Текст книги "Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)"

Автор книги: Smaragd

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 89 страниц)

– А... самого сиятельного лорда и детей хозяйских дома нету, но... Благоволите подождать, господин гость? – вежливо прошамкал домовик, состроив такую высокомерную рожу, что любой другой посетитель точно ответил бы «Не извольте беспокоиться, милостивый государь, не смею обременять вас своим присутствием» и, расшаркавшись, ушёл бы восвояси.

Но Гуль, которому показалось, что старый лицедей пытался изобразить что-то типа церемониального поклона, хмыкнул и последовал приглашению.

Оказавшись в ярко освещенном вестибюле, он уже начал было тихо радоваться, что его план удался так легко и без усилий, потянулся, чтобы снять с плеча гитару – и на его левой руке нестерпимым для глаз, почти как огонь сварки, ярко-белым бликом вспыхнул, поймав мерцание свечей в люстре, ободок кольца!

– Вор! – дурным голосом заверещал эльф. – Враг в дом пробрался! – И кинулся прочь. Но тут же с хлопком объявился вновь, оказавшись у Кима за спиной, и без замаха стал молотить его по чему попало огромной чугунной сковородой, приговаривая:

– Отдай! Отдай, что украл, бандюган проклятый, раздери тебя Моргана на подтирки для тролльего говна! В благородном доме покусился на собственность хозяйскую?! Разбойник патлатый, срамник черномазый, мавр немытый! Кольцо отдай, гад паскудный, бессовестный! – И вовсю охаживал гостя тяжелой посудиной.

Гостю было... не очень комфортно.

Он, хотя первый удар по левому боку и прилетел ему совершенно неожиданно, быстро опомнился и стал уворачиваться, но мешал футляр с Линдой; тогда Гуль инстинктивно вскинул его над головой на вытянутых руках.

– Ты что, очумел, мышь прямоходящая? Гость я! Ай, зараза, больно! Какое, к блядям, кольцо? Что за цирк тут творится!? – взвыл Мартинсен.

И тут вдруг с другой стороны его как током ударило. Он сильно дёрнулся, тряхнул ногой, почти теряя равновесие, но в икру ему снова вонзились острые собачьи клыки. Инстинкты вампира вопили, призывая раскидать, размазать одним мановением руки эту припадочную гоп-компанию по стенкам, но... но, дом был поттеровский, и тут Гуль ничего себе позволить не мог, да и не хотел так войти в семью Джея.

Движения его непроизвольно сделались в разы быстрей и... раздался щенячий визг. Всё происходило как в замедленной съемке, потому что для самого себя Гуль двигался обычно; он не чувствовал, однако стал перемещаться по всему холлу столь молниеносно, что простой человеческий (да и эльфийский) глаз уследить за его действиями просто не мог. Поэтому удар чёрного массивного диска, предназначенный согнутой кимовой коленке, на которую как раз нацелился зубами пёстрый щенок, прилетел прямо тому в голову.

На мгновенье всё замерло, потом раздался душераздирающий вопль старого придурка:

– Ко-о-о-ржичек! Да как же та-а-ак?! Го-о-о-ре!!!

А потом – мерзкий такой треск кости, кажется, черепа: «Крэк-хрясь», предсмертный жалкий скулёж... и жуткий, звериный плач охрипшего от крика старика-эльфа.

Ким Мартинсен отшвырнул гитару. Сам того не понимая, подхватил с полу агонизирующее тельце и, неуклюже прижав к груди, стал выправлять, нет, просто погладил, провёл рукой вдоль спастически дергающегося позвоночника собаки. Из пальцев потекла невидимая энергия, похожая на гибкий лёд, потянулись полупрозрачные серебристо-алые нити. И снова этот противный звук: «Крэк-хрясь, крэк-хрясь».

Киму показалось, что он резко куда-то провалился или, наоборот, подпрыгнул, или его понесло на скоростном лифте. Глаза застлало чем-то красным. Сделалось не страшно, но как-то жутко, словно сейчас встретишься с тем, с кем не готов встретиться.

Мир дрогнул, качнулся, будто замершая перед боем часов минутная стрелка. И принял свой обычный вид: вернулись звуки, пелена отступила. Ким увидел, что сидит в центре залитого кровью пола, опираясь на пятки, и на коленях у него лежит и, кажется... спит... явно контуженный, мокрый, расслабленный, но – дьявол побери! – живой собачий подросток.

– На, забери свою псину. – Не вставая, Ким осторожно протянул заплаканному домовику его спасенного питомца. – Старый ты пень, а драчливый, козлина! – Он помедлил. – Сторож хренов. И кольцо – моё! Понял, моя прелесть?

«Прелесть» был совсем серый и какой-то ошелушившийся от горя и потрясения, но взглянул прямо в глаза вампиру, благо теперь они были почти вровень:

– Великий собачий целитель, сэр, Кричер просит простить его и готов служить господину нареченному нашего наследника. Прошу милостиво простить – обознался я, ошибся! Колечко-то хозяина... Как Вас величать, сэр? – Глаза эльфа бегали, как два бильярдных шара, с лица Кима на овчаренка, которого Кричер осторожно укладывал в наколдованную тут же переноску. – Спасибо за сэра Олсопплэрда Перла Тайгера Принца Луина.

– Не знал, что у Гарри Поттера такой сложный титул. – Начал тяжело подниматься Гуль, отряхиваясь и ища взглядом свою гитару. – Можешь звать меня граф Зоргэн, раз тут, в доме, так принято.

– Извольте в залу пройти, господин граф Зоргэн, я – Ваш преданный слуга, господин граф Зоргэн, навеки! – пропел домовик, пятясь задом в сторону кухни, при этом кланяясь и аккуратно левитируя перед собой Коржика, укрытого байковым одеяльцем. – Сию секунду подам завтрак, милорд!

– Ну это уже перебор! – Ким плюхнулся на диван в гостиной и вытащил из кармана куртки ди-фон, не обращая внимания на то, что вся его одежда и руки покрыты бурыми пятнами, просто обтер левую ладонь о брюки. – Нет, всё же ума прибавилось – вот сообразил же Джей Эсов аппарат прихватить, а свой оставить! Иначе как бы сейчас звонил?

Сигнал прошёл.

– Кто это? – раздался после писка соединения хмурый и какой-то бесцветный голос Поттера-среднего.

– Иди домой! – радостно гаркнул Гуль. – Проснулся, Джей? А то тут меня твой ушастик цепной сейчас чуть не прибил и на сковороде не поджарил! Ну, я скажу, и фрукт он у вас! Что-то на умирающего не очень похож. Как «где я»? У вас, на Гриммо. Ничего не пьяный! Приходи быстрее – и мы это исправим! Эльф где? Вон, завтрак тащит. Говорю же, не похож он что-то на умирающего. Жду, сумку захвати. Отбой.

Довольный Ким растянулся на диване во весь свой немалый рост:

– И кто из нас вампир?

................................................................................

http://www.pichome.ru/5wd

====== 25-2 ======

25-2

«Убью! Размажу по стенке! Авадой уёбка! Да что он вообще о себе думает? Вытворяет, что захочет, пьяная скотина! Почему пьяная? А потому, что на трезвую голову таких дров не рубят! Так я и поверил, что Крич ему завтрак готовит! Небось, проник в дом, тварина, домовика нейтрализовал или вообще прибил сразу. Как я мог вообще близко к нему подойти? Все проблемы из-за этой дурацкой любви! Никого не буду любить! Никогда! Пусть катятся со своей любовью! Выжгу! Выжгу из себя это! Навсегда, Адским пламенем! Ещё и ржёт там надо мной! Я же не знал, что и представить, думал, что он, урод, меня бросил, а он – там! А я здесь! И вообще гад ползучий! Летучий! Хер датский! Вышвырну его, как помойного кота! За шкирку – и за порог! Так, значит?! Так с Поттером? Мерлинов понос, сто пикси ему в жопу! Колом его осиновым! И по ветру развею! Ненавижу!»

Кольцо на пальце жглось, но разъярённый Джеймс этого не замечал.

– Ненавижу! Да что он вообще о себе думает, хер датский?! – он пошёл по второму кругу, уже вслух, и, красный как рак, с посиневшими от злобы губами, вылетел из трансгрессии прямо на крыльце родного дома; со всей дури магической инерции, продолжавшей тащить его по пространству, оступился, одной ногой съехал на ступеньку ниже, впечатался в дверь лбом и грудью, чуть не сломав нос. От боли у него позеленело в глазах и перехватило дыхание, поэтому по коридору Джей перемещался не слишком быстро – хромая, и молча.

Доковыляв до столовой, замер в дверях. Волшебная палочка чуть не выпала из онемевшего кулака. «Наверно, сотрясение мозга или чего-то там важного, – вяло подумал средний Поттер и закашлялся. – Галлюцинации. Придётся сдаваться в Мунго на опыты?»

Комната была освещена ласковым светом утреннего солнца, бившего через расшторенное окно, за нарядно сервированным столом восседали двое. Первый – длинноволосый худой брюнет с большой накрахмаленной белоснежной салфеткой, заправленной на манер слюнявчика за ворот футболки (вряд ли аристократ в энном поколении Мартинсен не умел культурно держать себя за столом, скорее, решил подтрунить над перегибающим палку старым слугой, однако не учёл его специфическое чувство юмора...); он солидно ковырял витой ложечкой, увенчанной немаленькой такой барочной жемчужиной (столовые приборы явно из кричерова схрона), мякоть половинки спелого авокадо, возлежащего на серебряной ладейке в фигурных дольках папайи. Второй – устроившийся по другую сторону стола на высоком, похожем на детский, стульчике ушастый, местами полосатенький пёс, тоже в аналогичном льняном слюнявчике с вышитой мышкой, да ещё и с перебинтованной крест-накрест головой; перед ним, правда, стояла металлическая непроливайка с печёночными оладушками и отсутствовали столовые приборы. Обоим трапезничающим важно прислуживал эльф в «гербовой тунике». Идиллия. Утро традиционного дома британских магов.

На полупрозрачной тарелке из оникса справа от, судя по выражению лица, ни о чём не думающего датского хера была художественно разложена нарезанная так, чтобы одним своим видом возбуждать аппетит, нежнейшая телячья сосиска и полита вустерширским соусом, буквально несколькими каплями, сверху гордо красовалась веточка петрушки. Чуть дальше стояло что-то типа овального фаянсового террина (1), под выпуклой крышкой которого, когда Кричер поднял её, обнаружилась исходящая сытным паром плотная, серебристо-бежевая субстанция.

– Овсянка, сэр, – сообщил эльф так, словно докладывал о прибытии наизнатнейшего гостя. И Джеймс привалился плечом к какой-то мебели – ноги его не держали: «Ловите мою крышу...»

Крупчато-слизистая дря... каша с чавкающим звуком, будто это не она была едой, а сама собиралась позавтракать, сползла с большой разливальной ложки прямо на плоскую тарелку Кима (с чеканными петушками).

– Мразятина, – не сдержался тот и поёжился.

– Так точно, сэр, – ответствовал эльф. – Посмею предложить сдобрить блюдо апельсиновым мармеладом.

– Соль дай, я ж не почечник там и не диабетик. Куда почапал? – Остановил граф Зоргэн эльфа, унесшего было хрустальную вазочку с оранжевыми сладкими кубиками (неистребимая профессиональная вредность?). – Сейчас Джей Эс... то есть мистер Поттер-средний прибудет. – Ким услышал грохот. – А вот и он!

Поттер-средний, между тем, сполз-таки на пол, ушибся плечом, от этого, а ещё от голоса Кима на раз очухался, вполне пришёл в себя, начал нормально соображать и со зверским криком:

– Да я тебя!.. – бросился к Мартинсену, вовремя успевшему встать из-за стола и таким образом принять на грудь вес повисшего у него на шее супруга.

Коржик принялся радостно повизгивать на своём стульчике; Кричер, деликатно отводя взгляд, вытирал кашу, растёкшуюся с опрокинутой тарелки. А Джеймс, уже почти привычно обхватив Кима бёдрами, душил его в жарком поцелуе. И сам постепенно сдувался, как шарик, без воздуха, но держался и не отрывал жадного рта от расслабленных, податливых кимовых губ, буквально каждой клеточкой своего тела чувствуя их самый лучший на свете вкус – вкус английской овсянки.

Легко взявший бы на плечо и взрослого мерина потомок вампиров артистично пошатнулся под весом отнюдь не стопудового парня и усадил свой «груз» пятой точкой на стол. Расторопный Крич в последний момент успел сдвинуть в сторону столовые приборы и поздоровался:

– Доброе утро, хозяин Джеймс, рады тебя видеть. А вы, сэр, – обратился он к Коржику, – перестаньте пищать, настоящий джентльмен должен выказывать радость сдержанно.

Поняв, что сидит на столе, и услышав этот непрозрачный намёк домовика, а ещё сообразив, что уже некоторое время вполне конкретно возбуждён, Джеймс покраснел как помидор.

– Здравствуй, – сказал он Киму и от переизбытка противоречивых эмоций закрыл глаза.

Тот по-своему понял состояние Джея и обнял, прижимая его голову к своему плечу:

– Всё-всё-всё, я здесь, твой ушастый кракозябр не умер, все живы-здоровы. Ты мне можешь верить, ведь правда? – Он посмотрел Джею в глаза. – Мне очень важно, чтобы ты мне верил. Потому что... того, ну всё время доказывать тебе что-то – это... ну не в кайф, сечёшь?

– Ага. – Кивнул Джеймс. – Не держи меня, я слезу, а то мне там в задницу что-то упирается.

– Э? То, что может упираться в твою задницу, находится не там, а здесь. – Ким приложил его ладонь к своей ширинке, где как раз начался... эмоциональный подъём.

Тот спрыгнул на пол, вынимая из-под себя вилку:

– А двенадцать часов-то кончились? То есть, получается, что мы правда с тобой не из-за секса? Значит, можно больше не терпеть? – С каждым словом во взгляде Джеймса вспыхивали новые огоньки, озорные и одновременно серьёзные, даже слишком.

– Капитан прибыл, поднимаем флаги? – курлыкнул Гуль баском (как у него это получалось?). – Где тут трап в твою каюту, юнга? Веди!

– То есть пора отдавать швартовы? Фу, глупость, – засмеялся Джей, – а знаешь, у нас яхта есть. Ну пошли, пошляк, а то ты тут без меня еще в трюм попадешь, в кандалах, если настоящий капитан, не ровен час, явится.

– Ты ж говорил, он в Шотландии? – взбегая за ним по лестнице, спросил Ким и, не дождавшись ответа, развернул Джеймса и опять подхватил под коленки лицом к себе; так, целуясь, они и повалились на кровать. – Упс! Штормит! Мы каюту не перепутали? Точно твоя?

– Не знаю, – задышал как в запале Джеймс и удавом заскользил всем телом по телу Кима, – похуй.

– Не ругайся, а то моя торпеда раньше времени вылетит – ты о-о-очень сексуально ругаешься.

Но Джеймсу и правда было пох... всё равно, что происходит вокруг, где они находятся, придёт или нет отец, услышит ли их старый эльф; даже, возьмёт ли его Ким или кончит прямо сейчас, «за борт», тоже не имело значения. Важно было только одно: не отрывать губ от кусочков его постепенно обнажающегося тела, пить его энергию, высасывать по капле через поры любовь. Джей, как наркоман или потомственный кровосос, дорвался до заветной долго ожидаемой дозы, и его потащило в воронку параллельного мира, в зависимости от жизненной ситуации называемого кайфом, небытием, нирваной...

Его губы изредка шептали что-то почти нечленораздельное, но Ким, похоже, отлично понимал.

– Любишь? Я тоже тебя люблю, – отвечал он в паузах между поцелуями и своими стонами, сдержать которые не было сил. – Знаю, и это знаю. Прости, да, глупо с этим браком. Да, навсегда. И я тебя никому не отдам. Я солёный? А ты вкусный. Нравится солёный? Там солонее? Нет, не отгрызёшь, но не надо пробовать. Не больно. Почему хриплю? Я не хриплю. Я тебя поймать пытаюсь, ты ж как морской змей! Нормальный змей и камушки так... красивые. Да замри же ты хоть на секунду! – Ким схватил и зафиксировал в железном зажиме рук извивающегося на нём, уже совершенно голого супруга, пытавшегося целовать, и лизать, и гладить его абсолютно всюду и сразу, а ещё тереться о него пахом в местах, традиционно не предназначенных для эротического трения. Но какие нахер традиции, когда везде горит, везде хочется?

Джеймс в руках Кима вытянулся струной и замер. Его глаза бешено сверкали, нижняя губа была закушена до крови. «Дорвался!» – с подступающим восторгом подумал Ким и медленно опустил на себя Джеймса, пропуская руки ему под колени, разводя их. Он чувствовал на животе жар и твёрдость его раскрасневшегося члена.

– Ты понимаешь? Ты здесь? – спросил он. – Джей Эс, я хочу, чтобы ты понимал.

Палец Кима дотронулся до мягкой ямки между ягодиц Джеймса. Того как током ударило, он приподнялся на руках, вжался бёдрами в Кима и прогнулся до хруста. Его ягодицы зажались, не выпуская. Ну и не впуская, конечно. На вопросы он отвечать или не мог, или не хотел. Но по его глазам Ким понял, что сейчас можно что угодно и как угодно. Только сам он хотел... нежно, чтобы как песню спеть одну на двоих, с сильным текстом, с негромкой, но пробирающей насквозь мелодией, а не жарить, скача до потолка, соло на Линде, срывая себе барабанные перепонки и нервы.

– Куда мы гоним? А? – Он погладил Джея по спине, тот тихонько заскулил. Киму даже стало не очень комфортно: его мальчик сейчас и правда был словно под кайфом, превратился в глину, в мягкую послушную массу, предназначенную для одного – секса. Из него как будто вытекла душа и спряталась где-то в тёмном уголке комнаты, может, вон за той тумбочкой. «Ебать резиновых пустышек я и в подростковый период не любил», – поморщился Ким.

– Джей Эс, – переместил он ладони к голове Джея и зарылся пальцами в его густых волосах, – как ты хочешь? – И принялся почти невесомыми поцелуями осыпать ему плечо. «Я буду много тебя целовать, у меня на это впереди – вечность, несчётное число поцелуев. Каждое местечко твоего тела изучу губами»... А Джея колотило, его дрожь передавалась Киму и подгоняла оргазм. Мартинсен понимал, что надо сбавить обороты, успокоить партнёра – иначе выдаст ему по полной. – Скажи, что мне делать? Как?

– Ближе, быстрее, сильнее. Хочу сойти с ума. Уже схожу. Ким, сделай как тогда в Калифорнии, а потом повторить. И ещё. Сдохну же. Давай, дай мне то, что я хочу! Дай!

«Э, его сейчас не переключить, – подумал Ким, впрочем, без особого сожаления, просто констатируя факт. – Да и я не железный».

– Как в Калифорнии? – Поднял он Джея под мышки. – Будет тебе, солдатик, то, что ты хочешь! – И собрался было опрокинуть его, подмять под себя, разложить и войти пожёстче, однако... Однако. «Однако!» – потом Гуль частенько произносил это мысленно, вспоминая этот первый раз в доме Поттеров...

Однако Джеймс не дал себя сдвинуть с места, упёрся, подтянулся выше, мазанул губами по лбу Кима, обернулся; в его глазах было написано нечто такое, от чего тот сказал вслух: «Нет, дурень, не смей!», но сделать ничего не успел: его просто парализовало ожидание чего-то дико приятного. А Джеймс коротко хохотнул, как приговорённый смертник, решившийся на добровольный уход из жизни, сплюнул себе на руку, влажно ожёг ладонью у себя за спиной пульсирующую головку стоящего колом члена Кима (у того от одного этого незатейливого движения и ощущения вязкой влаги нехилые такие мотыли закопошились где-то под желудком... Блядь, как же круто!..); кажется, и себя между ягодиц смазал так же, и, как-то деловито пристроившись бёдрами, резко насадился на член. Замер на полувздохе, с широко распахнутыми глазами, по инерции опускаясь ниже...

Только через пару мгновений совершенно ошарашенный Ким, инстинктивно ещё и подавшийся бёдрами кверху, в Джеймса, догадался поддержать его на руках, приподнять, фиксируя на уровне, который обеспечивал бы принимающему стимуляцию простаты и, соответственно, смягчал боль. На лице Джеймса дрожала слабая улыбка, его ресницы на сомкнутых веках тоже дрожали, на лбу дрожала влажная тёмная прядка... Когда с неё скатилась капля пота и побежала по скуле, скользнула Джейми на шею, на грудь и скрылась в тонких складочках кожи на животе – сразу после этого раздался такой глубокий и тягучий стон, что Ким тут же сообразил: его солдатик поймал оргазм. Он увидел, что член у того совсем расслабился, от эрекции не осталось и следа, разве что слегка вздыбившиеся волоски на лобке показывали, что желание не покинуло Джеймса совсем, а лишь откатилось, как пушка после отложенного выстрела. Ким смог поддать в него не больше десятка раз. И Джей Эс, похоже, считал каждый, даривший его телу ещё большую дрожь наслаждения. Выходить Ким и не думал, и не мог – сперма брызнула неожиданно, потому что мысленно он уже давно и много раз кончил. Наяву это вышло мощно и вызвало короткую, но такую сильную судорогу, что Ким вместе с Джеем, пытающимся скакать на его бёдрах, согнулся пополам и с рыком свалился набок.

Джеймс некоторое время не выпускал его, сжался что было сил и продолжал сам подмахивать на уже опадающем члене. Конечно, ему было мало.

Спермы оказалось очень много, всё вокруг было скользким, Ким решил, что не будет останавливаться. Заметив по немного «протрезвевшему» взгляду, что, удовлетворив первый, самый острый сексуальный голод, Джеймс слегка опамятовал, затих, он повторил попытку поговорить и позволить тому рулить.

Мартинсену именно сейчас, как никогда, стало отчётливо понятно и очевидно, что они с Джеем вместе, без вариантов, но он сам всё ещё чувствовал в себе некое упругое сопротивление и видел, что Джей Эс тоже выставляет подсознательные барьеры. Странное дело: всё решили, звёзды сошлись, нити судеб связались крепким узлом, магия одобрила, родичи не против, да к тому всё и идёт, вернее, уже пришло, что порознь они просто никак, измотаются и сдохнут от сердечной боли, а всё равно что-то внутри держит обоих в каких-то непонятных рамках, не разрешает жить так, как хочется, цепляется за некий крючок, не впускает и не выпускает ничего извне, даже если это – твоя вторая половинка и рождена на свет для того, чтобы заполнить твои пустоты, закрыть твои раны, сделать тебя целым, полным, настоящим... Чёртово воспитание, общественные традиции или естественная для биологического организма функция самозащиты, предохранительный клапан одиночества... Да, Джеймс труднее выходит из этого состояния закрытости, будто высовывает к Киму руки через толстую решётку в окне, а открыть её совсем и перепрыгнуть через подоконник боится или просто не умеет... Гуль решил не торопить события: «Пусть мой Джей Эс медленно сам оттаивает», но и не пускать на самотёк: «Если ему, несмотря на бесспорное желание, так сложно прийти ко мне, то почему бы мне не отправиться к нему? А что, мы люди не гордые, ждать, протирая булками бархат трона, когда к нам притаранят любовь и доверие, не будем. Если пока не получается полноценно быть вместе (ничего особенного, бывает, не сразу Карфаген строился), то почему бы мне не побыть с ним?»...

– Ты как? – Ким взял свою футболку и принялся вытирать Джеймса, себя; вспомнил, что он теперь маг, на память (слышал изредка от Бюлова и Ульмера) сотворил Очищающее заклинание – вышло не идеально, но стало гораздо комфортнее. – Джей, ну мы точно пара, – зачем-то сказал Ким (будто поставил точку, самую последнюю, чтобы больше никогда не возвращаться к этому абзацу) и подтянул того ближе. Погладил по спине, следуя кончиками пальцев по линиям выпирающих рёбер, прижался губами к уху, слизнул солёную каплю... Слеза? Да он еще плачет? Наверное, в полуобмороке?.. Не слышит?

Ким тихо, почти про себя, начал говорить. Сумбурно, с размеренным рокотом в голосе. Про то, что чувствует, про то, как относится к Джеймсу, про то, на что готов для него, для них обоих; про то, что в жизни считает важным, а на что не стоит заморачиваться; про то, что много пил, а зря, и часто топил свою больную башку в дури – слава богу, сумел вылезти из этой помойной ямы; про то, как ценит друзей и не может дышать без музыки; про то, чем пахнет кожа Джей Эса и волосы, на что похожи его глаза, как бывшего сквиба и почти вампира Зоргэна штырит от джеймсова голоса, как медленно застывает кровь в жилах, когда его нет рядом; про то, что плакат с двери нужно снять – негоже парню, состоящему в браке, любоваться на полуголых спортсменов; про то, что дом у Поттеров чёткий, настоящее семейное логово, и домовик нескучный, и собака такая охранная...

– Что? – Джеймс тряхнул головой и как голодный зверек втянул нижнюю губу, глотая с судорожным всхлипом.

– Думал, это я псих, ан нет, не один такой. – Слегка разжал объятия Ким, давая ему немного простора. – Постой, не дёргайся, я сам.

– А... мне... Ким, плохо... – Джеймса снова начало колотить, он как-то странно посмотрел на Кима, будто через толстое мутное стекло, неловко сдвинулся, похоже, не знал, куда деть руки, его ступни стали ледяными.

Ким привстал, опираясь на локоть, и словно лапами подгрёб Джея под себя, прижимая сильно, но бережно, уложил его голову себе на сгибе руки. Свободной рукой решительно взялся за член своего солдатика, поднял, разминая и обводя закрытой складками кожи головкой по лобку и бёдрам.

– Щас будешь по стойке смирно! И салют! Надо кончить, надо, такой приказ, солдат.

– Да-а-а.

Ким нагнул голову над пахом Джея, его длинные растрёпанные патлы тяжело упали тому на живот, холодя разгорячённое тело.

«Что я делаю? – подумал он, беспорядочно целуя Джеймса в промежность, во внутреннюю часть бёдер, в ореол пупка, под «солнышко», вжимаясь носом в нежную кожу. – Нахуй такое? Я же люблю его. А чего он психует? Ведь неспроста. Такой, как он, – не слабак, а истерит больно сильно. Будто ломается в нём что-то, а он не поймёт, держать изо всех сил или помочь быстрее оторваться».

– Что с тобой? Джей, кончи, давай, кончи, для меня. Ну отпусти нахер тормоза! – Ким понял, что его мальчик что-то доказывает, с чем-то в себе ещё борется, боится... не его, Гуля, это понятно... но близость для него сейчас – как шаг в пропасть, крушит в себе переборки какие-то... вот такая опять дурацкая ассоциация с кораблем... – Дай себе утонуть во мне! Это страшно только сначала, я знаю, обещаю, я дам тебе дышать, это – не зло, это и есть – ты! – Гуль почти рассвирепел и начал остервенело, со злостью, ну уж явно не лаская, дрочить Джеймсу. Член в его кулаке моментально раздался в объёме, выпрямился, твердея, кожа на нём натянулась, рельефно проявляя все выпуклости и венки, уздечка натянулась короткой стрункой, венчик набух бугристым полукольцом, головка округлилась, яички напряглись перед эякуляцией.

Джеймс, до этого лежавший почти в позе эмбриона, ахнул и, сжавшись, вдруг расправился, как выстрелил из арбалета, вытянул ноги, потянулся всем телом, судорожно схватился за Гуля, глубоко загоняя ногти ему в кожу, царапая до крови. И тут же болезненно выдохнул, громко выругался матом.

«Гадко, – подумал Ким, – но естественно. Хоть так, лишь бы он не держал себя в такие моменты».

Перед самым финалом, уже чувствуя между пальцами липкую влагу, Ким направил джеев член ему на живот и не переставал дрочить, выдавливая и выдавливая головку, пока последняя капля спермы не вытекла наружу. Тело Джеймса расслабилось волной. Когда ствол в ладони Кима стал мягким, он поцеловал его у основания и провёл языком к головке. Продолжил двигаться губами по животу, перемазанному густым семенем, по груди, по шее, подбородку, остановился на губах Джеймса, принявших его спокойно и уверенно. Кажется, Джей Эс разрешил себе это наслаждение и теперь без сопротивления погрузился в него.

Их сердца, сначала бившиеся вразнобой, быстро подстроились друг под друга и застучали в одном ритме.

Ким Мормо Мартинсен, через некоторое время оторвавшись от губ любимого, не смог сдержать искреннюю победную улыбку. Только вот, кто кого победил, он сейчас внятно не объяснил бы даже самому себе...

...........................................................................

(1) Супница

====== 25-3 ======

«Зачем он мне? – думал Гуль, накрывая полусонного Джеймса одеялом и пристраиваясь рядом. Возбуждение сменилось расслаблением, но не ушло совсем: насытиться этим человеком вдоволь было, наверное, просто невозможно. Тело отзывалось на легчайшие касания к телу любимого гулом нервов, вновь готовых на сексуальные подвиги, поэтому, дабы не дразнить самого себя и дать Джей Эсу немного передохнуть (у того даже щёки впали и под глазами выступили тени – это было хорошо видно при дневном свете, вот же блин!..), Мартинсен плотнее прижался к нему – никакого трения, зато энергия просто физически струится и всасывается напрямую. – Зачем мне этот парень? У меня были и мальчики, и девочки, сладкие пупсики, развратные твари, бляди, целочки, свирепые жеребцы и пони с ресничками, и даже, скажем так, шикарные во всех смыслах особи постарше, иногда вообще неопределённого пола; я много чего умею в сексе и могу в принципе всё, так зачем мне именно этот солдатик? Нет, это не сомнения, нифига, решил я всё окончательно, душой, сердцем; умом тоже хочется понять, разложить для себя: зачем? Симпатичный, ладный, но, в общем-то, среднестатистический Джеймс Поттер, неглупый, с характером, по сути ещё мальчишка, зачем он мне? Не только ведь для секса. Был бы он, например, девчонкой, разве я отказался бы от него или чувствовал к нему меньше любви? А вдруг? А что если это лишь феромоны и стечение обстоятельств? Ну, фишка так легла? Не, не может быть, иначе не ощущался бы вот этот стальной трос, который вживлён одним концом в моё нутро, а другим – в Джей Эса... Это больше, чем желание, больше, чем капризы тела, это моя суть – хотеть его. Не люблю весь слюнявый пафос, но именно так чувствую: если моего солдатика почему-то вдруг не станет... ну, всякое случается, жизнь – та ещё сучара... я без него, конечно, не вскроюсь и колёсами не нагружусь, с крыши гулять – тоже не моё, под поезд – вообще бр-р-р (читал про русскую мадам Карьенину, фигнёй тётка страдала), но и жить ведь тоже не смогу, буду просто дышать, просто жрать и пить, может быть, даже трахать чьё-то очко, и, может быть, даже на Линде тренькать... только захочу ли? Поэтому вывод: надо сделать так, чтобы мой солдатик был всегда, со мной и вообще...»

Его солдатик (блин, привязалось же, но вроде нестрёмное погонялово, лишь бы Джей Эс не обижался на него, а так ведь занятное имечко, да и образ стойкого, верного парня из олова, умеющего любить, красиво ложится на сказки, песни, на мечты о чём-то настоящем... Правда, и плавится вояка в горячих руках, будто олово или даже воск, и это ж просто с ума сводит!)... так вот, его солдатик спал не больше четверти часа, зато как убитый. Сам Гуль глаз не сомкнул – прислушивался к его дыханию, едва заметной вибрацией отзывавшемуся через позвонки – для обычного человека было бы не слышно, но Мормо Мартинсен улавливал этот процесс легко, а ещё мог бы на счёт сказать, сколько раз за это время ударило сердце Джей Эса – семьсот тридцать восемь... 739, 740…

«Как же мне повезло, что встретил тебя сейчас, когда мы оба молоды и у нас есть время всё разрулить, притереться качественно и полноценно насладиться друг другом, – беззвучно прошептал он в спину Джею. – А то бы могли встретиться на закате жизни, оба – старики, блядь, как же это грустно... А сейчас привыкай ко мне сколько угодно, времени полно – целая жизнь впереди. Наша... Интересно... – некая мысль, непонятно откуда явившаяся, поразила Гуля, – ...интересно, а вот все люди именно так любят, чувствуют похоже? Пиздец, никогда не задумывался об этом. Но взять тех же Свечку с Андрисом – ну кобелины же оба, пробы ставить негде, а поди ж ты – вместе, пара и уже, походу, месяца два или больше (вечность!) спят только друг с другом. А смотрят иногда друг на друга как? Так, что прям завидно. Или та же Матильдочка. Пигалица безмозглая, голь нищебродная, почти безродная, дворняжка приблудная, казалось бы, что в любви понимать может? Она этой любви сроду не видела, хорошо, если за секс её хоть кормили и рожу не портили синяками – вот и вся любовь. А смотрите, какая лебёдушка выросла из гадкой утки – красавица, душа аж звенит, добротой переполненная, благородством каким-то удивительным, прыгать в штаны мужикам и думать не думает (ёбт... даже я её ни разу не попробовал, и с Саем они взаправду друзья, а не любовнички... диво...); а ещё и втюрилась в кого-то по уши, вот повезло мужику, лишь бы серьёзным и заботливым оказался, не тупым. Потом тот же Сольвай, неужели и у него, у этого, по сути, молокососа, вот так же в сердце щекочет от любви, в животе копошится что-то хорошее, а в голове – мысли придурочные, навроде этих самых?.. А отец с мамой? И они любят так же, как и я? Нифига себе...» Гуль, слегка прибалдевший от подобных размышлений и сопутствующих им образов, замелькавших перед глазами, ещё плотнее закутался в одеяло и накрыл с головой Джеймса – так диковинная реальность не била в глаза дубиной утреннего солнца. «Эх, спрятаться бы с моим солдатиком, от всех и от всего, пожить на необитаемом острове, чтобы только он и я... Хотя охереем же быстро, без музыки, без друзей, без работы. Вот устаканится всё, церемонию брака проведём, что бы всё чики-пуки, – и устроим себе медовый месяц в каком-нибудь медвежьем углу, только не в тропиках, ну на хер ихнюю жару и всяких кровососов натуральных; лучше на севере, как викинги жили, сами себе берлогу построим и завалимся в спячку на зиму... За оконцем будет реветь вьюга, в очаге – жаркое пламя, а мы в лохматых тёплых шкурах и кормим друг друга мясом с ножа... Блядь, чего-то из меня романтика прёт. Да, надо потом как-нибудь ещё про любовь подумать, интересная тема. Только не сейчас». Джеймс, вероятно, от недостатка воздуха закопошился – организм Кима моментально сообщил: «Эгей! По второму разу? Ну давай, я готов, е-е-е!»