Текст книги "Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)"
Автор книги: Smaragd
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 89 страниц)
………………………………………………………………………………………………………………………
(1) slug – единица массы в системе английских мер. 1 слаг = 14,5939 кг
Приезд гриффиндорки: http://www.pichome.ru/DOB
Строгий эльфовладелец: http://www.pichome.ru/DOD
7-2
Воскресное утро началось с запаха овсянки. Пригоревшей.
Нет, на самом деле утро Поттера началось ещё ночью, когда он, еле живой от усталости и невероятно злой, вернулся из Аврората. Допоздна разбирался с неприятнейшим случаем у следаков: молоденький аврор – бестолочь! – отпустил ведьму, подозреваемую в наведении приворота. Вот вам и законные выходные, которые хотел посвятить детям, даже выспаться не удаётся.
Гарри курил на балконе и смотрел на туман, стелившийся по брусчатке Гриммо. Из этого тумана, из белёсого облака, укрывавшего землю, из ночных тайн возникла бродячая собака. Хромая, с понуро опущенными ушами и хвостом, она ковыляла неровной рысцой от дома к дому, проверяя мусорные бачки и обнюхивая подвальные оконца… Пёс-призрак, неприкаянный, бездомный, наказанный за что-то судьбой или сознательно отказавшийся от счастья, от своей второй половинки… Морду пса пересекали страшные шрамы, глаза блестели от слёз – Гарри отчётливо разглядел это, несмотря на приличное расстояние и плохую видимость. Пёс долго, задрав голову, смотрел на него, с укором, но без унижения или подобострастия, смотрел, как… старший товарищ, опытный, знающий цену жизни и многим-многим её составляющим. «Ты-то, человек, чего не спишь? – Говорил его тяжёлый, не звериный взгляд. – У тебя есть дом, еда, тебя любят. Спал бы спокойно и не отвлекал меня своим праздным любопытством». Гарри тихонько свистнул, ещё раз – пёс вздохнул совершенно по-человечески и даже как будто покачал недовольно головой. Гарри отложил, не погасив, трубку и быстро направился на кухню. Схватил в холодильнике кольцо домашней колбасы, кусок пирога с печёнкой и завёрнутые в фольгу остатки мясного рулета и побежал на улицу. Как ни торопился, а четвероногого бродяжки уже не застал. Посвистел в туман, словно нарочно сгрудившийся вокруг, позвал негромко: «Эй! Собака! Где ты? Иди есть», но к нему никто не вышел. С дерева капала тяжёлая холодная роса, на востоке небо заметно розовело, прогоняя хмурь в подворотни, из приоткрытых соседских окон послышались голоса, над головой недовольно каркнула ворона – Гриммо потихоньку просыпалась. Пёс исчез, ушёл в туман; промокший и одинокий, не соблазнился даже рулетом, от запаха которого у Поттера невольно потекли слюнки. Опоздали, да, мистер Благотворитель, опоздали вы со своим угощением. Гордый городской странник (или отчаявшийся и не надеющийся в жизни ни на что хорошее, кроме собственных натруженных лап и обострённого от голода и опасностей нюха) даже не помыслил ждать от тебя, случайного человека, удостоившего его взглядом, элементарной благосклонности; и теперь пирог и колбаса достанутся везучим котам и птицам (не нести же обратно?). Рулет проголодавшийся аврор сжевал сам… Да, важно не опоздать, прийти, когда ещё не стало поздно, когда есть, к кому приходить… И глупо обвинять пса в том, что он, неблагодарный, не дождался тебя: разве ты хотя бы намекнул ему, что тебя стоит ждать?..
Уснуть не удавалось. Гарри пообещал себе, что в следующие выходные отправится с детьми в собачий приют и пожертвует хотя бы денег на корм. От этого самоутешения поттеровская совесть взбунтовалась, и усмирить её не удалось даже во сне, накинувшемся на него, как тот голодный пёс на обидчика: яростно и не признавая поражения.
Снилась ему дочь, она кормила бродячую собаку с ладони карамельками и плакала. Господи, к чему такие игры подсознания?
Гарри, проснувшись, первым делом вспомнил разговор с Лили, то, что она говорила ему о юных, о том, как легко их травмировать, убить словом. И удивился, что он, взрослый мужчина, не обращает на такие важные вещи никакого внимания. А между тем, права Лил: подростки думают о любви больше, надеются на неё, ждут; шкура у них, что ли, тоньше, не обросла ещё ржавчиной цинизма; а у взрослых только дела грёбаные на уме, деньги, карьера, долг, быт и сознательное неверие во что-то важное и настоящее, ради чего стоит жить. Дети – конечно, никто не спорит, – это для многих смысл жизни, и Гарри Поттер в этом плане не исключение. Но дети очень быстро вырастают, жить их жизнью или решать за их счёт свои застарелые психологические проблемы – значит навсегда испортить им жизнь. Полностью растворяться в них – взваливать на их плечи тяжкий груз, которого они не заслужили. Дети не принадлежат родителям, а родители – детям. При всей взаимной любви и близости, зависимости даже, это совершенно разные люди, не чужие, но и не копии, не повторения друг друга, не единое целое. Сложно ли это признать, когда ещё пару-тройку лет назад ты был самым главным существом в жизни дочки, а сейчас она, девушка, оказывается, во сто крат мудрее и честнее тебя? Сложно. Но необходимо. Иначе не быть ни ей, ни сыновьям, ни тебе самому счастливыми. Ну, ради счастья детей Гарри готов сделать всё, что угодно, но вот сам… Оценят ли, примут ли когда-нибудь его подросшие малыши мотивы отца, отказавшегося по непонятным причинам от своего личного счастья? Ради них? Да не смешите, им, рассудительным, всё понимающим и свободным, такие жертвы нафиг не нужны…
Эти нелёгкие и какие-то новые мысли, перемешанные с вязкими образами короткого сна, резко прервались ударившим в нос запахом гари. Потом послышались причитания домовика, звон посуды, голоса детей с кухни. Всё понятно: Лили Поттер варила кашу…
*
Гарри решил ещё раз поговорить со следователем, нарушившим закон – вчерашний скандал в Министерстве оставил на душе тягостный след, не пропадавший даже от шуточных перепалок детей за завтраком.
– Если вы не перестанете прикалываться – я объявлю вам бойкот! – Лили была намерена всерьёз обидеться на паясничающих братьев. Она из принципа доедала уже вторую тарелку овсянки, которую, когда её готовили мама или домовик, с младенчества не очень-то жаловала.
– Ну что ты, Лил, каша – зашибись, настоящая походная, с дымком! – Альбус притворно причмокнул. – В лагере ведь только так! Хозявка ты наша!
– Не нравится – не ешь! – Девочка надула губы, но не удержалась и фыркнула. – Я единственная женщина в доме, так что лопайте, что дают, и не жужжите.
– Он нее не только зажужжать можно, но и обос… – Джей взглянул на отца и решил изменить окончание фразы. – Оборжаться и обожраться. А вообще, если джемом залить, корицы добавить, сахаром присыпать…
– И зажмуриться! – мгновенно подхватил Ал.
– То очень можно есть! – закончили братья хором.
Гарри засмеялся, и все порешили на том, что можно на ужин сходить в кафе. Семейный это день или как? Лили при этом довольно улыбалась, и у Гарри закралось подозрение, а случайно ли или по неопытности у неё сгорела каша?..
«Завтра понедельник, – думал он, наблюдая за дурачащимися отпрысками, – делом займётся Визенгамот, ЧП в Аврорате – не шутки. Надо сегодня не беседовать с арестованным следователем, который вчера весь день играл в молчанку, а душу из него вытрясти. Чую, интуиция подсказывает, нельзя сдавать парня прокурорским». Поттер хорошо знал недавнего курсанта Мелекью, не особо сильного мага, но умного парнишку, после выпуска без труда поступившего в Следственный комитет стажёром и успевшего за пару лет достойно проявить себя. Совершенно не верилось, что тот мог оказаться взяточником и сознательно пойти на столь серьёзные нарушения. Мелекью выпустил до суда ведьму, которая применила к магглу тёмномагический приворот – дело, в общем-то, типичное, не такое уж и редкое, обвиняемую неминуемо ждал Азкабан, но она скрылась от правосудия…
*
Стажёр Мелекью сидел у окна, но не смотрел ни в него, ни на Главного аврора. В маггловской футболке с цветными буквами и поношенных трикотажных брюках (арестовали его ночью, оделся, наверняка, в первое попавшееся) он казался простым пареньком из английской провинции, кем, в сущности, и являлся. Коротко стриженный, очень улыбчивый по жизни, сейчас он не поднимал взгляда от своих стоптанных кроссовок. Ребёнок, ей-богу. У этого ребёнка «отлично» по боевой магии, несколько собственных разработок по теории магической юриспруденции и пятнадцать отлично проведённых следствий…
– Вирджил, зачем ты это сделал? Без протокола. – Поттер подошёл к окну и уселся прямо на подоконник. Солнце сразу принялось греть ему спину, от этого полумрак, вечно, даже в ясные дни, царивший в допросной, показался совершенно невыносимым. Захотелось как следует потереть глаза, стереть удручающую пелену, наполнить окружающий мир яркими красками.
Мелекью посмотрел на Главного, как на глупца или неразумного. Гарри даже непроизвольно поёжился.
– Простите, командор, – сказал Мелекью, – я вас подвёл. Но…
– Она тебя околдовала, Вирдж? Опытная бестия? Признайся, это, конечно, позор для профессионала, но мы проведём экспертизу, докажем, что ты не виноват, переведём тебя в канцелярию, там тоже люди работают.
Мелекью отрицательно замотал головой:
– Я сам. Она не при чём. Я считаю, что за такие проступки у нас слишком серьёзное наказание. Она того козла столько лет любила, а он её мурыжил, ни да, ни нет. Вот она и не выдержала – стала его подпаивать.
– Да. – Поттер всё-таки устало потёр глаза ладонью, но сумрак комнаты от этого почти не изменился. – Она, конечно, не виновата, это злые авроры против любви. Что же ты, парень, наделал? Сам под трибунал пойдёшь. И за кого? Преступление есть преступление.
– Так она же по любви это делала! – с какой-то пронзительной ноткой надежды в голосе воскликнул Мелекью. – Когда знаешь, что любишь, господин Главный аврор, то на всё пойдешь. Признаю, что глупостью кажется, но никак нельзя было иначе… Она ж добивалась того, кого любила… Я её так понимаю...
– Вижу, что понимаешь, – без иронии ответил Поттер и, поднявшись, похлопал Мелекью по плечу. – Постараюсь тебе помочь… и ей… но лучше бы ты ко мне с этим раньше пришёл, а не занимался самодеятельностью.
– А раньше вы меня слушать не стали бы, – едва заметно усмехнулся Мелекью.
Поттер подумал, что тот даже не догадывается, как на самом деле прав, и, уходя, бросил через плечо:
– Не стал бы. Раньше не стал бы…
*
«Не ебался целую вечность! Стал забывать, как это – кончать... Хорошо бы профилактику амнезии устроить твоему бельчоночку, как думаешь? Встречу сам назначь. Лесной Еблан»…
– Сильней, Поттер, мать твою! – хрипло простонал любовник, с силой двинувшись навстречу таранящему его члену. – Я ж не цаца!
– Не учи… ученого. – Гарри перехватил того за поджарую талию и тверже оперся отведенным в сторону, поднятым под прямо-таки балетным углом коленом о низкую спинку кожаного дивана. – Соскальзываю, блин, повернись!
– Нахрен? И так хорошо, давай, только быстрей! – послышалось глухо, потому что партнер уже плохо соображал, мотал мокрыми волосами и выдыхал резко, со стоном. Тяжелая штора, за которую тот держался, рухнула вместе с карнизом, зацепив Гарри по напряжённо выгнутой спине. Оба на миг замерли… пьяно засмеялись и синхронно кончили.
Ради этого стоило столько времени не видеться!
– Улёт! Бля-я-я! – Тела разъединились со смачным хлюпом. Поттеру глаза заливал пот, и он потерся о плечо любовника, захотелось курить.
– Ага, выпьем и повторим. – Испачканный своей и гарриной спермой, которая всё ещё текла по его стройным ногам, удовлетворенный и уже зевающий блондин сполз на пол. – Второй раунд был даже круче первого. – Соскучился, да?
*
Сова от Олли прилетела поздно вечером в воскресенье. Вот черт!.. Гарри покрутил в руках коротенькую записку: ёмко, просто, без прикрас... Как всегда рисково.
Трижды женатый и дважды разведенный супер-звезда мирового спорта Оливер-задери-его-кентавр-Вуд звал Поттера на случку! Именно так и никак иначе. Всё началось года три назад, после развода с Джинни, когда сам Главный пригласил бывшего однокашника дать парочку мастер-классов сборной команде Аврората по квиддичу. Тот не важничал – приехал.
Стройный, плечистый, модно и дорого одетый, сверкающий белозубой улыбкой, как новенький галлеон; модельная стрижка, светлые волосы на фоне красивого, непривычного для Англии загара; позёр и ни капли не скромник – такого Вуда было почти не узнать.
Юность вспомнили, побалагурили; Оливер долго прикалывался над названием аврорской команды, переиначив его в «Ментовские метёлки» (что было принято ребятами-зубоскалами на ура и быстро прижилось в кабинетах и курилках), посмеялись… После тренировки отметили, конечно, и как итог – провели ночь вместе. Помнится, даже не удивились…
Их редкие встречи не были ничем таким особенным, просто секс, просто желание, иногда дружеский трёп, частенько выпивка. Совершенно безбашенный Вуд любил получать всё быстро, сильно и грубо. Он привык летать, высоко и стремительно, без тормозов, привык толкаться в воздухе накачанными плечами – и на земле не собирался отказываться от этих привычек. А ещё очень ценил, что Гарри Поттер никогда не ходил в трепачах.
“Бабы замучили, – жаловался он, прикуривая новую сигарету от еще дымящегося окурка. – Комплименты им, подарки, цацки – слушай, Гарри, даже жёнам только этого и надо! А театры, рестораны, концерты!.. Ну вот скажи, нахрена мне эта фисгармония? И была бы ещё физ-гармония. Вздохи, охи, ухаживания, поцелуи... а не просто хуи! – Вуд засмеялся, повернулся на живот. Даже расслабленные его мышцы вызывали у Поттера тихую зависть и всё новые приливы желания. – И ещё запахи бесят, вот почему от тёлок так тошнотворно пахнет: сладенько – гаденько?
Поттер, и сам весьма нетрезвый и быстрыми темпами «догоняющий» любовника, ещё потный и разогретый сексом, полулежа голяком в кресле, тихо ржал над его сетованиями:
– Ну, так завязывай с ними совсем. Ты ж гей натуральный.
– Или голубой натурал? Гы-ы-ы. Ни хера подобного! Я почему люблю, чтоб меня ебали? – Олли махнул было рукой но, не удержав равновесия, ткнулся лицом в подушку. – Вот смотри, чуешь, постель правильно пахнет, а не душка’ми вонючими, цветочками всякими говенными… розовыми! Так о чём это я? Почему задницу подставляю? А, да, потому что я устал делать всё сам, и потом девки хуй не уважают, а только притворяются, ну кроме шлюх, конечно… И где найти такую жену, чтобы она мужика со всех сторон удовлетворяла?
– За это, мол, не бери, тут не трогай, ой, синяк будет, я порядочная, со мною так низя-я-я!.. – продолжал истинный мачо-Вуд, артистично кривляясь. – Вот ты когда-нибудь женщине правду говорил, ссать с ней после пива на стенку стал бы?
– Э, ну ты совсем не туда свернул, орёл! – Гарри махнул на оратора зажатой в руке бутылкой вискаря, в которой к его удивлению напитка оставалось уже на донышке. Он нахмурился и пытался не потерять нить разговора. – Мы про трах, а ты начал уже о со-социальных различиях, то есть о…
– Да, ладно, Поттер, иди сюда, продолжим, у меня встал…
И так почти каждый раз…
Сегодня же, получив очередное, но пришедшееся так некстати, приглашение от Оливера, Гарри решил по-иному: схватив со стола свежий выпуск «Пророка», пролистал спортивный раздел и, убедившись, что игры четверть финала будут проходить в Глазго, послал любовнику свою сову и назначил свидание на среду и не в Лондоне.
*
Три рабочих дня пролетели в суете. Дело с Мелекью Поттер перевел в особый режим рассмотрения, как статью №4562/65 «Случаи психологического давления или ситуации экстремального воздействия на исполнителя противоправных действий (ответчика), находящегося в крайних, вынужденных и обусловленных наличием темномагического волшебства обстоятельствах», раздел 4 , пункт 6. Смешно было то, что именно по этой статье судили, вернее, рассматривали все дела победителей Волдеморта, не к ночи будет помянут! Древний магический «хлам», заседавший тогда, да и поныне в Визенгамоте, не мог не придать видимость законности оправданию детей Хогвартса, ставших убийцами на войне с Пожирателями и их змеерожим фараоном. Вот статейка и пригодилась, Гарри передал документы по стажеру в руки Отдела внутренних расследований, дело удалось спустить на тормозах и закрыть.
Чего только не случилось в эти дни, казалось, что их было не три, а штук двадцать или месяц навскидку и по ощущениям! И вот возникло же такое чувство, что он забыл что-то, что-то важное… А тут еще Лили, проявив чудеса дипломатии и помирившись с матерью, провела блестящую двухдневную операцию «Возвращение блудной (не дай Мерлин!) дочери», в результате которой получила-таки обещанного ей отчимом щенка. Странно было то, что не только Рыжая егоза, но и Кричер был в полном восторге. Сыновья (Джей сдал все экзамены) маялись дома от безделья… Короче, дурдом!
А впрочем, всё к лучшему… В среду вечером он отправился на свидание… свидание… никакое это, черт возьми, не свидание!
Чёткое ощущение, что эта встреча последняя, появилось у него, только когда он уже аппарировал в гостиницу «Blythswood square» (1) (так Вуд любил пошутить) и увидел Оливера, машущего ему рукой с лестницы роскошного круглого холла элитного отеля для миллионеров…
Потому, что сердце не дрогнуло, даже вот и нутро не сжалось от предвкушения. Да и не было этого никогда, просто люст, просто чистая похоть, немудреная телесная забава… Но раньше Гарри эти отношения более, чем устраивали, он и ценил их за лёгкость и необязательность в сочетании с почти стопроцентным взаимопониманием, необременённым никакими тягостными обязательствами, и за физическую совместимость. Разве сейчас что-то изменилось? Ему было приятно после долгой разлуки увидеться с Оливером, наверное, он даже соскучился по нему… ну, как-то по-своему… почти… но… Гарри вдруг, не без приязни и начавшегося шевелиться сексуального возбуждения наблюдая за одетым в модный спортивный костюм сногсшибательным красавчиком, что радостно улыбался ему, а заодно и всем окружающим в холле отеля, подумал, что ничего не потерял бы, если бы эта встреча не состоялась…
После нескольких заходов на дорогое виски без закуски и на секс, от которого подолгу не получалось унять дрожь во всём теле и хотелось тереться и тереться друг о друга, чем придётся, лишь бы не разъединяться надолго, Гарри слегка пересмотрел это отношение к любовнику…
Порвать с Вудом? Вот с этим парнем, который тебе так нравится во всех смыслах? С которым можно ни о чём не думать; кончая в которого, можно услышать: «Ну ты и мерин, обожаю!»; перед которым можно не извиняться; с которым можно говорить о таких вещах, что и с самим собой-то никогда не обсуждаешь? Да и что там, собственно, рвать-то? Захотели бы – разбежались – и всё, без соплей и мировых трагедий. Короче, отказаться от встреч с Оливером у Гарри не получалось. Да и зачем? Было бы ради кого, что ж себе и в малом отказывать? Он – мужчина, здоров, нестар и у него есть потребности. Да элементарная сексуальная нужда… А остальное, остальное… Ну, нету, чего уж тут…
*
Вся смута последних дней, которые казались годом, не меньше, так его заморочила, замутила, что весь с такими сложностями обретенный покой, всё устройство жизни, быта, труда, отношений и привычек перекрутило, перепутало как в... блендере, нет, в миксере...
Поттер ухмыльнулся: “Не называть же эту дурацкую катавасию «торнадо»! Так – нескладная частушка: про любовь-едить-морковь... тут, глядишь, и Гай сынков... про Лили, кашу... мотыльков... и Малфоев с их коньком... Вуда с вечным стояком... и на службе мудаков, что идут на преступленье и спасают дураков! Расчет окончен!”
– Да вы – поэт, господин Самый Главный аврор! – вслух похвалил себя Гарри. – А как сказал бы поэт: “Ничто так не успокаивает нервы, как пьянка, трах, чуток непотребства и нечистая совесть!” Что-то в этом роде... – Он закрыл дверь своего рабочего кабинетаи, вспомнив, послал аврорской почтой сообщение курсанту Поттеру прямо на Гриммо, что сам задержится и чтобы дети ужинали и спать ложились без него; помылся в аврорской душевой и отправился к любовнику.
*
Олли стонал как порноактер, но всё искренне... Гарри знал, что так тот отключается от своей сумасшедшей гонки: карьеру пора было заканчивать, и Вуд срывал здоровье, играя по три матча на неделе, тренируясь как черт, чтобы получить новые контракты и хоть на год-два отсрочить свой уход из большого спорта. Поттеру и самому было со старым приятелем комфортно, хорошо в сексе, и ни обид, ни конфликтов... идеально…
– Ты что де-е-елаешь?!
До Гарри не сразу дошёл смысл слов, что выстанывал под ним Вуд, хрипло поскуливая:
– Ты, Поттер, меня порвешь! Козёл, убери руку!
Гарри вдруг опомнился, но тут же почти ослеп от разорвавшейся, казалось, в центре головы белой ослепительной сферы – оргазм пришёл бешеной силы. Он навалился на содрогающееся тело партнёра и, проморгавшись, глянул на свою руку, на пальцы, по третью фалангу испачканные кровью...
– Ах, я сука! – Гарри понял, что совсем утратил контроль, страх зверем прыгнул на плечи, стало тяжело дышать... – Оливер! – Он повернул Вуда набок, стараясь понять, как сильно тот пострадал, и чтобы залечить... “Мерлин, дожил! Охуел совсем, сорвался! Никогда же такого не было!” – плясали в голове заполошные мысли.
Но предполагаемая жертва открыла один глаз, подложила руку под щеку и сказала, сурово сдвинув брови:
– Вот! Теперь классно! Ты, Поттер, – ас! Наверное, этого и не хватало. Теперь можно спать. Помаши там у меня палочкой, а то завтра матч со “Стрелками Шервуда ” – мне задница для метлы нужна... Не знал, что ты так можешь, давно бы… – И Вуд заснул.
*
Гарри, ёжась как от мороза (никак не мог отойти от этой ночки!), завернул от парадного входа отеля, бьющего яркими огнями в уже светлое утро, в неряшливый обшарпанный переулок, и навстречу ему, чуть не сбивая с ног, выбежала расхристанная женщина, споткнувшись на повороте, бросилась за угол, на улицу. Сверху, с железной лестницы, раздался вопль “Убью, зараза, шлюха!”, и какой-то темнокожий парень с кухонным тесаком скатился по громыхающим ступеням, рванув прямо к Поттеру. Руки у лиходея были все в крови. Не успев даже подумать, Гарри скрутил нападавшего, тот выл и продолжал что-то орать, но тише. И вдруг, не обращая внимания на то, что Гарри, прижав к земле, почти вывихнул ему сустав, заревел, как ребёнок: “Марта, вернись, вернись, я ж тебя люблю, дуру-у-у… прости, прости-и-и”. От этой сцены бравому аврору стало как-то уж совсем не по себе… И тут кровь. И тут любовь, будь она неладна. Что же это делается вокруг? Всё неправильно, не так, как должно быть. Столько ошибок, глупостей, неадеквата. И всё из-за любви? Смешно!
Но смеяться ему совершенно не хотелось. Навалилась невероятная усталость. На плечи будто повесили по пудовой гире, дышать стало трудно. Гарри оттащил плачущего мужика к его квартирке на втором этаже обшарпанного дома, закрыл за ним фанерную дверь и наложил временное Запирающее – пусть проспится, урод! Надо бы заявить в полицию, но Главному аврору внезапно до тошноты надоело играть в правильного неравнодушного гражданина. Пусть сами разбираются! Со своей любовью! Он едва взял себя в руки, чтобы нормально аппарировать. «Сам не знаю, что творю, – вертелось в голове. – Все вокруг – крутые парни, алкаши, ревнивые отморозки, придурочные романтики, дети – все знают, что такое любовь, а я, видите ли, нет? Не знаю?»
“Знаешь!” – ответила мерзко правдивая душа, та самая сущность, что обычно тихо сидела где-то за тикающим маятником сердца или плавала в крови, как неуловимое нечто; а вот в пятках не была уже давненько, только сейчас подала голос, чтобы услышал он, Поттер: “Знаешь, что это такое, и имя этой любви знаешь прекрасно, не притворяйся глухим, олух!”
– Ни черта я не знаю и сайть не хочу!.. – психанул на подавшую голос душу Грозный аврор.
– Хи, хи-хи-и-и, – заливалась невидимка. – Правильно: Са...
……………………………………………………………..
(1) По неполному созвучию название гостиницы означает “Благословенный Вуд”, такая гостиница действительно есть в центре Глазго.
Звезда квиддича: http://www.pichome.ru/DOZ
7-3
Он долго не аппарировал домой, вовсе не потому, что нервничал или плохо себя чувствовал. Никаких опасений по поводу собственных способностей к трансгрессии Поттер не испытывал. Но с мыслями, которые крутились в голове после ухода от Вуда и случая в подворотне, он явно не справлялся – не мог ни разложить их по полочкам сознания, ни, тем более, подвести под них какой-то общий, приемлемый для него, понятный и, главное, упрощающий жизнь знаменатель. «Что за чертовщина творится вокруг? Кровь-любовь-любовь-кровь? Мир переполнен любовью, бесхозной, ничейной, переливающейся через край кипящего котла жизни и обжигающей до кровавых волдырей любого, пытающегося не дать ей стечь в открытый огонь. Трогаешь её – и не знаешь, не умрёшь ли от болевого шока, заражения крови или накинувшихся на ослабленный организм инфекций. Не натворишь ли непоправимых бед, от которых и сам пропадёшь, и близких подведёшь. А с другой стороны, стоять в стороне и смотреть на то, как горит любовь, одно из самых дорогих сокровищ на свете, как превращается в заскорузлую корку и исчезает без следа, коптя небо чёрным дымом? И чувствовать себя после этого человеком?.. С Вудом я не просто потерял контроль над собой, а вообще незаметно для самого себя выпустил наружу что-то древнее, что-то страшное – живущее в каждом из нас желание получить нечто любой ценой, не задумываясь ни о чём и ни о ком – самое опасное извращение. Но оно совпало с другим извращением, дремавшем в Вуде, с извращением получать удовольствие от боли, – и итог не стал ни бедой, ни вообще проблемой. Так бывает. Но ужасно то, что я на какое-то время перестал быть самим собой, дал начало неконтролируемой энергии, которая зажила самостоятельно, стала делать, что пожелает. А это очень плохо. Это недопустимо для человека. Для мага – тем более. Значит, надо прекратить прогонять от себя проблему. Какую, вот понять бы это – и тогда начать её решать. Можно было бы притвориться, что проблема в Сае, в Малфоях, в чём угодно, но она – во мне самом. Понять, что мне нужно, именно мне, а не кому-то другому; плохое оно или хорошее – не важно. Что нужно мне, Гарри Поттеру?.. А уже потом думать, что с этим пониманием делать: воплощать ли в жизнь или забить в такие глубины подсознания, из которых и выбраться-то невозможно».
От этих мыслей хотелось избавиться, выкинуть их – а не получалось. И нести их домой Поттер не хотел. Поэтому сидел на крыльце чужого дома, на кирпичных, без штукатурки, ступенях, до тех пор, пока утро не вступило в свои права активно и уверенно: узкая грязная улочка ожила, то тут то там начали появляться торопливые прохожие, дети подняли гам, доносившийся из открытых окон, начали лаять собаки, кашлять старики, загремела посуда, без перебоя потащились фырчащие автомобили, открылись витрины лавочек на первых этажах обшарпанных домов. На него, чужака в дорогом костюме необычного кроя, стали в открытую обращать внимание, таращиться, да ещё Поттер понял, что очень устал – просто сил не было, как хотелось спать. Пришлось подниматься, отряхиваться и искать угол, из которого можно было бы исчезнуть без посторонних глаз.
Уже перед прыжком в трансгрессию он успел сказать самому себе чётко и громко: «Я боюсь думать о Сае. Я трус. Не важно, что именно думать, но я больше не стану прогонять мысли о нём. Это будет честно и поможет мне разобраться…». В чём разобраться, Гарри не успел додумать – перед глазами мигнули огни, раскрылась чернота, дыхание привычно перехватило, ноющее тело ввинтилось в пространство острой, точно нацеленной стрелой. Мишень – дом на Гриммо. Тяжкие мысли и хвосты проблем он хотел бросить в маленьком незнакомом переулке в Глазго, но в последний момент притормозил и прихватил их с собой…
*
– Едрить твою налево! – успел, споткнувшись, прошипеть Гарри...
То, что происходило в холле особняка на Гриммо ранним утром субботы, напоминало по совокупности вой противовоздушной сирены в Лондоне 1940-го, брачный зов венгерской хвостороги, Великое переселение народов, крики еретиков, заживо горящих на кострах инквизиции, и гибель Помпеи в полном объеме и с последствиями…
Когда Гарри, решивший тихо пробраться к себе в спальню, наступил на что-то мелкое и мягкое…
Тут произошло следующее… Защищать заоравшего, как отмороженная банши (и как в него такая усилительная колонка поместилась-то?!), щенка бросились все обитатели дома: Лили, перепрыгнув через перила, рыжей молнией кинулась с лестницы, крича и плача одновременно, причём очень громко и обвинительно. На призывные вопли сестры незамедлительно явились мальчишки, но Джей со сна неудачно аппарировал и врезался в шкаф с посудой, так нагло стоявший себе в углу столовой (как он объяснил позднее) и, заливаясь кровью, бросился ловить брата, рванувшего босиком по осколкам стекла ему на подмогу. Оба взвыли от боли, столкнувшись лбами на середине маршрута. В это время Лили с причитаниями уже залезла в калошницу, стоящую под вешалкой, и шарила там руками, чтобы достать воющего дурным голосом щенка. Вдруг она вскочила, заплясав на месте, сыпля не совсем пристойными для девицы оборотами и тряся безжалостно расцарапанными руками. Как оказалось, на пару с недотоптанным щенком за обувью прятался гостивший в доме соседский кот, кому Кричер в тот же самый момент нёс в блюдечке теплого молочка, которое, всплеснув лапами и заголосив, и вылил: частично на стоящего столбом хозяина, частично на пол… И под занавес в образовавшуюся молочную лужу рухнул старинный маггловский радиоприёмник, видимо, ошеломленный происходящим и вибрациями от схлопнувшегося над домом купола безопасности, сообщивший: «В Лондоне прекрасное утро. Время шесть часов десять минут…»
*
Кстати, цуцик не пострадал ни капли, но разборки продолжались вплоть до обеда, обрастая новыми подробностями и легендами. А маленький розовоухий вельш корги кардиган с громким именем Олсопплэрд Перл Тайгер Принц Луин (а по-простому Коржик) при этом не присутствовал, он спокойно спал в кухне на руках у старины Кричера.
– Балуешь собаку. – Гарри вышел за пивом из столовой, где всё еще галдели младшие Поттеры. – Как там его, Пупсик? Бублик? Пряник? И, Крич, – выстрелив пробкой, нахмурился домовладелец, – чтобы больше никаких котов в доме. Откуда ты их вообще таскаешь? – Гарри отвернулся, отвлекшись на поиски стакана.
– Высокородного чистокровного щенка мисс Лили зовут сэр Олсопплэрд Перл Тайгер При…
– Цыц, Кричер! Знать никаких сэров в моем доме не хочу. Видел, как вы вчера спать укладывались: Лили с псиной на коврике (кто ей вообще сказал, что щенка нельзя на руки брать?), ты, старый зануда, – в собачьей корзинке (пример подавал?), а псина потом всё равно на постель вскарабкалась. Зверолюб ты наш, лучше бы тарелки помыл. – Гарри хмыкнул и уже было вышел из кухни, но развернулся: – А что это у собаки лапы такие короткие, бракованный, что ли?