сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Сука… Действительно, сука. Все что мне остается, это своими ладонями попытаться разжать его руки и злобно, как и он недавно, процедить сквозь зубы посыл по известному маршруту. Это злит его, не знаю, что больше даже: что я не разорался или то, что он вынужден мокнуть в душевой для обслуживающего персонала, вместо того, чтобы коротать вечер в компании очередной красотки. Или красавчика?
— А ты из тех стереотипов, кто в ответ на такие возмущенные вопли еще больше задирает свой нос?
— Не много ли ты на себя берешь? — хмыкает, продолжая наблюдать за стекающим по моему телу гелем.
— Не мало ли? — разворачиваюсь к нему боком, стараясь боковым зрением следить за его движениями, а точнее за тем, чтобы расстояние между нами не сокращалось.
Провожу руками по телу, решив, что за мочалкой тянуться уже не буду, — слишком это все рискованно, причем, не оправдано. Не собираюсь я из-за работы рвать жопу на фашистский крест. Теперь уже не собираюсь. Дались мне эти танцы со шваброй, пусть и за неплохое бабло… Чтобы каждая встречная мне по лицу ездила, царапая наманикюренными пальчиками.
— Остряк, а все же я бы на твоем месте от маленькой награды не отказывался, — язвит он, щурясь как лиса. Руками проводит по мокрым светлым волосам, забирая их назад.
— Это Вы-то подарок? — еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться в голос от увиденной картины, что нарисовало воображение: начальник, обмотанный красной лентой и с пышным бантом. Прямо мечта секретарши.
— Ты даже не знаешь, от чего отказываешься, — и будто бы в подтверждение своих слов, переступает невидимую границу, ныряя под струи воды, вжимая меня в мокрый кафель, — Еще один поцелуй, и я спешно увалю в другую душевую. Свою, — развязно и пошло облизывает языком свои губы, делая это так открыто, будто показывает, что самец перешел к яростной атаке. Но я не самка и не его противник, к чему так изгаляться? Только вот от моих мыслей ничего не меняется в его действиях, лишь расстояние сокращается с предельной скоростью, заставляя мягкую кожу алых губ соприкоснуться с моими.
Первый поцелуй был куда напористее, резче. Сейчас он явно не торопится, ладонями оглаживая мою мокрую кожу, по спине пробираясь к ребрам и упираясь в грудь, прикасаясь к соскам. Его язык неторопливо вылизывает мой рот, изредка натыкаясь на зубы, но совершенно не пытаясь укусить меня своими. Пробует долго, играет со вкусом. Растопыренной пятерней давит между лопаток, вынуждая выгнуться и прижаться к его груди. Ощутить, как узел расслабленного галстука касается кожи. Его рубашка быстро становится мыльной, а я словно расплывчатым… Да и все грани плывут, стираются…
Зацепив нижнюю губу, втягивает ее в свой рот, прикусывает, облизывает, проделывает все то же самое с верхней и возвращается к ласкам языка. Действительно, оно того стоило. Видимо...
Даже не чувствую, как он отстраняется, упираясь спиной в сомкнутые полукруглые дверцы. Словно только что проснувшийся, вздрагиваю от его ухмылки и понимаю, что густо краснею. От стыда. От того, что у меня колом стоит, и ни одна блядская тряпка не скрывает от него этого.
Вспыхнув и краем глаза зацепив мыльные разводы на его рубашке, толкаю в сторону, к полке и, раскрыв дверцы, шлепая босыми ногами, выбегаю из душевой, истерически вцепившись в дверную ручку. Дергаю пару раз, не поддается! Проклятье!
Только когда он начинает ржать в голос, вспоминаю, что сам запер ее.
Отмыкаю и наспех прямо на мокрое тело натягиваю джинсы и футболку задом наперед, хватаю кеды и, благодаря всех богов за то, что в здании уже никого не осталось, ковыляю к проходной, совершенно не замечая, что по футболке расплывается мокрое пятно, а с волос капает на мной же вылизанный пол.
* * *
*
Я думал.
Много думал.
И сразу, с боку на бок ворочаясь под тонким одеялом в общаге, замерзший и злой, как черт.
И на следующий день, в вечернюю смену.
И еще через три дня.
И через неделю.
Всегда по-разному думал. Иногда с возмущением и стыдом, а иногда с терпким привкусом сожаления. А через месяц, когда удостоверился, что большой босс не изволит самолично шататься по коридорам, и мне не подфартит увидеть его рожу, я думал уже, что было бы неплохо и дать ему тогда, а не сбегать, в спешке оставив трусы и пару резинок. Но… Момент был упущен. А значит — держи швабру нежнее, детка! Тебе нужна эта работа! Тебе нужны симпатичные зеленые бумажки!
Уже достаточно поздно, за огромными панорамными окнами стремительно темнеет, и зажигаются огни. Рони, паренек из нашей бригады, приболел, и меня закинули наверх, на замену, драить унитазы и дорогущий паркет их величества больших шишек.
Я весь день, как идиот, надеялся. Что хоть на секундочку… Краешком глаза… Но нет, идеального засранца в белом не было.
И, уже отчаявшись и смирившись с тем, что не судьба, я втыкаю наушники и, врубив музыку погромче, принимаюсь за дело. Только вот не суждено мне, видимо, тихо-мирно доделать свою работу и свалить спатеньки на тонкий матрац.
Замечаю, как по полу разливается вода, касается моих подошв и заливает белоснежный ковер у кожаного дивана для клиентов.
Что за?!
Вскидываюсь, одним движением сдернув наушники, и оборачиваюсь, так и застыв со шваброй в руке.
— Эй?!
— Как Вы неаккуратны, молодой человек.
В безупречном бежевом костюме, светлых ботинках и со смешинкой в серых глазах. Просто безупречен, гад.
Не дожидаясь моего ответа, улыбается, совсем немного, только кривит уголок рта, и, не поднимая взгляда, оборачивается и уходит, направляясь в сторону самого дальнего кабинета.
— Ну чего ты? Идешь?
Э…
— Зачем?
— Что значит, зачем? Возмещать причиненный компании ущерб. Твоей зарплаты вряд ли хватит на покупку нового ковра.
Улыбаюсь. Швабра гулко в абсолютной тишине пустых коридоров падает на пол.
— Ну, я думаю, мы могли бы договориться?
Кивает, не поворачиваясь:
— Пойдем. Извинишься.
— Извинюсь…— легко соглашаюсь я.
И улыбаюсь. Как идиот, улыбаюсь.
