе.
В ту ночь я понял, что если мне и не хотелось снов про Гаррета, надо было, как в детстве, спать с Бет в одной кровати. Видимо, моё либидо её стеснялось. Неудивительно.
А потом – Разрыв, Испытание, Бастион. Первый, конечно.
И Гаррет, который взял нас в оборот, едва мы успели разобраться с бумажной волокитой.
– Я вас ждал, – сказал он. – Чтоб окончательно сколотить себе группу. Мне как раз не хватало бойца-автоматчика и мага-хилера.
Я был на него обречён.
И будь кто-нибудь из нас проклят, если мне это не нравилось.
***
Я до сих пор не знаю, давно ли он сам меня хотел. До сих пор не уверен в том, когда он разгадал моё желание за всем тем, как я на него огрызался. Не знаю. И знать не хочу, наверное.
Он просто заявился ко мне в комнату – ночью – забрался под одеяло и скользнул рукой под футболку.
Если я пытался спать до того момента, то после…
Это я думал, что во снах у меня – именно так, как надо? Как же я ошибался.
Меня прошило судорогой, и я привалился к нему спиной, перехватил руку и вдруг растерялся. Я понятия не имел, что делать дальше. Нет, опыт у меня был.
Но это же Гаррет.
А когда я рядом с ним терялся, то злился. Закономерно.
Поэтому с губ сорвалось:
– Чего тебе надо?
– Тебя, – спокойно отозвался старший, вжимаясь лицом мне в затылок. – Мне уже очень давно надо тебя. А тебе – меня, правда ведь?
Руку-то он, конечно, сразу выдернул. И теперь его пальцы лениво блуждали по моему животу, а я жался к его груди, пытался зачем-то контролировать срывавшееся дыхание и дрожал, как колдующий демон Отчаяния.
Гаррет чуть оттянул резинку моих трусов, и я что-то всхлипнул-простонал в подушку. Кажется, его имя.
В тот раз теплом и силой от него просто фонило. Так, что я купался и тонул – в этом тепле, силе, в прикосновениях Гаррета, в его дыхании, в нём.
На поверхность не хотелось.
– Ну что, Карви? – выдохнул он мне в ухо, старательно касаясь его губами. – Ты ведь и сам давно дрочишь на мой светлый образ, нет? Может, пропустим ту часть, где ты будешь брыкаться и для приличия орать, что это неправильно? А, братик?
Последнее слово он произнёс с лёгким нажимом, до того пошлым, что я наконец-то не сдержал стона. И недвусмысленно вжался в Гаррета задницей.
Я даже не был уверен, чего мне больше хотелось: чтобы он отымел меня, вдалбливая в кровать, уткнув лицом в подушку, или отсосать ему, выдохнуть, и чтобы он уже потом меня отымел… не знаю. Просто хотелось. Просто моему желанию и искушению позавидовали бы одноимённые демонессы.
– Пропустим, – выдохнул я, ловя его руку и поднося к губам. Лизнул пальцы, словно на пробу – они пахли чуть горелым деревом и опалённым металлом, и я чуть не задохнулся от всего спектра ощущений, которые вызвал один запах его кожи и его магии. – Я, вообще-то, и не собирался. Я далеко не такой правильный, как ты думаешь.
Дальше я ничего сказать не успел – Гаррет резко перевернул меня на спину и впился в мои губы.
И я растёкся окончательно. И вообще не имело значения ничего: ни мой куцый опыт, ни то, что и целоваться-то я толком не умел: старший компенсировал мои неумения с лихвой. Поэтому я малодушно махнул на всё рукой и растворился. Во всём, что он только-только начинал вытворять.
Майку на мне он порвал. Вцепился в плечи, скользнул вниз, щекотнув бородой по груди, обнял губами сосок, коснулся языком. И поднял руку от плеча, с силой провёл по моей щеке, а потом заткнул мне рот ладонью.
Я протестующе застонал, но он только надавил сильнее. И тогда я кое-как разомкнул губы и лизнул его кожу. Раз, другой, третий, пока я не услышал рык откуда-то снизу, пока Гаррет рывком не убрал руку, пока не приподнял меня, сдёргивая с меня обрывок майки, пока не обхватил одной рукой за талию, пока не стянул мои трусы.
Мир взрывался каждую секунду, и как-то абсолютно забылось, что первая стадия взрыва мира на самом деле случилась много лет назад.
– Вы-е-би ме-ня, – отчеканил я Гаррету в лицо – он как раз снова надо мной навис. – Ну?
И зажмурился от кайфа, пришедшего в ответ на его сорвавшееся в хламину дыхание.
А ещё захлестнула досада из-за того, что он до сих пор был одет. Поэтому я решительно потянул к нему руки, но, конечно, не тут-то было: он их перехватил и прижал запястьями к изголовью койки.
– Кто тебе сказал, – выдохнул Гаррет мне в ухо, – что я и сейчас не буду устанавливать правила, а, Карви?
Я закрыл глаза и опять застонал – после слов он принялся мне ухо вылизывать.
– Ну пожалуйста, – я захныкал, дёрнул было руками – безрезультатно, конечно – и повернул голову, уходя от прикосновений его языка, только чтобы заменить их на другие – вдоль линии волос на затылке, вдоль позвоночника, к плечу, по шее – и вскрикнул, когда наглое и настойчивое вылизывание сменилось резким укусом куда-то между плечом и шеей. – Гаррет, пожалуйста…
– Моё, – прорычал он, в лёгкую повернув меня на бок, к себе спиной, и жёстко обхватывая ладонью мой член. Кажется, он меня вовсе не слышал. А я… а что я, а я от одного этого сказанного им слова чуть не кончил в вовремя подставленную ладонь.
– Ещё, – хотелось выдохнуть требовательно, но я мог только скулить. У братца были, безусловно, умелые руки. И язык. И рот.
– Чего «ещё»? – хмыкнул он над ухом, притискивая меня к себе, упираясь членом мне в ягодицы, и я бессильно зарычал сквозь скулёж: на нём ещё и штаны какие-то мягкие были, а мне безумно хотелось, чтоб кожей к коже. – Чего «ещё»-то?
Да чтоб я знал!
– Укуси, – всхлипнулось первое, что пришло в голову. Я понятия не имел, чего хотел конкретно. Пожалуй, всего и сразу.
– Нравится, значит…
Столько предвкушения и алчности я в его голосе никогда не слышал. Впору было испугаться, наверное. Но как я мог его бояться…
Второй укус он влепил прямо в основание шеи. Третий – симметрично первому. Стиснул мой член у основания, другой рукой крепко прижал меня к себе за бёдра, не давая тереться об него.
Он долго ещё меня мучил, заставил всего извертеться, ломал каждую мою попытку толкнуться в кольцо его пальцев, прижимался, вдыхал мой запах – с каким-то непонятным горячим отчаянием – и ласкал и кусал так, что в тот момент, когда Гаррет вставил в меня, наконец, хотя бы палец, я уже был не очень уверен, в каком я мире, и где моё сознание.
И конечно же, я кончил, пока Гаррет мне надрачивал, несмотря на все его усилия это предотвратить. И конечно, он не смеялся, а просто продолжил лапать – так что заново встал у меня очень и очень скоро.
– Гаррет, – прохрипел я, перехватывая его руку, снова сжавшую меня у основания, поднося её к губам и вылизывая ладонь. Собственная сперма чуть горчила. Отпустил, выдохнул… – Гаррет, я ж не выдержу…
Он только хмыкнул и добавил второй палец. Сволочь. И мне было пофиг на то, что я прекрасно понимал: он же для меня старается, и сам наверняка тоже давно на грани. Я просто хотел в себя его член. Быстрее и глубже. И всё. Всё остальное давно перестало иметь значение.
Пальцами он трахал меня тоже довольно долго, спасибо, хоть простату не задевал, иначе меня бы второй раз сорвало, не успей он мне по-настоящему вставить. И, кстати, он так и не разделся. И было в этом что-то такое… ну, что он одет, а я обнажён – в моём треснувшем осколками сознании это трактовалось только как «ты мне подчиняешься, Карвер».
…Войдя, наконец, он дал мне привыкнуть. Недолго, правда: я вообще уже давно удивлялся, чем мог, запасу его терпения. И когда он задвигался, одной рукой вцепившись мне в бедро, а другой ухитряясь не забывать дрочить мне, вокруг всё рухнуло окончательно. Был только Гаррет: его руки, его член, его дыхание на моём затылке, его тело, его движения, его пресловутое тепло. Его хриплое: «У тебя – охуенная – задница», его насмешливое: «Нравится, Карви, нравится, ещё бы тебе не нравилось», его сорвавшееся в итоге: «Молодец… хорошо… даёшь». Только он. Только сжатые на моей коже пальцы, контролирующие каждое моё движение, только судорожная хватка зубами за шею, только едва обнажённые его бёдра, только пошлое, рычащее: «Послушный… хорошо…», только его стоны, его запах, его звук, его сила, его семя внутри меня, его ладонь, снова ловящая мою сперму.
– Мой, – он вжимал меня в себя, беспорядочно касаясь губами шейных позвонков, втираясь в мою кожу пылающим лицом, – мой хоррроший… моя кровь…
В ушах шумело. Я поближе притиснулся к братцу и обмяк.
Гаррет вырубился, едва успев выскользнуть из меня, и поэтому одеяло на нас набрасывать пришлось мне самому.
…А когда утром он, сонный, встрёпанный и родной донельзя, повернул меня к себе лицом и в наглую поцеловал в губы, игнорируя, как у нас обоих изо рта воняет, игнорируя моё возмущённое по этому поводу мычание, я в очередной раз понял: никуда мне от него не деться.
И поэтому обхватил его за шею, привалился и вернул поцелуй – с тем жаром, с каким умел.
…Как бы я ни относился к Гаррету в разные периоды жизни – я всегда знал, какое из моих чувств к нему первично и неизменно.
И пусть хоть упользуется этим. Не жалко. В любом случае – меня хватит.
Комментарий к Тепло и сила
*Март, собственно говоря, в переложении на наш календарь
========== Уроки самоконтроля ==========
Комментарий к Уроки самоконтроля
Warning! Куча кинков, нецензурщина, лёгкий BDSM.
– Карв, чему тебя только учили в этой твоей Крепости?
Выругавшись, я опустил автомат. Манекен-Хотелка, казалось, издевательски ухмылялся, хотя это бред, конечно.
– Вообще-то стрельбу я сдал на твёрдую B, – огрызнулся я скорее по привычке, просто потому, что я на Гаррета всегда огрызался, если он вёл себя как противный старший брат, который якобы лучше знает. – Восемь из десяти. Стабильно.
Его тяжёлая рука шандарахнула меня по плечу, и я неимоверным усилием удержался и не согнулся – ах ты ж…
– Карви, радость моя, мне от тебя нужны все десять. Потому что в секторах на твою B никто не посмотрит. Демонам нет дела до оценок курсантов, понимаешь ты?
– Что ты херню несёшь, – вывернувшись, я уставился ему в глаза. А он был серьёзен. Тьфу ты. Я думал, опять насмехаться будет – а он…
Гаррет тяжело вздохнул и покачал головой:
– Это не херня, а истина, дурень.
– А чего ты задаёшь очевидные вопросы? – взвился я, не зная, куда себя деть – было очень понятно, что улучшить мои навыки он хотел в первую очередь ради меня же, и ещё потому, что боялся: не справлюсь, дескать, полягу там, на поле боя, и… и всё, собственно. А что с ним таким делать, я никогда не знал, ну и… – Всё я понимаю, тем более эти твои… истины.
Старший опять вздохнул. А потом приобнял меня за плечи и потащил к выходу с бастионского стрельбища.
– Ты злишься и раздражаешься.
– Спасибо, я заметил.
– …значит, учить тебя надо не выбивать десять, – продолжал Гаррет, привычно проигнорировав моё вяканье, – а сдержанности и контролю. Пока ты не будешь уметь сохранять холодную голову, я тебя на вылазки не выпущу.
Я дёрнулся было, открыл рот… и закрыл. Потому что, во-первых, мы с Бет вернулись из Крепости без году неделя и пороху ещё не нюхали – Испытательный Разрыв у Десятого не в счёт – а во-вторых, ну совсем-совсем не стоило сейчас подпрыгивать и орать в очередной раз о том, чего я там могу и не могу, умею и не очень.
– А ты? – я всё-таки сбросил его руку: идти было очень неудобно. – У нас с тобой, видишь ли, фамильная вспыльчивость и всё такое, поэтому я ни разу не поверю, что ты сам сразу научился… как это… сохранять холодную голову.
Гаррет добродушно заржал, и у меня отлегло. Ну хвала Создателю, стянул серьёзную личину.
– Конечно, не сразу. В первую вылазку у меня сдали нервы, и я с минуту пытался спалить демона Гнева, пока до меня не дошло, что я делаю не так.
Мы вошли в лифт, створки сомкнулись, и Гаррет тут же шагнул ближе. Я сглотнул. За пару дней, прошедших с той ночи, когда он влез ко мне в постель, он ни словом, ни жестом, ни взглядом, ни ухмылкой – словом, никак – не вспоминал о сексе. Только с утра тогда меня поцеловал, и всё.
А я-то его хотел, как пятнадцатилетка.
Особенно вот в такие моменты, когда между нами почти не оставалось расстояния, и меня сносило нафиг одним только жаром его тела.
– Гаррет, – я прокашлялся, – ты это… Либо мы щас пойдём к тебе или ко мне, и ты что-нибудь сделаешь, либо я за себя не отвечаю. Не то, понимаешь ли, чтоб у меня всё ещё вставал на вид линолеума, но вот красивые обои…
Брат снова расхохотался, и я только улыбнулся в ответ. Было дофига приятно, что он оценил мой дурацкий юмор.
А потом он мягко толкнул меня к стенке лифта, и я аж задохнулся ненадолго.
– Ка-а-арви…
Я зажмурился и требовательно дёрнул головой – Гаррет был, чтоб его, слишком близко, слишком рядом, слишком горячим и напористым даже сейчас, в те секунды, что оставались до открытия дверей.
И вздрогнул, услышав откуда-то сверху его усмешку. Такую, какая бывала тогда, когда он что-то задумал.
– Нет, Карвер, – Гаррет стиснул пальцами мой подбородок и тут же отпустил под звяканье сигнала приехавшего лифта. – Не так быстро, братик.
Уххх, сволочь.
Тон у него был такой, что коленки мигом стали ватными, и из лифта я выполз на подогнувшихся ногах. Хорошо ещё, что на тренировку мы попёрлись рано утром, и в холле ещё никого не было. И что комната Гаррета шла первой по коридору.
Едва мы вошли, он щёлкнул замком, обернулся и смял меня взглядом – тяжёлым, предвкушающим. Растоптал. И я рухнул на спасительную койку – стоять просто больше не мог.
– О чём мы с тобой сейчас говорили? – негромко, но так внушительно поинтересовался Гаррет, что я даже оглох немного. Шаг за шагом он подошёл ко мне, взял за плечи, усмехнулся в ответ на мою дрожь… – Вот только что?
У меня закружилась голова. Я, конечно, предполагал, что старшенький непременно в койке что-нибудь, да отколет – этакое, нестандартное. Но чтоб так скоро…
– Карвер, – он сжал руки чуть сильнее, и я встряхнулся – кажется, он и вправду ждал от меня ответа, и если я его не дам – то и… и не дам. И всё.
Поэтому пришлось кашлянуть и выдавить:
– Об этом… о холодной голове.
– Правильно, – усмехнулся он. – Но вообще-то – о выдержке, Карви. О выдержке.
И, без предупреждения толкнув меня на подушки, навис сверху, чувствительно надавил коленом на бедро, и я поспешно раздвинул ноги.
Поцеловал он меня жёстко. Властно так. Не давая даже шанса хоть как-то перехватить инициативу – и заводило это до искр перед глазами.
А потом вдруг резко ухватил мои руки, завёл за голову и прижал к изголовью кровати. Ни шевельнуть, ни вырваться.
Стоял у меня так, что было больно. А Гаррет вдобавок ко всему ещё и так устроился, что и об него потереться казалось невозможным – так что оставалось проскулить:
