Текст книги "Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)"

Автор книги: Smaragd

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 89 страниц)

Да, он действительно был готов, и организм Кима Мартинсена, и его хозяин: к сексуальным подвигам, да и вообще к любым. Потому что это клёво, когда рядом есть тот, для кого хочется жить.

«Надо же, раньше я так бился за свободу, бесило, когда указывали, что делать, вот именно так положено и никак иначе. Шаг в сторону – и ты отступник, нарушитель традиций, ай-ай-ай, позор, не достоин почестей и наград. А кем положено? Фигли вам! Почему я должен жить так, как хочется тем же родителям, а тем более давно истлевшим в гробах пращурам? Или там, не знаю, начальникам, президентам, которым на меня, Кима Мартинсена, вообще-то по пизде. Поэтому и сбежал из дома, поэтому и искал свободу там, где её и в помине нет – в наркоте. Да, собственно, и не искал ничего, это так, пустые слова. Страшно было одному, кто-то пригрел, дал косячок по «доброте душевной» – покатилось... Ладно, а вот выходит, что появляется рядом кто-то, с кем никакая свобода не нужна? Моя свобода теперь – думать о нём каждый день, каждый час, пить его губы, греть его своим телом, кайфовать от его улыбки. Пиздец, что выходит?! Если бы я не ушёл из дома и не оказался в наших «Крыльях», то и Джея никогда бы не встретил?! Ни-ког-да?! Так и прожил бы жизнь торчком, думал бы, что свободен, а на самом деле... Ого...» Мысль о таком невероятном, почти невозможном счастье, свалившемся на него, придавила Гуля, словно укрыт он был не мягким одеялом, а каменной плитой...

Джеймс закопошился сильнее и повернулся к Киму, сладко потягиваясь с ещё закрытыми глазами, тыкаясь щекой ему в бороду.

– Колю-ю-ючий, – выдал он с такой томной хрипотцой, что у Кима всё забурлило внутри.

– Побриться?

– Ты что? Не смей! – посмотрел на него Джейми. – У тебя же имидж сценический. И... мне нравится у тебя всё. А потом... знаешь, только не ржи... ну... я когда с тобой бородатым целуюсь, то точно знаю, что ты мужчина... – Гуль недоуменно отстранился. – Блин, как бы объяснить? – замялся Джеймс. – Ну, что целуюсь не с девушкой.

– Нифига себе! А для тебя это важно? – Ким чуть отклонился, чтобы взглянуть тому в глаза.

– Да, – совсем тихо и как-то скорбно ответил Джеймс, прикрывая чёрными ресницами темный янтарь своих глаз. Гуль засмотрелся...

«Всё ещё воюет, солдатик, сам с собой. Хреново. Но ничего, главный бой мы с ним, походу, выиграли, а зачистки там всякие и единичные перестрелки – это нормально, всё путём».

– Ну ладно, ничего особенного. Я вообще-то понимаю, о чём ты. Только знаешь, солдатик... Кстати, ничего, если я тебя так буду называть? Ну клёво же? – Джеймс кивнул. – Только знаешь, не заморачивайся ты, кого целуешь, мужика или девку, потому что ты целуешь меня. Только это важно. Послушай, Джей Эс, это скоро у тебя пройдёт, думаю, что уже прошло, вот с полчаса назад, когда ты мне в кулак кончил. Да? – Ким выразительно глянул на Джея, выгнул бровь, снова прижал его покрепче. – Пройдёт и не будет иметь никакого значения. Вообще без разницы, с кем ты спишь, главное, что с любимым, а остальное придумали те, кому всякие там глобальные интересы важнее ценности конкретного живого человека. Так что забудь, что ты гей. Я не про отрицание говорю, ну гей и гей – хоть веником называй или кастрюлей, сечёшь? Ты вот гей, например, брюнет, а он – ражий натурал.

Джей хихикнул, перебив:

– Ражий или рыжий? Что-то акцентик у вас, граф...

– Чего ты врешь? – возмутился лектор-просветитель. – Нету у меня никакого акцента. – И снова гнул своё: – Ладно, пусть рыжий... длинный или пузатый, лысый, очкарик, Альбус у тебя курчавый, а это – эльф или собака, стол, стул, стена, гитара моя – Линда, у всего есть названия, но их дают люди просто для того, чтобы как-то говорить. Эти слова вообще-то ничего не значат. Главное, что ты человек, что ты можешь жить так, как хочешь, что любишь и любим, или именно это и означается словом «гей»?

– Ты такой умный, – с лукавым блеском в глазах сказал Джейми; он явно успокоился, даже что-то дразнящее в голосе появилось. – Да понял я, понял.

«Вот же говнюк, – подумал Гуль без злобы, – ещё и подкалывает. Я ему тут, лёжа голяком в обнимку, лекцию заумную читаю, а он, похоже, и не слишком загоняется, неужто и правда отпустило его? Сам себя построил, уважаю».

– А то! – гордо качнул он головой. – Я вообще жутко талантливый. Со всех сторон. – И пошевелился, то ли укладываясь поудобней, то ли встать решил неожиданно.

Джеймс судорожно всхлипнул и выбрался из постели. Натянул шорты и быстро ушёл.

«Отлить, что ли?» – Проводил его недоуменным взглядом Гуль.

Люпину Джеймс решил просто позвонить: чёрт его знает, где в это время они носятся с отцом. Тот долго не отвечал, и заметно возбуждённый Поттер-средний, уже давно сделавший в санузле все нужные дела и даже приведший себя, скажем так, в полный порядок, в интимном плане тоже, отправил ему смс: «Отец сегодня будет дома? Если да, то во сколько?» Ответ пришёл почти сразу, выходит, Тедди просто не мог разговаривать по маггловскому прибору. «Гарри сегодня не будет в Лондоне. Срочные дела. Что случилось? Он тебе нужен?» – «Нет. Спасибо. У меня всё хорошо. Привет», – набрал Джеймс и рысцой, придерживая на бёдрах узкое полотенце, побежал в спальню. На душе у него было чисто и гладко.

– Всё, – радостно плюхнулся он на постель и сразу зарылся под одеяло, прилипая руками и ногами к тёплому телу Мартинсена. – Отца не будет до завтра, мне на работу тоже только завтра. Сегодня ведь вторник? Точно?

– Понятия не имею, – усмехнулся Ким.

– Будем считать, что вторник, потому что если не вторник – то меня уволят, подведу отца, он прибьёт нас обоих и вообще нам придётся скрываться от всех, скитаться, влачить...

– Что ты несёшь? – Всё шире и шире расплывалась улыбка на губах Кима. Когда Джеймс, целуя витиеватой дорожкой шею и грудь, медленно спустился к его животу и, замерев лишь на миг, продолжил свой лакомый спуск, в паху у Кима наметился подъём – и на влажный шершавый язык Солдатик принял уже почти готовую к подвигам головку его баллистической ракеты.

– Несу тебе кое-что приятное. – Джей очень медленно погрузил член Кима себе в рот, глубоко, до нёба, ещё глубже. Ким почувствовал барьер и его губы на своём лобке – и охнул:

– Ты где так научился?

– Нигде, – ответил Джей, отпуская член изо рта, – захотел – и сделал. Это не трудно... оказывается. Тебе понравилось? – Он вытер губы, сглотнул несколько раз. – Я, знаешь, у нас в подразделении лучше всех нырял, ну, как бы дышишь в обратную сторону. – Смутившись, он стал неприлично милым. «Его смущение – похоже, мой фетиш, – призадумался Ким. – Придётся научиться смущать его почаще, аж заходится всё внутри от такого Солдатика». – Дыхание задерживаешь по методу Уолси... Чепуху плету. – Джейми просто положил голову Мартинсену на живот.

Тот не мог отвечать. Едва сдерживался, чтобы не наброситься на своего JS. Нет, в этот раз всё должно быть иначе, именно нежно, как он и хотел, но сперва не смог устоять. Сейчас, в собственной кровати, под одеялом, в абсолютно комфортной обстановке Джеймс должен чувствовать себя совсем по-другому, и, может быть, он сумеет понять, что сексуальные потребности – это не что-то необычное, а норма для взрослого человека. Сексом нужно именно заниматься – и всё будет путём. Но самому Киму было очень трудно держать себя в узде спокойствия и размеренности, желание не хотелось растягивать, оно требовало, чтобы его накормили быстро и много.

– Ты. Гранатом пахнешь. И. Ещё чем-то, – Киму и правда было нелегко говорить.

– Ага, гель для душа гранатовый, кажется, но там больше ничего на пузырьке не нарисовано, чем ещё? – Джеймс расслабился, но не продолжал, а просто валялся сверху, чуть сдерживая дыхание, в темноте уютного пододеялья, слушал тихие слова Гуля, гладя ладонью его бок.

– Моей любовью.

– Угу. – Джей приподнялся и высунул из-под одеяла голову. – Я понял, что бесполезно выпендриваться. – Вытянул он на свет руку с кольцом. – Брак, всё всерьёз, меня это больше не колышет. Правильно всё, я сам хочу. Только у меня три условия.

– Ого? Не много ли? Ну давай, выкладывай. – Ким тоже откинул одеяло до пояса и полусидя оперся на спинку кровати, но Джея к себе подтащил.

Тот совсем не возражал, но в стратегических местах старался не прижиматься, типа переговоры вёл:

– Первое: жить мы будем отдельно, не здесь и не с твоими родственниками.

– Я тоже хотел это предложить. – Оппонент кивнул.

– Второе: ты напишешь мне песню. Хочу свою песню, чтобы ты пел её со сцены, но именно мне.

– Попробую. Если Сай поможет, не будешь возражать? А то один не справлюсь. Ну, с музыкой мне легко, а стихи... Его как раз попрошу. Слова для тебя у меня найдутся, Джей Эс, а вот рифмы... Значит, обещаю, будет тебе, Солдатик, песня.

– И третье: я снизу быть всё время не согласен! – сказал Джеймс быстро и даже хотел нахмуриться, но у него не вышло, поэтому отвел глаза.

– Да не вопрос, хоть монетку кидать будем, хоть на кулачках мериться – мне с тобой всяко хорошо. – Совсем отпустил себя Ким, прижался к мальчишке, так всерьез, основательно, всем своим желанием, всем поющим от самцового нетерпения телом.

– Да? – недоверчиво спросил Джей и снова принялся заворачиваться вместе с Кимом в одеяло, словно прятался в панцирь уюта, который не сможет разрушить никто и никогда. – Люблю тебя, люблю, люблю.

“Дождался!” – возликовал про себя Мартинсен, только сейчас в полной мере осознавая, что уже в который раз слышит сегодня эти волшебные слова. И говорит их Джей Эс легко, уверенно, без пафоса, точно дышит, не может не дышать...

Ощущение мягкой тесноты и желанной темноты заставило того нырнуть в полудетское озорное предчувствие праздника, тайного Нового года, восторга, «домика», точно это игра, секрет... их общий секрет с мужчиной, тело которого под одеялом пахло так, что Джеймс пьянел и не чувствовал рук и ног, только в груди у него и внизу живота разгорался огонёк, жёгся не больно, а приятно: так рады жару и открытому пламени костра пальцы, насквозь промёрзшие в зимнюю стужу.

А Ким был таким теплым, абсолютно своим, жутко ласковым. Неужели парень способен на подобное? Его хотелось (Джеймс уже научился воспринимать это желание как нечто нормальное, типа потребности в кислороде или пище), однако хотелось как-то неостро, без сумасшествия, но волнующе...

– Блин! Здорово! – прошептал Джей Эс Гулю на ухо.

– А ты мне говори, что тебе хочется и как.

– Угу. – Глупо, конечно, но Джеймсу Поттеру нравилось. Всё это. И даже то, как звучит из уст Мартинсена «Солдатик».

Кимовы ладони скользили по его телу нежно, сильно, так, что возбуждение не накатывало, красной пеленой застилая глаза, а медленно и как-то разборчиво кралось внутри тела, слегка толкая. Под коленками задрожало – не унять! Вот чего он с девчонками долго продержаться не мог: всё спешил и кончал, так и не почувствовав партнершу, только отдельные какие-то “места”... Чушь в голову такая лезет... Уверенные руки прошлись по спине – и заискрило, сжало в паху, ноги сами собой поджались, чтобы...

– Нет, Джей Эс, дай мне всего себя, не прячься, – шепот Кима скользнул волной по шее, у Джеймса волоски на ней и затылке поднялись дыбом... А тот уже целовал возле кадыка. Захотелось не только горло ему подставить, а всего себя отдать, до капли. Губы тёплые, влажные. Кожа то охлаждалась от малейшего кимова выдоха, то горела. И вдруг тот лёг сверху, прижал так, что косточки хрустнули, – и отпрянул, держась на руках, навис и вновь медленно опустился...

Джей сразу же вскинулся: как к магниту потянулся за телом Гуля, хотелось этого напора, веса, вдавливающего в мягкость постели; и застонал, сам удивившись – никогда так не делал! Но слов не было, а только звуки какие-то неясные, почти животные; во рту накопилось столько слюны, что впору сплевывать, как от табака. Тут он разом понял, что надо целовать – занять себя поцелуем... совсем забыться. Глупо, но так нужно – и Джеймс дернул обеими руками Кима на себя, чтобы достать губы, влиться, облизать, засасывая его язык...

– Куда торопишься? У нас ещё весь день впереди. И ночь. – Тот не возражал, но то ли сдерживал себя, то ли... а черт его знает, что именно! Только бедра Джея вдруг напряглись, опустились и рывком разошлись, и Ким рухну-у-ул... прямо как кирпичом в пах ударило. А Джеймс под ним совсем-совсем поплыл, хотя затих на мгновение, а потом задышал чаще – глубоко всё равно не получалось.

«А вот нихрена, – нечетко быстрыми обрывками понеслось у него в мозгу. – Ни ласка, ни страсть, ни напор, блин, – парение, когда обносят потоки... холодные, горячие, ухаешь в воздушные ямы, но летишь же. Так! Пусть так будет, так... как и хочется, без всякого!»

А Ким, видно, звериным каким-то чутьем понял: всё, теперь Джей Эс – его, со всеми потрохами, и делать с ним можно (и надо!) всё что хочется, срослись они и чихать на роли! Он поднял джеево колено, завалил чуть набок и тут же просунул руку вниз, к промежности, и сжал крепко. Джей отозвался – да еще как! – задрожал, заерзал, и тело было уже не его, а кимово, всего себя ему отдал солдатик, без дураков, – как это там говорится? – без предрассудков.

«Господи, я ж всегда так хотел, когда на Ала пёр. А выходит, за себя подсознательно боялся... что сам захочу так...» – вдруг четко подумал Джеймс и удивился связной мысли. А тело его совсем взбесилось – само жило, само отвечало на умелые ласки Мартинсена, само стонало и даже... что-то вроде просило вслух.

– Да, да... возьми меня... сразу... мне надо!

В ответ как сквозь туман:

– Джей, сейчас...

И его целуют там, где больше всего хочется, и сладко так и остро... прямо между ног, член пляшет от толчков языка... Ещё, ещё... Дышать нечем. Какой придурок весь воздух выкачал, верни!

Открытие – когда выпускаешь из себя голос, пусть даже и сдобренный хрипом, становится легче, как клапаны открываются, сбрасывая паром лишнее давление. Но всё-таки удивительно:

– Неужели это я стонал?

– А кто же. Посмотри на меня, – шепчет Ким. Ему невозможно не подчиниться, но делать сейчас какие-то осмысленные движения просто нет сил.

– Гу-у-уль! Не могу!

Его же рука зажимает член... не даёт ни хрена!

– О-о-ой! – вырывается у Джея чуть ли не рыданием.

И тут болью его ненадолго выбрасывает в реальность:

– Блядь! Сук-а-а! – И через мгновение снова: – Ещё! Давай! – Но собственный голос Джею уже не слышен – в ухо синхронно толкаются хриплые выдохи Кима. Как счёт...

Джея («Или кто вообще это? Я?») качает от каждой мощной фрикции, кажется, что кровать вместе с ним просто мотает от стены к стене... И темно и жарко, и где кайф – непонятно, потому что кулак Гуля уже ездит по члену, а на своих разъезжающихся руках не удержать тела – и он почти валится плашмя и чуть ли не навесу, подхваченный невероятной для человека силой, кончает. И орёт, как в агонии, надсаживая горло!

И сразу – белый свет в глазах, и хочется продлить эту минуту... Истома и покой...

– Сладко как. – Джей перестаёт жмуриться и без улыбки, очень серьёзно, с лёгким удивлением смотрит на Кима, будто только что оказавшегося рядом. Глаза в глаза; одеяло сброшено...

– День ещё, а я думал вечер... – говорит Джеймс, пробуя языком лопнувшую губу. – Мокро, зараза.

– Спать? – спрашивает Гуль.

– Жалко спать – так хорошо. – Джеймс тянет его на себя. – Целовать не могу.

– И не надо. Не холодно? – Мартинсен прижимает в ответ. – Одеяло чего отбрыкнул? С твоей стороны, достань.

Но Джеймс не шевелится – и Мартинсен сам поднимает с пола большое стеганое одеяло, а Джеймс, даже не вытерев скользкий пах и залитые спермой ноги, поворачивается к своему Киму спиной, разрешая себя накрыть и обнять... Любовь – это когда тебя часто обнимают, а тебе всё кажется мало... «Даже если ты не кот, – думает Джей и заключает: – Я идиот!» И улыбается...

Плотный, как войлок, сон, кажется, только мгновение... «Как тогда...» – шепчет Джеймс и просыпается от солнца, жарящего в лицо и от жара мужской груди вздымающейся прямо за его спиной... Ким! Не виденье, не морок. Так теперь будет всегда: он рядом. Это понятно и логично: когда любишь – надо находиться именно так близко...

«Не хочу просыпаться, категорически не хочу!»

Часы показывали, что спали они не больше получаса... кажется. А день недели-то сегодня какой? В голове – каша, но не противная, склизкая, а вкусная, рассыпчатая, с цукатами, как Джеймс очень любит. Сразу захотелось есть, пить, но представить, что сейчас можно оторваться от Кима и пойти на кухню?.. Нет уж, перебьёмся, человек без воды несколько дней может...

Джеймс облизал пересохшие, в кровяных корочках, губы.

– Троллья колотушка! Ай! – Сморщился он, поворачиваясь. – Полечи? Сумеешь? А то пойду за зельем.

– Далеко пойдёшь?

– Очень. В ванную.

– Снова в ванную? – Ким сграбастал его, будто лапами, и опять прижал к себе. – Не, дай волшебную палочку, вылечу, я теперь умею. Только губы лечить?

– А я не знаю, где она. И где моя, не знаю. Вообще какой сегодня день недели? – Не обращая внимания на вопрос, Джеймс вяло рассматривал комнату.

– Пятница. Ты чего ко мне с этими днями пристал? Какой ты день любишь – такой у нас сегодня. Прям маньяк мне достался, впервые встречаю такое извращение – про дни недели каждые пять минут спрашивать. – Мартинсен заржал.

«А красиво мой смеется... Мой», – подумал Поттер.

– Черт с ними, – сказал он не совсем впопад.

– Палочка, Акцио! – оказался сообразительнее граф Зоргэн и выбрался из постели.

Смотреть на него, обнажённого, при свете дня было одно удовольствие. Если честно, то Джеймс условие про «сверху» поставил не очень серьёзно, скорее, из принципа. Сейчас сложилась картинка: подсознательно он давно хотел подчиниться (ну не кому попало, конечно), а когда почувствовал это в себе – то испугался, глядя на младшего брата и представляя его под каким-нибудь брутальным самцом. Ким же его с первой встречи покорил, шансов сопротивляться не дал, ни единого, Джеймс под ним не просто балдел, а испытывал именно то, что всегда, как получается, хотел, и в разнополом сексе, конечно, получить не мог. Так вот, чувствовать себя повелителем (ой!) вот такого красивого мужского тела, как у Кима, было дико приятно, будоражило, вселяло какую-то гордость (глупо, но так и есть). Однако осознавать, что обладатель этой фигуры, вот этих плеч, этой осанки, поясницы, этой спины, этих ног, этой задницы, всей этой роскоши, жарит тебя без всяких сомнений и финтифлюшек, кончает в тебя, что именно от его семени у тебя слиплись ягодицы, что это его язык вытворял тако-о-ое у тебя во рту, было во много раз приятнее.

Эротико-философское течение мысли Джеймса прервал командный оклик. Оказывается, Гуль уже что-то спросил у него и, не получив ответа, решил действовать:

– Иди к свету. Говорю же, что у тебя отёк будет. Я для тебя... ну крупноват пока, а мы, дурни оба, даже про специальную смазку не подумали. Там у тебя... так нежно, не хочу, чтобы ты мучился. И пошлостей говорить не хочу.

Джеймс захлопал ресницами, боясь догадаться, о чём это Ким.

Тот потянул его к окну, кивнул на диван.

– Ногу поставь, а то не видно. Не бойся, я правда лечебные чары знаю.

Джеймс вспыхнул:

– Да пошёл ты! – И отпрыгнул. Нет, он полностью доверял своему Киму, но... когда не был возбуждён, то не мог так легко показать ему... Блин, и в туалет сразу захотелось.

– Нет, это ты ко мне пошёл! Подошёл, заткнулся и сделал раз-два – и забыли! – Гуль не дал Джею дальше возражать, просто, оказавшись рядом, крутанул как-то молниеносно, столкнул на диван, быстро поставил в нужную позу, раскрыл его сзади, произнёс заклинание на датском – и уже через полминуты целовал: начал с мягких, упруго податливых половинок, которые Джеймс благоразумно догадался расслабить, а закончил ранеными губами, отвечавшими ему тем более азартно, чем быстрее уходили боль, дискомфорт, реально имевший место быть, и тяжёлая скованность в заднем проходе.

Гуль довольно крякнул и, обернувшись в простыню, будто в тогу или арабскую накидку, расселся на диване как падишах; притянул себе на колени Джеймса, наскоро надевшего пижамные штаны.

*

– Ой! – Джей, едва не заснувший в поцелуе, совсем поплывший под руками Гуля (как бы без особой цели и маршрута гладившими его то по пояснице, то по груди, особо нежно задерживаясь на сосках), вдруг дернулся и вскочил с мартинсеновских коленей. – Это мой дифон трендит, куда я его дел? Кто, интересно? – Он подорвался и начал перекидывать кучу их одежды, валявшейся по обе стороны кровати, а сидели они на диванчике в оконной нише.

Гуль раскинул руки на мягкой велюровой спинке, потянулся.

– У тебя этот виндоу сит (1) с детства остался, ну, детская здесь была?

– Ага, – ответил Джей откуда-то из-за кровати. Глядя на его торчащую кверху попу, обтянутую трикотажем пижамных штанов, Гуль поморщился, как от переедания: хотелось ещё, но не моглось. Нет, чисто физически он был готов заниматься сексом хоть вообще без перерыва, это Джей Эс уставал и нуждался в отдыхе; однако секс – не только инстинкты, гормоны и сложная система образов, возбуждающих мозг, секс – он в сердце тоже, а сердце Кима Мартинсена хотело просто биться рядом с сердцем его любимого Солдатика, спокойно, мирно, не рваться в атаку, не качать бешено кровь, подстёгивая оргазм, а легко стучать в полудрёме и ни о чём не беспокоиться. Оно хотело немного полениться.

– Вот он! Чуть не раздавил, – радостно сообщил Джеймс об обнаружении телефона. И замолчал, глядя на имя звонящего.

– Что там? – Ким подобрался.

– Мне... Отто звонит, ну мой куратор! Ты не понимаешь! Он никогда мне не звонит. Я даже не знал, что у него мой номер есть, и вообще гоблины же не... Мерлин, неужели всё-таки сегодня среда?! Вот гадство! – Он нажал клавишу приёма. – Мистер Захреббшиг Ухрварг? Да, добрый. – И замолк, кивая невидимому собеседнику. – Хорошо, я понял, спасибо...

Ким уже стоял рядом и озабоченно спросил:

– Неприятности?

– Ха, представляешь... – оборачиваясь, задумчиво и раздельно проговорил Джеймс, – он сообщил, что счёт «моего супруга разблокирован», и поздравил... Ну хера ж, а? Типа доступ туда-сюда, явиться надо, подтвердить... Ты понял? – В его глазах мелькнуло прежнее выражение скрытой тревоги. – Меня пока ещё от слова «супруг» как-то колбасит, напрягает, не обижайся. Ассоциации дурацкие: пивной живот, волосатые подмышки, полосатые домашние штаны, фетровые шлёпанцы и секс по четвергам. А ещё Плейбой в туалете, втайне от жены, и личный уролог, бе. – Джеймс украдкой взглянул на Гуля: как тот прореагирует, не рассердится ли, не станет ли ржать. «Тот» прореагировал никак – у Джейми, было видно, отлегло. – И вообще, – всполошился он, слегка, совсем чуть-чуть, переигрывая, – вот видишь, надо нам отдельно жить, ну что с этой кучей белья загаженного делать?

– Не пыли, всё нормально. – Ким по-хозяйски дёрнул его на себя. – Давай потом разберемся, на крайняк выкинем, новое купим. Сейчас поспим, а? И да, я учту, что ты не любишь пивные животы и полосатые кальсоны, а вот на фетровых тапочках настаиваю.

Поспать сразу не удалось, но к концу затяжного поцелуя Джеймс и правда начал заметно клевать носом. Они быстро перестелили постель и устроились почти по-братски: между их телами поверх одеяла образовался целомудренный зазор, но под ним супруги всё-таки взялись за руки, вернее, это Джеймс устроил расслабленную кимову ладонь в своей («А что? Ничего особенного. Захотел – и сделал, и вовсе это не телячьи нежности!»), а тот не возражал. Уснули быстро.

*

Ему очень хотелось есть, аж живот прилип к позвоночнику. Причём, не фигурально выражаясь, а самым натуральным образом: Джеймс Поттер распахнул свою аврорскую мантию, задрал рубашку и увидел, что вместо живота у него провал, кожа втянута глубоко вовнутрь и, кажется, приросла к позвонкам. Он на дежурстве, в этой дурацкой засаде, пропустил и завтрак, и обед, а сухим пайком взять харчи не догадался, разиня, теперь и ужина не видать как своих ушей? Да, смена не явилась, придётся голодным до утра торчать в этой норе и ждать... А, собственно, кого ждать? И где это он? В своей спальне? Преступники наслали на него чары или гипнотический газ? И видение-то какое ему внушили, просто писец, интересное: будто он работает у гоблинов в банке, а ещё спит с таким парнем... ой, лишь бы Суслик не узнал, что ему навнушали, да и ребятам лучше не рассказывать...

Сходив в туалет, Джеймс постоял у окна и поморгал. На Лондон опустился синий вечер. Морок не проходил. Чего делать-то? Курсанта Поттера так легко не проведёшь, ему прекрасно известно, что обычно в таких гипнотических ловушках есть вполне очевидный, хоть и завуалированный выход: ну там, например, за какую-то верёвочку необычную потянуть, или погладить кролика в шляпе, или проглотить квадратную таблетку, подвешенную вместо лампочки на люстре. В поисках таких маячков, указывающих на выход, на всякий случай покрепче сжав в руке волшебную палочку, курсант Поттер медленно двинулся по якобы собственному дому. Надо же какой качественный морок, наверняка сильные маги с ним поработали: один в один их дом на Гриммо. Даже собачонка ушастая под ногами крутится. Когда же подмога прибудет? С такими опытными врагами Джеймсу Поттеру в одиночку, пожалуй, будет справиться трудно.

На кухне стоял очень вкусный запах, рот у Джейми наполнился слюной; первое, что бросилось в глаза – меню, выставленное в красивой рамочке на полке. Золочёными буквами: «Меню на 8 сентября, вторник. Ужин». Не, вот тут гипнотизёры прокололись. Надо же, сэндвичи с огурцами, суп с креветками, цветная капуста с пармезаном, поджарка из солонины, рис бланманже, абрикосовый пирог. Арбузный кулер... Нет, это уже слишком – такого аппетитного бреда их полоумный эльф не выдумал бы – значит, где-то близко выход из морока.

Поймав на себе слегка обеспокоенный взгляд вполне похожей на оригинал мистифицированной копии Кричера, Джеймс с палочкой наперевес двинулся дальше.

В саду на заднем дворе стоял аромат крепкого табака. Чистого, без отдушек и прочего дерьма. Отец курит? И его в это магическое внушение приплели? Зря – вот сейчас мы на раз сие гнусное колдовство и разобьём!

На скамейке, под тёмно-синим, начинающим поблёскивать одиночными звёздами небе, сидел полуголый, в одних джинсах ну и в своих неизменных ботинках, Гуль и расслабленно пускал дым от сигареты в сторону уличного фонаря, слегка покачивающегося на цепях. Рядом лежала красная пачка «Мальборо». Вокруг его тела, казалось, струилось тепло, иссиня-чёрные волосы блестели, на плечах тоже подрагивал свет, словно льнул.

– Проснулся? – Повернул он голову на шум. В полутьме сверкнули агаты глаз. – Оделся бы ты, Солдатик, чай не лето. Я? Ну за меня не волнуйся, я не замёрзну, меня любовь греет, гы-гы. А ты в одних кальсонах с волшебной палочкой шикарно смотришься, меня прям вставляет не по-детски. На кого охотишься с оружием-то? – Гуль глубоко затянулся и придержал в себе дым, и улыбку. Потом выдохнул коротко мутное облачко.

Джеймс просто подошёл и сел рядом с ним. Было и правда зябко. Сентябрь. За забором – город. Над головой – ветка начавшей желтеть яблони и фонарь в старинном плафоне. А рядом – любимый мужчина, самый реальный на свете.

– Обними меня, – попросил Джеймс. – А то, когда тебя нет рядом, мне кажется, что всё это сон.

Ким накрыл его обнажённое плечо рукой, показавшейся Джей Эсу очень тяжёлой и очень нужной, именно сейчас и всегда, и поцеловал в висок.

– Там кракозябр ужин приготовил, настаивает, что есть надо горячим. Он у вас всегда так командует или только в мою честь раскочегарился?

Джеймс прыснул от смеха и потянулся губами к губам Гуля.

– Не, я ж говорю: ужин. Поесть надо, а то ты тощий стал, я серьёзно. Ну и я на голодание как бы не подписывался, у нас даже в райдерах пятым пунктом всегда стоит: высококалорийная свежая пища. Поэтому поцелуи откладываются, рулят желудки.

Джеймс собрался что-то ответить, но не успел: из дома к ним с радостным лаем выскочил Коржик и стал ластиться к ногам Гуля, пытаясь забраться на колени.

– Сэр Олсопплэрд Перл Тайгер Принц Луин! Да, зовите, зовите молодых господ к столу, – раздался настойчивый призыв эльфа. – А то в арбузном кулере лёд тает, а креветки, наоборот, остывают!

– О, креветки и кулер – это серьёзно! – Резко вставая, подхватил Ким Коржика на руки и невысоко подбросил лапами вверх. – Ты чего, не голодный? – удивлённо обернулся он к Джеймсу, оставшемуся на своём месте. – Заболел? – И, вернувшись к нему, с тревогой потрогал ему ладонью лоб.

Джеймс от этого жеста смутился, но возражать и убирать руку Кима не стал.

– Можешь мне ответить на один вопрос? – серьёзно спросил он.

– На один могу, – под стать пробасил Мартинсен, – на остальные – только после жрачки.

– Почему мне так с тобой хорошо?

– О! – Гуль закатил глаза и откинул назад свою вороную гриву. Потом посмотрел на Джея без капли иронии. – Когда я сам найду ответ на этот вопрос, Солдатик, то тебе сообщу первому, обещаю. Ведь ответ «потому что это любовь» тебя не устроит? – Он потянул Джея за руку.

– Боюсь, что не устроит... – лукаво стрельнул глазами тот, – ...до ужина. А после ужина я согласен поразмышлять над твоей версией. Например, в постели...

Поразмышляли они два раза. На сытый желудок это было вдвойне приятно. Потом покурили (ну курил, собственно, только граф Зоргэн, а его супруг восторженно вдыхал дым американских крепких сигарет); ещё с полчасика поразмышляли, погуляли во дворе с Коржиком, поиграли в мини-футбол; застигнутые прямо под луной необходимостью ещё поразмышлять, бегом вернулись в дом, где размышляли всю ночь, изредка совершая набеги на кухню: сперва в уже привычном «гнезде» из подушек и одеял, потом в ванной (о, это – сцена для отдельного порно рассказа с элементами юмора и акробатики. «Когда уйду на пенсию, обязательно напишу про это рассказ, – так и заявил Ким, лёжа с закрытыми глазами в джакузи, включенной на самый щадящий режим, в то время как ненасытный Солдатик играл давно потерявшей всю остроту чувствительности головкой его члена с пузырями от мыльной пены), даже на чердаке разочек поразмышляли (что их туда занесло? Ну... так... бродили по дому... размышляли то тут, то там...). В общем, даже Ким Мормо Мартинсен, рок-кумир и в некотором роде секс-символ, короче, если называть вещи своими именами, ещё тот выдающийся блядун в период недавнего холостячества, так много и плодотворно в своей жизни не размышлял.

Сердобольный эльф только и успевал подливать в большой кувшин на кухонном столе арбузный кулер – пили молодые джентльмены много, чего скрывать, но на алкоголь их в этот вечер и ночь не тянуло...

– А ты отлично лечишь синяки и засосы, – Джеймс только что побрился и разглядывал себя в зеркале, – у тебя можно поучиться.