Текст книги "Недосказанное (СИ)"

Автор книги: SmileKerrie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== (…) ==========

Он все еще не может понять, как так вышло.

Но наблюдая за собственными похоронами, мужчина горько ухмыляется. Кажется, в этом даже есть символизм, думается Джейме, который понимает, что золотой лев навсегда остался в горящем Красном Замке, там, откуда он бежал, желая лишь выжить.

Он впивается взглядом в импровизированные алтари, под покрывалами которых покоятся тела, окруженные благовониями. Ланнистер кривится – там ничего не осталось, разве что пепел, а расплавленное золото его протеза от пола было не отодрать, как и не разобрать, кому принадлежали обгорелые останки двоих. Тирион хотел похоронить брата и сестру в соответствии с традициями, ведь какими бы ужасными людьми оба ни были, их связывали кровные узы, и какой-никакой, но семьей они были. Искалеченной, перековерканной в любом из пониманий, но все же семьей.

Он многое повидал в этой жизни, но прибывший в Винтерфелл почти что тайно, скрытый под капюшоном, едва ли кем-то замеченный на фоне ликований о смерти Серсеи Ланнистер, Джейме никак не ожидал очутиться на своих же собственных похоронах. И лишь вопрос – зачем, зачем? Тогда, когда он признан предателем, сбежавшим, поджав хвост, в Королевскую Гавань. Тогда, когда его сестру мечтала прирезать большая половина Семи Королевств. И знать бы только, почему они все решили, что Джейме Ланнистер погиб, когда на деле сражался за свою никчемную жизнь и бежал из клетки красных стен. И он просто не понимает, как дошел до того, чтобы считаться мертвым и не кричать о том, что он, по-сути, жив. Относительно жив. Внешне, разве что.

А внутри – выгоревший, израненный, и едва ли не мертвый. Внутри – пустота, такая же, как и под покрывалами алтарей.

Джейме стоит поодаль, из-под капюшона наблюдает за темнотой помещения, ищет знакомые лица и кривится от омерзительного запаха благовоний, бьющего в нос даже с приличного расстояния. Он наблюдает за братом, стоящим рядом с алтарями, за Леди Сансой Старк с абсолютно безэмоциональным выражением лица, за людьми, знавшими его. И переводит взгляд на высокую фигуру – Джейме с грустью думает о том, что раньше она всегда держала спину ровно, и никогда не сутулилась так сильно, никогда настолько низко не опускала головы. В подреберных не то, что свербит, ему будто медленно кости внутри переламывают, и наматывают на пальцы вены и сухожилия. Боль соответствующая от осознания того, что переступив через свои страдания и ненависть к нему – человеку без чести – она пришла с ним проститься.

Джейме видит ее разбитой, сломленной, но держащей маску железного спокойствия, которая закрывает Бриенну Тарт от каждого, но только не от него, кто, к сожалению, поломанной ее уже видел.

У мужчины перед глазами до сих пор стены Красного Замка, все в трещинах, что дрожали и падали. Сжимая в руках еще теплое тело сестры, смотря на мир, что падал к ногам обломками стен и потолка, Джейме заглядывал смерти в глаза. Смотрел и знал, что уйдет вот так – дрожащей рукой очерчивая острые скулы Серсеи, осознавая, что он закончил этот кошмар и впервые в жизни поступил правильно, и что он умрет с мыслью об этом. Но сердце было неспокойно, оно ломало стуком грудную клетку мужчины и в подреберных оставалась лишь острая боль.

И ирония состояла лишь в том, как ярко сапфировое небо светилось сквозь дым и огонь, как близко – и так же недосягаемо. Такое голубое, будто живое, в котором Ланнистер видел тот самый блеск тех самых глаз – тех, что в последний раз были наполнены слезами и самым глубоким отчаянием. Он, едва живой, наблюдал за тем, как все вокруг рушится, как все сломанное обращается пылью и как путь назад – тонкий мост – падает в бездну. И когда думалось, будто долг выполнен и он может умереть, прижимая к груди свою кровь и ту, что, казалось бы, он так любил, Джейме вдруг пришел к осознанию, что было что-то еще.

Что-то слишком важное, недосказанное и недописанное на половине предложения, и все еще горящее где-то в груди диким огнем.

О стены сознания билась клятва, билось то обещание, данное самому себе – не сломать ее, пусть Ланнистер и знал, что все и так перебито на части каждым словом, каждой ложью, каждой стрелой, пронзившей сердце, наверное, единственного человека во всех Семи Королевствах, действительно его любившего.

И ради нее стоило попытаться, стоило подняться на ноги, превозмогая боль, и осторожно положить бездыханное тело сестры на пол – чтобы задыхаясь от дыма и не видя дороги от темноты в глазах отступать, бежать, сражаться за то, что все еще живо.

У него была причина жить.

Он не знает, как так вышло, не знает, каким образом не заметил протеза, что остался лежать на полу, и кто был тем стражником, что оставался рядом с Серсеей тогда, когда драконье пламя охватило замок. Он и не хотел знать, все это было неважно, бессмысленно тогда, когда сестра умерла от его рук, когда он убил ее и их нерожденное дитя, но разве был другой выход? Впервые в жизни Джейме Ланнистер решил поступить правильно. Потому что задыхаясь дымом и ища выход из этой клетки красных стен, он думал лишь о том, что обязан выжить, обязан вернуться, обязан доказать, что он не чертов предатель, каким его должно быть считают.

После окончания торжества, каким событие должно выглядеть не только в глазах северян, да и большей части Семи Королевств, когда во мрачном помещении остаются стоять разве что Тирион с Леди Сансой, Джейме глазами выискивает высокую фигуру. Он нервно натягивает на голову капюшон так, чтобы лицо было закрыто, и чтобы никто не признал в нем небезызвестного Цареубийцу. Его тело так и не нашли, так и не поняли, что случилось, насколько Ланнистер смог расслышать из разговоров подвыпивших рыцарей и людей вокруг. Уже песни начали слагать о том, как Цареубийца погиб, обнимая свою Королеву. А может то, как он перерезал ей глотку перед этим, и не смог сбежать. И никто никогда не узнает, как дрожали его руки, когда Серсея задыхалась и хваталась тонкими пальцами за его предплечье, пытаясь выдавить из себя слова. Никто никогда не расскажет о том, как Джейме был готов принять смерть с распростертыми объятиями, ведь умер бы так, как они с его золотой сестрой об этом мечтали.

И не смог. Начал хвататься за жизнь как никогда прежде, поднялся на ноги и бежал, не оборачиваясь, пока адреналин разливался реками по венам. А в Винтерфелле люди говорят, подвыпившие и с заметным облегчением от того, что Серсея погибла вместе с любимым братцем, что все, наконец, кончено с Ланнистерами и их правлением.

Джейме трясет головой – потом будет об этом думать, все осталось в прошлом, в разрушенных красных стенах.

Вместо этого мужчина осторожно ступает по пятам Тартской Девы, что скрывается в таверне, все еще сутулая и с опущенной головой. Выждав немного у дверей, он входит внутрь, едва ли замеченный на фоне шума и ликований северян, распивающих вино и эль за большими столами. Джейме стоит поодаль и высматривает знакомую фигуру, и находит ее, сидящей вдали, в полном одиночестве и с кубком в руке. Джейме смотрит и в который раз на языке чувствует всю горечь своей роковой ошибки, осознает, что поступил словно истинный мерзавец, несмотря на ложь, стоявшую за каждым сказанным словом. Откуда Бриенне это знать? Бриенне, руки которой трясутся, губы которой припадают к краям кубка, и глаза которой смотрят в пустоту. В темноте едва ли можно это разглядеть, но Ланнистер просто знает.

Глупая, такая глупая и наивная, она сдерживала горькие слезы на его похоронах тогда, когда должна всем сердцем ненавидеть, должна дышать с облегчением, что к нему – ублюдку, мерзавцу, бесчестному лжецу, что ей воспользовался – вернулась заслуженная карма. Такого мнения должна быть Тартская Дева, именно такого, а она сидит, разбитая и опечаленная, и пьет в одиночестве. Бриенна не умеет пить, не видит в этом смысла, не любит, но сейчас хмельным туманом лечит раны словно обезболивающим. Джейме знает, что она разбита – никогда в жизни эта железная маска не падала с веснушчатого лица, никогда сир Бриенна не показывала своей слабости, будь она в плену, привязанная к дереву, или на арене с медведем, когда по шее девушки стекала кровь из глубоких порезов. И никогда Ланнистер не видел ее сломленной, отчаявшейся – такой, какой издали видит сейчас, и когда ему кажется, будто его органы вырезают без макового молока, когда режут медленно и с садистской ухмылкой, а умереть не дают. Джейме не думал, что будет так больно. Был уверен, что перетерпит, переживет, и что в Королевской Гавани золотого льва ждет смерть, отражающаяся в изумрудных глазах сестры, но у Семерых, видно, на него свои планы.

И сердце разрывается от созерцания того, как дорогая ему женщина обхватывает дрожащими руками голову и кривится, словно от адской боли, словно сгорает изнутри, когда Ланнистер точно и стопроцентно знает, что она именно сгорает.

И он на негнущихся ногах следует по пятам за Бриенной, идет до знакомой комнаты, где раньше было жарко и душно вовсе не от огня в камине. Он кривится – так больно обо всем этом думать. А в голове все еще нет нужных слов, там лишь щемящая пустота и осознание того, что он собственноручно все разрушил. Джейме до дрожи каждого нерва в теле страшно, и страх неизвестности пожирает изнутри с каждым новым шагом. Он выжидает у двери в тишине несколько минут, пытается дышать, но дышать катастрофически не получается, грудь сдавливает мертвой хваткой вины. Слышать ее рыдания из-за двери – страшнее самых лютых и жестоких пыток. Слышать, как истинный воин, скрытый железными доспехами неприступности, завывает словно раненное, умирающее животное, которому стрела не сразу пронзила сердце, которое задыхается и жаждет лишь смерти, невыносимо. Этот плач глух и в то же время пронзителен, проникает ему под кожу раскаленными иглами, и Джейме не в силах больше ждать.

Он ударяет по тяжелой двери и через несколько секунд оттуда доносится лишь сдавленное:

– Уходите!

Его сердце пропускает удар – ее голос похож на зов о помощи, когда девушка даже не пытается сделать вид, что с ней все в порядке. У нее, наверное, просто не остается на это сил.

Но он не сдается, бьет по дереву вновь.

– Седьмое пекло! – шипит Бриенна, но вскоре раздается звук медленных шагов. – Клянусь, Подрик, если это ты… – но девушка не успевает закончить фразу. Открыв дверь, Джейме встречается с шоком, застывшим в сапфировых глазах.

И он, словно парализованный, изучает в полумраке полопавшиеся капилляры и припухшие веки, переводит взгляд на покрасневшие щеки, и мечтает врезать самому себе по морде за то, до чего довел эту чистую и абсолютно невинную душу.

– Семеро… – шепотом срывается с искусанных губ.

– Я… – едва начинает Ланнистер, но мгновенно оказывается перебитым:

– Джейме…

И он может лишь представить, сколько боли сочится из каждой буквы его имени, которое не так давно срывалось с этих губ в порыве страсти, и что утопало в ее сбившемся дыхании. А сейчас в нем лишь страдания.

Бриенна смотрит шокировано, смотрит словно сквозь, не видя его самого – живого, настоящего, а не из ее несмелых фантазий.

– Здравствуй…

– Ты мертв, – будто бы в бреду шепчет девушка не своим голосом. Будто в голову ударило дорнийским и все это – чертов сон. – Сгорел до тла…

– Я… я знаю, – Джейме чувствует себя идиотом, отвечая так, но сказать, по-сути, нечего. И в то же время на языке горчат тысячи слов. – Это длинная история. Будут потом легенды слагать, вот увидишь.

Губы кривит едва заметная ухмылка, и семеро, каким же ублюдком он себя чувствует, ухмыляясь над собственной смертью, над тем, что ранит эту невинную девушку хуже острейших кинжалов. И не давая ей сказать ни слова тогда, когда глаза вновь начинают блестеть от слез, мужчина продолжает:

– Это сейчас не важно, – он делает шаг вглубь комнаты и прикрывает дверь. Все еще до невозможного душно и дышать абсолютно нечем. Или, может, просто собственная вина настолько давит. Она отступает на шаг назад, хватая ртом воздух. – Не важно, Бриенна. Я все еще не знаю, имею ли право просить прощения за то, что сотворил.

– Ты сбежал, – слова бьют точно в цель, заставляя его содрогнуться. Этот голос стал ледяным.

О боги, его это убивает. Кажется, он сломал в ней все до последнего, сломал так, что никто починить не сможет. Но Джейме отчаянно пытается, а слова стоят в горле огромным комом.

– Я знаю, – он виновато склоняет голову. – И знаю, что это было ошибкой. Ужасной, чудовищной ошибкой. И я не должен был, – под конец фразы голос надламывается. – И вот я здесь, – он разводит руками, словно сам не знает, зачем все это нужно.

Ведь у него был шанс умереть. И смерть не была страшнее созерцания того отчуждения и холода, что застыл в глазах, в которых некогда полыхал огонь.

– Мне казалось, что я никогда тебя вновь не увижу, – лицо девушки вновь искривляется и превращается в гримасу боли. Она сжимает челюсти до играющих на скулах желваков и все еще не позволяет себе разрыдаться, хотя слезы готовы вырваться наружу.

Но Джейме хватается за ее слова, за жившую в них надежду на то, что он мог бы вернуться, что они бы увиделись вновь. Поверить сложно в то, как она произносит эти слова, как чисто и откровенно, и какая она, по-сути, невинная, раз в ней все еще жила вера. Словно она все еще его ждала.

А она ждала, просыпаясь от холода, чувствуя, как засохшие дорожки слез стягивают щеки, и осознавая то, что она вновь уснула лишь потому, что рыдала слишком долго и организм просто устал. И что она каждую минуту держала маску железного спокойствия, и в то же время глубоко внутри медленно умирала от собственного отчаяния. И из рыцаря в железных доспехах, Бриенна Тарт превратилась в уязвленную, сломленную девушку, от которой уже ничего не осталось.

Но Джейме этого всего не почувствовать.

– Но я здесь. Знаешь, тяжело было не сдохнуть там, истекая кровью и задыхаясь дымом. Побрали бы семеро девчонку Таргариен с ее драконом, но я выжил, – выпалив это на одном дыхании, Джейме уже жалеет о сказанном. Прикрыв глаза, Бриенна словно пытается спрятать дорожки слез, которые так и не смогла сдержать. – И мне жаль. Безумно жаль, слышишь?

Молчание, сопровождаемое лишь треском дров в камине, затягивается. И его просто прорывает:

– Я ужасен! Омерзителен! И я это знаю, – Ланнистер поднимает на плачущую девушку взгляд, полный вины. – Не нужно было, – остановив себя от желания стереть слезы с ее покрасневших щек, он продолжает: – И я молю о прощении. Цареубийца и человек без чести, Джейме Ланнистер умоляет…

Он отчаянно пытается схватиться за что-то в сапфировой бездне, словно опустевшей и заледенелой, но чувствует, как тонет и проваливается под лед.

– Почему? – шепчет Бриенна, и не сводит с него пристального взгляда.

– Потому что я совершил слишком много ошибок. Тысячи! И я не хотел, чтобы эта – роковая – ранила женщину, которую я…

В одно мгновение весь мир замирает вокруг него и не сказанной фразы, до безумия важной, но сидящей глубоко в глотке. Кажется, это осознание разбило стены его неприступного сердца лишь сейчас, такое яркое и обжигающее, что Ланнистер невольно сжимает здоровую руку в кулак. Несколько слов, которые значат целый мир, и будто бы всегда значили, будто бы никогда не было Серсеи и тех грязных, эгоистичных чувств, будто бы никогда не было ничего, кроме прекрасных глаз цвета неба, сейчас переполненных отчаянием.

Потому что она всегда была важнее.

Потому что он готов был сдохнуть в чертовой яме с медведем, лишь бы только она жила. Потому что Бриенна возвращала его к жизни сотни раз, а он отплатил лишь убийством ее нежных чувств. И он не может оставить эти угли затухать, просто не может.

И сделав глубокий вдох, Джейме все же решается на самый отчаянный, и в то же время самый правильный шаг:

– … которую я люблю.

Но Бриенна лишь молчит, прожигая его взглядом, глубоко внутри шокированная и надеящаяся лишь на то, что сердце своим бешеным стуком не проломит ее грудную клетку. Она задыхается и теперь уже теряется в своих сомнениях, боится, что все вновь разрушится тогда, когда начало в ее разбитом сердце возрождаться из пепла.

А мужчина лишь сбивчиво, и в то же время уверенно продолжает:

– Люблю слишком сильно, чтобы оставить все это недосказанным. Потому что знаешь, я полюбил Север. И здесь… я впервые за столько лет почувствовал себя живым, – все это – чистая правда. Ведь с морозным воздухом и вечным холодом в его жизнь ворвался яркий свет в лице этой девушки, во всех смыслах нереальной и будто бы ненастоящей. Той, что была готова жить лишь ради него. – И Бриенна… я готов пойти на все, что угодно, лишь бы твои глаза больше никогда не плакали вновь.

Она все еще молчит. Джейме в отчаянии хватается за то, что осталось от пламени, жившего в ней еще совсем недавно.

– Прошу, скажи что-нибудь…

– Я думала… думала, что ты умер, – всхлипывает девушка в ответ на все его слова. А он словно сердце свое вырвал из груди и сейчас пытается вложить его в эти дрожащие руки. И он молит Семерых о том, чтобы Бриенна приняла его, чтобы взглянула на него своими заплаканными, но все еще прекрасными глазами.

Она всхлипывает и словно на ватных ногах доходит до кровати, устало на нее опускаясь. Ее плечи дрожат под тонкой тканью рубашки, и Джейме не решается ничего сказать. Господи, как же это страшно – смотреть, что девушка, перевернувшая его жизнь с ног на голову, заставившая осознать, что он способен на чистую, искреннюю любовь, лишенную эгоизма и похоти, сейчас рыдает в отчаянии. И все это – результат его жестоких слов, результат его роковых ошибок и желания не сжечь тогда, когда пытался согреть. Результат тех слов, которыми Ланнистер пытался спасти эту чистейшую невинность от своих грязных, омерзительных рук.

Но сделал лишь хуже, лишь сжег ее дотла и пепел развеялся по ветру. И ему ужасно, просто ужасно жаль.

– Я тоже, – вновь подает голос мужчина, опускаясь на кровать рядом с Бриенной. Глушит в себе желание прижать ее к своей груди так крепко, как только может, чтобы больше не отпускать и тонуть лишь в ней. – Знаешь, даже сквозь чертов дым небо было слишком ярким. И прекрасным, – как твои глаза, хочет добавить, но вовремя пресекает это желание. – И я… я осознал, что у меня была причина бороться. И будь я мерзавцем, последним ублюдком во всех Семи Королевствах, ужасным человеком, смерти которого ты желаешь всем сердцем, но я не мог позволить себе умереть.

– Я никогда не желала твоей смерти, – шоком становится то, что девушка вдруг поднимает на него мокрые от слез глаза, а с дрожащих ресниц все еще слетают горячие капли. Но она смотрит на него – не сквозь – и кажется, что это порождает в нем надежду.

– А стоило бы, – Джейме горько усмехается. – Но подыхая на полу этого гребаного замка, мне никогда не хотелось жить настолько сильно. И ты… ты – причина, – не отдавая отчета своим действиям, он обхватывает лицо девушки здоровой рукой, придвигаясь ближе. Удивительно, но Бриенна даже не пытается отодвинуться, лишь завороженно смотрит на него, не в силах вымолвить ни слова. – И я люблю тебя. Слышишь? Люблю! Чертовски сильно. И ты нужна мне… – под конец он уже переходит на шепот, когда горло пересыхает и грудную клетку все еще сдавливает стальными тисками. – И я не знаю, имею ли право молить о прощении, но ты нужна мне, Бриенна.

– Джейме… – его имя растворяется в тишине, его имя, сказанное тем самым голосом, с теми самыми теплыми лучами, и словно с толикой той нежности, которой эта невероятная девушка смогла его окружить за все то время, проведенное с ней.

И тогда Ланнистер просто срывается, не в силах больше выдерживать это кошмарное, пугающее ожидание, которое разрывает его на куски. Он рывком придвигается ближе и тянется к самым желанным губам – пусть обветренным, сухим, и горько-соленым от ее слез, но нужным сильнее кислорода и пьянящим похлеще дорнийского. А поцелуй – смазанный, неуверенный, будто он вновь превращается в шестнадцатилетнего мальчишку, который не знает, куда девать свои порочные чувства. И в то же время это прикосновение губ – нежнее шелка, но пробирает до костей, разливается теплом по венам. Джейме удивлен лишь тем, что девушка не сопротивляется, а, кажется, лишь расслабляется рядом с ним. И пальцы здоровой руки пробегают по удивительно-мягким волосам, после опускаясь на горящую огнем щеку.

Отстраниться и взглянуть ей в глаза кажется едва ли возможным, и Джейме это дается огромными усилиями, но во мраке комнаты он вновь разглядывает любимое лицо.

– Мне нет прощения… знаю, – сбивчиво шепчет мужчина. Понимает, что сказал не все, и опасается, что это хрупкое мгновение может в секунды обратиться прахом. – И ты вольна меня прогнать, и я уйду… но я хочу чтобы ты знала – мне ужасно, просто безумно жаль. За каждое слово, за твою боль, за все пролитые слезы. И я готов повторять это вновь и вновь. Но Семеро, женщина, я за столько лет впервые почувствовал себя живым. И сейчас меня убивает вина от того, что я сотворил. И я… я не знаю, что делать…

Он закрывает глаза, и тяжело дышит, все еще прикасаясь пальцами к щеке Бриенны, и удивляется, что она его не отталкивает. И он выжидает слов как приговора, как вердикта, который, как кажется Ланнистеру, просто разобьет его на куски. Он все еще боится.

Но по венам вместо отчаяния разливается нежное тепло, когда ее хриплое, но самое нужное «не уходи» срывается с припухших губ и растворяется в новом поцелуе.

Кажется, однажды Джейме сказал ей, что люди не выбирают, кого любить.

Кажется, у него наконец-то появилось право выбора.