Текст книги "Этюд (СИ)"

Автор книги: Урфин Джюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Этюд

**************************************************************************

Автор: Урфин Джюс

Фэндом: Ориджиналы

Персонажи: м/м

Рейтинг: NC-17

Жанры: Джен, Слэш (яой), POV

Посвящение:

мое спасибо для Motik за визуализацию, за музыку, за позитив, за слова

Примечания автора:

Этюд (фр. étude)

подготовительный набросок для будущего произведения

один из видов шахматной композиции

упражнение для совершенствования актерской техники

ролевая игра

**************************************************************************

Сюжет

Первый раз я его увидел у лифта. Не обомлел, нет. Растерялся. Потом бросал косые взгляды, выхватывая фрагменты, рассматривал и решил – случайность. Не бывает таких в жизни. Такие парни встречаются на обложках журналов, в гей-порнушке от «красавчиков», на рекламных плакатах, но не в лифтах совершенно обычных бизнес-центров среднего класса.

Второй раз это было внизу, в кафешке. Он совсем обыденно сидел над чашкой кофе и задумчиво водил пальцами по экрану смартфона. Реально выбесил, и я уже придирчиво и беззастенчиво пялился, недостатки искал. Но он, черт его побери, абсолютно соответствовал идеалу. Высокий, спортивный, с богатой шапкой волос, которая крупными картинными кольцами спускалась на шею, с прозрачной зеленью глаз, ровным носом и абсолютно порнографичным ртом. Есть такие… как будто только минуту назад он вытворял этим ртом самые невообразимые вещи.

В третий раз я понял, что теперь буду приходить на работу в строго установленное время, чтобы урвать эти несколько мгновений в лифте. Когда можно совершенно беззастенчиво влипнуть взглядом в матово-зеркальную поверхность кабинки и смотреть-смотреть-смотреть. Смотреть на эти руки с длинными пальцами, что ласкают экран смартфона, или на кадык идеальной формы под нежной кожей. Или на то, как локоны обнимают шею, обрамляют высокий лоб. Или на губы… Нет, на губы смотреть нельзя, потому что потом весь день просто невозможно работать. Можно смотреть на узкие бедра, на широкую пряжку ремня, на то, как мерно вздымается грудная клетка.

Заговорить, познакомиться мне просто не приходило в голову, потому что такие парни не существуют. Он первым нарушил тишину.

– На пятый?

Я молча кивнул и опять влип в его отражение. До меня как-то даже и не дошло сразу, что звуковой барьер нарушен.

– Погода сегодня паршивая, – сообщил он мне, не отрываясь от смартфона.

Нужно было ответить что-то нейтральное, но я не смог. Не удавалось вычленить из бешеного калейдоскопа мыслей одну, ту единственную адекватную фразу, меня хватило только на то, чтобы легким наклоном головы выразить согласие.

В тот день я запретил себе думать. Просто я понимал всю неадекватность картинок, которые выстраивались в моей голове. Самой невинной из них была та, в которой я падаю на колени и дотрагиваюсь до пряжки его ремня, а его пальцы нажимают на кнопку аварийной остановки. Впервые я хотел отсосать так, до выделившейся слюны.

«Картинки не разговаривают», – мысленно сообщил я его отражению.

***

Опоздал. Я стоял у закрывающегося лифта и понимал – сегодняшний день просто лишен смысла. Хотелось уйти. Выключить этот день. Поставить его на перемотку. Я отрицательно качнул головой разъехавшимся створкам лифта и пошел к лестнице. Мне нужно было время, чтобы задвинуть подальше воющее внутри разочарование пополам со злостью на самого себя. Мне нужно было вернуть на лицо незамутненное равнодушие. Ступенька за ступенькой, я чувствовал, как расслабляется стиснутая до болевого зажима челюсть. Как отпускает мимику лица сковавшее его напряжение. Ступенька за ступенькой. За спиной хлопнула дверь курилки.

– О, привет! Ты не куришь? Зажигалки, спичек нет? – врубилось в мою спину.

Я спустился, щелкнул зажигалкой, поднес огонек пламени к кончику его сигареты. Он, затянувшись, выпустил дым к потолку, продемонстрировав мне линию подбородка в совсем личном, интимном ракурсе. В том, который обычно доступен только любовникам.

– Макс, – он протянул мне руку.

Коснуться. Я заставил себя сжать руку ответным рукопожатием, да еще так, чтобы она не дрогнула, не вцепилась в эти пальцы, выворачивая в захвате, дергая на себя.

– Руслан. Извини, опаздываю.

Убраться было самым верным решением, потому что эти губы, обнимающие сигарету, совсем лишали возможности дышать, а вдоль позвоночника катилась капля похоти.

Сердце, тараном стучавшееся в грудную клетку, пальцы, взятые в замок, чтобы скрыть дрожь, испарина вдоль позвоночника. Дело-то плохо. Совсем. Вместе с осознанием этой катастрофы рождалась злость. Идеальных не бывает. Не бывает! Просто сейчас мой мозг одурманен, окурен. Просто у меня сейчас нет этого самого мозга, он плавно стек вдоль позвоночника вместе с той каплей пота. На работу буду приходить позже или раньше.

***

Праздник нагло и поминутно хлопает дверью, впуская и выпуская суету. Толпа, возбужденная собственным шумом, растет и богатеет на звуки, пьянеет, становится фривольнее, с жадностью поглощает жертву за жертвой, обращая их в кусочки цветного паззла, соединяя выступами совсем разных людей.

Я не попадаю настроением в эту кочующую орду праздности. Баюкаю в бокале коньяк, хочу вырваться, найти ту тишину, которая идеально подошла бы под благородный напиток. К коньяку есть еще «Капитан Блэк» с вишневым ароматом, для этого дуэта необходимо одиночество. На седьмом этаже тишина, сюда долетает лишь размытый невнятный гул, шаги мягко тонут в ковровом покрытии. Сколько я тут работаю, но выше не поднимался никогда. А зря. Огромный витраж в холле совсем по-другому открывает панораму, превращая дома напротив в платформы, парящие в темноте ночного города, подсвеченного то тут, то там яркими гирляндами рекламы и фонарей. Коньяк мягким котенком скользит по гортани, заставляет расслабить скованные плечи, прикрыть глаза, выдохнуть напряжение. Мне почти хорошо. Еще глоток, и самое время раскурить сигарету, повесить дымовую завесу в голове и спрятаться в ней от своих собственных правил и принципов.

– Пить в одиночестве дурной тон, – голос говорящего вроде весел, но он прошивает меня словно автоматной очередью, моментально лишая сил.

– Макс, – я не поворачиваюсь. Боюсь, еще не совладал с лицом.

– Макс, Макс. Мне кажется, что самураи кусают от досады локти, глядя на твою невозмутимость.

Я допиваю последний глоток, чтобы найти повод уйти, и поворачиваюсь.

Макс держит в руках бутылку коньяка.

– Поддержи?

– А что с праздником?

– Надоело, не интересно.

– А что интересно?

– Я хочу попробовать нечто принципиально новое. Поддержи?

Глаза в глаза.

Сукин сын! На что он рассчитывает? На то, что я не устою перед вот этой идеальностью? На то, что очередной жертвой рухну к его ногам? Идеальных не бывает. Я найду твои минусы.

Шагаю вперед и очерчиваю подушечками пальцев излом верхней губы, который сводит мои ночи к горячечным снам.

– Экскурс на ту сторону Луны тебе дорого обойдется.

– Я очень любознательный. Покажи мне, – губы раскрываются под легким нажимом.

Я отслеживаю его скулы, неторопливо спускаясь по тем самым линиям, которые столько времени пристрастно изучали мои глаза. Я не тороплюсь. Мне необходимо убедиться в том, что тут все без изъяна. Пальцы скользят ниже к адамову яблоку, чтобы уловить его нервное подрагивание. Ниже, к первой расстегнутой пуговице, и приласкать медовые ключицы. Поверх рубашки, пока только угадывая рельеф тела, обрисовываю каждую пуговицу ниже и ниже, набрасываю штрихами свои планы на его тело. Грудь под этими неторопливыми движениями ходит ходуном. Его рука до белых костяшек сжимает горлышко бутылки. Я забираю бутылку и, откупорив ее, делаю хороший большой глоток, чтобы навсегда заякорить в памяти вот этот момент, оставить его в терпком вкусе коньяка. Потом обхватываю его затылок и целую обожженным спиртным ртом. Целую, глубоко, навсегда вбивая и в его подкорку точно такой же якорек. Чтобы каждый глоток коньяка после того, что случится сегодня, вызывал в памяти вот этот вечер перед витражным окном и раскинутым под ногами вечерним городом.

Слышу тихое треньканье лифта и, прерывая поцелуй, делаю шаг назад.

– Мааальчики, – пьяно хихикая, выплывает оттуда парочка девиц, – что вы тут скучаете? Мааакс, куда ты сбежал? – вклиниваются они между нами.

Воркуя, тут же обтекают его полуобъятиями, поглаживая по плечам, нашептывая какие-то хрипловатые обещания. Я делаю еще один глоток. Пользуясь тем, что внимание девиц полностью поглощено Максом, описываю кончиком языка контур узкого горлышка бутылки. Пошло облизываю губы, лаская стеклянное жерло бутылки пальцами. Макс не отрываясь смотрит на этот мини-спектакль. Потом я с деланным сожалением закрываю коньяк, ставлю его на пол и, улыбаясь, говорю:

– Приятного вечера, девушки. Макс, еще увидимся.

Ухожу. И слышу, как мне в спину Макс хриплым шепотом швыряет:

– Сукин сын!

Эскиз

Все началось с минета. С плохого минета. Коротко стриженый затылок девушки ритмично ходил под моей рукой. Хотелось надавить на него, чтобы взяла глубже, либо убрать руку, чтобы остановилась только на головке, но девушка скользила расслабленными губами посередине ствола и постоянно срывала ритм. Желание размывалось под этими невнятными движениями, нужно было переключаться. Окинув щуплую фигурку у своих ног, я совсем запечалился. Груди как таковой нет, острая линейка позвонков отчетливо проступает на спине, бедра узкие, совсем мальчишеские. Парнишка прям, а не девчонка. Эта мысль закоротила что-то в голове. Парнишка… Я уставился на ежик волос и представил, что сейчас это делает парень. В висках застучало. Кровь хлынула в лицо, моя рука непроизвольно сжала затылок, и я, наплевав на все, стал вколачиваться в этот рот, трахая свою фантазию. Надолго меня не хватило. Тугая пружина удовольствия, стянув пах, распрямилась, и я выплеснулся на припухшие губы. Девушка с облегчением выдохнула.

Про нее я забыл почти сразу, а вот придуманный сюжет плотно въелся в подкорку и требовал реализации. Я хочу, чтобы мне отсосал парень. Но где взять такого парня? Залез на гейский порносайт и разочаровался. Не так. Я хочу, чтобы это был перелом. Доминирование? Тьфу. Нет! Не так. Насилие? Тоже не то. Это… черт, не могу я сформулировать. Но мне хотелось, чтобы настоящий, стопроцентный мужик встал на колени и сделал это.

***

В общем, проблема была обозначена, способы реализации пугали. Прошерстив сайты с интим-услугами, я еще более разочаровался, сайт знакомств ввел меня в глубочайший ступор. В итоге я стал присматриваться вокруг. Где-то же должны быть эти самые геи? Нашел, но желания обнаруженные экземпляры не вызывали. А потом как-то закрутился: работа, переезд в новый офис, друзья, тусовка, забылось, одним словом.

Накрыло неожиданно и моментально, до спазма внизу живота. Я столкнулся с ним у лифта и поймал тот самый «неправильный» взгляд. Взгляд, который полыхнул такой неприкрытой страстью, что начисто отмел любые сомнения. Но этот парень тут же погасил его. Уставился в стену лифта и так ни разу больше и не поднял глаза. Я же, очумевший, оглушенный вот этим ощущением находки, так и не смог сообразить, как бы к нему подобраться.

Второй раз я поймал его взгляд в кафешке в обеденный перерыв. Но что-то изменилось – он осматривал недовольно, почти требовательно, с такой долей холодного сарказма, словно сомневался в качестве «товара». Я еле погасил в себе желание поиграть бицухой, покрутиться, продемонстрировать свое тело со всех сторон. А потом все. Я как идиот подогнал свое расписание под его, чтобы пересекаться у лифта, а он тупо пялился в стену с абсолютно индифферентным видом.

Это бесило. Я вообще-то нравлюсь людям вне зависимости от пола. А тут тонна игнора. Мою попытку завести разговор этот самурай оценил легким кивком головы. Всего лишь! Захотелось пощелкать пальцами перед его носом, спросить, видит ли он меня вообще?

Я чувствовал себя тринадцатилетним школьником, жадно облизывающимся на какую-нибудь мисс Июнь из «Плейбоя».

***

Самурай не пришел. Меня прям злость взяла. Я прихожу на два часа раньше, чтобы полюбоваться на это непроницаемое лицо, а он не пришел! Попинав дверь курилки, я раскрошил первые три сигареты, пока наконец не успокоился. Обхлопал карманы и пошел на лестницу искать ходоков со спичками. По лестнице поднимался самурай. Я ни с кем бы его никогда не перепутал. Эта прямая спина, надменная посадка головы, неторопливые до идеала выверенные движения. Он мне нужен. Он стал моей идеей фикс.

Тормознув его с просьбой прикурить, буквально выжал знакомство. Но пока я накидывал в уме стратегический план подката, он свалил. Высокомерно сообщил мне про занятость и свалил. Блядь! Айсберг какой-то. Остаток пачки тоже ушел в мусор мелкой крошкой. Я его достану.

***

По офису гулял праздник, в холле гремела музыка, крутящийся юлой конферансье зазывал забить на остаток рабочего дня. Народ плавно стекал вниз, привлеченный почти официальным разрешением выпить и познакомиться. Я побродил среди разнокалиберной толпы, но самурая не было. Прихватив бутылку коньяка и скинув очередные руки со своей шеи, я начал стратегическое отступление на пятый этаж. Где-то же он есть? Наглым образом проинспектировал все кабинеты и грустно сообщил бутылке об интимном вечере наедине. Тет-а-тет. Только ты и я. Блядь. Праздник перестал быть актуальным. Двигаясь грозовой тучей к своему кабинету, я продумывал план оккупации объекта. Не зря же я занимаюсь технологиями финансового планирования.

Мысль материальна, так, кажется? Созерцая ночной город, грея в ладони бокал коньяка, перед окном стоял самурай.

«Сам пришел», – хищно мелькнула мысль, и я двинулся в наступление. Хватит уже круги сужать, пора брать, пока опять не просочился сквозь пальцы.

Шарахнув его завуалированным предложением, я буквально вцепился в него взглядом. А в глазах-то буря. Под непроницаемой маской лица – буря. Это на хер выносило мне мозг, гудело в жилах, обжигало. Я был почти готов к физической атаке. Не отпущу! Пусть только попробует дернуться, я ему хребет переломаю. Но самурай не сдал позиции, он не подчинился. Он все переиначил, развернув ситуацию на охерительные сто восемьдесят градусов в другую сторону. Задрав мой подбородок пальцами, он почти по-хозяйски обвел скулы, шею, скользнул небрежными мазками ласки по груди. А потом поцеловал. Поцеловал. Резко, почти хирургически четкими, но плавными движениями языка нарезал мой мозг на тонкие пласты. Мне хотелось схватить его, разорвать, придавить к полу одним слитным движением. Вцепиться в затылок, вжать в свой пах. Он отшатнулся от меня и шагнул назад. Если бы я мог двигаться, я бы не отпустил.

– Мааальчики, – хлестануло по моему развороченному к херам мозгу, – маааальчики…

И меня обнимают какие-то не те руки. А самурай… Самурай делает минет гребаной бутылке коньяка. Не отрывая своего потемневшего тяжелого взгляда, ласкает пальцами горлышко, обводит языком стеклянный контур. Я бы мог кончить только от этого зрелища, но он ставит бутылку на пол и уходит.

– Сукин сын! – хриплю я вслед. – Сукин сын!

Композиция

Руслан

Адреналин схлынул, выворачивая по пути своего отступления целые пласты раскаяния и стыда.

Дурааак... Боже мой, какой идиот! Ну что я к нему полез? Тоже мне, Дита фон Тиз местного разлива. Шоу решил устроить. От стыда хотелось разбиться о белые квадраты кафеля. Пытаясь остудить холодом кипевшую под кожей кровь, раз за разом топил я лицо в ладонях с ледяной водой. Поднять глаза и посмотреть в зеркало и то было стыдно. Так, все, выдох. Вдох. Выдох. Лучше бы сдох. Так… Тихо! Тихо! Как он меня назвал? Самурай? Видел бы он, как этот самый самурай теперь мечется в замкнутом пространстве туалета, пытаясь уговорить себя смириться с позором. Ладно, я, в конце концов, могу минимизировать возможность пересечения.

***

Я чувствовал себя еще большим идиотом, чем неделю назад. Шпион блин недоделанный. В своих попытках не встречать этого человека я уже миновал грань разума и застрял в паранойе. Он, скорее всего, и думать забыл о моих выкрутасах, а я начал подозревать даже собственную тень.

Мой самозагрыз сменил тему, но не интенсивность. Я скоро себя съем, найду еще один повод и точно съем. Нужно хоть как-то расслабиться и хоть немного забить. Что-то я закрутил себя, как дурная прачка белье, и полощу себе мозг, выжимаю последние остатки разума.

***

Добегался. Когда створки закрывающегося лифта, остановив, толкнули в разные стороны и они, послушно вжикнув, впустили Макса, я понял, что добегался. Это странным образом успокоило. На самом деле вариаций того, во что мне выльется тот праздничный сольный номер, не так много и я готов к ним. Так что смотрел на хмурого Макса я спокойно, даже чуть доброжелательно, что ли.

– Ты куда пропал, самурай? Тебе не кажется, что у нас остался один незавершенный разговор?

– Что ты хочешь, Макс?

– Самурай, ответ тебе не понравится, но я реально задолбался плясать вокруг елки за подарки.

– Так может быть озвучишь, если задолбался?

– Хм… Минет, мне нужен минет в твоем исполнении.

Что-то подобное я и ожидал. Но почему-то противно запекло под веками и горло стянуло узлом обиды. Хотелось вскинуть голову, хлестануть насмешкой, послать… Но этого мало. Мало, черт его побери! Мало для компенсации моментально обгоревшего от унижения, от обиды, от разочарования нутра… Мало.

– Не здесь же? – именно поэтому я соглашаюсь.

– То есть ты… – Макс выдохнул и отшатнулся, с недоверием и надеждой пытаясь перехватить мой взгляд.

– Сегодня вечером, часиков восемь, наши как раз все разойдутся. Приходи.

Шагнув за створки лифта, я на автомате дошел до кабинета. От усилия держать себя в руках сводило шею, плечи, а пальцы то и дело старались нарушить дисциплину и пуститься в мелкую истерическую пляску. Будет ему минет. Будет ему такой минет, после которого он поймет, что стоя на коленях можно владеть ситуацией и диктовать свои условия.

Макс

– Охренеть, – сообщил я закрывшимся створкам лифта.

Во-первых, я не ожидал, что рубану прямо вот так в лоб. В планах как раз были «пляски вокруг елки», но время шло, а самурай стал неуловим. Инспектировать кабинеты на пятом еще раз было совсем не с руки, а в час пик он так ни разу и не появился в пределах видимости. Но затравка, брошенная мне в тот знаменательный вечер на седьмом, лишала меня сна. Буквально. Я просыпался ночью в каком-то отупляющем томлении, хотелось вот сейчас и немедленно получить то, что обещали эти губы. Как подросток в пубертате, я терся о сбитое одеяло, прижимая к себе подушку, выдыхал горячечный воздух неудовлетворенного желания. Другие не спасали, оставляя резкое, горьковатое разочарование, которое хлопьями злости оседало где-то внутри.

Во-вторых, я совсем не рассчитывал на такую реакцию. Ждал чего угодно – от равнодушного пожатия плечами до кулака в челюсть. Но только не обыденного согласия. Словно для него это как сигарету раскурить. Странное чувство обидного разочарования пополам с предвкушением. Странное, тянущее, которое требовало встряхнуть самурая и потребовать признания в моем ошибочном ощущении.

Какая к черту работа? Я маялся, слоняясь из угла в угол. Черт! Чего ж я так мучаюсь? Получу обещанный минет и успокоюсь. Но ноги несли от окна к столу по десятому кругу, часы, издеваясь, скупо роняли секунды, и вообще мир сговорился и решил нарушить мои планы. Мне пришлось буквально отбивать сегодняшний вечер от покушений на мое «одиночество». Маленькая стрелка только подползла к часу дня, а я уже был готов плюнуть на все, найти самурая и потребовать выполнения обещания. Я отчетливо понял, что больше всего я ненавижу ждать.

Когда в начале седьмого ручейки народа потекли по лестнице и начали кучковаться возле лифта, я готов был самолично подталкивать их в спины. Даже самая незначительная заминка в поисках ключей-телефонов, последних разговоров вызывала бешеные вспышки гнева. «Быстрее! Быстрее!» – подгонял я стрелки, бессмысленно кликая мышкой и взрывая очередные шарики примитивной игрушки, даже не фиксируя какой-то порядок их возникновения. Без десяти… Пойду по лестнице, пока еще найду его на этаже, время и выйдет. Словно стартовая ракета, сделав круг почета по кабинету, я ринулся на пятый. Искать не пришлось, самурай, флегматично застыв в холле, рассматривал городскую чепуху, клубившуюся внизу.

– Пошли.

Почти равнодушное «пошли» заставило скрипнуть зубами и умерить свой пыл. Моя лихорадка на фоне этой индифферентности, наверное, убогое зрелище. Самурай запер дверь на ключ, кивнул мне на небольшой кожаный диван у окна.

– Располагайся. Не возражаешь, если я сниму пиджак и галстук, они весьма мешают в этом деле?

– Не возражаю, – каким-то чудом удалось выдавить из себя.

Я опустился на низкий диван, который тут же, согласно прогнувшись, заставил мое тело принять расслабленную позицию, что вызвало внутри какое-то иррациональное смущение. Самурай подошел и, раздвинув мои колени, встал между ними, неторопливо снял пиджак, развязал узел галстука, педантично уложил все рядом.

Встав на колени, он расстегнул мою ширинку и неторопливым движением освободил член. Внутри меня колючая проволока скрутилась жесткой спиралью. Этого просто не может быть! Неужели он действительно собрался это сделать? Спираль, резко распрямившись, разорвала в клочья мои попытки сдерживаться, и когда самурай мягко обхватил губами головку члена, я понял, что сейчас есть риск постыдно скончаться от инфаркта. Захлебываясь короткими глотками воздуха, впившись пальцами в обивку дивана, я пытался хоть чуть-чуть зацепиться за реальность. Но мягкие губы скользили по стволу, язык прощупывал все венки, щекотал уздечку, обводил, обрисовывал край головки, и я растворялся, растекался под этими губами, мое сердце подчинялось ритму этого дирижера. Ускоряясь, пропускало удары в паузах и опять частило. Губы стали жестче, язык настойчивее, звуки куда пошлее. А спокойное лицо и взгляды, бросаемые из-под ресниц, простреливали мой позвоночник электрическими разрядами. И губы… Эти безупречно припухшие губы, бесстыдно покрасневшие и влажно блестевшие губы. Эти губы вдруг стали для меня концентратом того, что называют секс. Я почувствовал, как накатывает, и, вцепившись в затылок, зафиксировал шею. На моем члене тут же сомкнулись зубы, заставляя ее отпустить. Самурай поднял голову:

– Никогда так больше не делай, иначе все тут же закончится. Я сам решу, когда ты кончишь. Ясно?

Мог ли я возражать? Получив мое согласие, самурай вновь вернулся к мучительной пытке. Он держал меня на тонкой предоргазменной грани, заставляя выписывать восьмерки, выгибаться, вцепляться пальцами в кожу дивана до онемения, он заставлял меня кричать и почти беззвучно умолять, хрипло шипеть проклятия и постыдно скулить, выпрашивая. Сами эти ощущения были настолько острыми, что оргазм стал просто очередной вспышкой, той, которая вдруг обесточило все тело. Выключила из реальности. Перекрыла кислород и заставила изогнуться тело в невероятном мышечном спазме. Это было почти больно. Это была невероятная по силе эйфория. Я растекся по дивану, лишенный каких-либо мыслей и желаний, с абсолютно чистым разумом, обращенным внутрь. Нирвана.

Руслан

Глядя на блаженное лицо растекшегося по дивану Макса, я вдруг понял – проиграл. Эта коротенькая мысль засела межбровной складкой и прошила насквозь глубокой внутренней трещиной. Через которую вот-вот выплеснется все накопленное. Захотелось сползти к его ногам, обнять и, уткнувшись в колени, скуля выпрашивать… Пасть к ногам это, оказывается, не образное выражение, это степень… любви? Спасая остатки собственного я, поднял пиджак и привел себя в порядок перед зеркалом. Стереть горестную складку между бровей – это раз. Убрать щенячье выражение из глаз – это два. Спрятать трагичный излом напряженного рта – три. Затянуть на шее галстук безупречным узлом, прерывая поток рвущихся наружу слов – четыре. Теперь, кажется, можно повернуться к нему.

– Ты доволен?

На самом деле это меня не интересовало. Хотелось попасть домой, встать под душ, чтобы сбить его вкус и запах, который пропитал меня насквозь не только снаружи, но и изнутри. Хотелось смыть следы собственной реакции, пошло испачкавшей белье. Хотелось забиться в норку и попытаться собрать осколки треснувшей скорлупы.

Макс в легком обалдении согласно кивнул. Я видел, как он мучительно ищет какие-то правильные слова. Я фактически слышал, как они с грохотом перекатываются в его голове. К счастью, он был не в состоянии хоть как-то привести ситуацию в приличный вид, и поэтому мы под неловкое молчание спустились вниз и разошлись.

***

Я сидел на смятой развороченной постели, голый, разбитый, разозленный. Душа, словно дождевой червяк вытащенная на поверхность, пыталась забуриться поглубже, подальше… Не получалось.

– У тебя что-то случилось? – рука моего старого друга и любовника опустилась на обнаженную кожу, заставляя меня непроизвольно дернуться.

– Я не могу, – признался я.

– Я вижу. Проблемы?

Проблемы, да. Я, стиснув зубы, терпел сколько мог привычную ласку, но скользивший по телу язык заставлял содрогаться от отвращения, я уходил от поцелуев, потому что их вкус вызывал неприятие, я перехватывал руку, выписывавшую по коже узоры ласк, потому что это была не та рука. Прервав прелюдию, я потребовал секса, даже где-то замелькало привычное наслаждение. Но оно, вспыхнув, тут же высветило череду въевшихся в подкорку образов. Тонкая кожа, облившая нежным бархатом напряженные мышцы живота с тропинками вен. Напряженные длинные пальцы, впившиеся до белых ногтей в обивку дивана. Закаменевшие от сконцентрированного желания твердые бедра под моими руками. И запах. Тот личный запах, который заставляет волком выть мое разграбленное нутро. Я вывернулся и переполз на край кровати. Сгорбившись, попытался запихнуть, изничтожить эту безвекторную злость. Никто не виноват. Так получилось. Так получилось, что я больше не хочу, не могу никаких других рук. Не могу перенести другой близости.

– Прости. Я не могу. Мне лучше уйти.

– Может, поговорим? – сзади щелкнула зажигалка и потянуло сигаретным дымком.

– Есть один человек… И больше ничего нет.

– Информативно-то как. Руслан?

– Что?

– Я всегда буду рад тебе. Тебе это записать, чтобы потом даже не было попыток подрезать себе крылья или так запомнишь?

Я, скомкав одежду и зашвырнув ее в угол, вернулся под одеяло, прижался к теплому телу.

– Без ошибок прожить нельзя.

– Я знаю, – плотнее сжав веки, я пытался вытравить из сознания образ Макса.

– Не всегда то, что расходится с нашими планами – ошибка.

– Ты слишком дорогой репетитор, а философия не мой предмет.

– Спи, муравей.

– Я самурай.

– Это уже куда серьезнее…

Макс

Я идиот. Затушил пожар бензином, теперь кручусь в разворошенном гнезде из одеял и подушек, и по телу тягучей патокой похоть. В голове нет ни одной мысли, только воспоминания, обнажающе ясные, четкие, отзывающиеся мучительным возбуждением. Только хлещущий своей неправильностью вопрос: а как же с ним будет в постели? Минет от парня это та допустимая грань, где ты еще нормальный и сексуально раскрепощенный. Но парень в твоей постели… Я жарко верчусь, пытаясь то закутаться, то раскутаться, и созерцаю начинающие светлеть перед серым утром углы квартиры. Это уже не первая ночь, которая плавит меня на медленном огне. Выбивает равнодушной иглой татуировщика вопрос на обратной стороне век, чтобы даже закрывая глаза я его видел. Да или нет? Могу ли я? Готов ли я? Что потом будет? И я понимаю – откинуть, избавиться не получится. Понимаю всей кожей, покрывающейся мурашками, стоит лишь вспомнить припухшие губы. Понимаю жаркими волнами возбуждения, стоит лишь кинуть взгляд на кнопку с цифрой пять в лифте. Понимаю, когда внутри екает что-то, стоит лишь упрямому ежику черных волос мелькнуть в толпе. Как же быть?

***

Я замечаю его случайно – возле высокой стойки в холле он покупает кофе, зажимая плечом трубку телефона, и что-то одновременно пишет. И внутри разливается бурное первобытное желание присвоить, заклеймить, схватить, оглушить и забрать в свою пещеру. Но его же хрен утащишь? Он же будет втыкать в меня свои острые негнущиеся правила. Я же чувствую, что его зашкаливающий самоконтроль не позволит мне расписать игру по своим правилам. Он не удобный, он не гибкий, он… парень.

Моя ладонь ложится в паре сантиметрах от его.

– Мне двойной эспрессо, будьте добры, – улыбаюсь я баристе. – Давно не виделись, – это уже самураю, все так же не поворачивая головы.

Просто не могу. Я, шагнув в его приватную зону, как будто попадаю в его четко очерченный мир, и меня заклинивает в той позе, которую он выбрал для меня. Но я чувствую ребром ладони тепло его кожи. Эта незначительная мелочь, которую и контактом-то назвать нельзя, почему-то туманит разум и заставляет сжаться в почти болезненном спазме сердце. Я опускаю глаза на стойку и не могу оторвать взгляд от рук, моей и его. Между ними всего два сантиметра. Руки одинаково напряжены и почти подрагивают от желания сорваться со стойки. Один жест. Я вдруг четко осознаю, что у меня есть право только на один жест, который либо даст шанс, либо лишит его, и без вариантов. Я накрываю его руку, и его пальцы расходятся, принимая мои и сплетаясь в крепкий замок.