Текст книги "Рождественская булочка (ЛП)"

Автор книги: titania522

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Little Christmas Bun ==========

– Взял бы да и помог бы мне тут, чего расселся? – выпалила Джоанна, подтягиваясь на раскладной лестнице и пытаясь расправить и повесить елочную гирлянду на пушистом дереве.

– Я ж говорил тебе… – досадливо отмахнулся от нее Хеймитч, так и не потрудившись встать со своего кресла и, само собой, и пальцем не пошевелив, чтоб ей помочь. – Закинь ее повыше да просто походи вокруг…

– Тогда она будут висеть криво! – фыркнула в ответ Джоанна. – А тебе лишь бы сидеть на попе ровно, пока я тут ломаюсь.

Джоанна все так же тщетно сражалась с упрямой гирляндой, пока ей на помощь не подоспела ее спутница жизни – Зара, которая тут же взялась за другой конец. С типичным для жителей ее родного Одиннадцатого Дистрикта тягучим говорком Зара увещевала Джо:

– Хватит уже тебе кидаться на Хеймитча, – она и ему дурашливо покачала головой, мол, «ай-ай-ай», – позвала бы сразу меня, как все тут у тебя запуталось. Я ж тебе сто раз говорила… – кудрявая темнокожая красотка хлопотала и вилась вокруг Джо так, как делают только те, кто прожил вместе долгие годы и знают другого как свои пять пальцев.

Наблюдавшей этой возней Китнисс подумалось, что наверняка и они с Питом примерно так же смотрятся со стороны – полжизни вместе, проведенных в любви и… ну да, в согласии. Как и у Пита с Китнисс, у Джоанны и Зары случались порой размолвки, но время и взаимное терпение сгладили острые углы, и все пришло к такой вот идиллии.

– Ты бы не вел себя так, будь тут Ровена, – процедила сквозь зубы Джоанна в сторону Хеймитча, явно не собираясь так просто оставлять его в покое.

– Ровена мне не указ, – парировал тот резко, но не особо убедительно.

– Ага, конечно! Да наш дорогой доктор из тебя веревки вьет, старый дуралей, разве нет? – принялась подтрунивать над ним Зара.

Хеймитч скривился, хотя тут же невольно усмехнулся. Зара также не стеснялась в выражениях, как и Джоанна, но все же была гораздо мягче. Ведь ей не пришлось пройти через ад двух Голодных Игр и жизни Победителя, да еще и через пытки в застенках Капитолия во время Революции. Но вообще-то они с Джоанной были два сапога пара – недаром же столько лет были неразлучны.

Китнисс забавлялась про себя, глядя на то, как Хеймитч из кожи вот лезет, чтобы сохранить лицо в подобном споре. Хотя всем было очевидно – именно Доктору Агулар он обязан тем, что до сих пор жив и даже трезв нынче как стеклышко. Он мог сколько угодно делать вид, что она им не командует, но на самом деле дела обстояли именно так: он был в ее руках податлив как кусок свежей глины, и вроде бы сам не имел ничего против. Чего же удивляться, что все, кому не лень, подкалывают его почем зря, когда ее нет рядом.

– Кстати, а правда – где же Ровена? – спросила Китнисс.

– Срочно вызвали в приют. Будет попозже, – проворчал Хеймитч, все еще раздраженно зыркая на Джоанну и Зару.

Тем временем Эффи со своим мужем Окли, бывшим местным мэром, а нынче – одним из четверки Представителей Дистрикта в национальном парламенте, усердно накрывала на стол. И этот процесс тоже был отягощен некими трениями, так как Эффи была склонна сделать сервировку куда более вычурной и пышной, чем было нужно по такому случаю.

– Эффи, незачем раскладывать на столе все это столовое серебро, – терпеливо втолковывал жене Окли. – Это ведь не официальный ужин.

– Да, но соображения приличия и общий дизайн подсказывают, что оно тут необходимо, – Эффи уже едва держала себя в руках и почти задыхалась, – иначе…

– Иначе что, любовь моя? – переспросил он все тем же выдержанным тоном. – Нас поразит удар молнии? Китнисс, ты что, угрожала Эффи, что порвешь нас на кусочки, если мы не разложим каждому по пять комплектов вилок рядом с ложками для супа? – принялся острить Окли, озорно стреляя голубыми глазами в сторону Эффи. За все годы, что эти двое были женаты, Китнисс ни разу не видела, чтобы Окли досадовал на Эффи, даже когда ее полузабытый капитолийский гонор и перфекционизм снова брали свое.

– Вот уж не знаю, Эффи, – поддразнила ее и Китнисс. – Наверное, придется тебя выгнать из дома прямо на снег, если на столе вдруг не окажется у каждого персонального ножа для масла.

Эффи сконфуженно улыбнулась, собрала упомянутые приборы и вернула их в посудный шкаф.

– Меня снова заносит, да? – спросила она, явно смущенная.

Но Окли, который взирал на Эффи так нежно и зачарованно, будто она была соткана из лунного света, разложив оставшиеся у него предметы сервировки, взял жену за руку и поднес ее к губам.

– Ты хочешь, чтобы все было как следует. Что ж в этом плохого?

Китнисс бесшумно от них ускользнула, чувствуя, что ее присутствие больше не требуется. Вернувшись на кухню, она встала у большой печи и обхватила себя руками, чтобы унять нервную дрожь. Пока все остальные хлопотали в столовой в ожидании появления Пита, она здесь следила за тем, как готовится еда. Муж должен был вернуться из пекарни вместе с Томом и Делли. Китнисс нынче гораздо больше обычного волновалась о том, как пройдет праздничный ужин в их доме.

Стоило Китнисс проверить степень готовности доходивших в печи булочек, как распахнулась задняя дверь и оттуда с мороза явился Тристан, сын Энни с Финником, которому уже стукнуло шестнадцать. Он притащил из города кучу продуктов.

– Можно я поставлю это здесь, Тетя Китнисс? – вежливо уточнил он, и она невольно ему заулыбалась.

– Конечно ставь, я сама все разберу.

Пока он водружал пакеты на кухонный островок, у Китнисс в голове мелькнуло: его растрепанные и припорошенные снегом волосы в точности того же медного оттенка, что и у его отца. А сын Финника поспешил открыть и придержать дверь для матери и забрать у нее пакеты, которые та несла. Энни даже спустя столько лет оставалась прежней в своей хрупкой бледной красоте. На маленьком носу даже зимой не исчезали веснушки. Волосы все так же вились буйной копной. После смерти Финника она так вновь и не вышла замуж, и хотя ей удалось практически в одиночку вырастить своего мальчика таким нежным и заботливым, но отстраненность и надмирность в ней по-прежнему присутствовали – казалось, временами она забывает кто она и где находится.

– Снег так и валит, – она пыталась отдышаться, отряхиваясь на коврике у входа, прежде чем шагнуть в дом. – Китнисс поспешила снять с нее теплое пальто.

– Я сделала горячий шоколад. Он вот там, в турке на маленьком огне, – сказала им Китнисс, развешивая оба их пальто сушиться. Раз в несколько лет в этих местах случалась особенно снежная зима, природа ополчалась на людей вьюгой и трескучими морозами и нынешняя была как раз из таких.

– Как здорово. Спасибо, Китнисс. Тристан, хочешь чашечку горячего шоколаду? – Энни повернулась к своему высоченному уже сыну, который был – вылитый Финник, разве что кожа посветлее, да черты лица немного мягче.

– А как же! Само собой, – воскликнул тот, направляясь к буфету, чтобы взять там пару чашек.

– Снес бы ты шоколаду и Уэсли, на второй этаж, – предложила Китнисс. Уэсли был сыном Окли от первого брака, его мама погибла во время бомбежки Двенадцатого. И Уэсли частенько играл и сидел с Тристаном, когда его привозили сюда из Четвертого. И, несмотря на разницу в возрасте, они и потом не перестали дружить.

Глядя, на то, как Тристан спешит налить шоколад и отнести его своему другу, Китнисс вспомнилось, как она впервые увидела его фотографию. Это было почти пятнадцать лет назад, когда они еще только начинали писать свою Книгу Памяти во имя тех, кто погиб на Играх и в огне Революции. Тогда он был крошечным комочком на руках своей мамы, и Китнисс тогда до дрожи боялась за него, малыша, который при таких трагических обстоятельствах пришел в этот жестокий мир. И вот какой он стал: такой большой, почти ни капли не задетый былыми ужасами. Он вырос в безопасном, светлом мире. Как будто в ответ на ее мысли в животе что-то радостно поднялось, и она поспешила сдержать этот внутренний восторг, прижав ладонь пониже талии.

– Энни, он такой красавчик, умница! – сердечно сказала Китнисс, стоило Тристану выскочить из кухни.

– О, я счастливица, – ответила та. – Но я должна благодарить за то, что он такой еще и твою маму.

Как бы они ни боялась за этого малыша прежде, сейчас Китнисс ощущала лишь беспримесную радость за Энни и ее мальчика, живое продолжение Финника, существовавшее вопреки всем ужасам Игр и войны. К счастью, после войны миссис Эвердин перебралась в Четвертый, и помогла Энни растить Тристана. Теперь уже Китнисс больше не возмущал тот факт, что ее мать некогда предпочла печься о других, а не о своей сломленной дочери, хотя прежде у нее было такое чувство, что мать для нее как будто умерла. То были темные дни, когда ей казалось, что мать снова ее бросила. Они остались в прошлом.

– Китнисс, – позвала ее мама, прервав поток ее мыслей. И она обратила свой взгляд к этой светловолосой, голубоглазой женщине, на которую при ближайшем рассмотрении была так похожа Прим. Теперь она уже совсем не злилась на мать, после стольких лет терапии. Просто больше не находила этого гнева в сердце, и точка.

Хотя там все еще плескалась бесконечная печаль, ибо она была неисцелима. Порой Китнисс все еще поддавалась ее темным чарам, и тогда было трудно даже встать с постели. Хотя приступы депрессии с течением времени, которое отделяло ее от былых событий, случались все реже. И теперь Китнисс не находила в себе ни злого пламени, ни гнева, ни жажды мести, которые ее некогда питали.

– Ты встревожена, – заметила миссис Эвердин. Она слегка приобняла Энни и обменялась с нею заговорщицким взглядом, прежде чем вновь повернуться к Китнисс. – Не переживай. Пит будет на седьмом небе, – сказала она, проверяя булькающие горшки и поднимающееся у печи тесто.

– Знаю, просто… – замялась Китнисс. – Ну, у вас с папой тоже так было? Вы тоже постоянно были так напуганы?

Миссис Эвердин попыталась поймать взгляд Энни, но та была в этот момент где-то вовсе не здесь и явно не следила за ходом беседы.

– Тогда были другие времена, и нам не выпало на долю пережить то, что выпало вам с Питом. Но да, всегда боишься, что случится что-нибудь плохое. Это старо, как сама жизнь. – миссис Эвердин обратилась к Китнисс, которая заметно побледнела. – Но мы справлялись, по крайней мере, пока был жив твой отец. Да, плохое случается. Тебя отправили на Игры… А Прим… – голос миссис Эвердин сломался, и Китнисс ощутила, насколько и ее матери в жизни пришлось нелегко.

Взяв себя в руки, миссис Эвердин продолжила:

– Но жизнь не стоит на месте, и вот такой сюрприз! Пит и понятия не имеет, что его ждет. Хотела бы я посмотреть на его лицо, когда он узнает от тебя эту новость… Как же он тебе подходит, – глаза матери блеснули, и Китнисс была с ней более чем согласна.

Пятнадцать лет совместной жизни с Питом легли бальзамом на ее душевные раны. Поначалу у них было немало темных дней – боль была еще так свежа, что они не всегда могли взглянуть друг другу в глаза. Однако Пит своим примером научил ее тому, то жизнь снова может дарить радость, и в мире больше добра, чем зла. Он так о ней заботился, что и она научилась заботиться о других. Его терпение по отношению к ней и ее научило быть терпеливой. А его невероятная способность прощать и видеть в людях лишь хорошее, и ей придала веры в людей. Она никогда не могла похвастаться такой открытостью и степенью доверия другим, какими отличался он, но он научил ее рисковать в этом направлении гораздо больше, чем она сама бы когда-либо решилась.

Вот отчего сегодня вечером она хотела собрать вокруг всех, кого любит, и отчего этот праздничный ужин имел для нее особое значение.

***

Выпив свой шоколад, Энни отправилась с миссис Эвердин наверх, где они принялись в четыре руки заворачивать в яркую бумагу подарки. Китнисс видела, как ее мать, встретившись на лестнице с Тристаном, запечатлела поцелуй у того на щеке. Что бы ни случилось, она навсегда будет для него его «На-на», а он для нее – первым внуком, даже если их не связывают узы крови. Но узы тоже никуда не исчезают. И когда миссис Эвердин встретилась взглядами с дочерью, она вдруг чуточку зарделась, в уголках губ запорхала улыбка – в знак их общего секрета, того, что испокон веков соединяет мать и дочь.

Резкий порыв ледяного ветра, влетевший в коридор, знаменовал собой приход Пита, Делли, Тома и их подросших уже сыновей. Стоило им появиться в доме, и он наполнился радостным гвалтом, вечным спутником юных созданий. Тристан в один прыжок одолел оставшиеся ступеньки лестницы и вместе с Уэсли поспешил приветствовать своих закадычных дружков, Джорджа и Фрэнка, с которыми с детства зависал, когда приезжал в гости в этот дом. Пит же, еще только снимая пальто, тут же принялся оглядываться по сторонам, и при виде Китнисс так улыбнулся, что у нее в сердце что-то дрогнуло и захотелось петь.

– Притащил тут кое-что, – сказал он вместо приветствия, когда Китнисс, привстав на цыпочки, чмокнула его в заледеневшую щеку.

– Вижу, – улыбнулась она, принимая краткое объятие, в которое он заключил ее, прежде чем водрузить свою ношу на кухонный стол и начать все разбирать.

– А, вот как ты теперь нас окрестил, «кое-что», да? – воскликнула Делли в притворном возмущении. У Делли с Томом помимо шумного потомства уже много лет как был свой магазин, и теперь она была настоящей дородной матроной, олицетворением понятия “мать семейства”. Китнисс невольно сравнила ее округлые формы со своими, гораздо менее выдающимися, и невольно задалась вопросом – станет ли и она такой же… выдающейся. И решила, что готова если что принять на себя это дополнительное бремя.

– Но это стоящее «кое-что», конечно, – ответила она на восклицание Делли, обнимая по очереди и ее, и Тома в знак приветствия. Делли тут же заозиралась в поисках точки приложения своих сил и тут же поспешила на помощь Джоанне и Заре, которые все еще украшали елку, а Том принялся болтать с Хеймитчем.

– Прости, что задержался, – Пит уже успел вымыть руки и схватиться за свой кухонный передник. – В пекарне была прорва народу до самого закрытия. Как будто никто никогда и не слыхал о предзаказе! – сказав это, он фыркнул.

– Знаю. И снег так и валит. Энни с Тристаном чуть не замело, – ответила Китнисс, осторожно забирая у него передник. – Мы уже все сделали. Эффи накрыла на стол, скоро начнем раскладывать еду. Так что сходил бы ты лучше принять душ и переодеться, а?

Пит взглянул на нее смущенно, явно горя желанием последовать ее указаниям.

– Ты уверена? Я не хочу вешать все хлопоты на тебя одну.

– Не переживай! Если что – сами себе все положат. Тут нет сегодня никого, кто прежде не спал под этой крышей или не пасся у нашего холодильника, – Китнисс видела, что от ее слов его беспокойство испарилось. Она так хорошо его знала. – Иди, у тебя полчаса, чтобы привести себя в порядок.

Пит обнял ее и поймал ладонью кончик косы. Его губы нашли теплое чувствительное местечко у нее за ухом, и он прошептал:

– Хочешь пойти со мной наверх и помочь?

Китнисс усмехнулась, сжимая его в ответ. Искушение было велико, но в доме было полным-полно народу.

– Только если ты хочешь, чтобы ужин отложился до завтрашнего утра. Тебе бы лучше поспешить, мой тигр, и потерпеть, когда пора будет разворачивать подарки – как все..

Он отпустил ее, смеясь.

– Ну, я надеюсь, у меня будет не как у всех, – он радостно заспешил наверх, громкие шаги эхом разносились по коридору.

– Нет, у тебя будет не как у всех, – прошептала Китнисс себе под нос, – не в этом году.

***

Желающих помочь хватало. Все (за исключением мальчишек и, конечно, Хеймитча) так и сновали из кухни в столовую, нося на стол еду. Китнисс, наголодавшись в юные годы, испытывала как всегда невероятное удовлетворение, наблюдая полные, с горкой, блюда и большой стол, ломящийся от яств. На нем красовалась запеченная индейка, жареная картошка, овощи во фритюре, запеканка из ямса, пироги с начинкой и картофельный салат. Кроме того, Зара приготовила невероятную смесь, которая назвалась рис джамбалайя, в которой были еще и пряные колбаски. Делли добавила к угощению фаршированную утку, а миссис Эвердин – тушеную говядину, десерты и пироги прибыли из пекарни. Когда Пит спустился вниз, все уже было подано.

Оглядев собравшихся, Китнисс забеспокоилась, что одно место пустует и что Ровена пропустить начало ужина. Но тут парадная дверь открылась, впуская ее в дом – доктор собственной персоной появилась, дрожа от холода.

– Батюшки, как у вас тут все… С Рождеством! Простите, опоздала, – сняв пальто. Она повесила его поближе к очагу, чтобы оно просохло. Потом, достав коробку, она продемонстрировала ее содержимое Китнисс. – Я тут соорудила кое-что из макарон, не то, чтобы мы часто это ели, но… Нужно только подогреть, – произнесла она, направляясь в кухню.

– Я займусь, – Хеймитч забрал у нее пакет и отвел и усадил ее в кресло, где только что расслаблялся сам. Китнисс заметила, как Зара и Джоанна обменялись многозначительными взглядами, и промычали нечто вроде «Угум» так, чтобы Хеймитч слышал. Тот ничего не ответил, только насупился.

– Там, откуда я родом, это называют «он под каблуком», – громко произнесла Джоанна, и Зара прыснула. Китнисс сама с трудом сдержала ухмылку, так резко Хеймитч помрачнел с досады.

– Поговорите у меня, – буркнул тот по пути на кухню. Когда же он вернулся, то сел рядом с Ровеной и вытащил из ее волос застрявший в них сухой листок, старательно избегая смотреть на Джоанну с Зарой, которые по-прежнему отпускали завуалированные намеки в его адрес.

Китнисс заняла свое место возле Пита, когда тот поднялся на ноги с ножом наизготовку.

– Ладно, ладно, Слушайте все, – он постучал металлом по стакану, чтобы привлечь к себе внимание. – Так, так! Как хозяин дома и глава семьи, я… – ему не удалось закончить свою мысль, так как его прерывал град смешков, который разразился вкруг стола. Громче всех хохотнул Хеймитч, он простонал что-то, в чем слышалось имя Китнисс. Эффи прикрыла рот рукой, шлепнув себя по губам, а миссис Эвердин отчего-то резко заинтересовалась узором на скатерти. Джоанна откровенно ржала, а Энни хихикала в ладошку.

Пит обозрел всех с притворным возмущением – глаза озорно блестели – и все-таки продолжил:

– Как я сказала перед тем, как меня так грубо прервали, я, как хозяин дома*, имею честь разрезать эту индейку и первым взять слово. Таким образом… – он прочистил горло, собираясь с мыслями.

Окли вставил:

– Может, тебе помочь, Пит?

Когда взрыв смеха вновь помешал ему закончить свою мысль, Пит вспыхнул:

– Да вам бы, ребята, прям записные остряки. Слушайте, я просто хотел поблагодарить вас за то, что пришли в этот особенный вечер, чтобы разделить эту трапезу со мной и с Китнисс. Даже не верится, что прежде в подобный вечер лучшее, что люди могли себе позволить, была тарелка пустого супа и корка черствого хлеба, – он обратил многозначительный взгляд на мальчиков-подростков в дальнем конце стола, и Китнисс знала, что он старается им внушить мысль о том, как же им повезло родиться в столь тяжкие времена. И как это надо ценить. Озорное веселье за столом мгновенно сменилось задумчивым молчанием. И Пит продолжил:

– Не хочу никому сегодня портить настроение, но считаю, что мы не должны забывать, как нам повезло, что помимо всего остального, мы есть друг у друга, – Пит повернулся к Китнисс, и сказал уже только для нее. – У меня есть мое собственное сказочное «долго и счастливо», и я стараюсь никогда не забывать об этом, какие бы призраки на являлись к нам на порог.

Китнисс тоже встала и крепко сжала его руку. Что же он с ней делает сегодня…

Пит повернулся к внимавшей ему аудитории и подарил всем собравшимся теплую улыбку:

– Так что мой единственный совет всем на сегодняшний вечер, который знаменует собой нашу дружбу и щедрое изобилие… никогда не забывать о том, что нужно помнить, и не вспоминать о том, что лучше бы забыть.

В комнате все еще висела тишина – каждый осмысливал для себя истину, которой были исполнены его слова. Пит разрезал индейку, а Китнисс все никак не могла отойти от благоговейного изумления от того, как он умудрялся снова и снова находить единственно верные слова при любых обстоятельствах. И от того, как сильно и яростно она любит своего мальчика с хлебом, который уже перестал быть мальчиком и стал мужчиной – и полностью раскрылся в том, как он всегда и был.

***

– Пойдем со мной на кухню, – прошептала она ему после ужина, пока все были увлечены разворачиванием подарков. Пит покорно встал и пошел за ней туда, наверняка полагая, что ей нужно, чтобы она что-то сделал по хозяйству.

Погасив на кухне верхний свет, Китнисс повернулась к нему и велела:

– Закрой глаза.

Пит растерянно улыбнулся:

– Что ты задумала?

– Хм-хм. Сюрприз. Закрой! – нервно рассмеялась она. Убедившись, что он не подглядывает, она подвела его к теплой духовке, на дверце которой теперь красовался большой красный бант.

– С Рождеством! – произнесла Китнисс дрогнувшим голосом. А что еще она могла ему сказать?

Пит глядел на свою духовку с недоумением, даже наклонил голову на бок.

– Хм, Китнисс, ну это же просто наша духовка, какая всегда была.

Китнисс скривилась от досады, уже почти не в силах держать себя в руках.

– Ради всего святого, просто открой!

Добродушно пожав плечами, Пит открыл дверцу. В духовке сам собой зажегся свет, когда он к ней склонился.

– Китнисс, а почему в духовке булочка**?

Китнисс перестала дышать и сглотнула болезненный комок в горле.

– Тебе лучше знать, ты же ее туда засунул.

– Нет, я не… Я… о… – он вдруг потерял дар речи, на лице застыло изумление. – О! – снова воскликнул он, поочередно очумело глядя то на духовку, то на выпечку, то на Китнисс. И то, как он выглядел в этот момент было самым забавным, что Китнисс когда-либо доводилось наблюдать.

– Так ты …? – Пит был даже не в состоянии произнести это, и у Китнисс от этого болезненно оборвалось сердце. Ведь они столько об этом спорили, и даже когда договорились, он, видно, так и не мог поверить, что все-таки станет отцом.

– Да, – сказала она, чувствуя, как страх вымораживает воздух в легких изнутри, хотя с этим льдом и боролся жар ее сердца, воспламенившегося оттого, что Пит был так безмерно счастлив. – С Рождеством!

На лице Пита все шире расплывалась невероятно радостная улыбка, в глазах заблестели от слез. И, подхватив ее и отрывая от земли, он издал такой громкий звук – нечто между криком и всхлипом – что привлек внимание всех из гостей. Они так и повалили из гостиной в кухню, и все пространство вокруг них оказалось в миг заполнено людьми.

– Что с вами, ребята? – тут же вмешался Хеймитч, и на его лице читалась подступающая паника. Ровена, которая, как врач, первой узнала о подозрениях Китнисс, успокаивающе положила ему на запястье свою ладонь.

– Не волнуйся ты так, а то тебя удар хватит, – прошептала она Хеймитчу, и тот сразу заметно расслабился от ее прикосновения.

– Никуда не денешься – старая привычка, – ответил он, накрывая ее ладонь рукой.

– Я стану отцом! – выпалил Пит, еще не оправившись от этого известия. – Я стану папой! Видите, там в духовке булочка!

Китнисс, которая на сводила с него глаз, почувствовала, как слова «стану папой» эхом отдаются в ее ушах. Она смаковала их, чувствуя, что её сердце резко, как при взрыве, наполнялось любовью и бесконечной радостью. Они застали ее врасплох еще давным-давно, в ту ночь на пляже, когда ей пригрезилось то место, где ребенок Пита может быть в безопасности. И теперь она становилась той женщиной, которая дарила ему эту мечту наяву. Тогда, как и сейчас, это казалось почти невозможным, невероятным, однако вселенная все же показала, что удача в конце концов может быть и на их стороне.

Когда новость дошла до гостей, раздался общий радостный вопль и воцарился счастливый хаос. Делли, всегда такая сдержанная, настоящий стоик, кинулась и принялась обнимать разом Пита и Китнисс, рыдая от счастья.

Том, который прекрасно помнил как вез на тачке обессиленную Китнисс домой вскоре после ее возвращения в Двенадцатый, крепко пожал Питу руку, и осклабился с таким видом, как будто выиграл давным-давно заключенное пари.

– Так вы все-таки сделаете нас тетушками! – восклицали Джоанна и Зара, заключая в крепкие объятья Китнисс. – Ты все-таки в это ввязалась, безмозглая! – вставила Джо, а Зара лишь покачала головой.

– Ты напугаешь ее так, что она откажется рожать, так что хватит, – выдала она, заставив Джоанну от души смеяться, что случалось на самом деле крайне редко. – Будь готов, что твое чадо избалуют до невозможности, Пит! Мы этим и займемся, – увещевала Зара, крепко обнимая будущего отца.

– Так оно и будет! – ответил он, и с его лица все не сходило такое выражение, как будто он все еще не мог поверить, что все это не сон.

Мальчишки в своих поздравлениях были более сдержанны. Ведь они были еще в том возрасте, когда девушки представляются сложнейшим уравнением со многими неизвестными, и оттого так сложно решить – нужно ли вообще иметь с ними дело и стоит ли появление детей этого блуждания в потьмах. Тристан, Джордж и Фрэнк были просто вежливы и быстренько слиняли обратно к горе подарков, как только взрослые отвернулись. Уэсли проявил больше зрелости и выдержки, но тоже испарился с кухни при первой же оказии.

Когда будущих родителей поздравляла Энни, у нее от волнения тряслись губы.

– Финник был бы так за вас счастлив, будь он сейчас здесь, – произнесла она. Она задумчиво приобняла их обоих, и Китнисс хотелось бы думать, что в эти моменты, когда она была как будто бы не здесь, Энни вновь оказывалась вместе со своим мужем.

Хеймитч на этот раз даже не стал отпускать колких замечаний, просто привлек своих бывших трибутов к себе, без лишних слов беря под свое покровительство и их будущее чадо. Они с Китнисс были в этом так похожи – оба не выносили публичного выражения чувств. Но сегодня он сделал исключение, как и в день их свадьбы.

– Вы все-таки решили сделать меня дедулей, – проворчал он, когда на подходе уже была миссис Эвердин. – Но это только если ты не возражаешь, – сказал он ей.

– Чем больше людей дарят ребенку любовь, тем лучше, – ответила та, прижимая к себе Пита.

– Спасибо, что делаешь ее счастливой, – прошептала зятю миссис Эвердин то же самое, что говорила каждый год с тех пор, как тот женился на ее дочери.

– Спасибо вам за Китнисс. Она тоже делает меня счастливым, – ответил тот. Это был их маленький ритуал, тайные пароль и отзыв, которым они обменивались в знак того, что их связывало, того, чем они были обязаны друг другу.

Хеймитч же воззрился на очень довольную Ровену.

– Ты ведь всё знала, да?

Та кивнула.

– А как же. Кто по-твоему осматривал Китнисс и делал анализы.

Пита этот разговор более чем заинтересовал.

– И на каком же она сроке?

Ровена заулыбалась.

– Где-то три месяца. Если все случится в срок, ребенок появится поздней весной.

– И мне ни словечка, – проворчал Хеймитч.

– Как я могла! Врачебная тайна, знаешь ли. В моем кабинете Китнисс – пациентка, и это касается только ее… – сделав шаг навстречу Китнисс, Ровена крепко ее обняла. – Но за стенами моей клиники – совсем другое дело… – она показала Джоанне и Заре поднятый вверх большой палец. – Я тоже собираюсь вовсю баловать этого ребенка, к вашему сведению. Как никто никогда еще не баловал!

Эффи восприняла новость с не меньшей ажитацией, чем Делли. И все никак не могла перестать вопить, что вот ее голубки, ее дорогие детки теперь ждут… Окли пришлось чуть не силком отрывать Эффи от Пита, чтобы тоже его поздравить.

– Прекрасно помню, как ты обращался с Уэсли, когда вы только познакомились. Никогда мне не позабыть твоей доброты. Ты будешь отличным отцом, – произнес бывший мэр, изо всех сил тряся Питу руку… Пит покраснел от удовольствия, но прежде чем успел ответить, их прервала Эффи. Как и на их давней церемонии поджаривания хлеба, она достала шампанское (и яблочный сидр для будущей мамы), чтобы поднять тост на удачу, и празднество в итоге продлилось до поздней ночи.

Когда все гости разошлись по домам или по своим комнатам, Китнисс сонно прикорнула возле Пита на диване, поджав под себя ноги.

– На это Рождество я получил бесспорно самый роскошный подарок за всю мою жизнь, – тихо сказал ей муж, играясь с ее косичкой.

– Хочешь сказать, лучше, чем в прошлом году, когда я нарядилась Помощницей Санты?

Пит густо покраснел.

– О, верно. Но то и это довольно трудно сравнивать, – он наклонился к ней и посмотрел в лицо. – У тебя еще есть то белье? Потому что, ты же понимаешь, скоро ты в него уже вряд ли поместишься…

Китнисс замурлыкала, прижимаясь к нему поближе.

– Ага, есть. Только я не собираюсь его надевать, пока все не уедут восвояси. Той ночью мы с тобой здорово расшумелись.

– Хмммм, – выдавил он ностальгически, но потом вдруг стал серьезным – Я знаю, что тебе страшно. Обещаю, нашему ребенку ничто не будет угрожать. Тебе ничто не будет угрожать. Я не допущу, чтобы с вами обоими что-нибудь случилось.

Китнисс внимательно его слушала.

– Ты можешь стараться, но ты не можешь этого на самом деле обещать. Не можешь обещать, что ребенок всегда будет в безопасности. Это не так.

– Да, – Пит нахмурился. – Но я буду стараться изо всех сил.

– Знаю, будешь. Ты всегда так делаешь, – Китнисс резко поднялась с дивана, сознавая, что если кто-то в этом мире и может дать человеку чувство безопасности, то это Пит.

– Пошли наверх. Я может, и не приоделась, но…

Пит не стал медлить ни минуты, тут же вскочил, сгреб ее в охапку и поцеловал так крепко, что у нее пониже талии вспыхнул настоящий костер.

– Ты такая сексуальная, когда беременна.

Китнисс не смогла сдержать смеха.

– Еще даже не видно!

– Ну и что. Сама мысль об этом уже меня заводит, – сказав это, он понес ее вверх по лестнице, чтобы там, в их спальне, развернуть свой самый дорогой рождественский подарок.

_______________

*man of the house – букв. «мужчина в доме», то есть глава семьи. Как говорится, «непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений» – в данном случае на тему равенства полов в одной отдельно взятой семье Мелларк. Не назвала бы шуточки на тему того, кто в доме главный за дружеским столом уместными или смешными. Скорей вульгарными. Вот она где – разница наших культурных кодов. Ох, уж эти мне американцы. Кстати, одноименный фильм с Томми Ли Джонсом в отечественном прокате отчего-то назывался «Крутой и цыпочки». Ох уж эти мне прокатчики!

**have a bun in the oven – букв. булочка в духовке. Англоязычная современная идиома, означающая беременность. Под «булочкой» подразумевается ребенок. Под духовкой – женское лоно. http://www.phrases.org.uk/meanings/79350.html