Текст книги "Музыка небес (СИ)"

Автор книги: Странник по Звёздам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Музыка небес

https://ficbook.net/readfic/1665015

Автор:

Странник по Звёздам (https://ficbook.net/authors/91123)

Фэндом:

Ориджиналы

Пейринг или персонажи:

Скрипач, музыка и скрипки

Рейтинг:

R

Жанры:

Ангст, Драма, Мистика, Повседневность

Предупреждения:

Насилие

Размер:

Миди, 12 страниц

Кол-во частей:

3

Статус:

закончен

Описание:

Из наслаждений жизни

Одной любви музыка уступает;

Но и любовь мелодия... А.С. Пушкин

Посвящение:

Всем гениям от музыки...

Публикация на других ресурсах:

Нигде

Примечания автора:

Музыкальная тема

http://www.youtube.com/watch?v=Ia9uXumYrXQ&list=RDJmXvm-7ONCk

А это «Ноктюрн» Шопена

http://www.youtube.com/watch?v=NYBfH2W-Gdg&list=RDJmXvm-7ONCk

Содержание

Содержание

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 1

«Вот скажите, – рассуждал десятилетний Сережа, стоя перед пюпитром и снова и снова пытаясь исполнить на скрипке упорно неподдающиеся пассажи, – кем я должен стать?»

А ведь и вправду, кем? Когда у тебя и бабушки с дедушками, причем все четверо, и папа с мамой – скрипачи. Бабушки с дедушками теперь не играют, но зато преподают и в консерватории, и в училище и музыкальной школе. А папа с мамой большую часть года проводят в разъездах с успешно гастролирующим симфоническим оркестром. Одна ему прямая дорога под их чутким руководством – в музыканты.

– Серега, выходи. – Донеслось в неплотно прикрытое окно с улицы.

«Бабушка не отпустит, никак не отпустит с мальчишками мяч на пустыре погонять, пока я чисто не отыграю ей этот этюд хотя бы два раза кряду», – вздохнул Сережа и снова принялся прилежно водить смычком по струнам и перебирать их пальцами. Ну, никак не давался ему мудреный пассаж Николо Паганини.

«Тому все же хорошо было, у него не было такой строгой бабушки. А, может, тоже была», – снова вздохнул мальчик, услыхав, как теперь уже не один, а трое друзей вызывали его на пустырь. У них, видите ли, не хватало народу, чтобы разбиться на две команды.

– Ольга Герасимовна, бабуля, – закончив игру и решив, что ему все же требуется перерыв, Сережа нарисовался перед бабушкой, которая, что-то негромко напевая себе под нос, готовила на кухне обед, – можно мне немного погулять? Я честно отыграл два часа. Больше не могу – спину ломит прямо стоять.

Строго поджав губы, та взглянула на него поверх очков, собираясь отчитать внука за халтуру, как она считала, и лень. Но жалостливый взгляд Сережи и непроизвольное пошмыгивание носом, вызвали у нее прилив нежности, и губы растянулись в ласковой улыбке, а слова непроизвольно слетели с них: – Иди. Что еще с тобой делать? Только недолго. Сам знаешь, дедушка придет и спросит с нас с тобой, как мы музыкой позанимались. А если Мария Алексеевна завтра на тебя пожалуется, то нам несдобровать обоим.

Мария Алексеевна, Сережина учительница по скрипке, считала своим долгом докладываться после каждого занятия дедушке, профессору кафедры скрипки и альта государственной консерватории, как его внук был подготовлен к занятию. Тот никогда его не контролировал, полностью доверяя это своей супруге, но к словам учительницы прислушивался. И если та, вдруг жаловалась на Сергея, то отчитывал и внука за лень и неприлежание, и его бабушку за то, что та недоглядела за ним.

– Я выучу, выучу, – улыбнулся Сережа, убегая с кухни. Он аккуратно уложил скрипку и смычок в футляр и только после этого поспешил на улицу. Друзья друзьями, прогулка прогулкой, но инструмент он никогда не бросал. Никогда…

– Заходи справа, пасуй, пасуй, – кричал Генка Сережке, когда тот легко обошел одного, второго, а потом точно выдал пас другу, прямо «положив» мяч ему на ногу. Тому ничего не оставалось, как забить его в пустые ворота.

– Гол!!! – вопили они, прыгая и обнимаясь, словно забили гол не на пустыре, а на чемпионате мира и вышли в финал.

– Конечно, гол, – вдруг раздался рядом с ними взрослый насмешливый голос. В пылу борьбы они и не заметили, что за их игрой кто-то наблюдает.

– Мальчики, а не хотели бы вы записаться в секцию футбола при стадионе? – поинтересовался мужчина. И все обернулись в его сторону. Спрашивает? Кто бы не захотел?

– Я бы взял в детскую команду тебе и тебя, – и он указал на Сережу и Генку, которые продолжали радоваться и обниматься. – И остальные приходите, посмотрим.

– В команду… – Глаза у Сергея заблестели от счастья – после музыки или до музыки больше всего на свете он обожал футбол. Мог часами мяч гонять, даже когда был один. Только он и мяч, ему никогда не бывало с ним скучно, может только поэтому он и был лучшим игроком в их дворовой компании. А теперь смог бы стать лучшим игроком в самой настоящей команде. Он бы не упустил свой шанс.

– Футбол? Нет… – Дедушка Борис Николаевич даже не стал слушать доводы Сережи – водить его на стадион четыре раза в неделю он не станет, это, во-первых. А во-вторых, гонять мяч по два часа на тренировке – это пустая трата времени. Лучше бы его внук столько времени скрипке уделял.

– Деда, деда, – Сергей уже не плакал, он рыдал, упав на пол и обняв деда за ноги, – я стану лучшим скрипачом. Я стану лучшим, только разреши мне играть в футбол.

– Нет, – дед был неумолим. Бабушка Ольга Герасимовна попыталась что-то сказать в защиту внука, но получила такой свирепый взгляд от своего супруга, что теперь молчала и изредка смахивала слезу рукой, делая вид, что ей что-то в глаз попало.

– Но мне надо спортом заниматься! – попытался сквозь рыдания выдвинуть еще один аргумент в свою пользу Сергей. – Иначе я зачахну и не смогу музыке отдаваться с полной силой.

– Спортом, говоришь? – фыркнул дед. – Ты считаешь, что бесцельное катание мяча по полю – это спорт? Нет. Футбол не для тебя. К тому же это травматичный вид, как ты выразился, спорта. Вот плавание – совсем другое дело. Завтра же запишетесь с бабушкой в бассейн, что рядом со школой. И тебе будет полезно, и ей нескучно. Все, что может привести к травме рук, не для тебя. Как впрочем, и лыжи, и коньки. Хочешь заняться спортом, плавай. Все.

Сергей улыбнулся, глядя в мониторы в комнате охраны Шереметевского дворца – давно это было. Только он прекрасно помнил это. Помнил…

Он не стал футболистом, хотя очень хотелось, но и не стал скрипачом. Не потому что не хотелось, а потому что так случилось. Судьба. А мог… Все же он стал лучшим сначала в музыкальной школе, потом в училище, а затем и в консерватории. Победителем многих престижных музыкальных конкурсов. Чего это ему стоило, знал только он сам.

Сергей перевел взгляд на левую руку и попытался пошевелить пальцами – они так и не восстановились после травмы. Что теперь жалеть о том, что произошло? Надо принять, как данность, как поворот судьбы. Сколько таких поворотов у него было за его двадцать четыре года? Сколько еще будет?

Взгляд снова вернулся к мониторам. И вдруг ему показалось, словно кто-то ходит в зале коллекций музыкальных инструментов. И штора колышется, словно окно не закрыто.

– Николай, – позвал он напарника. – Глянь…

Тот согласно кивнул, что в зале что-то происходит.

– Ты посиди за мониторами, а я быстро пройду туда и посмотрю, что там такое, – предложил Сергей Николаю.

– А не забоишься? – тот зябко, как от холода, повел плечами. Его уж точно нельзя было заставить пройтись по дворцу темной ночью. Конечно, в привидений он не верил. Но жутко все равно становилось, когда что-то стукнет, брякнет, скрипнет. Хочет Серега пройтись по залам, пусть идет. А он за мониторами последит.

– Нет, – мотнул Сергей головой, но на всякий случай пистолет с предохранителя снял и кобуру застегивать не стал. Только это напрасные хлопоты – в человека выстрелить он навряд ли сможет, а призраку его пуля не страшна.

Сергей на всякий случай осматривал и другие залы, привычно шагая в нужном направлении. Он приходил сюда и днем, часто приходил, почти каждый день, даже когда не дежурил, чтобы прикоснуться к ней, к бесценной скрипке, чтобы протереть хотя бы пыль с нее. К инструменту нужно прикасаться, только тогда он жив. Если его положить, зачехлить, спрятать в футляр, он умрет. Скоро умрет. Без человеческих рук, пальцев век скрипки недолог. На ней надо играть, а не только любоваться ее изгибами. Мастер сделал ее когда-то, чтобы она дарила счастье людям.

Сергей толкнул руками дверь в зал и, пройдя внутрь, замер, остановившись на пороге, – кто-то невидимый играл на «его» скрипке – она плакала, тосковала, рыдала, наполняя комнату звуками нечеловеческой музыки. Сергею вдруг безумно захотелось самому сыграть что-нибудь, сыграть на ней, именно на ней. Он устремился вперед, совершенно забыв, что пальцы практически не гнутся и не шевелятся.

Инструмент мягко лег ему в руки, словно только его и ждали. Негромко зазвучало знакомое вступление, исполняемое другими инструментами, Сергей взмахнул смычком, и пальцы привычно забегали по струнам.

Глава 2

– Борис Николаевич, – молодой, но талантливый педагог по скрипке Герман Иосифович, сменивший добрую старушку Марию Алексеевну и теперь готовивший Сергея к выпускным экзаменам из музыкальной школы, решился на отчаянный шаг – поговорить с дедушкой своего талантливого ученика: – Не поймите меня превратно. Но Сереже надо продолжить обучение не в нашем музучилище, а заграницей.

– Молодой человек, – покачал головой дед, пришедший с ним на встречу вместо неизменной Ольги Герасимовны, способной решить любые проблемы и уладить малейшие конфликты, связанные с их единственным и обожаемым внуком, – откуда такое преклонение перед Западом? Поверьте, и я знаю это не понаслышке, наши педагоги ничуть не хуже заграничных, а порой даже и лучше.

– Согласен, – улыбнулся Герман Иосифович, он сам отучился в России и прошел ассистентуру-стажировку в Гнесинке у одного из самых известных педагогов, его многие оркестры приглашали к себе, но он выбрал другую стезю, – но вашему внуку требуется другое обучение, которое в России на данный момент ему никто дать не сможет.

– Что вы такое несете? – начал выходить из себя Борис Николаевич. При Сергее ему не хотелось вести себя по-хамски, но этот новый педагог раздражал его без меры. Возомнил из себя невесть кого, и теперь пытается давать советы ему, профессору, такому же педагогу, воспитавшему не одного лауреата различных престижных конкурсов. Он бы и без этих молодых выскочек обучил бы своего внука игре на скрипке, но для поступления в консу кроме умения играть и «корочек» требовалось в обязательном порядке участие в различных концертных и конкурсных мероприятиях.

– Сережа, подожди, пожалуйста, за дверью, – попросил Герман Иосифович, нутром чувствуя, что с таким дедом и до скандала недалеко, а вот скандалить при своем ученике, когда могла решиться его судьба, ему совершенно не хотелось.

Сергей, высокий плечистый, сказывались почти ежедневные тренировки в бассейне, подросток четырнадцати лет отроду, мягко улыбнулся деду, поклонился педагогу и вышел за дверь. Он знал, о чем хочет Герман Иосифович поговорить с его дедушкой. Тот несколько раз намекал ему, что этот разговор неизбежен, но Сережа просил его не делать это раньше…

– Поймите меня правильно, – донеслось из-за двери. – Сережины родители постоянно гастролируют, они бы смогли контролировать обучение Сергея или во Франции, или в Бельгии. Он талантлив и ему надо учиться дальше, но уже не в России.

– Прекратите нести ересь, – повысил Борис Николаевич голос. – Сережа продолжит обучение здесь и только здесь.

– Как вы не поймете, что мальчику требуются другие педагоги? – настаивал Герман Иосифович.

– Значит, девять лет все было нормально, а теперь вдруг моему внуку потребовались какие-то особенные учителя?

– Он с самого начала своего обучения нуждался в особенных учителях. Не понимаю, почему вы это пытаетесь отрицать, – гнул свою линию Сережин педагог.

– И что это за особенные учителя, о которых вы пытаетесь говорить? – сарказму Бориса Николаевича не была предела.

– Ему не только требовались и требуются особенные педагоги, но и особенные инструменты. Только не пытайтесь убедить меня, что не знали, что ваш внук левша.

– Что? Что вы такое несете? С каких пор Сергей стал левшой? – голос деда сорвался на крик.

– С рождения…

Сергей слышал, как кто-то в классе уронил стул. Вполне вероятно, что это дедушка отшвырнул его в гневе.

Дверь распахнулась.

– Идем, – красный, как рак, Борис Николаевич схватил за руку Сергея и потащил за собой по коридору в крыло, где занимались малыши, к его прежней учительнице Марье Алексеевне. За ними, молча, шагал Герман Иосифович – все, что мог, он сказал. А дальше деду решать, что будет с его внуком.

– Маша, объясни мне, пожалуйста, – начал Борис Николаевич прямо с порога без обязательного вежливого «здравствуйте».

Женщина подняла руку, призывая к тишине, – она все скажет, как только отпустит своего маленького ученика, которому видеть и слышать все это совершенно не обязательно. И несколько минут форы давало ей возможность собраться с мыслями и решить, что сказать и как поступить.

Мария Алексеевна, проучив Сергея целых семь лет, отказалась обучать его дальше, сославшись на возраст и проблемы со здоровьем. Но причина была совершенно иной, и ее со слезами на глазах она поведала педагогу, сменившего ее. Не смогла она рассказать деду Сергея о том, что только что пытался ему изложить Герман Иосифович.

– Сережа, – ласково попросила Марья Алексеевна, – сыграй нам что-нибудь.

Тот взял скрипку в правую руку, а смычок в левую, а потом, замешкав, суетливо стал перекладывать их из одной руки в другую.

– Не надо, спасибо, – учительница опустила руку ему на плечо. – Можешь идти. А нам с твоим дедушкой поговорить надо.

О чем они беседовали, Сергей не слышал – из-за дверей долетали только обрывки фраз, но при слове «приговор» он почему-то непроизвольно вздрагивал.

Только не изменил этот разговор его жизнь, а сделал более напряженной и тяжелой – дед отвез его на обучение в Питер к своему закадычному дружку, чтобы никто не знал и не смог напомнить парню о его леворукости. Сережу без проблем приняли в музыкальное училище, где дедовский дружок преподавал, поселили в общежитие. Четыре года обучения пролетели, как один день – одна сплошная игра на скрипке с утра до вечера, концерты, выступления, конкурсы. И как результат – поступление в Санкт-Петербургскую консерваторию. За всё время обучения ни он, ни его педагог ни разу не вспомнили, что Сергей неправильный музыкант.

Конечно, ему удалось максимально приспособиться к исполнению недоминирующей рукой. Но природу не обманешь. Сергей постоянно чувствовал неуверенность в своих силах, поэтому не мог добиваться чувства погружения в музыку во время выступлений. И, к сожалению, бесконечные тренировки не избавляли его от этого ощущения. Со временем это состояние, чувствовать и воспринимать музыку разумом, а не сердцем воспринималось как нечто нормальное, само собой разумеющееся. И все равно он чувствовал себя плохо, не ощущал радости от игры. Прав был Герман Иосифович – он ремесленник, не творец, без чувства музыки невозможно никакое профессиональное продвижение вперед.

Кончив играть, Сергей с недоумением посмотрел на инструмент, продолжая держать скрипку в одной руке, а смычок в другой. А потом истерично расхохотался – он впервые был там, где должен быть, – на небесах, вместе со своей музыкой, вместе со «своей» скрипкой. Она была сотворена Мастером для такого, как он, чтобы и он смог почувствовать, как можно слиться с музыкой, прочувствовать ее сердцем. Сергей чуть не разрыдался от переполнивших его чувств. Всю жизнь, с самого рождения, его пытались переделать, чтобы он стал таким, как все. А всего-то надо было дать ему в руки его, его скрипку. Не зря так тянуло к ней, хотелось ее трогать, гладить, ласкать. Каким скрипачом он смог бы стать с таким инструментом?

Он тут же попытался сыграть на скрипке еще что-нибудь, что ему никогда не давалось, но легкое движение воздуха в зале и тихий, еле слышный голос его остановил: – На сегодня достаточно. Я буду ждать тебя через три дня, в твое следующее дежурство. А скрипку положи на место – ей тоже нужен отдых.

– Кто здесь? – Сергей пристально вглядывался в темноту, озираясь по сторонам.

– Здесь… здесь… здесь… – затихая в глубине, отозвалось эхо пустых залов.

И снова движение воздуха возле лица, словно его погладили по щеке или… поцеловали…

– Ну, что там? Что там было? – допытывался Николай, когда его напарник вернулся назад после обхода, и они снова включили сигнализацию.

– А ты в мониторы ничего не видел? – поинтересовался Сергей, стараясь спрятать счастливые глаза.

– Ничего особенного. Видел только, как ты входишь и выходишь, – пожал плечами тот в ответ. В сущности, что он мог такого увидеть?

«Ты не видел, как я играл?» – чуть не слетело у Сергея с языка, но спросил он совсем иное: – Давай после смены, когда кассеты будут менять, посмотрим внимательно, что все-таки происходило в зале.

– Давай, – согласился тот и снова пожал плечами, не понимая, что такого хочет рассмотреть Сергей на записи…

– Вот видишь? Ничего не происходит. Ты стоишь и пытаешься что-то рассмотреть, даже не шевелишься, – тыкал пальцем в экран компьютера Николай.

Сергей и без его уточнений и комментариев видел, что он стоит и не шевелится. Сорок минут стоит, не шевелясь. А на самом деле он играл, играл с таким упоением, какого никогда не было. А на записи этого нет. Нет. Она не повреждена и не стерта – в углу мерно отсчитывались секунды, минуты. Целых сорок минут блаженства. Его тело находилось на земле, а душа вместе с музыкой – на небесах.

Глава 3

Сергей не поверил своим глазам, пробежав глазами по листу зачисленных на кафедру скрипки и альта – его определили к профессору Владимиру Петровичу Быстрицкому, лучшему педагогу консы, воспитавшему более двадцати лауреатов различных международных конкурсов. Сергей, закрыв глаза и улыбаясь своим мыслям, пытался вспомнить все звания и титулы своего будущего преподавателя – заслуженный педагог, заслуженный артист России, первый скрипач, первый… первый… первый…

Он тоже хотел бы стать таким же. Слезы счастья потекли по щекам из-под прикрытых ресниц, Сергей не смог совладать с эмоциями. Он никогда не мог с ними справляться. Все, помимо музыки, вызывало у него шквал различных чувств и эмоций. Все, что не касалось музыки. И только музыка оставалась для разума, все остальное – для души.

– Вам плохо? – плеча Сергея коснулась теплая девичья рука.

– Нет, мне хорошо, – он открыл глаза и посмотрел на девушку, остановившуюся с ним рядом. Она была прелестна – невысокая стройная фигурка, каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам, открытое лицо, встревоженный взгляд раскосых серых глаз, чуть пухлые губы, тронутые доброжелательной улыбкой. Такую хотелось носить на руках…

Сергей вдруг почувствовал, что влюбился, влюбился с первого взгляда. Если она сейчас уйдет, то он себе никогда этого не простит. Он тут же стал придумывать причину, чтобы задержать ее.

– Меня зачислили в консерваторию, – наконец сказал он первое, что пришло на ум. – А вы уже учитесь здесь?

– Да, – просто ответила она, – на второй курс перешла. Я на вокальном отделении обучаюсь.

– Вы поете? – то ли спросил, то ли уточнил Сергей мечтательно. Он сам пел иногда, затершись в ванной, как Лемешев в известном фильме, но на суд зрителей никогда бы не вынес свое пение. Он много чего не вынес бы на суд зрителей, даже свою игру, считая ее недостаточно совершенной. Но теперь под руководством такого признанного мастера он и сам добьется высочайшего мастерства. По крайней мере, он на это очень сильно надеялся. Он всегда знал, что надо надеяться и верить.

– Я бы хотел ваше пение как-нибудь послушать. Мне кажется оно совершенно, как и вы, – произнес Сергей и улыбнулся девушке.

– Скажете тоже, – вдруг смутилась она и потупила взгляд.

А Сергей снова принялся судорожно придумывать, что бы такое сказать, чтобы продолжить знакомство. Он так не хотел, чтобы девушка ушла. Но судя по всему, и она не спешила расстаться просто так с ним.

Молчание затягивалось.

– Ольга, – произнесла девушка и протянула ему руку.

– Сергей, – ответил он. Бережно взял ее маленькую ручку в свои ладони и, поднеся к своим губам, поцеловал ее…

Потом он много раз целовал Ольгу, Олюшку, как он называл ее, но этот первый поцелуй помнил всегда…

– Вот вы какой, Сергей Шереметев, – Владимир Петрович Быстрицкий обошел кругом, своего нового студента, вытянувшегося перед ним по стойке смирно.

Но не только он рассматривал Сергея, но и тот внимательно изучал своего нового педагога.

– Так вот вы какой, Сергей Шереметев, – повторил Владимир Петрович и прикоснулся сначала к растрепанным вихрам своего студента, провел руками по его широким плечам, бицепсам, крепкой груди, немного задержался на узкой талии. – Сколько надо времени проводить в спортзале, тягая тяжести, чтобы иметь такую фигуру? – поинтересовался он не без сарказма.

– Сорок пять минут в день, – ответил совершенно серьезно Сергей. Ему было непонятно и неприятно недовольство педагога. – В бассейне, а не в спортзале.

– Ах, в бассейне, – смилостивился Владимир Петрович.

Конечно, в бассейне, где же еще, ведь дедушка запретил ему заниматься и футболом, и хоккеем, и лыжами, словом, всем, где можно получить травму по неосторожности рук, ног или спины. Для скрипача нужно беречь все, практически весь организм.

Сергей Быстрицкому понравился еще до первых нот, сыгранных им. Таких студентов у него до сих пор не было. «Такие бабам нравятся», – шевельнулась у него ревнивая мысль. Раньше ему студиозы попадались в основном задохлики, отдававшиеся всего себя музыке и только ей. А в этом чувствовался костяк, стержень. И не только из-за немаленького роста или широких плеч – сила ощущалась во всей его фигуре, внутренняя сила.

Быстрицкий тоже понравился Сергею. До этого у него были либо старые несколько неопрятные профессора, ничем кроме музыки не интересовавшиеся, либо немолодые профессорши со стянутыми в узел седыми редкими волосами. А этот сорокалетний мужчина, никак не старше, со стильной стрижкой и чуть посеребренными сединой висками, выглядел настоящим пижоном, следившим не только за новыми музыкальными тенденциями, но и за новинками моды.

Сергею даже стало несколько стыдно за свой мешковатый не совсем новый костюм. Лучше бы он пришел на первое занятие не в нем, а как обычно, в джинсах и рубашке от Армани, что привозили ему родители из-за границы. У него даже концертный костюм был от Карло Пиньятелли, который он надевал ровно один раз. Конечно, костюм очень экстравагантен для обыденной жизни, но, по крайней мере, как выяснилось, он бы не чувствовал себя не в своей тарелке.

– Звонил ваш дедушка, – начал Владимир Петрович, завершив осмотр Сергея.

– Мой дедушка? – опешил тот.

– Ну, если профессор Борис Петрович Шереметев – ваш дедушка, то звонил он и просил заниматься с вами дополнительно.

– А мне нужно заниматься дополнительно? Я не справляюсь? – съехидничал Сергей. Он взрослый, точнее совершеннолетний, вполне самостоятельный, чтобы самому решать, нужны ему дополнительные занятия или нет. Ну, сколько деду можно его контролировать и давать советы его педагогам?

– Пока не знаю, – мягко улыбнулся Владимир Петрович. – Сейчас прослушаю вас и решу, удовлетворить просьбу Бориса Петровича или отклонить.

«Просьбу… Если бы просьбу», – хмыкнул Сергей.

Он щелкнул футляром, чтобы извлечь оттуда инструмент, и прежде чем к нему прикоснуться, потер руки, заставляя включиться мозг – итак, смычок в правую руку, скрипку в левую. И никак не наоборот.

Сергей долго укладывал скрипку на плече, чтобы собраться с мыслями, затем взмахнул смычком и заиграл технически сложную вещь, которую играл на выпускных экзаменах, – «Блестящий полонез» ля-мажор Г. Венявского .

«На первых фанфарных нотах руки сближаются друг с другом с одной скоростью, как бы стремясь встретиться на уровне носа. Играя этот эпизод в начале и особенно, когда эта фанфара повторяется в двухоктавном изложении, нужно скорректировать работу предплечий сначала на короткий отрезок, а затем на вдвое больший в левой руке. Но это не представляет никакой сложности», – четко отработал мозг.

Сергей ни разу не ошибся, не сфальшивил. Он опустил смычок и скрипку, ожидая вердикта своего педагога.

– Что же, – обошел его кругом Владимир Петрович, – с технической точки зрения, вы безукоризненны. Но никогда вам не будут рукоплескать концертные залы Вены и Парижа – вы стеснительны, словно боитесь ошибиться и получить неодобрение, в данном случае от меня.

Он потрогал напряженные плечи Сергея.

– Посмотрите, как вы стоите. Вы зажаты, а отсюда нет легкости исполнения. В чем заключена легкость? В том, что выберете все более верхние ноты, а слушатели не замирают в ожидании, что исполнитель «даст петуха». В вашем случае такая легкость не ощущается. Вам не удалось убедить меня, что музыка льется с небес, а не из скрипки. Вы должны слиться со скрипкой, стать с ней одним целым.

Владимир Петрович обошел его еще раз.

– Видимо, прав ваш дедушка – вам потребуются дополнительные занятия…

– Серега, – окликнул Николай своего напарника. Они по очереди следили за мониторами дворца, не оставляя их без присмотра ни на минуту.

– Смотри, в зале музыкальной коллекции опять какое-то движение, – произнес он и поежился.

– Я схожу, – тотчас отозвался Сергей. Он все дни, пока не дежурил, и сегодня, вглядываясь в мониторы, ждал этого странного движения.

Уже нигде не задерживаясь, с шага переходя на бег, добрался до нужного зала и взял скрипку в руки.

– Играй, – попросил чуть слышно голос.

Сегодня все инструменты молчали, ожидая необыкновенной игры Сергея.

– Каприз номер пять Николо Паганини, – напомнил голос, словно знал, что хотел сыграть и не решался музыкант.

«Ненавистное произведение», – пронеслось в голове у Сергея, но противиться странному голосу он не мог.

– Смычком старайся двигать правильно, – наставлял мягко голос, когда, приложив скрипку к плечу, Сергей попытался извлечь первые ноты. – Не сверху-вниз, все же не дрова пилишь, а горизонтально – рассмеялся тихо голос. – Разверни предплечье и кисть правой руки. Почувствуй рукой струны.

Сергей ощутил себя пятилетним мальчишкой, впервые взявшим в руки скрипку, а не музыкантом, всего год не доучившимся в консерватории.

Он не стал играть то, что безумно хотел попробовать исполнить, как того от него когда-то требовали, а как первоклассник, водил и водил смычком, наигрывая простенькие упражнения, быстро перебирая пальцами здоровой руки по струнам, стараясь не разрывать контакт со скрипкой.

– Молодец, умница, – похвалил его голос по прошествии некоторого времени. – Урок окончен…

– Что ты там делал сорок пять минут? – спросил напарник, когда тот вернулся в комнату охраны к мониторам.

«Сорок пять минут, как в детстве», – с трудом удалось Сергею сдержать улыбку.

– Проверил, откуда сквозняк и почему тяжелые портьеры колышутся.

– Нашел? – Николай спросил просто так. Он сам после дежурства все проверил – окна плотно заперты и опечатаны, просто неоткуда дуть…

Так и повелось – как только они заступали на дежурство, Сергей сразу отправлялся в зал музыкальных инструментов, не дожидаясь никаких непонятных перемещений там, проводил там около часа. После его возвращения, как правило, ничего не происходило.

Примечание к части Книгу можно дочитать там – http://noa-lit.ru/muzyka-nebes.html