Текст книги "Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)"

Автор книги: Smaragd

сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 89 страниц)

Он ещё некоторое время в самых высокопарных и простецких фразах пытался сам себя уговорить, что совершает не нелогичный поступок, а единственно верный, что он должен объясниться с Генри. Должен – и всё! Потому что не поговорить – значит, продемонстрировать свою трусость перед прошлым! И уподобиться самому Генри, так легко игравшему с любовью мальчика, заведомо более слабого, беззащитного.

Уговоры, однако, тонули, вязли в каких-то очень тревожных предчувствиях, от этого Скорпиус злился на себя. В итоге он раздосадовано отвернулся от зеркала и решительно направился в зал: раз приехал, то нечего тут рассусоливать! Ну не уезжать же обратно, так и не посмотрев Генри в глаза!

А глаза у того оказались такими же, как и прежде – очень красивыми, каплю навыкате, немного водянистыми, будто тщательно прорисованными весенней акварелью – хрупкий лёд, скрывающий взрослые тайны… Только малыш Скорпи, поскользнувшись на том льду и чуть не сломав шею, очень быстро разобрался со всеми тайнами…

– Здравствуй, Скорпи… ус! – На лице поднявшегося ему навстречу мужчины было написано мучительное сомнение.

Пожать ему руку? Улыбнуться? Неловкость заставила щёки Скорпи порозоветь. А вот это сейчас – совсем некстати. Нельзя показывать, как он взволнован, нельзя давать Генри ни малейшей надежды.

Человек может измениться за почти три года? Взрослый, молодой мужчина может остаться узнаваем, но сильно измениться? Подумалось, что этот Генри – вовсе не тот, с которым он целовался когда-то, похож – но не тот. А тот, наверное, уехал далеко-далеко, улетел на другую планету – на планету Маленького Принца Малфоя – и никогда не вернётся. И это правильно! От таких ощущений стало легче.

– Здравствуй. – Скорпиус сел за столик, ножки металлического кресла неприятно проскребли по каменному полу. – Говори. – Он не смотрел Генри в глаза, делая вид, что разглядывает интерьер выбранного тем кафе. Ничего примечательного, типично английское заведение, разве что копии старинных гравюр на стенах интересные – лошади, сбруя. Зал в этот час был на удивление почти пустым. Скорпиуса почему-то начинало подташнивать. Не удивительно: полдня почти ничего не ел, только маленькую шоколадку в автобусе.

– Ты с дороги? – спросил об очевидном Дреддсон; он немного поправился, но всё еще был красив, холён и хорошо одет; вел себя нервно, бегло и рвано оглядываясь на нескольких сидящих за дальними столиками посетителей. Всё это Скорпи заметил мимоходом, потому что начал, вопреки собственной решимости, сильно волноваться, и сразу приступил к делу:

– Зачем ты мне написал? – делая над собой усилие, спросил он и произнёс самое трудное сейчас имя: – Генри.

– Но ты же здесь! – Тот наклонился к нему, лихорадочно вздыхая. – Я так счастлив! Видеть тебя снова, словно ничего не было.

– Ладно, – немного невпопад сказал Скорпиус. – Мы не будем поминать прошлое. Как живешь, где работаешь, у тебя всё хорошо? Давай выйдем на воздух, а то тут душно? – Рядом с баром он приметил стеклянную дверь в казавшийся пустым дворик.

– Осень же… – Нерешительно пожал плечами Генри и чуть дёрнул головой, опять оглядываясь. Но его собеседник, не дождавшись ответа, уже направлялся к открытой летней площадке кафе, выходившей не на улицу, а на задний двор (такой импровизированный кусочек Средиземноморья: высокая стена красного кирпича, увитая проволокой облетающего плюща, пара миртов, корявая нолина в круглой керамической плошке), там он без церемоний снял со столика два зачехлённых на зиму стула и устроился на одном, зябко ёжась. На прохладном ветру нервный озноб легко можно было замаскировать.

Генри ничего не осталось, как показать официанту на «террасу» («Вы не возражаете?») и, забрав свой бокал с водой, присоединиться к Скорпи. Одну створку двери он оставил приоткрытой.

– Я всё еще безумно тебя люблю… Что у меня может быть хорошо?! – В раздражении откинулся на спинку стула Дреддсон. Но вдруг спрятал лицо в ладонях и продолжил сквозь них, глухо:

– Прости, о боже! Скорпи! Я всё готов сделать, чтобы вымолить прощение. Какой я был дурак, думал, что, отказываясь, спасаю тебя. Ведь тебе надо было учиться, мистер Малфой угрожал, что накажет тебя, жестоко накажет – может даже запрятать в какое-то исправительное заведение, просто к стенке меня припер, говорил, что у него связи, что посадит меня за педофилию… Деньги эти чертовы давал!

Скорпиус молчал. Его одолевало странное чувство: если бы Генри его ни в чём не убеждал, так горячечно, так искренне, не оправдывался, а просто сидел рядом молча, то, наверное, добился бы… прощения, полного, абсолютного, искреннего. А сейчас юному Малфою внезапно стало неловко. Он ощутил резкий прилив вины за все страдания этого прекрасного, но неудачливого и не умеющего жить мужчины. А вина и жалость – это не то, чего достоин некогда любимый человек.

– Скорпи! – Дреддсон беспомощно опустил руки. – Что мне делать?

– Гарр… Генри, – тот прочистил горло, – давай всё оставим как есть. Понимаешь, уже ничего не надо возвращать. Нас развела судьба. Наверное, это была судьба. Ты писал, что несчастлив в браке. Почему?

– Стой-стой, – будто не слыша, встрепенулся Генри. – Я разведусь, хоть Ирма и не особенно здорова. Лишь бы быть с тобой, я всё брошу, раз ты меня прощаешь! Не могу без тебя! Два года как в аду, каждый день тебя вспоминал, каждую ночь! Я ждал, понимаешь, ждал, когда ты станешь старше и сможешь… когда к тебе можно будет приблизиться, когда ты всё будешь решать сам.

– А я всегда всё решал сам.

– Скорпи! Дай мне шанс! Я всё исправлю, всё изменю, докажу тебе! Помнишь, мы…

– Не хочу, чтобы что-то менялось. – Сай передёрнул плечами. Ему захотелось схватить Генри, тряхнуть и чётко сказать ему в лицо: «Только попробуй что-нибудь изменить!» – Не было никаких «мы». Был ты, и был я – и что-то очень сильное между нами.

Генри, не смутившись внезапной резкости малфоевского тона, подхватил горячечно, глотая окончания слов, тараторя, как строча из пулемёта:

– Да, да, что-то – это любовь! Мы не успели, но сейчас есть шанс, ты теперь волен в своих поступках, я всегда буду рядом, искуплю, докажу, не могу без тебя, это счастье, что ты рядом! Ты моя половинка, моё солнышко! – Он схватил Скорпи за руку, жарко сжал ему пальцы.

Но тот аккуратно выскользнул, убрал ладони под столешницу.

– Я… мне нечего сказать… – Ему стало пронзительно жалко Генри, всё показалось таким нелепым, глупым. Зря он приехал. Затошнило сильней.

До чего же жесток мир! Вот сидит перед ним человек в муках, еще недавно такой нужный, желанный, так больно рвавший душу. За любовь к нему Скорпиус заплатил высокую цену – потерей пусть нелюбящей, но семьи, тремя годами отцовского проклятия, скитаниями, смертью Икара-Хоя, одиночеством. Всё, отдал всё до последней кроны, до эре (1), больше ничего не должен!

– Не надо ломать свою жизнь… – Сай сейчас себя ненавидел, но знал: только так сможет спасти Дреддсона. От себя, от него самого, от неразделённой любви… – Из-за меня – не надо! Ведь ты же как-то устроился. Выглядишь хорошо, молодец. И вообще… Чем я могу тебе помочь? Генри, не надо ничего. Пусть всё останется так, как есть. Пожалуйста. Вместе мы уже не будем, кончено. Прошло. Я могу тебя простить. Это трудно, но могу. Мы вообще не понимаем, на что способны. – Он вздохнул. – Но я – не твоя половинка. Я нашёл настоящую любовь, встретил человека. Самого главного в жизни. Очень его люблю. Тебя – нет. Всё зря. Не рви себе сердце, попытайся понять. Я не желаю тебе зла, если ты умеешь так сильно любить, то сможешь жить дальше. Без меня. Я же смог. Любовь тебя вылечит. Ты будешь счастлив, искренне желаю тебе этого! Но не со мной! Мы больше не увидимся. Никогда. Слышишь? Ни-ког-да! Знай, что я не держу на тебя зла, буду вспоминать о тебе лишь хорошее, но нас ничего не связывает. Поставь точку. Я не отвечу на твои письма, вообще читать их больше не стану, заблокирую любые контакты. Не хочу, чтобы мой любимый человек хоть на миг усомнился во мне. И главное – так будет легче тебе.

Взгляд Генри будто переключился. На другой режим. В нём мелькнула паника. Сай подумал, что не хотел бы услышать нечто подобное от того, кого любит, – слишком трудно отпускать, гораздо труднее, чем надеяться на невозможное или ненавидеть, гореть обидой, местью…

Возникла ещё одна пауза, стали слышны звуки окружающего мира: звякнул колокольчик на входной двери кафе; кто-то засмеялся в ответ на шутку; мимо, косясь на странных посетителей, так и не сделавших заказ, прошёл официант с подносом; заскочивший выпить клиент положил на стойку перед барменом мелочь; неподалёку прогудел автомобильный клаксон; в соседнем доме, прямо над «террасой», грохнула подъемная оконная рама…

– Мне будет легче, – медленно, нараспев, будто собираясь исполнять оперную партию, начинающуюся с этих слов, произнёс Генри. Как если бы пробовал голос. – Мне. – Сай услышал нотку иронии и поднял задумчивый взгляд. – Это я-то хорошо устроился? Помочь? Ну, конечно, поучи меня, как жить. Скорпи-Скорпи-Скорпи! Не ломать жизнь? Мою? Ну что же, окей, тогда сломаем чью-то другую, да? – Дреддсон хохотнул, это прозвучало неожиданным диссонансом мирному фону кафе: что-то резко изменилось в его голосе, для музыканта Сванхиля словно сбился акустический рисунок сложного, но до этого момента виртуозно исполнявшегося произведения. Генри развел руками, потягиваясь, – странный жест.

Сай понял, что подвис, и рассеянно ему улыбнулся:

– Рад, что мы всё решили и теперь…

– Я сохранил часть твоих писем ко мне, фотографии, – перебил его Генри. – И записал все телефонные разговоры с твоим отцом. Знаешь, просто из предосторожности.

– Да неважно уже. – Сольвай не понимал. – К чему это? Я и не знал, какие фотки?

– Но не только. – Генри откинулся на спинку стула и, расслабившись, расправил плечи. Одной рукой начал крутить за высокую ножку бокал с водой, вырисовывая донышком на скатерти широкие круги. – Упс! – Вода залила стол. – А к тому это, что его угрозы могут повернуться против него самого, если дать делу ход. Я многое узнал о твоей семейке за эти годы.

– Не надо мстить отцу, с матерью они развелись, и вообще все Малфои покинули Данию.

– А как же, я в курсе! – Дреддсон ухмыльнулся. – Думаю, с него и взять-то уже нечего, говорят, даже дом ваш в Орхусе сгорел, так?

– Я не знаю. – Саю стало совсем не по себе. – Что, чего ты хочешь? Я не вернусь к тебе. Опомнись, Генри! – Он наклонился к вдруг изменившемуся собеседнику и глянул пристальней: ни грамма отчаяния, волнения не было в этом холодном лице, в этих светлых глазах, которые с издевательским спокойствием, со злобой смотрели в упор. Каков актёр!

– Фотки! – Дреддсон как будто отставал на период и отвечал на вопросы с задержкой. Вдруг он пересел так, что оказался спиной к двери и рядом с Саем, совсем близко, вплотную, отрезав выход из-за стола, положил руку на спинку его стула. – Вон там, в зале, справа от входа, сидит моя жена Ирма. Она классный фотограф, и уже завтра в газетах будут наши с тобой фотографии в… скажем так, неприличных позах. Ты ведь любишь фотографироваться для дрочки?

– Ты что?! – Сай отшатнулся. – Зачем?! Фальшивкам никто не поверит! – В голове стало пусто… Подстава, шантаж! Сердце бухнуло где-то в горле. – Я ухожу! Пусти немедленно!

Почему Генри так поступает – можно подумать и после, сейчас главное – избавиться от этого!

– Сидеть! – сквозь зубы приказал Дреддсон. – Дёрнешься – и получишь шокером.

Что-то жёсткое прижалось к боку Сольвая…

…………………………………………….

(1) Разменная монета для датской кроны, сегодня минимальная – 50 эре. DKr = 100 эре.

====== 47-5 ======

Что-то жёсткое прижалось к боку. И ужалило.

Нет? Показалось? В лицо ударил холодный ветер.

Может, Генри просто свихнулся? Такое бывает. От любви люди сходят с ума, режут вены, прыгают под поезда, с небоскрёбов, глотают таблетки… Сай однажды видел прямо в клубе, где Мотыльки выступали, девчонку, совершившую самоубийство на глазах у своего парня. Она кричала на него, что-то про измену, любовь, месть, пыталась драться, потом проглотила целый пузырёк каких-то пилюль, никто не воспринял это всерьёз. Молодёжь, сильно подшофе и под экстази, оглушительная музыка – пока Вель и Гуль, находившиеся на сцене ближе всего, сообразили, что к чему, и потащили дуру в туалет блевать – в общем, спасти её не удалось… Сольвай навсегда запомнил её перепуганное лицо перед самой смертью. В глазах – мольба. Она хотела жить. Все влюблённые хотят жить. Даже самые несчастные. И надеются до последнего вздоха… Это страшное воспоминание, непонятно откуда и зачем вдруг вынырнувшее, оторопевший Сай поймал, как спасательный круг. И включился. Он всё ещё не верил, что Генри говорит и действует сейчас осознанно – может, и правда, от обиды (отвергнутые в любви иногда сильно озлобляются), но ситуация приобрела реальную серьёзность, слепящую яркость. Надо успокоить Генри. Иначе он наделает глупостей.

– Чего ты хочешь? – как можно мягче спросил Сольвай. – Я же здесь. К тебе приехал. Как ты и просил. А ты про какие-то фотки. Чего ты хочешь?

– Денег! – Генри так резко выплюнул ему в лицо это слово, что Сай даже невольно зажмурился. – Не строй из себя дебила. Я знаю, что ты умный. Конечно, с твоей репутацией, грязная шлюха, фотографии – не угроза. – Он продолжал держать Сванхиля за куртку, тыча чем-то в бок, и говорил почти в лицо. Тому неожиданно представилось, что эти губы, шевелящиеся в паре дюймов, сейчас коснутся его собственных губ – и Сай попытался отстраниться, но не получилось. – Ясное дело, через пару дней все поймут, что это монтаж. Но ты сам, слышишь, сука, признаешь фотографии действительными и заплатишь мне наличкой миллион, а потом дашь моей жене место официального фотографа вашей блядской группы, и… Пустяки! – Генри махнул рукой, но другую, с предполагаемым шокером, от Сая не убрал. – Я забыл сказать – остальные интересные такие фотографии, где ты ебёшься со своим отцом, уже в сети. Ты – Скорпиус Малфой четырнадцати лет, а не теперешний Сольвай Сванхиль. Сечешь? – он говорил очень быстро. – Сенсация? И в почтовом ящике у твоей милой леди Нарциссы…

Сай снова почувствовал порыв ветра. Который мешал дышать. Он уставился на Генри во все глаза и замотал головой: «Нет! Нет! Замолчи! Зачем ты говоришь эти ужасные вещи?»

– Любишь бабулечку? – Слащаво улыбнулся Генри. На Сая будто вылили банку забродившей липкой патоки, и тут же сразу – кислоты. – Высокомерная тварь, слова мне ни разу не сказала, слугой меня считала, мразью низкородной.

Сольвай вдруг поймал странную волну, отчётливо понял: а Дреддсон-то боится, от него просто разит паникой, неуверенностью, страхом и какой-то оголтелой злой лихостью!

– Икара твоего именно она на мясо сдала, – голос Генри стал похож на шипение, – потому что сыночек её содержать отказался, разъехались типа, благородства вагон, а жрать-то хочется царственным господам Малфоям. И тебя мать бросила, всю вашу гнилую семейку; она теперь ого-го, видел ее в новостях – мадам-как-то-там на скачках в Аскоте. С мужем-герцогом. Я всё про тебя знаю, полное досье – не отвертишься, мое со-о-олнышко. Читал в газетенках, журнальчиках всяких. Так что денег найдешь, где взять. Если, как ты чирикаешь, у вашей музыкальной лавочки одни долги, то займёшь. Плохо, значит, выпендриваетесь, бляди бесталанные.

Генри говорил и говорил, улыбался, подмигивал, выразительно шевелил бровями, его глаза возбуждённо блестели, на лбу выступили маленькие капли пота. Сай подумал: «Такой мужчина смог бы удачно рекламировать парфюм или галстуки, а лучше – рубашки-поло, дорогие часы спортивной линейки или модный гель для душа. У него такие неестественно белые зубы, будто вставные, наверное, отбеливал буквально на днях. От него так неприятно пахнет, особенно изо рта. Что за бред он несёт? И почему так похолодало?» На столике, возле руки, которую Сай неосознанно то сжимал в кулак до боли, то разжимал, блеснули крупинки инея. В воздухе поплыл туман. Дверь в кафе, жалобно скрипнув, медленно закрылась от сквозняка.

Генри недовольно оглянулся на неё и сообщил:

– Мне за тебя всегда платили, и чтоб на коне катал, и чтоб на тебе катался... – Собственная фраза показалась ему остроумной – Дреддсон хохотнул. «Совсем уж почему-то берегов не видит, – резануло Сая. – Неужели меня полным идиотом считает?» – А вот интересно, твоему новому ёбарю картиночки в газете с нашими кувырканиями понравятся? Смотри, ещё бросит такую давалку; может, он не знает, что, если тебя просто к стенке прижать и обслюнявить, то ты прямо стоя в штанишки кончаешь и сознание теряешь, нет? Ты меня никогда не забудешь, понял? И всех себе папиков на меня похожих искать станешь. Похож твой, да? Темноволосый и постарше? Ты только с таких течешь, шлюшка? Так что мне его вычислить – раз плюнуть.

Сай представил, как Генри говорит все эти мерзости Поттеру. «Гарри это говно увидит? Не позволю!»

– Я не позволю тебе, – так и сказал он вслух. – Блин, ты же подонок.

Всё встало на свои места. Ясно. Отрезвляюще. Костёр пшикнул и погас. Больно? Нет. Сай должен был ответить – и он ответил. Не как поэт и любовник, которого предали, а как шпана, уличный мальчишка, живущий под мостом и за обиды выбивающий гадам зубы. Ударил – благо, ростом они с Дреддсоном почти сравнялись – левой под челюсть. На возможную публику – плевать! Сволочь надо остановить – Саев кулак сжался сам собой, мышца стала катапультой. Да, Ким учил его не напрасно.

Голова Генри мотнулась вбок. Сольвай чуть поморщился (челюсть у Дреддсона оказалась крепкая) и сказал сквозь зубы:

– Ни одного слова из твоего гнилого рта! – И почувствовал болезненный джолт (1).

Успел подумать: «Всё-таки шокер!» Лёгкие схлопнулись, мир вокруг замер без движения. Сердце остановилось. Но прежде, чем Сай потерял сознание от мощного удара током под рёбра, ледяной ветер, последние несколько секунд рвавший его волосы, свернулся шаром и прыгнул ему в лицо. Продрался колючим сгустком, как ёж, через носоглотку, трахею, расправился внутри живота. Вот теперь стало очень больно. Подумалось – конец. Жаль, что Гарри нет рядом…

Холод, будто граната, рванул внутри грудной клетки, белой вспышкой взметнулся вихрь. Сольвай беззвучно закричал.

Дреддсон, удержавшись за стол, замахивался для ответного удара, тыча электрическим приборчиком Скорпи в лицо. Но вдруг гримаса ужаса исказила его и без того перекошенную рожу. В глазах застыло безумие, оцепенение настигло в движении и превратило Генри в искореженную статую. Нет, его никто и ничто не держало, никакая сила не давила, не связывала, но Дреддсон не решался даже вздохнуть.

Скорпиус зловеще медленно, неуклюже, как зомби, поднялся на ноги, вырастая на глазах выше уровня кирпичной ограды дворика, его грудная клетка разверзлась, будто в фильме ужасов, рёбра вывернулись наружу. Зрение Генри заволокло кровавым туманом. Дьявольская птица материализовалась из Скорпиусовых внутренностей и кинулась на уже несколько мгновений что есть мочи орущего Дреддсона.

– А-а-а! А-а-а! – Он так и стоял с открытым ртом, но не слышал вокруг себя ни единого звука. Казалось, воздух замёрз и больше не проводил волн. В абсолютной, мёртвой тишине белый полупрозрачный сокол остервенело молотил жёсткими крыльями, разъярённо рвал Генри лицо большими когтями и выклёвывал ему глаза.

Генри ослеп, но всё равно видел в дюйме от своего лица загнутый хищный клюв и толстый короткий птичий язык, а ещё чёрные бусины зрачков, на бело-перламутровом фоне радужки смотревшиеся особо жутко.

Кинуться в сторону не удалось – Генри споткнулся, шлёпнулся на зад, попятился, как каракатица. Сокол не отставал, превращая его лицо в кровавое месиво. Забившись под стол, Генри закрылся стулом и руками, прижался к ногам Скорпиуса, как к единственному спасению.

Сокол издал резкий гортанный звук, похожий на боевой клич победителя, лихо свистнул – и исчез.

*

Со столешницы капала вода. Простая вода, чистая, безвкусная. Сай потрогал тающую корочку льда, лизнул себе палец – ничего необычного, просто вода.

Дворик оттаивал. В него на несколько коротких минут залетела зима, а теперь тёплая лондонская осень брала своё.

Сай зябко повёл плечами и расстегнул воротник – стало жарко. Он поднял опрокинутый стул, наклонился под стол за вторым – но не смог его сразу вытащить. Генри, дрожавший так, что тряслись ножки стола, вцепился в спинку стула мёртвой хваткой. Сай с силой дёрнул – и ему под ноги упал скукожившийся Дреддсон, так и не выпустивший из онемевших кулаков свой «щит».

– Вылезай, – позвал его Сванхиль.

На него снизу вверх смотрели глаза безумца. Генри бешено вращал ими, но потрогать себя и убедиться, что не ранен, не решался. У него тряслись губы, с нижней стекала струйка пенной слюны.

Пёс, не собака, не друг человека, не умный гордый зверь, а пёс – никчёмное паршивое существо. Жалость предательски снова зашевелилась в сердце Сая, но на этот раз он показал ей кукиш и загнал назад: «Знай, бестолковка, своё место!»

– Вылезай, – повторил он, приказывая. Генри послушно выполз на четвереньках, но так и остался у Сая в ногах. – Хватит придуриваться! – разозлился тот. – Сядь за стол.

– Он-на у-у-ул-л-л?.. – Генри сильно заикался. Притворяется?

– Улетела птичка, улетела, – безжалостно усмехнулся Сванхиль. – Но если ты, падаль, ещё хотя бы помыслишь недоброе обо мне, о бабушке, об отце, всё равно, о ком, – я напущу на тебя десять таких соколов! Понял? – Вместо того чтобы приблизиться к Дреддсону, он, наоборот, отклонился и нахмурил брови – и тот в ужасе зажмурился. «Блин, перебор, – подумал Сай недовольно. – Но я же не специально. Никогда прежде даже не пробовал Патронус вызывать. А тут – вылетел. Вот же я молодец, сам чуть не обделался от страха… Вроде всё обошлось. Или это не Патронус, что-то другое?»

– Ты всё запомнил? – спросил он строго. Несостоявшийся шантажист закивал. И заплакал. – Мой отец тоже умеет делать такие штуки, и бабушка, мы все – колдуны. Так что не лезь, если не хочешь нарваться.

Дреддсон зарыдал в голос. «Блин, всё-таки переборщил!», – сокрушённо вздохнул Сольвай.

Он взял Генри за руку и повёл в кафе. Подошёл к женщине, на которую тот чуть раньше указал, и сказал ей:

– Вы Ирма? Добрый вечер. – Она удивлённо распахнула глаза и недобро поджала губы. – Заберите своего героя. И больше не выпускайте его из дома без подгузников. А если на них не хватает… – Сай порылся в кармане и выгреб горстку мелочи, бросил перед миссис Дреддсон. – Увижу вас ещё раз – пожалеете по-настоящему, – вполне мирно заверил он, толкнул Генри к жене, вытер руки о салфетку и вышел из кафе, насвистывая «Yesterday» и напевая: «…all my troubles seems so far away» (2).

Ирма проводила его поражённым взглядом.

Только завернув за угол, Сай почувствовал, как сильно, будто в шторм, его качает. «Куда идти-то? Направо, налево? С какой стороны улицы я сюда попал? На каком вокзале меня ждёт… Валдис? Мне – в метро, что ли? Посидеть, передохнуть? Нет, надо идти. Надо идти… идти… к Гарри...» С трудом переставляя ноги и для опоры скользя рукой по стенам, он, будто пьяный вдрабадан, поплёлся вперёд. Стариком вошёл в «Coach & Horses» – стариком и вышел... «Я идиот!» – назойливой мухой жужжало в голове.

…………………………………………………..

(1) В боксе: короткий прямой удар в туловище.

(2) Beatles, дословно: все мои проблемы кажутся такими далёкими.

http://www.pichome.ru/GRf

http://www.pichome.ru/GRI

====== Глава 48. Битва лебедя. 48-1 ======

По Сохо Сквер бежал странный спортсмен: тяжелый плотный человек в дорогом костюме, по виду – бизнесмен, свихнувшийся от сидячей работы в одном из местных офисов, технично так двигался, без суеты, но в хорошем темпе. Прохожие обтекали его, как волны – крейсер-броненосец, даже не особенно удивляясь. На бегу он довольно громко говорил в едва заметный, закрепленный у уголка рта микрофон, что-то по-немецки или по-голландски – не разобрать…

– Клайв, срочно сбрось мне данные авторегистраторов всех уличных камер района парка Сохо! Я тут нашего Шустрика Номер Раз потерял... – Что отвечали на другом конце линии, было не слышно. Практически всегда, какой бы кризисной ни была ситуация, латыш Кропенс оставался непоколебимо спокойным, даже флегматичным, но тут он вдруг взорвался:

– Мне срать! Взломай лондонскую систему слежения наземного транспорта – хочу знать, где он! Время отъезда от вокзала – семнадцать двадцать две, направление на Тоттенхэм роуд, я потерял его на углу Дэнмарк стрит. Ищи! Да, наверное, под маскировкой, внимательнее там! Pagrieziet ass! (1)

Определить, на какой остановке вышел Сванхиль в образе пожилого джентльмена и куда направился, для бывшего штатного сотрудника ОКВСЕ (2) не составило труда, уличные камеры всё чётко показали – Валдис прибыл на место и стал ждать неподалеку, а когда Сольвай уже в своём «натуральном» обличии, шатаясь и спотыкаясь, покинул кафе – последовал тенью. Соблазн помочь ему был огромен, но Валдис не хотел раскрываться (не зря же мальчишка от него смылся – значит, так нужно) и страховал своего подопечного максимально деликатно, собираясь “встретиться” с ним, как и было приказано, на вокзале. Так они и продвигались по Лондону до тех пор, пока Сольвай не вырулил прямиком на Тоттенхэм Корт Роуд. То есть буквально на роуд…

*

Он должен это забыть. Перед самим собой стыдно – позволил мерзавцу, единожды предавшему, попытаться сделать то же самое во второй раз. Где были его мозги? Оправдывал всё любовью? А разве достаточно услышать слова «я тебя люблю», чтобы обнажить свою душу? Подставить её под удары и плевки. Сам, сам виноват! Действия – только они раскрывают истинное отношение. Если парни узнают – блин… нехорошо-то как. А Гарри? Что теперь будет? Глупыш Сайка вляпался в дерьмо? Мальчишка – недаром его Гарри мальчиком зовёт. Взрослый мужчина так никогда не поступил бы. С падалью – не разговаривать, это закон, а Сай расслабился, позволил себе надеть розовые очки. Зрелый, побитый жизнью человек не совершил бы подобную глупость. А как же вера в людей? Разве можно без неё? Вот в Гарри он верил. Не всё гладко начиналось, но Скорпиуса тянуло к Поттеру – и он не убил в себе веру в то, что к этому человеку получится подойти поближе… Всё равно нельзя позволить Генри и дальше разрушать Саево счастье – он думает о Дреддсоне даже сейчас, а это плохо. Было – и сплыло, страницу книги перелистнули, дальше – другая история, самая важная и интересная: Скорпи плюс Гарри. А Дреддсона – в топку! Сай это умеет – приказывать своим эмоциям, даже наиболее сильным и болезненным. Он запер все воспоминания о бабушке – как самое тайное и дорогое. С его силой воли – смог. Остальное было нелегко, но и не так уж трудно. Шёл вперед, строил жизнь, радовался дружбе, писал стихи... выплыл. Встретил Гарри. Захотел жить и чего-то добиться – и получилось! Так и с уродом Дреддсоном надо: захотел – и представил, что заикающегося труса с красивыми акварельными глазами вообще не было в жизни ни Скорпиуса Малфоя, ни Сольвая Сванхиля. Слишком поэтично настроенный, ранимый в силу возраста и творческого склада натуры юноша просто придумал себе первую любовь, выдумка оказалась неудачной, зато нравоучительной, а вторая попытка – то, что надо, высший класс! С Гарри он знал, чего хотел, понимал, чем готов платить за любовь, – и всё получилось!..

Но всё равно затрещина по самолюбию получилась нехилая – эк его шатает-то, хоть помощь зови. Дома качаются, как деревья в буран, автомобили выпрыгивают в самых неожиданных местах, в метро темно, будто в пещере… Утешает одно: так вляпаться мог только умный человек. А дурак… А дурак стал бы искать себе оправдания. «Этого я точно делать не буду», – успел подумать Сай, теряя сознание...

– Куда?! Стой!

Рывок. Толчок. Удар. Визг тормозов. Его волокли, прямо по земле, как добычу – в нору.

«Да что же это такое?!» – громоподобно раздалось над ухом. Нет, дальше, высоко над головой – перед ним, вернее, над ним, возвышался великан. Мощный торс, коротко стриженые волосы на вытянутой в виде тупого овала голове. Он тряс Сольвая и грозно рычал. Как лев. Как дракон.

«Я никогда не слышал дракона, – подумал Сай, болезненно морщась: тело превратилось в большой шмат побитого для жарки антрекота. – Интересно, драконы рычат или что делают? И откуда у них берётся огонь? Мне отец объяснял, но что-то я, помнится, не очень поверил или не разобрался. На свете вообще очень много интересного. Песни, стихи, музыка, книги, путешествия, архитектура, танцы, чай с лимоном, Эверест, рыбки в аквариуме. Причём тут рыбки? Ну… красивые же… Сокол мне жутко понравился. Он мой друг? Вместо Хоя? Нет, новый друг. Друг ли? Мерлин, ну красавец же! Неужели он мой? Гарри понравится. Грива – шёлк, не бейте его, он сам пойдёт! Если коня не бить, а любить… И я сам… Буду любить сам… Но не всех, всех – нельзя. Только моих… Сокола зовут Сокол… А у Генри чёрная кровь…»

– Я его убил! В метро! Там и бросил труп – на рельсах в тоннеле! – Сай приподнялся на локтях и посмотрел словно сквозь Валдиса – великана, застывшего перед ним с гримасой вселенской растерянности на бледном лице. – И Икара я убил. А почему у тебя губы синие? Чернила пил?

– Чего? – Отступил тот. – Какие чернила? Что с тобой? Бредишь? Икара Дедал убил. То есть… неважно. Какого хера ты на дорогу выскочил, прямо под машины? Что курил?! С кем?! – Кропенс бросился закатывать Сванхилю рукава; не заметив следов от инъекций, облегчённо вздохнул. Но тут же снова напрягся. – Тебе плохо? Отравили? Скорую? Говори же, чем помочь? Парень, держись!

– Гарри. Ким. – Сай закатил глаза и обмяк на руки дезориентированному охраннику.

Тот моментально набрал номер Бюлова – с ним обычно всегда можно было связаться, Андрис передал информацию Гулю.

– Где вы? – без лишних слов коротко спросил Мартинсен. Валдис ответил.

– В Мунго! Срочно! – гаркнул Гуль. – Мати только что видела… померещилось ей, что Саю вспороли грудь и сердце его руками кто-то трогал, живое, открытое… Блядь! Ты же сквиб. Координаты давай! – Он сообразил, что требует от охранника невыполнимое, и замолчал на несколько секунд, лихорадочно соображая. – Вызывай врачей, маггловскую скорую, посмотрим, кто быстрее прибудет. Нет, отбой! Приложи дифон к его сердцу. Ну! – крикнул он в трубку.

Валдис нихера не понял, но выполнил приказ. Когда через некоторое время поднял динамик обратно к уху – то услышал лишь унылые гудки. Он умел делать и искусственное дыхание, и даже непрямой массаж сердца, но трогать Сванхиля сейчас боялся – не навредить бы: из-под колёс автобуса выдернуть его успел целёхоньким, однако магия… будь она неладна!..