Текст книги "Мое безумие (СИ)"

Автор книги: Урфин Джюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Отвези его домой, Кир, пока он тут цирк не устроил. Прошу.

Меня просить дважды не надо. Подхватив под руки несопротивляющегося Вика, я повел его к выходу. В такси Вика срубило окончательно, и я буквально на руках занес его в подъезд и, прислонив спиной к стене, стал обыскивать в поисках ключей.

– Ты чего меня лапаешь? – абсолютно трезвый и насмешливый голос никак не вязался с количеством выпитого алкоголя. – Дорвался?

– Где твои ключи? – я выпустил Вика, и тот незамедлительно съехал по стене вниз.

– Найди.

Я поднял парня и снова принялся обхлопывать его карманы. Мда. Осталось только одно место, где я не проверил. Боже, помоги мне не сорваться и не изнасиловать его прямо тут. Я запустил руки в задние карманы джинсов. Вик поднял голову, смотря прямо в глаза, оплел талию руками и крепче притянул меня к себе. Я замер, так и не вытащив ладони из карманов. Вик, не отрывая взгляда, медленно провел кончиком языка по верхней губе. От него пахло коньяком и лимоном. Все! Большего я вынести не мог! Я впился в губы Вика с долго сдерживаемым стоном. Мои губы будто в бешеном исступлении впивались в губы парня, тот, вздрогнув, отвернулся, уклоняясь от поцелуя. Я покрывал поцелуями глаза, щеки, шею Вика. Наконец дотянувшись до его волос, я погрузил в них пальцы, ощущая их мягкость. Лаская, я прижимал Вика все крепче. Меня трясло от желания и страха того, что меня сейчас оттолкнут. И я пытался урвать хоть кусочек счастья. Что это со мной? Должно быть, безумие? Тело Вика было напряжено, как струна, я на секунду замер, отстраняясь, думая, что противен Вику, но тот со стоном притянул меня к себе и сам впился в губы, отвечая. Воздух вокруг как будто сгустился и заискрил. Я растворялся в ощущениях, которые огненной спиралью удовольствия скручивались внизу живота. Грудь же наоборот распирало от счастья так, что, казалось, ребра не выдержат напора и треснут. Эти губы... Божественные губы... Мягкие, податливые, требовательные и нежные одновременно. Сладость. Его язык дразня скользнул по моим губам, втягивая меня в еще более глубокое безумие. Как я мог не любить поцелуи раньше? Да меня просто так никогда никто не целовал. Мне не хватало дыхания. Вик разорвал поцелуй. Я прижал к себе Вика, еще крепче вдыхая его аромат. И в этом вдохе слились изумление, благоговейный восторг, граничащий с ужасом. Я прижимался к нему все плотнее, стараясь быть как можно ближе к этому чуду. Я не понимал, что со мной происходит, не помнил, что со мной было, но знал точно одно – ничего сладостнее со мной не случалось. Но внешний мир начал проникать извне. Я услышал, как внизу хлопнула входная дверь подъезда и кто-то, тяжело дыша, стал подниматься вверх по лестнице. Вик отстранился от меня, вытащил ключи и, открыв дверь, не поворачивая головы бросил:

– Забудь, не было ничего. И быть не могло.

Перед моим носом захлопнулась дверь. Я отшатнулся к противоположной стене. Невыносимая физическая боль согнула пополам. Нет! Как же так? Ничего не было? Забыть? Он не может так поступить! Я обессилено сполз на пол. Мимо с ворчанием про алкашей и наркоманов плелась тетка. Но у меня не было сил встать. Я тупо смотрел на закрытую дверь, и щеки обжигали дорожки соленых, горьких, злых слез. Остатки гордости заставили соскрести свою тушку с пола и уйти домой.

Этот парень сведет меня с ума. Я твердо был уверен еще минут десять назад, что при встрече посчитаю ему ребра, и это – как минимум. Сейчас же у меня дрожат руки как у припадочной истерички, и где-то в подреберье занозой свербит страх. Я одновременно пытаюсь остановить кровь из рассеченной брови и из носа, успокоиться сам и успокоить Милу, шмыгающую носом. И не смотреть на залитую кровью футболку Вика. Господи! Почему так много крови?! Мила позвонила мне, когда я уже ложился спать. Из ее сбитых, тонущих в плаче фраз я выудил только два слова – «Вик» и «избили». Как я выудил у нее адрес и как сюда добрался, это я уже смутно помню. Сейчас главное не это. Главное – остановить кровь и уговорить упертого Вика поехать в больницу.

Я сидел на кухне у Вика. Сигарета медленно тлела в моих трясущихся пальцах, меня накрывал отходняк. Голова болела от разнокалиберных эмоций, которые в бешеном фейерверке пронеслись за прошедший час. От страха за Вика до злости на него же – он сам целенаправленно и сосредоточенно нарывался на неприятности. От желания съездить ему по физиономии за все его выкрутасы до зацеловать разбитые губы. Его нельзя бить... Нельзя. Это как вандализм, разрушение чего-то прекрасного, но он и святого доведет, не то что до точки кипения, а до точки моментального перехода в парообразное состояние. Я сполз с подоконника и поплелся в комнату. Там, все еще всхлипывая во сне, спала Мила. Рядом, утыканный ватными тампонами и компрессами, затих Вик. Правильнее было бы уйти. Я сделал уже все, что мог. Но я тихонько вытянулся рядом с Виком и подгреб его себе под бок. Мне просто необходимо было слышать, что сейчас с ним все хорошо. Вик, открыв глаза, посмотрел на меня. Только не отталкивай меня! Прошу! Давай выйдем на тропу войны завтра? Между нами снова будет «ничего не было и быть не могло». А сейчас ты мне нужен даже больше, чем я тебе. Я, как собака, пытался все это вложить во взгляд. Произнести? Нет... Не в этой жизни. Но Вик, видимо, понял. Он еще ближе прижался ко мне, обнял и, уткнувшись в ключицу, затих. И даже сейчас от него пахло чем-то конфетно-фруктовым. А мое сердце словно прыгало на татами, взрывалось от болезненной радости. Я, обнимая свою драгоценность, боялся даже пошевелиться, чувствовал себя драконом, чахнущим над златом. И мне плевать было на то, что рядом спит Мила. Плевать было на то, что она подумает, проснувшись и увидев нас.

Проснулся я от тычка под ребра. Перепуганно охнув, я сел. Левая рука онемела. Вик выкарабкался из кровати.

– Я в ванну, если не трудно, сделай кофе.

Вот и все. Утро. В очередной раз вымарываем значимые моменты из жизни?

– Его невозможно не любить, правда? – рука Милы коснулась моей спины.

Я, вздрогнув, повернулся к девушке.

– Только смысла нет. Поверь мне.

Что сказать? Что тут можно сказать? Абсурдность ситуации почти феноменальная. Моя девушка любит парня, которого я тоже... Люблю?

В город возвращалась весна. Не люблю эту пору. Серый снег, тая, открывает взгляду всю грязь, накопленную за зиму. Сырой колючий ветер пытается залезть под одежду. Все вокруг лихорадочно взвинчены. Я, перепрыгивая через лужи, мчусь к Вику. То ли под действием этой весенней лихорадки, то ли от того, что уже не могу жить с этим ощущением неопределенности внутри. Но это надо как-то решить! Сейчас! Проскользнув за жильцом дома в подъезд, поднимаюсь наверх и вжимаю кнопку звонка. Сердце кузнечным молотом стучит в грудной клетке. Открывшего мне дверь Вика я припечатываю к стене. Пользуясь его удивлением, зацеловываю, шепча что-то маловразумительное. И отлетаю от хорошего удара к противоположной стене. Вик, зло прищурив глаза, цедит сквозь зубы:

– Охренел, Казанова? Спермотоксикоз накрыл твои скудные извилины?

– Вик, нам нужно поговорить.

– Кому нужно?

– Вик, может хватит? – я снова прижимаю его к стене, целую и чувствую, как сбивается его дыхание, и тело, не соглашаясь со злой иронией, звучавшей в его голосе, прижимается ко мне еще плотнее. Его ладонь властно ложится на мой затылок, губы же наоборот становятся мягче. Уже не отторгают, а приглашают. Язык нежно скользит по нижней губе, чуть касается, исследуя, углубляя поцелуй. Сегодня у него клубничный вкус. И я проваливаюсь в космическую бездну удовольствия. Я уже не знаю, где мои руки, где его руки. Не понимаю, что происходит, просто плавлюсь в этом концентрированном чистейшем удовольствии.

– Кхм... я не помешал?

Вик отшатнулся от меня. Я, резко выдохнув, уставился на мелкое недоразумение. Парень стоял, облокотившись о косяк двери, скрестив свои тощие лапки на груди. Черная челка с красными перышками падала ему на глаза. Я застыл. Что делать в таких случаях? Когда твой... хм... соперник едва дотягивает макушкой до твоей груди и весит меньше раза в три? Вик, вдруг всхлипнув, истерично заржал. Сгибаясь в приступе нездоровой веселости, он, утирая слезы, сполз по стеночке на пол. Воззрившись на нас, он еще раз зашелся в истерическом смехе.

– Что ты ржешь? Блядь, какая же ты блядь, Вик! – парень негодовал. Подлетев к Вику, он отвесил ему звонкую оплеуху. Мелким ураганом пронесся мимо меня и, сорвав одежду с вешалки, вылетел из квартиры, со всей дури саданув дверью.

Я все так же в растерянности топтался рядом с заткнувшимся Виком. Он медленно поднял на меня глаза:

– Что?

Я недоуменно пожал плечами. Не понимая, чего от меня ждет Вик. Тот медленно поднялся, его трясло, он был в бешенстве.

– Пошел на хуй. Понял, Казанова? Решил меня облагодетельствовать своим вниманием?

– Вик... Я… – но договорить мне не дали. На Вика явно накатила истерика. И он шипел разозленной кошкой мне в лицо.

– Думаешь, я не знаю, что тебя сюда привело, Казанова? И что? Ты совсем не боишься, что завтра от тебя отвернутся твои дружки и родители и ты превратишься в парию для всех?

– Почему?

– Почему? Или ты рассчитываешь по-тихому потрахаться со мной и жить как живется? Хочешь удобно устроиться?

Я заткнулся. Да, я так и думал. Что тут возразить? Вик продолжал полузадушенно шипеть. Слова давались ему с трудом. Он буквально сочился болью и ненавистью.

– Не пойдет так, Казанова. Хочешь меня? Хочешь, вижу. Так вот, я тоже кое-чего хочу. Хочу не чувствовать себя блядью. Понял? Так что все потрахушки – только после знакомства с мамой и папой и близкими друзьями. Колечко купишь, приходи. Выметайся. Надоели. Как вы мне все надоели, ублюдки.

Он вытолкнул меня из квартиры и захлопнул дверь. Я как сомнамбула спустился вниз и присел на лавочку у подъезда. Охренеть. Познакомить с мамой-папой? Да меня тихонько прикопают на семейном кладбище за подобные новости. Согласен я отдать всю свою жизнь за сомнительное удовольствие быть с этой блондинистой истеричкой вместе? Да нихрена!

«Я все правильно решил. Все правильно», – вколачивал я в боксерскую грушу свою боль. Сцепив зубы, наносил ей удары. Не нужна мне эта блондинистая сволочь. Не нужна! Еще удар. Когда сил не осталось, я поплелся в душ. Стоя под струями, закрыв глаза, смывал с себя пот и усталость, только вот жуткую тоску по Вику смыть не удавалось. Я не видел его уже два месяца. Чтобы выкинуть этого светловолосого беса из сердца, снова занялся боксом, тренировки до изнеможения притупили тоску, даже помогали какое-то время. Но хватало их ненадолго. И все чаще по ночам, во снах я прижимал его к себе, зацеловывая послушные губы... Невыносимо! Задумавшись, я брел по улице, и ноги сами принесли меня в его двор. Развернуться и уйти, но я не могу оторвать взгляда от его окон.

– Какие люди? Зря караулишь. Вик уехал, – рядом неизвестно откуда материализовался мелкий.

– К...куда уехал?

– На практику на полгода. Переживешь?

Я молча рассматривал мелкого. Длинная челка все также закрывала глаза, но теперь пряди волос в ней были окрашены в синий цвет. Ветер сдул челку с глаз. И вся деланная нагловатая бравада вдруг утонула в больном взгляде парня. Он, досадливо дернув плечами, снова спрятал глаза за челкой.

– А ты переживешь? – я вытащил пачку сигарет и протянул парню. Тот, вытянув сигарету и прикурив, глубоко затянулся.

– А куда я денусь?

– Давно вы с ним... Встречаетесь?

– Не надо реверансов. Трахались иногда. Когда мне везло. А время значения не имеет.

– А Рыжая?

– Викуля? Официально она – его подруга. Не знает она о легком бирюзовом оттенке.

Полгода... Казалось, все идет в елочку с моими планами «забить на Вика». Но почему-то хочется выть. И глаза у меня такие же, как у мелкого. Больные.

Я бежал под грустный речитатив Басты. Он уверял меня в том, что время не лечит. Но это не так. Лечит. Может, и уходит на это лечение охуительно много времени и сил. Но оно лечит. Прошла весна, за ней лето, и вот осень разменяла уже второй месяц. И моя душа спокойна. Сердце не сжимается в невыносимой тоске. Сомнения и сожаления уже не грызут по ночам. Первые капли осеннего дождя холодными иголочками начинали покалывать кожу. Пора возвращаться с пробежки домой. Там контрастный душ и чашка кофе. И потом универ, надо заехать за Лелей. Моя девочка, почти невесомая фея, нежная и тихая.

Лелька выпорхнула почти сразу, как я подъехал во двор, мазнув меня по щеке невесомым поцелуем. Она знала, что целоваться я не очень люблю. Еле приткнув машину на парковке, мы пошли. Топать придется еще как минимум один квартал, ближе припарковать машину не получилось. Универ – это целый городок, состоящий из множества учебных корпусов, общежитий и зданий администрации. Он выходит на живописную набережную, и от него на другой берег перекинуто несколько пешеходных мостиков, украшенных изящной ковкой и стройными фонарями. Одно из красивейших мест нашего города. Мы с Лелей идем как раз через такой мостик, ее теплая ладошка доверчиво греется в моей руке. Я рассматриваю студентов с этюдниками, растянувшихся вдоль парапета моста. Студенты с архфака. Они часто писали натуру именно здесь. Я нашел взглядом мелкого и кивнул ему. Мы как-то сдружились с того памятного перекура. Тема о Вике больше не поднималась. Но когда рядом человек, который понимает тебя, это помогает. Очень. Челка мелкого, теперь с ярко зелеными прядками, все так же падала на глаза. Но сегодня мелкий не ответил мне приветственным жестом, а, закусив губу, отвернулся. Не понял. За мной какой-то косяк? Я, не выпуская ладошки девушки, направился в его сторону. Мелкий стал лихорадочно собирать вещи. Не обтирая использованные кисти, он сунул их в сумку и трясущимися руками закручивал тюбики с краской. Колпачки явно не поддавались, и один, выскользнув из непослушных пальцев хозяина, укатился в сторону. Мое недоумение росло. Да что это с ним? Я на автомате, проследив взглядом за сбежавшим колпачком, пошел его поднимать. Тот спокойно пристроился у чужих кроссовок. Подхватив колпачок пальцами, я разогнулся и оцепенел. Вик! Он с насмешливой миной наблюдал за этим представлением. Вик! Мое сердце, пропуская удары, болезненно сжалось. Вдруг сорвалось в бешеный галоп. Я жадным взглядом впился в лицо парня, отмечая, как он изменился. Черные волосы неровными рваными прядями обрамляли его бледное лицо. Яркая, как будто позолоченная красота ванильного мальчика сменилась резкой готической красотой аристократа. Как он изменился... Не изменилось только одно. Мне до безумия хотелось прикоснуться к нему. Время не лечит?

– Какие люди! – Вик протянул мне для рукопожатия руку. – Да еще в приятном обществе. Познакомь с дамой, Казанова.

Я, вздрогнув, вспомнил про Лельку. Скомканно познакомив ее с Виком, вцепившись, утащил ее с моста. Лелька еле поспевала за мной.

– Кир, да что за муха тебя укусила? – Леля резко выдернула руку, останавливаясь. – Куда ты несешься? Что происходит? Кто этот парень?

Кто этот парень? Боже! Что ей ответить? Беда это моя, огромная, любимая беда. Какой я наивный! Одна встреча, и весь полугодовой аутотренинг по вычеркиванию его из моей жизни летит к чертям. Вик! Вик! В висках пульсирует кровь, сердце болезненно сжимается, в желудке остро покалывает. Вик, как же я по тебе скучал! Как же мне хочется вернуться и, сжав до боли тебя в своих объятиях, узнать, какой вкус у твоих поцелуев сейчас. Но нет! Нельзя! И я, пытаясь запихнуть эмоции поглубже, только бледно улыбаюсь на расспросы Лельки. С пар я ушел. Забравшись с ногами на подоконник в мужском туалете, я выкуривал неизвестно какую по счету сигарету. Надо успокоиться. Просто эта неожиданная встреча выбила меня из колеи. Сейчас вот покурю и подумаю. Мелкий. Надо бы позвонить мелкому. Хотя надо ли? С возвращением Вика, видимо, пришел конец нашей «дружбе по несчастью».

Мелкий явно избегал моего общества, ну и хрен с ним. В конце концов, я в отличие от него не собирался возвращаться на круги этого личного ада. У меня есть Лелька, есть моя жизнь, родители, друзья... У меня все хорошо! Все хорошо, я сказал! – мысленно рявкнул я на ехидный голосок сомнения, зазвучавший внутри. Может, взять тренировок по боксу побольше на пару часиков? Да и английский надо подтянуть. Да и с Лелькой можно куда-нибудь на выходные уехать подальше... Подальше от себя. Сбежать. Я болезненно застонал. Да что же это?

Лелька вычерчивала на моей груди буковки. Я гладил ее по гладкому плечу. Девочка, моя хрупкая девочка. Почему даже ты не можешь выбить из моей головы эту дурь? Почему даже в яркие моменты оргазма я, закрывая глаза, вижу губы этого беса? Как я устал бороться с собой. Если бы я только мог кому-нибудь об этом рассказать. Но нет никого, кому можно в этом признаться, даже себе. Даже себе нельзя. Я закрыл глаза, под веками предательски запекло. Устал.

У вас когда-нибудь внутри находился ебанутый навигатор с единственной заданной целью? Если да, то вы меня поймете. Где бы я ни находился, чем бы ни был занят, где-то на подсознании яркой раздражающей точкой высвечивался Вик. Я точно знал, куда надо повернуть, чтобы дойти до его дома. Сколько улиц, перекрестков разделяет сейчас нас. Сколько времени понадобится, чтобы добраться до заветной точки. Каюсь, раз даже сорвался. Но не добрался всего один этаж. Одернул себя и на ментальных пинках отправил домой. Нет. Мужик я или где? Пристрелите пианиста... Ептыть. Он больше не может.

Гулкая пустота новой квартиры, запах еще не просохших стен. Квартира из-за отсутствия вещей кажется огромной и очень светлой. Я брожу из комнаты в комнату, пытаясь сообразить, как и что тут будет. И хоть убей, но не могу представить старую обстановку в этих стенах. Мне кажется, что вещи скромно забьются в угол, не справившись с пространством и огромными витражными окнами. Мама перевезла в эту квартиру только кофеварку. И сейчас насыщенный аромат кофе еще сильнее подчеркивал пустоту и пространство.

– Кир, на твоей совести поиски дизайнера, мы с отцом все равно в этом мало что понимаем.

Я согласно киваю, и через полчаса, усевшись по-турецки, обложившись газетами и оккупировав телефон, я прозваниваю дизайнерские студии. Да что же непруха-то такая? У одних цена просто космическая, у тех, кто берет за работу в разумных пределах, нет времени. Я от раздражения уже весь кончик карандаша изгрыз и тут наткнулся на знакомый номер. Бинго! Это же номер мелкого, и он точно занимается дизайном. Набираю номер, и уже через полчаса он рассматривает новую квартиру, что-то деловито строчит в своем блокноте, снимает замеры и что-то бубнит себе под нос. Мама, фонтанируя идеями, похожими на сказку, ходит за ним тенью. Мелкий застывает перед витражными окнами. Ага! Красота. Я сам первый раз тоже прифигел от такого подарка судьбы. За окном как на картинке жил город. Он, задумчиво закусив губу, растерянно поворачивается ко мне:

– Кир, я это уже видел.

– Не понял.

– Понимаешь, я уже видел эту картинку. Сейчас покажу.

И он выуживает из кармана теснющих джинсов телефон. Пощелкав, разворачивает к нам дисплей. Мы с мамой застываем в изумлении. На картинке – идеальная гостиная. Именно такая, как я смутно себе представлял. Низкая светлая мебель не заглушает пространство, но придает ему уюта. Хочется, глядя на картинку, пристроиться на вот таком диване пред окном. Неторопливо тянуть горячий кофе, смотреть, как на город опускается вечер, зажигая фонари. Картинка настолько захватила мое воображение, что я не сразу услышал, как мелкий растерянно оправдывается.

– Понимаете, это авторский дизайн. Мне нужно договариваться с тем, кто это создал.

– Так договорись, – мама, разделяя мои эмоции, уже и не мыслила иное в этом месте.

– Кир, – мелкий растерянно обернулся ко мне. – Это дизайн Вика.

– Это плохо? – мама с недоумением переводила взгляд с мелкого на меня.

– Почему же, – я с трудом «держал лицо». – Наоборот. Я немного знаком с ним. Может, договоримся.

Мама расцвела, чмокнув меня, закружила по комнате:

– Кир, это же идеально. Идеально!

– Да уж, это его фирменный стиль доводить все до абсолюта, – расцвел мелкий, глядя на неприкрытую детскую радость взрослой женщины.

Я старательно улыбался. Не сбежать. Невозможно. Все мои старания перечеркнуты эфемерной фантазией Вика. Парадоксально. Я буду жить в его придуманном мире? И я пока не знаю, что я чувствую. Я счастлив? Да! И мне больно. Безумно больно.

Мне повезло. Мама настолько увлеклась идеями Вика, что буквально утопая в журналах по дизайну сама с энтузиазмом взялась за оформление новой квартиры. И в нашем доме его имя стало почти культовым. Оно звучало везде. За завтраком, во время обеда... Она часами могла обсуждать по телефону детали. И пропадала по выходным в мебельных салонах, на строительных рынках вместе с ним. Я ей завидовал. И как губка впитывал все, что связано с ним. Но лучше нам не пересекаться. Я так в этом уверен, что отдал на откуп маме оформление своей комнаты. С одной стороны, я боялся встречи с Виком, с другой, мне очень было интересно, что он сделает для меня. И вот настал тот великий день, когда в предвкушении мы с отцом застыли перед новенькой, блестящей дверью. Мама в волнении никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Наконец мы переступили порог новой квартиры. И я пошел бродить по квартире, пытаясь угадать, где и в чем были идеи Вика. Свою комнату я оставил на десерт, оттягивая момент. Почему-то я уверен, что Вик сделал в моей комнате все сам. Почему? Может, мне хотелось на это надеяться? Моя комната. Я смотрел на холодную бело-голубую гамму, кое-где разбавленную красными мазками, и чувствовал горькое разочарование. Слишком все безлико. А чего, собственно, я ждал? Комната идеальна с точки зрения парня. Удобная кровать, функциональное незагроможденное пространство, удобная рабочая зона. Но! Где же тут я? Где Вик? Я плюхнулся на кровать. Уставился в потолок. Свет зажигать не стал. Незаметно для себя я заснул. Проснулся оттого, что кто-то улегся рядом. Мама, пристроившись под боком, затихла.

– Волшебно.

– Что? – поздний сон нудной болью давил на виски.

– Не зря я доверила твою комнату Вику, это действительно волшебно.

Я, в недоумении приоткрыв глаза, покосился на мать.

Она, не отрываясь, с улыбкой полного блаженства смотрела на потолок. Она у меня малость чокнулась с этим ремонтом, что ли? Я с опасением за ее рассудок глянул на потолок и замер. На потолке мерцали звезды, создавая иллюзию ночного неба; млечный путь, шикарный хвост кометы, загадочные туманности были до невозможного реальны. Я, уставившись в звездное небо, мог только прошептать:

– Спасибо.

– Кир, сын, ты просто обязан привезти Вика. Я хочу познакомить с этим чудом гостей. Они меня уже и так измучили вопросами, кто нам такую красоту создавал, – голос мамы заглушал шум праздника. – Постарайся, – и она отключилась. Абсолютно не расслышав мои жалкие доводы против.

Я, зло выругавшись, развернулся в неположенном месте, рванул к дому Вика. Кое-как втиснув машину в забитом машинами дворе, я с раздражением нажимал на кнопки домофона. Замок щелкнул, домофон безмолвствовал, не поинтересовавшись, кто же там внизу. Я, пожав плечами, влетел на седьмой этаж. И замер перед дверью. Так, вдох-выдох. Ты просто передаешь просьбу матери и уходишь. Уходишь, что бы он не ответил тебе. Я не успел поднять руку, чтобы постучать. Дверь распахнулась. Вик застыв на пороге, втащил меня в квартиру.

– Надо же, Казанова. Сам пришел? Отблагодарить? За мой космос тебе? Тебе нравится? Нравится? Я думал о тебе, когда делал это. – Вик лихорадочно задавал вопросы, частил.

Ненормальная агрессивная веселость ввела меня в ступор. Он, как волчок, крутился вокруг моей опешившей тушки. Наблюдая за его лихорадочным перемещением, я хмурился. Что-то тут не так. Поймав за руку, я резко дернул его к себе. Обхватив подбородок ладонью, заставил поднять голову и посмотрел в глаза. Ненормально расширенные зрачки, частый, просто бешеный пульс под моими пальцам. Вик был явно под кайфом. Черными от расширенных зрачков, лихорадочно блестевшими глазами он впился в мои глаза. Гипнотизируя. Медленно кончиком языка он обвел сухие губы:

– Поцелуй меня, Казанова, – его голос прогнал по моему позвоночнику дикую стаю мурашек.

– Нет! – я выпустил его из рук и качнулся к двери.

– Почему? – Вик стянул с себя одним движением футболку. – Ты меня больше не хочешь?

Я жадным взглядом впивался в его обнаженный торс. Борясь с безумным желанием прикоснуться к нему. Он сделал шаг ко мне навстречу. Утопая в желании, я еще смог подумать о том, что это не Вик, это наркотик. Но все разумное рухнуло в пропасть, как только он мягко обхватив ладонями мое лицо, прикоснулся к губам. Вкус апельсина. Насыщенный, острый и невыносимо томительный. Я пил его, не прекращая. Плавился под руками Вика. Телефонный звонок выдернул меня на минуту из наркотического опьянения. Нашарил непослушными руками телефон.

– Мам, я не приеду сегодня. Утром поговорим.

Я не слушаю недоумение мамы, забываю о том, что меня там ждет моя девушка. Разве можно думать о чем-то, помнить о ком-то, когда ко мне прижимается, урча и лаская, Вик? Мои вещи в беспорядке валяются в прихожей, я подхватываю Вика на руки, прижимаюсь к нему еще плотнее. Он оплетает мою талию ногами, и я на негнущихся ногах иду к кровати. Бережно укладываю свою драгоценную ношу и с благоговейным трепетом застываю, созерцая его. Это сон? Это бред? Или он и правда тут, разметался на постели, стонет и тянется за лаской моих рук и губ? Если это бред, я хочу жить так, в этом сладком непрекращающемся бреду. Я не могу оторваться от него, выцеловывая каждый миллиметр его кожи. Обрисовывая пальцами каждый изгиб его тела. Меня сейчас от него могут оторвать, только убив. Но надолго Вика не хватает, извернувшись, он опрокидывает меня на спину и усаживается сверху. Зафиксировав мои руки над головой, склоняется к губам. Целуя, покусывая, выстанывая, он трется возбужденным пахом о мой не менее возбужденный член. Прокладывая горячую дорожку из поцелуев, добирается до мочки уха, цапнув ее, тут же зализывает укус, вырвав из моего горла хриплое рычание. Оставив ухо, спускается по шее к груди. И тут его язычок выписывает узоры вокруг сосков. Я выгибаюсь ему навстречу от острого удовольствия, он прихватывая зубами, ласкает кончиком языка соски.

– Даааа! – жарким шепотом вырывается из меня.

Я гуляю по самой кромке оргазма. Еще чуть-чуть, и я не смогу сдержаться, возбуждение невероятное, почти болезненное. Но мой мучитель и не думает останавливаться и прокладывает горячую дорожку ласки все ниже. Выписывая иероглифы на коже живота кончиком языка, заставляет меня метаться почти в бредовом состоянии, умоляя. Соскользнув ниже, Вик развел в стороны мои ноги и, улегшись между ними, замер. Я приподнялся на локтях и посмотрел на него. Как будто только этого и дожидался, он, смотря мне прямо в глаза, потянул молнию джинсов вниз. Я нервно сглотнул. Это самая эротическая картинка, которую я видел за всю свою жизнь. Парень, лежащий между моих бесстыдно раздвинутых ног и медленно расстегивающий джинсы. Вик облизнул губы, почти молитвенный стон вырвался из моих губ. Стянув одним резким движением джинсы и избавившись от белья, он встал на колени, созерцая распростертое перед ним мое тело. Мне возбуждение окрасилось новыми красками. Стало как будто глубже и беззащитнее. Я и не предполагал, что могу физически ощущать взгляд, скользящий по коже, как ласку. Вик словно оголил мои нервы.

– Смотри на меня, Казанова! – Вик встал и покачивая бедрами, извиваясь, стал медленно стягивать свои джинсы. Вслед, в столь же медленном и эротичном темпе, он избавился от белья. Неторопливо лаская свое тело, он наблюдал за эффектом, производимым на меня этим действом. Эффект был сногсшибательным, я буквально исходил соком желания, казалось, взорвусь от одного только прикосновения к напряженной плоти. Вик же, опустившись на колени, изогнувшись, опустился на локти. Я, увидев это зрелище, вцепился в простынь, пытаясь сохранить остатки самоконтроля, с такой силой, что костяшки пальцев, побелев, онемели. Вик же почти невесомо ласкал губами кожу на внутренней части бедра. От его легких прикосновений по коже растекались мурашки острого удовольствия. Я, не выдерживая, глухо стонал. Желая и не смея торопить и просить о большем. Губы Вика, сужая область поцелуев, становясь влажнее и горячее, приближались к моему члену, заставляли меня дышать через раз. Внизу живота пульсирующей болью желания отзывалась плоть, вздрагивая от каждого поцелуя. Я, истекающий смазкой, распятый на постели под умелыми ласками парня, почти молил его о том, чтобы он не останавливался. Наконец, его губы сомкнулись на головке моего члена. Я, вздрогнув, жадно вбирал в себя эту картинку. Протянув дрожащую руку, отвел его волосы назад, чтобы видеть, чтобы навсегда запечатлеть это в своем сознании. На лице Вика застыло выражение удовольствия. Этого я вынести не смог и, качнув бедрами навстречу его умелому языку, разрядился. Вик, слизнув остатки спермы, приподнявшись, вытянулся на мне сверху. Я почувствовал, как сильно он возбужден. Вик, потираясь о мое тело, прильнул к губам. И я почувствовал островатый вкус своей собственной спермы. Это раскаленной иглой нового возбуждения пробило меня вдоль позвоночника. Сжав его ягодицы, я перевернул его на спину и, подмяв под себя, попытался отдать хоть часть подаренного удовольствия. Лаская и покрывая поцелуями его нежную кожу. Чувствуя его отдачу, заводился еще больше. Вик, сладко постанывая, изгибался, бессовестно разметавшись по постели, направлял мои неумелые ласки. Эти просьбы-приказы стегали мое сознание, захлестывая волнами удовольствия. Добравшись до нежного живота, чувствуя под бархатом кожи напряженные мускулы, вдыхая его личный интимный запах, я замер. Последний шаг. Мой рубеж проходит по линии паха Вика. И я не сомневаясь пересекаю его, обхватывая губами головку напряженного члена. Впитывая, как музыку, его стоны. Неумело ласкаю его языком. Чувствую его вкус. Божественный мальчик. Мой идеал. Моя гибель. Моя страсть. Вик, изгибаясь и поддаваясь, стонет, впиваясь пальцами в мои волосы, оттаскивая меня от себя.

– Смазка. Возьми, – он кидает мне тюбик.

Я в растерянности застываю. Чисто теоретически я понимаю, что надо делать. Видя мою нерешительность, Вик, разводит колени в стороны и шепчет:

– Приласкай меня со смазкой там, а потом бери.

Я выдавливаю прохладный гель на пальцы и нежно прикасаюсь к колечку его ануса. И кончиками пальцев чувствую его пульсацию. Вик стонет и раскрывается сильнее. Я погружаю в него палец, чувствую шелковистую плотность его нутра. Не спеша лаская, погружаю еще один палец. Вик со стоном ускользает от моей ласки. В следующую секунду прижимает меня к себе и оплетает талию ногами.