Текст книги "Чародей без башни"

Автор книги: Смеклоф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– У меня пирог с ревенем.

– То, что надо. Всю дорогу пальцы перекрещивал, хоть бы ревень, хоть бы ревень.

– Ох, балабол. Что стоишь, как троюродный? Проходи.

Синдибум сбросил мешок и, шагнув, оказался у круглого стола с кружевной скатертью. Плюхнулся на стул и подставил лицо тёплому свету, струящемуся из-под оранжевого абажура. Рядом с овальным окошком, убранным белыми шторками с цветущими подсолнухами, покосился кряжистый кривоногий комод. С другой стороны пыхтела от жара заляпанная сажей печь и гордо возвышался сервант с блестящими тарелками.

Арий подхватил с серебряного подноса пузатый графин и нацедил в две чашечки еловой наливки. Сейчас бабушка дольёт ароматного чая и на несколько мгновений можно будет забыть обо всём на свете. Даже о желанном свитке чародея.

– Ну, рассказывай, – возясь с чайником, приговаривала бабушка. – Невесту приметил?

– Не могу собраться, – подперев щеки руками, пожаловался Синдибум. – Рвут на части. Мара, как прилетит, сразу бежит ко мне в лавку да умоляет. Ну, когда, когда мы сыграем свадьбу. Но не знаю. Ещё будет задаваться, всё же дипломированная волшебница, – он трагически вздохнул. – Зудочка увивается, как несмышлёный кошкоморёнок. Вот только боюсь, что вымахает из неё самый настоящий кошкомор. Буду весь исцарапанный и несчастный, как Голун перед выплатой моего жалованья.

– А третья же кто?

Арий мечтательно зажмурился.

– Гарпия одна во время прошлого налёта приглянулась. Голос бесподобный…

– Тьфу на тебя, – заулыбалась бабушка. – Не сочинял бы всяких небылиц, глядишь у тебя уже и свиток бы был и десять невест.

– Да, – протянул Синдибум, помогая ей расставить тарелки. – Перевёз бы тебя в Плюгавую башню, подальше от сквозняков.

Откусив пирог, он перехватил чайник и разлил по чашкам дымящийся отвар, пробубнив с набитым ртом:

– Угощайся дорогая, чем мегамаги послали.

Бабушка всплеснула руками, но на пухлых щеках всё еще играли озорные ямочки, а вокруг глаз посмеивались задорные морщинки. Злиться на внука она не умела. Хотя когда-то числилась знатной чародейкой и задавала в былые времена жару и на Злыстной стороне. Бесконечные войны никого не обошли стороной. В каждой семье кто-то не вернулся домой. Родители Синдибума погибли при обороне Передудля на город пёрли совершенно рехнувшиеся колдуны. Они перестали отличать чёрное от белого и накрыли врагов и самих себя ледяным штормом. У Хвыща сгорели под огненным дождем отец и дядя. Голун остался один одинешенек. А Конусмастер и вовсе был в плену у чернобуков. Эти колдуны так пропитались злыстью, что мечтали затопить ей всю долину.

– На свиток копишь?

Арий многозначительно закивал, отхлёбывая чай.

– И сколько отложил? – потребовала отставная волшебница.

– Уже целое состояние, – отмахнулся Синдибум. – Я ещё постояльца нашёл, после полуутра заселится. Пятьдесят кнежликов в месяц.

Он подхватил ещё кусок пирога.

– Учёбу совсем забросил? Книги уже, небось, пылью заросли?

– Так всё знаю, – промычал он, стараясь не встречаться с бабушкой взглядом.

– Знает он, – вздохнула отставная волшебница. – Знал бы, ходил со свитком. А так на меня одна надежда, только с высшим магом договариваться.

– О чём это?

Бабушка зажевала нижнюю губу. Её сердитый взгляд скакнул по коридору и остановился на мешке.

– В катакомбы ходил?

– Да! – обрадовался смене темы Арий. – Конусмастеру свезло, как никогда. Старый паук так размахивал хваталками, я думал поотрываются. Никогда ещё так не ликовал и так не пугался.

– Отчего же? – сощурилась она.

– Обрадовался, когда нашёл, и испугался, когда понял, что именно нашёл. Какой-то читай-камень…

– Шпиль от башни!

Отставная волшебница подскочила из-за стола и заковыляла к двери.

– Ты же… да вы же… – она подхватила мешок и, запустив в него руку, выдернула реликвию, выдохнув: – Что натворили!

– А чего? – не понял Синдибум. – Камень исписанный. Тоже невидаль. У Голуна в чулане целая коробка таких, только поменьше.

– Теперь понимаю, почему ты не получил свиток, – вконец рассвирепела бабушка. – Ты на реликвиеведение ходил вообще?

– А то! Бегал, – ляпнул Арий, но под строгим взглядом сник. – Думал, не пригодится. Вон зельеварение зубрил, зубрил, а алхимики даже к котлу не подпустили. Без практики, говорят, только глазки жабам выдавлить и хвостики у ящерок отрывать…

– Я же тебя милый, – сухо выдавила отставная волшебница, – заставлю все тридцать три тома наизусть выучить. Заколдую, ни о чём другом думать не сможешь!

Синдибум поёжился.

– Да что в ней такого-то? – заныл он.

– Это утерянная скрижаль Безбашенного хоровода!

Арий чуть снова не выпалил заученную фразу, но заставил себя пожать плечами, о чём сразу же пожалел. Бабушка, потрясая читай-камнем, наступала с таким свирепым видом, что он ссутулился и прикрылся чашкой.

– Где этот недовороженный Конусмастер? – взвыла отставная волшебница.

– Сказал в лавку не ходить, а ждать его в «Гадкой виверне» после полувечера.

Синдибум отодвинулся к окну вместе со стулом. Он ещё не видел бабушку в таком гневе. Она, конечно, никогда не отличалась покладистым нравом. Но вот чтобы так лютовать.

– Ух, я вас, – пообещала она, и, грохнув читай-камнем об стол, полезла за печку.

– Вот и сходил пирожка поесть, – приуныл Арий.

– После Бесконечных войн, – лекторским тоном бубнила отставная волшебница, – все колдуны договорились о мире. Каждая башня выбрала своего высшего мага, а надо всеми встали двое мегамагов. Они создали механизмы и закляли скрижаль, чтобы двенадцать башен начали хоровод и объезжали долину за двадцать четыре часа. Её копия хранится в храме памяти в Передудле. Настоящую скрижаль давно никто не видел. Болтали разное: что её спрятали сами мегамаги, что похитили чернобуки, которые не приняли новый порядок, не захотели жить в башнях, и теперь скрываются в Злыстных землях, что она была утеряна и навеки исчезла. Только, если бы ею взаправду завладели чернобуки, то давно бы пустили скрижаль в ход и остановили башни.

Синдибум снова пожал плечами. Кто разберёт этих чернобуков, может, у них просто руки не доходили.

– Видать не очень хорошо мегамаги её спрятали, раз сумасшедший хватун выудил её со свалки. Да за неё перегрызутся все двенадцать башен!

– Ого! – воскликнул Арий. – Так она на миллион кнежликов потянет.

– Ты что? Наступит конец всего…

– Долина погрязнет в новой войне…

– По-твоему это шутки? – взревела бабушка, выныривая из-за печки и сверля его горящими глазами: – Все падут перед мощью неизбежного, и смешно не будет даже тебе. Ты не помнишь Бесконечных войн, всех ужасов, а твои родители и дед отдали свои жизни, чтобы они не повторились!

Она треснула толстой книгой в потрескавшейся обложке об стол и, нетерпеливо перелистав страницы, сунула внуку под нос: – Гляди!

Под мелкими, сбитыми буквами расплывалась волшебная картинка. На главной площади Передудля на старинном камне для наговоров лежала скрижаль. Символы ослепительно сверкали, а из центра реликвии бил фонтан колдовского огня. Рядом, воздев руки, стояли мегамаги. Один в чёрной мантии и маске, а другой в белой.

– Симпатично, – проронил Арий и сразу же пожалел о выскочившем слове.

– А ты с ней по башне лазаешь! – вскрикнула отставная волшебница. – Узнай наш высший маг, или, не приведи чары, чернобуки, и тебя… – она не смогла выговорить, прикусив губу. – Я этого дряхлого хватуна отполирую и на полку поставлю. Зачем он отдал её тебе?

– А что, Голуну, что ли, отдавать? – проворчал Синдибум. – Он ни в жизнь не поделится…

– Чем? – рыкнула бабушка. – Ты ни кнежлика за неё не получишь! Сошлют вас с глаз долой. Все трое до Злыстной стороны не долетите, на подлёте тресните.

Арий ещё раз всмотрелся в картинку. Читай-камень так заманчиво блестел, как коробка с подарками. Неужели такая безделушка может остановить башни?

– А как его вскрыть? – не понял он.

– Распечатать? – заморгала отставная волшебница и всплеснула руками. – Мой внук дурнее кошкомора. От неё надо немедля избавиться!

Она схватила скрижаль и, раздвинув шторки, закрутила ручку окна.

– Нет! – завопил Синдибум.

– Ты прав, – неожиданно согласилась бабушка и уселась за стол, прижимая читай-камень к груди. – Будет только хуже. Сперва заткнём рот Конусмастеру. Беги и приведи его сюда. Остальное я устрою.

Арий нехотя встал.

– Но…

– Темным-темно! – рявкнула старая волшебница. – Дененочные часы тикают. Беги быстрее! А скрижаль побудет у меня.

Синдибум насупился, но возражать не стал. Всё равно бесполезно. Он уже дошёл до двери, когда бабушка напутствовала:

– Будет упираться – заколдуй! Это ты хоть учил?

– Да! – закивал Арий. – Но меня же сошлют! Будешь меня навещать на Злыстной стороне?

– А ты тихонько…

– Я умею только громогласно, как мегамаг…

– Брысь!

Он вздохнул и вышел. На лестнице перед флигелем уже сгустились сумерки. Небо заволокли грузные, неповоротливые тучи. У перил зажигались парящие на цепях шары фонарей, но у стены башни близ домов властвовала хмурая тень. Приближался полувечер, а с ним и Злыстная сторона. Скоро Дырявая башня заедет в самое средоточие злысти. Оно уже стояло на пути непроглядной завесой тьмы.

Спускаться, конечно, не подниматься, но ноги уже порядком устали за день и отказывались идти даже вниз.

– Попил наливочки, – вздохнул Синдибум.

Опустевшие ярусы пробегали мимо, недобро глядя вслед. Сиротливо стояли зачехлённые наковальни перед дверями мастерских. Почти растворялись во мраке закопчённые вывески с котлами над лабораториями алхимиков. На Благой половине даже статуи хищных гарпий подмигивали, теперь же в глаза бросались только длинные кривые когти. Полувечер не лучшее время для прогулок. Стараясь держаться подальше от фонарей, он жался к стене, беспокойно косясь на сгущающуюся в нишах тьму. Позади башни ещё светлело посеревшее небо, а там, куда она ехала, возвышалась чёрная стена злысти.

На шпиле разгорелся колдовской огонь, и ослепительный луч вместо тёмного циферблата с двенадцатью башнями прожёг среди серых облаков новый, огненный, который будет отсчитывать часы до выезда башни со Злыстной части долины.

Арий уже спустился к таверне, когда на колокольне громыхнул первый удар. Звон пролетел по башне, гулко ухнув к подножию. За ним загремел второй. А под третий Синдибум ввалился в «Гадкую виверну».

У входа застыл вышибала Дробовик. Непроницаемое лицо покрывали защитные руны. Синяя вязь тянулась от бритой макушки, петляла по прорезанному глубокими морщинами лбу, обвивала ледяные глаза, срывалась индиговой стрелкой с горбатого носа, перечерчивала щеки и, закручиваясь, убегала по толстой шее вниз. Сюртук с малиновой бабочкой едва сходился на груди и трескался на огромных плечах.

– Не злыстного вечера! – пожелал Арий, непроизвольно вжимая голову в плечи.

– Задуришь – выкину, – предупредил Дробовик, почти не разжимая губ.

– Ни-ни, – пообещал Синдибум и проскочил мимо него в зал.

Посетителей почти не было. Широкие столы с вырезанными на ножках, гадко скалящимися вивернами пустовали. Только у стойки рядом с трещащим камином, глядя в кружки, шептались два тощих травника. А тавернщик упорно тёр блестящий бок графина и на Ария даже не взглянул. В дальнем углу у сложенных пирамидой бочек застыл Конусмастер. Крошечное тело потерялось за столом, так что торчали только тонкие длинные руки и голова. Тёмные глаза сузились, превратившись в две черточки, платок сполз с подбородка, а белые губы растянулись в безумной улыбке. Синдибум даже вздрогнул. Так неестественно раздалось лицо смотрителя. Казалось, если он поднатужится, оно лопнет и заляпает его хихоньками всю таверну.

Арий протиснулся между лавок, зацепился за свисающую с жерди тушку кролика, и чуть не смахнул свечу с длинного канделябра, но всё же влез в угол.

– Тут такое дело, – начал он, присаживаясь к столу. – С реликвией не всё так просто.

Он пытался подобрать слова, но Конусмастер так пялился, не переставая скалить зубы, что они не складывались.

– Вы бы пошли со мной, – предложил Синдибум. – Здесь душно и горелым воняет.

Смотритель не ответил.

– Бабушка просила вас заглянуть. У неё пирог. Любите с ревенем?

Не дождавшись отклика, Арий начал злиться. Злыстная половина влияла на всех без разбору, и невидимые тёмные частицы злысти уже проникали в сердца волшебников. Дурманили головы, заставляя вспоминать обиды, видеть чёрное в белом и смертельное оскорбление в безобидной шутке.

– У меня его нет. Да чего ты лыбишься-то? Ща как колдану!

Он даже угрожающе поднял растопыренные пальцы, но Конусмастер не шелохнулся. Пустые глаза ни разу не мигнули, а растянутые губы не дрогнули.

Синдибум потянулся через стол и дотронулся до костлявого плеча. Смотритель качнулся и завалился на сложенные руки, сбив кружку.

– А! – подскочил Арий. – Чего это он?

Тавернщик неприязненно взглянул в их сторону и крикнул:

– Дробовик!

От шагов вышибалы стонал и прогибался пол. Скамейки сами отскакивали в стороны, чтобы уступить ему дорогу. Даже огонь в камине начал трещать потише, так, на всякий случай.

– Напился, – пробасил Дробовик, взявшись за шиворот, и встряхнул смотрителя.

Конусмастер болтался в его огромной лапе, как тряпичная кукла. Руки телепались над столом, брякая ногтями по дереву. Вышибала поднял его выше, так что костлявые ноги заскребли по полу носами туфель, и втянул носом.

– Не пахнет, – объявил он.

Синдибум сглотнул, не в силах оторваться от безумной улыбки смотрителя и еле выговорил:

– Не дышит.

– Поэтому и не пахнет, – догадался Дробовик и приложил вторую руку к шее.

Пошевелил губами, считая, и провозгласил:

– Не бьётся.

Арий и сам уже обо всём догадался и попятился.

– Куда? – нахмурился вышибала.

– Домой, – пролепетал Синдибум.

– Сидеть!

Из-за стойки, наконец, выпустив графин из рук, лениво вышел тавернщик. Скривился, глядя на болтающегося в лапах Дробовика смотрителя и в сердцах сплюнул.

– Вот злыстно время. Только колокол отзвенел, уже одного приговорили. Вяжи лысого пройдоху. Всегда знал, что он когда-нибудь вляпается со своими тупыми розыгрышами.

Арий не успел выдавить ни слова, а вышибала уже стиснул его шею.

– Не трепыхайся, – предупредил он. – Помну.

Синдибум попытался кивнуть, но голову будто зажали между двумя башнями. Оставалось только жалобно моргать и хрипло втягивать воздух.

Тавернщик почесал волосатую родинку на щеке, вынул из кармана фартука чёрное с фиолетовыми крапинками яйцо и бросил в камин.

– Маги лысого добреют, – с ненавистью прошипел он.

В некоторых зло на Злыстной половине прямо-таки впитывается. Так что получается из заурядного хозяина тарелок и кружек, жестокий, непоколебимый владыка тёмных сил.

Огонь зафырчал и раздался, обнажив раскрасневшиеся угли. Скорлупа треснула, и из-под неё выскочил золотистый феникс. Полупал красными, уставшими глазами, расправил дымчатые крылья и с клёкотом унёсся в трубу.

– Пропал мой миллион кнежликов, – прокряхтел Арий, сразу вспомнив предупреждение бабушки.

Вряд ли смотритель умер своей смертью. С такой несуразной улыбкой по своей воле концы не отдают. Кто-то расправился ним, и не трудно догадаться, что он искал. Только откуда узнал? Одно понятно, главным чародеям рассказывать про читай-камень нельзя. Если дознаются, даже в Злыстные пустоши ссылать не будут. В камень превратят и вниз сбросят. Чтоб наверняка. Остановки башен волшебники, те что пережили бесконечные войны, боятся пуще смерти. В те времена творили такое, о чём сейчас не принято вспоминать, даже думать про себя в тишине под одеялом и то зазорно.

Феникс не заставил себя долго ждать, выпорхнул из трубы и, подхватив скорлупу, уселся на стойку. Недовольно закурлыкал, но получив от тавернщика подзатыльник, поспешно забился в чёрное яйцо.

Огонь взвыл, поднявшись столбом, и из камина, отряхивая пепел с искрами, выбрались чародеи. Третий маг Крысьнень – заместитель высшего. Пегий с жидкими волосёнками, маленькими беспокойными глазками и острым длинным носом. Весь трясущийся, закутанный в лимонную мантию с поясом, украшенным кисточками и бахромой. А за ним стажёрка.

Синдибум закатил глаза. Только Мары тут не хватало. Он попытался расправить одежду, но свисая из сжатого кулака, это не так-то просто сделать.

– Я эту гадючью забегаловку закрою, – гавкнул третий маг, прижав руки к животу.

Он постоянно дрожал. Как будто отморозил себе всё по самые последние заклятья.

– Я-то чё? – огрызнулся тавернщик. – Вон убивец! Прийти не успел, смотрителя уморил.

Крысьнень смерил взглядом придушенного Ария и поджал губы. Подскакивая при каждом шаге, дошёл до угла и остановился.

– Брось! – приказал вышибале и нагнулся над гнусно лыбящимся Конусмастером.

Поводил руками. Побормотал. Почмокал.

– Чего застряла. Шнырь сюда! – рявкнул третий маг, и Мара поспешно подбежала.

Синдибум отступил к стене и увлеченно рассматривал грязный пол, лишь бы не встречаться с ней глазами.

– Что за смешинка ему в рот попала? – с отвращением спросил Крысьнень.

– Его кто-то зарадовал до смерти, – пробормотала стажёрка. – Шуточные чары бездумного веселья.

– И кто же тут такой потешник? – неожиданно заорал третий маг и повернулся к Арию. – Ты? Припоминаю, как спалил алхимическую лабораторию своей шутихой. Дошутился?

– Я хотел фокус показать, – буркнул Синдибум.

– И что, хватуну так понравилось, что он подавился собственными губами?

– Нет! Ему я вообще ничего не показывал. Без свитка заклинать запрещено. Он уже был такой, когда я пришёл.

Крысьнень подвинул стул и сел, кутаясь в мантию. – Вина принеси, только нагрей, – крикнул он тавернщику, и уставился на Ария. – Давай руки!

Синдибум протянул ладони и поёжился. Пальцы у третьего мага были холоднее обледеневшего железа. Вот-вот примёрзнут к коже. Тогда придётся везде таскать его за собой. Арий наморщил нос. А может, и неплохо. Вдруг он Зудочке понравится. Если удастся отклеить от себя розовую липучку, жизнь станет чуточку лучше. А жизнь в башне и так и не слишком увлекательна, чтобы раскидываться даже самыми крошечными чуточками.

– В глаза смотри, – зашипел Крысьнень.

– Я не успеваю, – морщась, пожаловался Синдибум.

Беспокойные буркалы третьего мага, и, правда, скакали по всей таверне. Словно высматривая то, что плохо лежит.

– Всё хохмишь? – окрысился Крысьнень. – Постоишь до полуутра в углу.

Мара охнула, но промолчала.

– Звёзды пересчитывать? – очень серьезно спросил Арий, с удовольствием разглядев на её платье розу.

– Все до единой, – оскалился третий маг и хлопнул в ладоши.

ГЛАВА 2. КУДА ПРИВОДИТ КОВАРНЫЙ ПЛАН

Углом называли нижний треугольный балкон башни, нависавший над самой землёй. На него не вела ни одна лестница, зато туда часто запрыгивали дубовники, похожие на ожившие коряги с крыльями из веток и засохших листьев, и деревянными клювами. Залетали кикиморы, размахивая зелёными лохмами, принюхивались длинными тонкими носами, прислушивались острыми треугольными ушами, всматривались маленькими чёрными глазками. Бывало, забирались и вендиго, цепляясь жуткими когтистыми лапами за края балкона, скалили острые зубы и водили рогатыми головами из стороны в сторону, оставляя после себя длинную жесткую шерсть и отвратительный запах сырости и гнили. А однажды даже заскочила и застряла огромная шишига с глазами больше окон во флигелях. Она долго вертелась, пытаясь вырвать своё отощавшее жабье тело, обросшее тусклым мехом, из смертельной ловушки и скребло когтями по плитам, утробно ворча и роняя слюну. Говорят, раньше таких чудовищ в долине не водилось, но во время Бесконечных войн колдуны расстарались. Чего только некоторые не придумают, чтобы прикончить своих заклятых соседей. Зато вид за перилами, больше похожими на сложенные крылья гарпий, был самый заурядный: деревья, кусты да зловещий туман злысти. Никакого, даже перекрытого жутким лесом, неба, не то, что звёзд. Всё пропадало в темноте непроглядной чащи.

От хлопка третьего мага Ария перекувырнуло кверху ногами, да так и доставило в угол, приложив, как следует, об холодный пол головой. Встав, он потёр будущую шишку и огляделся. Его уже ссылали во время учёбы. Вышла как-то промашка, хотел старшего из братьев Быстрогонов проучить, чтобы не подкатывал к Маре. Набрал полведра бормотухи на валериановом корне, и поставил перед дверью лекционного зала. Но вредное «быстрогонище» пропустило вперёд учителя реликвиеведения. Тот вляпался, провонял, и за ним целую неделю гонялись кошкоморы. Мурчали, как заведенные. Три мантии порвали в клочья, а уж как половик на его крыльце пометили. Болтают, у бедняги даже обоняние притупилось. Тогда-то старший Быстрогон и поведал ему чьих рук проделка. И после досадного недоразумения изучение реликвий у Синдибума не задалось.

Нижний балкон уже лет двадцать не убирали и в углах возвышались мусорные колоссы. Кожура, листья, мелкие кости и ворохи рваной одежды распространяли такой головокружительный аромат, что даже мухи летали криво.

Арий пнул трухлявую ветку, похожую на лапу, и, попятившись, прислонился к стене. Уснуть тут, конечно, не уснешь, но чуть подремать можно. Из башни пробивался монотонный гул механизмов, а из леса ухали и подвывали ночные жители. Синдибум прикрыл один глаз, вторым посматривая за парапет в темноту. Башня ехала в глубину Злыстных земель, и зло уже обступало со всех сторон. Пробиралось за шиворот, заползало внутрь, зудело и чесалось недобрыми мыслями. Незаметно, но настойчиво. Арию невыносимо хотелось сделать какую-нибудь гадость, но на балконе не было никого, на ком можно сорвать злость, поэтому приходилось беситься втихомолку.

Из кучи мусора вывалился рыбий хвост с костяком и запрыгал по полу. Следом за ним глухо стукнулся об плитку потемневший огрызок. Синдибум покосился, но лишь сполз пониже. Вдоль парапета прокатились гнилые орехи, а за ними, пришлёпывая, заскакала ботва от моркови. Вертясь, проскочила огромная, будто оторвавшаяся от сюртука великана, обгрызенная пуговица, проползла обожженная верёвка и дырявый карман от штанов. Пролетела банановая кожура, и весь сор накрыл потёртый старый цилиндр.

Арий криво усмехнулся.

Собравшийся мусор начал подниматься. На скелет рыбы запрыгнул огрызок, подтянулись, прилипнув к костям, орехи. Вместо рук прикрутились трухлявые ветки с облезлыми краями. Верёвка согнулась и завязалась узлом, задрожав парой подгибающихся ног. Карман развевался, как плащ. Вместо головы скрутилась банановая кожура с пуговицей на месте лица, а сверху колыхалась морковная ботва, и парил цилиндр.

– Кто посмел нарушить мой покой? – завыла мусорная фигура.

В дырках пуговицы заблестели красные глаза.

Синдибум сложил руки крестом и прицелился.

– Развею! – рявкнул он.

– Ой! Арий! Давно не виделись!

– Ещё бы столько же не видеться, Морок!

Мусорная фигура приподняла цилиндр.

– Сдался и зазнался?

Синдибум гордо закивал.

– Свиток с янтарными буквами получил, как лучший маг своего поколения, – нагло соврал он, задрав нос.

– Ого! – уважительно кивнула банановая голова. – С обычным можно шесть раз в день колдовать, а с объянтаренным сколько?

Арий закатил глаза, надменно выдав:

– Семь!

– Ого-го! – забормотал Морок. – А за что ко мне попал?

Мусорная фигура заинтриговано вытаращила красные глаза.

Синдибум только рукой махнул, небрежно проговорив:

– За убийство.

Морок отпрыгнул, поражённо закачав головой.

– Что у вас там творится? – испуганно запричитал он.

– Злыстное время, – наигранно вздохнул Арий.

– Ну да, ну да, – болталась банановая голова. – Семь заклинаний – семь кнежликов. Теперь разбогатеешь.

Синдибум только хмыкнул.

– Если бы. На семь кнежликов особо не зажируешь.

В голове же навязчиво бурлила злоба: «напади», «прокляни», «развей». Руки сами подскакивали, пытаясь сложиться для наведения заклятья. Он уже еле справлялся. В злыстное время надо сидеть дома, под замком, чтобы ни ты никому не мог навредить, ни тебе.

– Было бы у меня столько. Я бы… – подскочил Морок.

– Купил себе новый карман вместо этого потрёпанного плаща, – подсказал Арий, отгоняя лезущие в голову глупости.

Поддаваться нельзя. Даже злысть не заставит умного волшебника действовать себе во вред. Зло творит тот, кто изначально способен на него. Кто не может противостоять собственным слабостям, корысти, гневу. Кто ценит свои интересы выше интересов других. Кто любит только одного себя. Этой простой мантре учили в самом начале учебы. Её знал каждый. Вот только не все следовали.

– Да, что там карман, – фыркнула банановая голова. – Целые штаны!

– О! Так и до сюртука дорастёшь, который надеть не на… – начал Синдибум, но прикусил язык, чуть не брякнув лишнего, и постарался перевести тему. – Как ты поживаешь? Говорят, шишига забегала.

Морок засеменил верёвками, подбираясь поближе.

– Огромная, – закивал он. – Язык, как лестница на нашей башне. Глаза с циферблат Дененочных часов. А зубищи… Вот если ты встанешь и подпрыгнешь, вот такого размера. Но я ей, конечно наподдал! Глаз подбил и лапу вывихнул. Летела с моего балкона, аж в ёлку вмазалась.

Пуговица покраснела, а рубиновые глаза вылезли из дыр.

– Ну да, ты же наш дух-защитник, – ухмыльнулся Арий. – Башню от чудищ охраняешь.

– Да на меня даже Злыстное время не действует, – распалился Морок.

– Пока ты на балконе и тебя наведённые магами чары защищают, – кивнул Синдибум, уже не в силах сопротивляться затмившей сознание злысти. – А как слетишь, вмиг озвереешь.

Мусорная фигура завертелась, подскочила и зашагала по замызганным перилам.

– Я бесстрашный страж. Самый, самый могучий дух! Меня из угла ураганом не выкорчуешь!

– Поспорим? Да тебя даже колдунежда-невежда в лес отправит.

– Меня? – взъярился Морок. – Плохо же ты думаешь о духах-защитниках.

– А что мне о вас думать? – удивился Арий. – У волшебников и других дел хватает. Спорим или струсил?

Он протянул руку, но тут посреди балкона, между ним и мусорной фигурой, вспыхнуло, и из пламени вывалился пухлый ученик в помятой мантии. Испуганные глаза обалдело моргали, а с выставленных рук готово было сорваться заклятье. По пальцам скакали цветные искры, разгоняя липкий мрак. Синдибум уже видел паренька раньше. Вроде на год младше. Только будет экзамен сдавать. Не гений, конечно, но мелькал там и сям. Какой-никакой, а конкурент. Если звезды сойдутся, может и свиток получить. Который по праву должен достаться Арию.

Глаза застлала кровавая пелена, сотканная из самой отборной злысти.

– Только этого не хватало, – рассердился Синдибум, и у него моментально созрел коварный план.

– Ты кто? – завопил ученик, со страху не узнав Ария.

– Я-то волшебник, – шикнул тот. – Тебе не меня бояться надо! Моё дело рыхлое… Хотя нас с тобой обоих сожрут. Вон у тебя за спиной голодный леший.

Пухлый трусливо завертелся, а увидав приплясывающего на карнизе Морока, задрожал и, пискнув, выпустил подготовленное заклятье. Раскалённый луч промчался над балконом, осветив балясины в виде крыльев гарпий, с шипением врезался в мусорную фигуру и выбросил её в тёмный лес. Улетая, банановая голова так вопила, что треснула огромная пуговица.

– Это ты зря, – ядовито проговорил Синдибум, недобро качая головой. – Без свитка колдовать нельзя! А уж нападать на защитника…

Ученик замигал ещё сильнее, но вокруг него уже сгущалась тень. Башню окутало мертвенно-бледное сияние и волнами сбежало вниз. Высоко на шпиле ярко вспыхнуло зарево, раскрасив тёмное небо. Пухлый попытался бежать, но ударился лбом в невидимую преграду. За его спиной сверкнул циферблат Дененочных часов, стрелки завертелись и с громоподобным звоном столкнулись. Ученик душераздирающе завопил и, размахивая руками, улетел в темноту, будто им выстрелили из пушки.

Сразу стихло.

Арий облокотился об стену и закрыл глаза. Отправился ученик в ссылку. А нечего было колдовать. Сначала думать надо. Все знают, что с нарушителями в башнях не церемонятся. После Бесконечных войн всё пошло наперекосяк. Заражённая тёмной магией земля не плодородила. Голодные чудовища бродили по долине и днём, и ночью. Из-за витающих вокруг проклятий у неопытных, тоже не особо сытых чародеев чары срабатывали с точностью до наоборот. Поэтому пришлось вводить жесткие правила, не умеешь колдовать – учись. Нечего энергию зазря тратить. Вот наберешься знаний, решат наставники, что готов ко взрослому волшебству, получишь свиток и заклинай целых шесть раз в день. Почему так мало? Чтобы видел новые горизонты, саморазвивался и понимал, куда стремиться. По крайней мере, во время учёбы убеждали, что всё так и есть. Так что пухлый сам виноват. Знал же, что ученикам колдовать нельзя. Зато у Синдибума шансы на получение свитка увеличились. Ведь одним конкурентом меньше. Теперь можно и поспать. Где-то в глубине души заворочалась совесть, но едкая мгла Злыстных земель уже просочилась в уши и не давала опомниться, нашептывая: «Так им и надо». Какая разница, что станет с Мороком? Подумаешь, дух-защитник. Сгинет, нового призовут!

Синдибум сам не заметил, как задремал.

Мерещился Передудль. Арий ни разу не видел столицу, ведь перемещение до неё через портал стоило сотню кнежликов, но на картинках город, занимавший центр долины с её Благой стороны, изображали именно так. Сотни пёстрых башен, утопающих в цветущих садах, величаво тянули к небесам острые шпили. Между ними, выгибая ажурные спины, перекинулись арочные мосты. Их штурмовали оголтелые толпы. Вверх-вниз сновали полные хмурых колдунов подъемники. С балконов свисали верёвочные лестницы. Там и сям мелькали цветастые бока ковров-самолётов. Они проносились на расстоянии вытянутой руки, и болтающиеся кисточки с азартным шипением догоняли кошкоморы. Шум, гам, суета. Невозможно представить, как жить в этой кипящей, исходящей слухами, завистью и ненавистью клоаке. Да ещё и выложить целую сотню кнежликов за перемещение через портал. Понятно, конечно, что столица! Тут всё дорого, но на сотню же месяц прожить можно. Да и отправиться в соседнюю башню стоит в десять раз дешевле.

В самом центре оглушающего хаоса, на главной площади Передудля над старинным камнем для наговоров возвышалась Великая башня. В её сердце, в режущем белизной торжественном зале грохотала музыка. Флейты, волынки и длинные медные трубы с огромными барабанами отбивали рваный, истеричный ритм. Пары кружились в бешеном танце. Вертелись, разбрызгивая блёстки нарядные платья. Цокали каблуки. Проплывали праздничные бабочки на камзолах. Арий и сам дрыгался среди извивающейся толпы. Плясал с шишигой. Подпрыгивал, дергался, перескакивая с одной ноги на другую. То нырял вниз, то пригибался, уворачиваясь от её длинного липкого языка. А во главе заваленного угощениями стола сидели Мара и Крысьнень. Гости кричали: «Горько, горько!», и третий маг, весь дрожа, потянулся к ней своими синими губами.

Синдибум поёжился и проснулся. Фу! Привидится же такая гадость. Они, конечно, стали меньше общаться, но представить Мару с другим, он не мог. Пусть она отдалилась, но так бывает со многими парами. Да и временное расставание часто идёт на пользу. Тем более, Арий не сомневался, что она его любит…