Текст книги "Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)"
Автор книги: Smaragd
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 89 страниц)
– Нам Сталин дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенное… вот говно, забыл, что там дальше… – сокрушённо вцепился себе в бороду Иван, – но припев помню! Всё выше, и выше, и выше!.. Короче, шоу маст гоу он.
Сай, устало прикорнувший на сложенных на столе руках, встрепенулся, поднял голову с торчащими вихрами и запел:
The show must go on,
The show must go on
Inside my heart is breaking
My make-up may be flaking
But my smile still stays on. (3)
Ваня, как ни странно, уверенно подхватил… На втором куплете оба заплакали…
Сольвай иногда энергично махал руками, но ни разу не разлил свою рюмку, только страшно удивлялся, что она быстро пустеет.
После «Money, money» от АВВА последовало битловское «Yesterday», удачно попадающее в рабочую серенаду кукушки из настенных часов – Поттер не выдержал и начал уже просто тянуть Сванхиля из-за стола:
– Пошли, пошли, идём, Сайка! Не падай, бери куртку.
Ваня понял его намёк по-своему:
– Бери шинель, пошли домой!
Сай остановился и навострил уши:
– Дальше как? Спой!
Выслушав грустное «Мы все – войны шальные дети, и генерал, и рядовой. Опять весна на белом свете, опять весна на белом свете, опять весна на белом свете, – бери шинель, пошли домой!», он потребовал срочно ноты гениального произведения и размазал по щекам новые слёзы.
Поттеру казалось, что он присутствует на представлении талантливого балагана, дающего этой ночью нешуточную драму военной тематики. Уводил он рьяно сопротивляющегося Скорпиуса из избушки деда Вани с почти заломанными за спину руками под минорную эпическую балладу:
На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой…
Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас…
Раскатистый, хорошо поставленный голос банщика ещё долго звучал за их спинами по калифорнийским холмам.
Ночь окружила и подгоняла, подгоняла… Поттер не смог взлететь на машине (сам не совсем трезвый, несмотря на сильное детоксикологическое колдовство, а про Сая и говорить нечего – только полёта сейчас не хватает!) и гнал как сумасшедший. Благо, что ночью трасса была почти пустая, но пару раз без магического вмешательства не обошлось – иначе валяться бы красавчику Роллс-Ройсу с его пассажирами в кювете или на дне каменного обрыва… Встречные фары выныривали из темноты лишь на секунды и, казалось, шарахались в сторону, мимо пролетали чёрные заросли леса, ярко освещённые автозаправки и мотели, пригородные кварталы, а Поттер всё вдавливал педаль газа, заставляя обычно почти бесшумный, идеально отлаженный мотор реветь хриплым возмущённым зверем.
Так быстро он никогда прежде не ездил. Зато остатки хмеля растаяли где-то далеко позади за бампером Гипериона.
Сай, грусть которого по дороге быстро развеялась, оказался крайне забавным в подпитии, он делал широкие замахи руками, стараясь что-то объяснить или рассказать, и тут же валился набок, на раз утратив всю свою грацию и даже элементарный баланс. Ремень безопасности на столь беспокойном пассажире пришлось закрепить почти намертво.
Гарри время от времени посматривал на него, своего любимого мальчика, и не мог понять, всё ли сегодня сделал правильно. И с мнимым снятием проклятия, и с последующей пьянкой. Свидание удалось на славу, ничего не скажешь, но оставило вопросов больше, чем дало ответов…
На самом деле всё их вчерашнее ночное бдение в почти доисторическом лесу, запись той песни, вернее, заготовки для неё – стихов, показывали… как бы выразиться точнее… болезнь Скропиуса, говорили Поттеру, что напряжение у парня достигло пика, и поэтому... Пусть пьет! (Под присмотром же и не палево, а лечебный эксклюзивный алкоголь). Пусть думает, что избавился от Ледяного сердца. Пусть любит спокойно в своё удовольствие. В жизни и так много проблем, чтобы ещё и от любви терпеть муки… А если он теперь не захочет любить Гарри Поттера?.. Значит, Гарри Поттер сделает всё, чтобы у Скорпи не возникло подобной идеи!..
Строить из себя идиота и на прощание ограничивать любимого парня в поцелуях он не собирался… И не мог… Так что план по поцелуям они на этом свидании перевыполнили! Правда, Сольвай эпизодически внезапно засыпал… Договориться с ним о звонках и встрече уже в Европе было нереально, поэтому Поттер отобрал у него ди-фон и просто забил в адресную книгу свой номер, записав на всякий пожарный и себе все (американский, английский и даже датский) телефонные номера Сая, а так же несколько номеров других Мотыльков.
Буйный охрипший, как сказал Ваня «зело борзо притомимшийся», но счастливый датский принц по прибытии в аэропорт просто отказался идти – и, бессильно припав к плечу волокущего его Поттера, потребовал привезти его нетрезвую персону к трапу на багажной тележке...
– Стоять! – Гарри привалил Сольвая к стеночке и отвлекся на минуту, чтобы ответить на вызов саевского телефона, который как раз держал в руке. – Тебя, видно, друзья потеряли. Ответишь?
– Най! – залихватски проорал тот и широко, как мультяшный лягушонок, растянул губы в улыбке. – Йег флиге икке! (4)
– Надо, братец, надо! – Гарри, сдерживая невольный смех, развернул его по направлению стойки регистрации рейса. Пассажиры оценили мизансцену, но проходили мимо, вполне доброжелательно ухмыляясь: с кем не бывает, а парнишка уж больно симпатичен.
– Топай давай! Да не мети ты курткой пол! – Гарри отпустил было вдруг пожелавшего «сам топать ножками» Сольвая. Тот, пошатываясь и даже пытаясь прилечь... но уже за жёлтой линией, растерял документы, стал поднимать упавший паспорт и посадочный талон, его занесло по дикой кривой, как гонимый ветром полиэтиленовый пакет. Поттер чертыхнулся и всё-таки послал мальчишке невербальное отрезвляющее – тот достойно прошел в ворота F3. Благо, что контроль на внутриамериканских линиях был нестрог, да и этого пассажира в Калифорнии уже узнавали в лицо...
– Прощай, Сай… До свидания, до скорого…
Его фигура давно исчезла из вида, а Гарри никак не мог заставить себя уйти, всё смотрел и смотрел вслед… своему такому странному, сложному, нелёгкому и смешному счастью…
– Привет, Сай! – У трапа переминался с ноги на ногу Гуль.
– А что это нас не через рукав сажают? – Сольвай задрал голову и зачем-то помахал стюардессе, нетерпеливо поглядывающей на часики; она стояла на верхней площадке трапа частного самолета нью-йоркского журнала «Мusexpress» (как шутили ребята «музыка, секс и по-быстренькому»), купившего эксклюзивные права на оставшиеся концерты американской части тура Мотыльков. – Что, мест всем не хватает, что ли? – спросил он глуповато. Но Мартинсен этого не заметил:
– Каких мест? Все давно на месте, кроме тебя. Сай, слушай, э… я… того… прилечу завтра, к вечеру, вы там без меня распакуйтесь, ладно?
– А брифинг? – полупротрезвевший, но еще расслабленный Сванхиль с трудом переключился на то, что бубнил друг. – Репа на новом месте? Зал прослушать?
– Ну… дело есть, очень надо. Я вот просто проводить пришел. И гитару мою забери.
– Ким, – глянул строго лидер «Кrom fendere», – опять?!
– Не, ну чего ты... я ни грамма! Гитару мою заберёшь, вот. Завтра буду. Пока!
Сай пожал плечами, попытался нахмуриться, но передумал:
– Валяй. – И стал, пошатываясь, подниматься в самолет; споткнувшись на последней ступеньке, крепко обнял симпатичную стюардессу, но кимов футляр удержал!
– Я молодец! – прокомментировал он, наощупь стирая со своей щеки розовый «поцелуй» от пострадавшей. – Устоял!
– Ты что опаздываешь? – Бюлов, скрестив руки на груди и колюче прищурившись, поджидал его в проходе между креслами. – Вы на пару с Упырем охренели, что ли?
Остальная группа и кордебалет вместе с техниками и администратором приветствовали Сольвая дружным улюлюканьем, в несколько десятков глаз вылупившись на, прямо скажем, затраханный и встрепанный видок своего вожака.
Он покачнулся и передал Киту тяжелый кофр:
– А который сейчас час?
– Да как тебе сказать… Не обидеть или честно? Мы уже сорок минут как должны быть в воздухе! Без двадцати четыре утра, соображаешь?
– Не очень, – откровенно признался Сай и начал протискиваться к свободному месту.
– Дожили! Где тебя ебали и сколько их было? – Злым шепотом орал на него Андрис. – И… откуда это ты такой «ароматный»? – Развернулся он, чтобы пропустить мимо себя похмелянта, и сморщил нос от амбре, ударившего в лицо.
– А, это из бани. – Искренне не понимая претензий, пожал плечами тот и снова отобрал у хмурого друга бесценную кимову «Линду».
– Понятно! – Кит закатил глаза.
– И ещё ели там сало с чесноком. Пальчики оближешь! И брага, конечно! – С видом бывалого алкаша махнул свободной рукой Сольвай.
– Да, натурально! Теперь в банях такое подают? – Андрис не знал, злиться или смеяться.
– Не обращай внимания! – мурлыкнул Сай. И принялся суетливо засовывать гитару между сидением и иллюминатором, почти рухнув на кресло в середине ряда. – Готово! Скажи пилоту, можем ехать!
– Я с тобой ещё не закончил, шеф! – Андрис склонился и приблизил лицо к уху гуляки. – Наркота? Алкоголь и бордель, судя по запаху… Нет, – поправил он сам себя, – скорей, помойка. Что происходит? Так ты скоро докатишься и до…
Но Сай, кивнув, уже достал из кармана куртки какую-то бумажку и продекламировал вслух:
– Вот и бред, привет, братишка!
– Что-о?
– Не «что», а откуда? Не я писал, точно! Или не помню.
И продолжил:
Тёплый морок, жаркий сон.
Недочитанная книжка:
Эльфы, сказочный дракон.
Рад тебе, гонец из детства, Пуховой простудный рай, Где-то шепчет по соседству Голос милый: “Засыпай...” Мне кладут в постель игрушку, Кот пушистый дышит в шею, Мёд и чай в узорной кружке, Шалью кутают теплее. Руки бабушки порхают, Подтыкая одеяло, Лоб мой потный утирают, Я прошу: «Прочти с начала...» Замок древний, лес дремучий. И меня уносит в сон незнакомый рыцарь в латах. В небо в радугах и тучах Скачет, скачет конь крылатый.
– Ой, что-то спать расхотелось! – закончил он.
Бюлов покачал головой и тихо отошёл на своё место. А Сай начал озабоченно шуровать у себя в сумке – захотелось срочно записать что-то важное, неотложное! – однако был остановлен милой девушкой в красном пиджачке, которая с непонятными целями склонилась к нему и вдруг защелкнула на саевом животе мерзкую холодную железячку… «Плевать! Так, дневник! Где же он?» – Сольвай был в растерянности, но, недолго думая, схватил какой-то проспект из боковой сетки на ручке кресла и начал писать, периодически поглядывая в иллюминатор…
Белые блёстки звезд,
Синие сполохи счастья, Света и чувств перехлёст... Точки-тире дорог вслед за полётом мчатся. Трудится не спеша, Скоростью скорость гаси’т, Боинга грузная туша, но свободна душа! На шее осколок темницы висит. Так, рядовая стекляшка...
Он писал, то очень быстро, почти неразборчиво, сглаживая слова в одну витиеватую линию, чернильную тесьму, то замирал или начинал, предаваясь глубоким раздумьям, выписывать буквы, словно в ученической прописи – и перечеркивал, выстраивая строчки; опьянение медленно отступало, не оставляя никакой тяжести и мути… Всё проходит, всё, но самое важное остаётся, навсегда… Настроение было восхитительным и лучезарным, как в детстве на Рождество у бабушки, он даже слышал как она играет для него, шестилетки, простенькую «Ель» Сибелиуса… Сай не летел в пузатом Боинге, а плыл на светлых облаках из фрагментов воспоминаний… И предчувствие ещё большей радости переполняло его. Вздохнув (так вздыхают по-настоящему счастливые люди, только начавшие осознавать всю остроту своего счастья), он закрыл глаза, бросив последнюю строфу недописанной, и даже не заметил, что напротив его кресла сидела, сжавшись в комочек, Матильда Вантуле и, прижимаясь лбом к холодному стеклу иллюминатора, тихо, но горько плакала…
…………………………………………………………
(1) Частушки, будем считать, что народные)), хулиганская песня Сая – авторство jozy, далее использованы фрагменты замечательных советских песен: «Идёт солдат по городу» /авторы: М. Танич и В. Шаинский/, «Я люблю тебя, жизнь» /К. Ваншенкин и Э. Колмановский/, «Вот кто-то с горочки спустился» /композитор Б. Терентьев/, «Авиамарш» /П.Герман и Ю.Хайт/, «Бери шинель, пошли домой» /Б. Окуджава и В. Левашов/, «На поле танки грохотали» /народная/. Банщик Иван, рождённый в СССР примерно в 1935 году, именно этим песням отдаёт предпочтение.
(2) Но пасаран – Они не пройдут! – лозунг, выражающий твёрдое намерение защищать свою позицию, символ антифашистского движения и борцов с реакционерами.
(3) Шоу должно продолжаться,
Шоу должно продолжаться.
Моё сердце разбивается на части,
Мой грим, наверное, уже испорчен,
Но я продолжаю улыбаться. (The Show Must Go On. /Queen/)
(4) – Неа!.. Я не лечу! (датск.)
====== Глава 19. Consortium omnis vitae ======
19-1
Улетали из Калифорнии Мотыльки странно... как бы вылупившись для чего-то нового и неизвестного из кокона прошлой жизни. Некоторые из них (собственно, наверное, все) – повзрослев или изменившись... В группе явно сдвинулись акценты: Кит и Джимми, наконец-то, точно стали парой; Бамсе оказался суетливым и не в меру дотошным “по хозяйству”– полностью взял под контроль матчасть коллектива, и прекрасно справлялся; Гуль перестал вроде не только колоться, но и пить, а сейчас вообще (впервые такое!) с ребятами летела только его гитара... У иллюминатора сидела в джинсиках и простом джемпере безкаблучная Мати и давилась всхлипами, глядя на огни покидаемого Лос-Анжелеса... Пьяный Сай вызывал у друзей особую тревогу: выглядел так... будто всю ночь трахался с, по крайней мере, тремя виагровыми профессионалами, но был расслаблен и весел... Что творится?..
По влажной утренней трассе катил «на автопилоте» голубой блестящий Гиперион – его водитель почти не различал дороги, то и дело поглядывал в небо. Что он там ожидал увидеть? Огни самолёта, уносящего его любимого мальчика далеко-далеко? Наивный...
«Наивный, – вертелось в голове у Гарри. – Какой же я наивный. Полагал, что всё контролирую. До этого так и было, всегда. С Джинни расстались легко, ну, как минимум, цивилизованно, так, кажется, это называется? С Вудом... Я же думал, что люблю их. Почему нет? Просто кричать об этом совершенно не хотелось... Заблуждался? Не знаю... Эта самая любовь бывает, оказывается, такая разная: маленькая и большая, повседневная и праздничная, спокойная и болезненная, раздражающая, колючая, напряжная... Бывает такая, о которой хочется кричать! И когда она приходит, понимаешь, что всё прежнее – кофе с коньяком, а настоящий коньяк – вот он, только сейчас ты его распробовал, чистый, горький, вкусный, тёмно-янтарный, обжигающий, и теперь запомнишь его вкус на всю жизнь...» Не то чтобы Гарри сильно любил коньяк, но вот такое странное сравнение пришло ему в голову... Он даже почти крикнул: «Я люблю Скорпиуса Малфоя!», – так хотелось это сделать! Прямо на скорости, над океаном, сообщить о своих чувствах небу, горам, потерявшемуся в черноте горизонту... Но в последний момент, то ли испугавшись мальчишеского порыва, схожего с безрассудством, то ли закашлявшись от ветра, то ли ослепнув на мгновение от света встречных фар, Гарри передумал и лишь тихо прошептал... тихо, но внятно:
– Я люблю тебя, Скорпи...
И удивился, как приятно это говорить...
*
Юный капитан Аладдин, приведя «Дар» в порядок, аккуратно поставил яхту в переполненную марину и пришвартовался «валетом», спускаться на берег пришлось через соседнее судно.
Подходя к дому, на террасе виллы он увидел плавающий в воздухе огонёк сигареты – Джеймс не спал, курил.
– Проводил Мати? В смысле, в такси и прочее?
– Конечно, доставил твою фею в целости и сохранности и на прощанье платочком помахал. Прочего не успели.
Тщательно, но не особо успешно сдерживаемая злость Джеймса, маскируемая под пошлость, всерьёз озадачивала...
– А чего не спишь? – Альбус валился с ног от усталости, однако братское чутьё подсказало, что он сейчас очень нужен Джеймсу, – пришлось плюхнуться без сил на плетёный диван.
– Рыжая за нас двоих отсыпается. Из-под двери аж розовые пузыри идут, как пар на сцене у «Мотылей»... Хорошо бы скорей из этой тухлой Америки домой уже вернуться.
– Почему тухлой? Интересная страна, отличные каникулы, и... здесь я познакомился с Мати...
– Да уж, это повод поставить крестик на статуе Свободы! Или поссать на угол Белого Дома. Слабо?
– Рассказывай уже, – совершенно не обидевшись, чувствуя, что старшенького серьёзно колбасит, сказал Альбус и приготовился поработать жилеткой: выслушать очередную историю Дона Дж-уана Тенорио (1) про разочарование в любви вообще, в интимных отношениях в частности и в женской (разумеется, моложе двадцати) половине человечества.
– Ну не знаю, – пробормотал Джеймс, как бы про себя, – не уверен... то есть уверен, что всё это мура и брехня... я, конечно, что-то такое слышал... но мало ли сказок на свете... – Он как-то странно посмотрел на Ала, с профессиональным аврорским прищуром, будто оценивая возможности потенциального противника. – Ты же, Суслик, умный?
– Суслик умный, – насторожился бдительный младший Поттер, – а что?
– Тебе известно про магический брак?
– Чего? – опешил Альбус. – Твоя американская подружка залетела и требует жениться? Шантажирует? Или ты так сильно влюбился?
Джеймс покраснел – его вспыхнувшие алым цветом щёки были отлично видны даже в полумраке раннего утра – и, громко фыркнув, вскочил с места, резко и как-то неуклюже, изломав, загасил в пепельнице сигарету, намерился уйти.
Альбус схватил его за рукав:
– Сядь, пожалуйста. Я ничего особенного не сказал. Раз начал – значит, договаривай. Что ты хочешь знать?
Джеймс с недовольным видом, как бы делая огромное одолжение, вернулся в своё кресло.
– Просто расскажи, академик, что знаешь про магический брак.
Альбус пожал плечами:
– То же, что и все. Это ритуал, сложный, древний, сегодня редко применяемый. Мама с отцом хотели совершить магический брак, но... ты же помнишь, нам бабушка рассказывала?
– Да, семейное придание, – закатил глаза Джеймс, – сажала меня маленького к себе на колени, кормила пирожками и рассказывала, утирая слёзы, как я сорвал родителям сие великое мероприятие! Типа, у самого алтаря магия не признала брак мамы и папы, а всё потому, что я уже... того... спроектировался у мамы в животике. А третье живое существо магический брак не впускает, поэтому дорогущую церемонию пришлось отложить. А потом они как-то закрутились, забыли, что ли... Слушай, Суслик, а вот я сейчас прикинул, магический брак – это же очень серьёзно, его крайне сложно расторгнуть, если вообще возможно, он же на всю жизнь? – Альб кивнул. – Так вот, получается, что я до своего рождения типа спас родителей от этого ритуала? Что бы они сейчас делали? Они же друг друга разлюбили.
– Не знаю, – ещё раз пожал плечами Альбус, более озадаченно, – я с этой позиции не задумывался... Но да, получается, что магический брак реально может быть заключён только между очень сильно любящими людьми, да ещё и предназначенными друг другу судьбой, между теми самыми вторыми половинками... А мама и папа... их пути разошлись... Интересно, надо в Хоге проштудировать поподробнее библиотечный раздел на эту тему...
– Всё бы тебе штудировать!
– В жизни любые знания не лишние.
– Это точно, – вздохнул Джеймс, поводя плечами и ёрзая на кресле, как если бы у него ломило тело. – Так чего там про брак?
– Э... Магический брак, мой невежественный брателло, это... – важно начал самый умный и эрудированный сын Поттера, – слушай, а ты не издеваешься? Ну, что не в курсе? Ты же маг, причём, чистокровный; и Хогвартс, хоть и на “Сносно-потому-что-первенцу-героя-меньше-не-поставить”, но окончил. Эй, не дерись! – Получив подзатыльник, Суслик стал сама доброжелательность и кротость и милостиво продолжил:
– Как вариант... про брак: помимо всяких условий, вот смотри, когда его заключают – проводят ритуал. И магия сама решает, созданы ли партнёры друг для друга, на всю жизнь эта любовь или нет. И получается, что если магия сработала – то пара навсегда соединяется. Не насильно заклятием, а наоборот – заклятие и срабатывает, потому что они на всю жизнь влюбились, до смерти...
– Ух ты! Уже боюсь! – съязвил Джеймс и сделал устрашающую рожу.
– Сам же спрашиваешь. – По-детски надулся Альб.
– Ладно, слушаю. – Джеймс выпрямился, как за школьной партой и оттопырил себе уши, демонстрируя прилежный слух.
– Тебе так идёт, хочешь, зафиксирую? – не моргнув глазом поинтересовался Альб. – Так вот, не всякий может заключить такой союз – и даже, ну скажем, мы с Мати – вряд ли: нужна чистокровность, и... (не морщись!) и желательна капля другой крови.
– Например, носферато? – спросил, внутренне застыв, Джеймс.
– Ну да, сильная магия, сильней нашей, пожалуй, да... у вейл тоже – неслабо... Даже анимаги или метаморфы сильные в роду годятся, любые особые способности родителей или дедов. И предложение непременно делает более мощная сторона, это важно.
– То есть я, скажем, такой брак инициировать не могу? – спросил Джей.
– Думаю, неа, – ответил Суслик, почесав подбородок. – Точно нет! Хотя... найди невесту из чистокровного, но менее сильного, чем наш, рода. – Мотнул он волосами, отросшими почти до лопаток. – Сначала надо пройти что-то типа проверки... Ты же в детстве сам мне читал сказку “Орин-маг и Фея Мирта”; там они обменялись магией перед волшебным дубом.
– Да, иллюстрацию помню – они стояли вместе, все в каких-то синих потоках... Ха! Точно, а ты еще спросил, что у них за шарфики... – Хлопнул себя по коленям Джеймс.
– Ну этого я, видимо, по малолетству не запомнил... так вот, она, фея Мирта, дала магу силу защищать и весь свой род, ну, его род; у Орина был брат калека – и тот его на раз вылечил. И жили супруги долго, как положено народу фейри. Орин стал неуязвимым воином и целителем. Почти все Великие именно от таких браков родились. В древности чародеев было мало, и они были очень слабые, вот, чтобы маггловская кровь их не поглотила – этот ритуал и придумали, или он сам как-то возник, типа миссионерской функции мирового колдовского поля. Слышал такую теорию? В прошлом году была большая статья в Пророке – отчёт Об исследованиях Отдела Тайн. – Это здорово! Значит, в чувствах сомневаться не надо... истинная любовь... – задумчиво пробормотал Джеймс.
– Ага, естественная как дыхание, абсолютная верность. И огромный, жирный такой практический плюс: супруги становятся полностью энергетически едины, но положительная энергия у них удваивается, а отрицательная снижается вдвое, глушится, и если один заболел или беда какая-то – без труда и ущерба от супруга подпитывается. И всё возрастающее могущество рода... Типа Перевеллов, Дамблдоров, да возьми тех же Малфоев – у них всего одна вейлочка когда-то в средние века затесалась и обеспечила семье богатство и земли, процветание на столетия вперед. Это типа кто какой дар снести может... Ну и дети (даже не рождённые в этом браке, а усыновлённые, привенчанные) концентрируют всю нерастраченную магию обоих родов, то есть будут априори Великими волшебниками. В общем, всё круто, но нам с тобой до Великих – как до луны.
– Красотень! – резюмировал хронический прогульщик предмета «история магии». И почему-то задумался.
– А зачем тебе это? в Аврорате хвосты, что ли, осенью пересдавать?
Между братьями повисла пауза. Альбус, уже всерьёз обеспокоенный странным поведением Джеймса, успел задать несколько вопросов, прежде чем тот заметил, что у него открывается рот...
– Не мельтеши, Суслик. Всё путём. Была у меня тут на днях история... Надо выговориться. Потерпишь?
– Конечно.
– Только... могила?
– Ну, ты же меня знаешь!
– Тогда слушай, но не перебивай. Потом стебаться и умничать станешь. Я... два дня назад, после того концерта... Я... меня... Ох, чёрт! – Джеймс запутался в словах.
– Влюбился? – прямо спросил проницательный Альбус. – Кто она?
– Ну... э... в том-то и дело, что не «она», а... он...
– Не понял...
– Я тоже нифига не понял. – Джеймс как будто набрал в грудь воздуха перед прыжком в воду – и шагнул в пучину... – Переспал я с парнем. Ты понимаешь? И не один раз. И мне понравилось, блин, блин, блин!
– Ого! – присвистнул Альбус и во все глаза уставился на брата. – А это точно был парень?
– Не смешно. – Окатил его Джеймс ледяной волной укоризненного взгляда.
– Нет, я не ржу, просто бывает, что... ну, пол не определить... и...
– Тоже мне спец! Я тебе говорю, что это парень, значит, парень. Проверено, да ещё как! Потому что никакая девка так не трахает! – Джеймс начинал злиться. От непонятливости Суслика, от того, что взял и по слабости раскрыл ему страшную тайну. Зачем? Ведь всё равно с Кимом нихрена больше не будет. Зачем брату знать такое? А как молчать-то? В себе держать – и взорваться от переполняющих чувств и неразберихи в голове? Всё-таки Альбус – очень близкий для него человечек, единственный, кому вообще можно открыться, и он гей... Бывший, несостоявшийся... Чёрт ногу сломит!
– Я-я-ясненько, – протянул Альбус, стараясь придать лицу спокойное выражение. – И что теперь?
– Понятия не имею. Он уехал, нет его и не будет больше.
– А ты страдаешь? – с сочувствием взял брата за руку добрый бывший гей.
– Чего это страдаю? Вот ещё! Даже и не думал. Скажешь тоже. Ну переспал пару раз с мужиком – и похую мне, ясно?.. Да, страдаю, – печально согласился тот через некоторое время.
– А ты из-за чего больше переживаешь, что гей или что не вышли отношения? – без капли иронии или язвительности поинтересовался Альбус, как о чём-то обыденном. – Например, если бы это так тебя зацепил не парень, а девушка?
Джеймс, закусив губу, задумался, а потом уверенно ответил:
– Мне всё равно, какого любовь пола. Он же нужен мне не из-за члена. А... просто нужен.
Суслик вздохнул:
– Тогда это и есть любовь. Перетерпи, братишка. Можешь поплакать, я никому не скажу.
– Ну! Ты это не перегибай! – насупился Джеймс. – Плакать уж точно не буду. А вот... разбить что-нибудь...
Альбус быстро вскочил и кинулся на кухню (вторая имевшаяся в доме маленькая терраса, где и разговаривали юные Поттеры, примыкала как раз к ней), на полном серьёзе притащил несколько тарелок.
– На. Я Заглушающие повесил. – Запыхался психотерапевт.
– Чего это? Бить тарелки? Я тебе истеричная девица, что ли? – Джеймс от возмущения даже покраснел.
– Никакая не девица, японские психологи рекомендуют в стрессах бить посуду и рвать руками бумагу. Представь, что это не тарелка, а враг! Огромный тролль! Василиск! Вампир! Дементор или бандит с ножом! Вот так его! – Альбус быстро взмахнул над головой тарелкой и грохнул её об пол. Сам вздрогнул и даже вскрикнул.
– Ну, если японские... – с сомнением протянул слегка шокированный Джеймс, взял тарелку и, помявшись несколько секунд, хрякнул её рядом с первой. – Нифига себе! – удивился он с нарастающим восторгом. – Кайф!
– А ты как думал! Народный японский метод! Давай ещё по одной?
– Суслик! Суслик, какой же ты еще суслик... – Засмеялся Джеймс. – Пошли спать... О, черт! – Он пригнулся и рванул за собою брата. – Отец!
Ограждение террасы мазнули лучи фар.
– Слушай, ползём ко мне, ты мимо папиной спальни уже не проскочишь, – прошептал Альбус.
*
Поттер вошел в мирно спящую обитель... И засмеялся: аврорские спецохранные чары показывали, что в доме находились: две Лили, два Альбуса и два Джея.
– Сосунки! – хмыкнул счастливый Гарри.
.............................................
(*) Consortium omnis vitae – Содружество всей жизни – одно из определений брака в римском праве.
(1) Дон Жуан Тенорио – прототип легендарного распутника, персонажа многих художественных произведений.
19-2
Утро задалось позднее и томное.
Женская часть поттеровской ячейки общества поднялась с петухами и, потыкавшись в спальни мужской полови... мужских трёх четвертей, обнаружила отца, укрывшего подушкой голову (а это был сигнал «Не приближаться! Опасно!»), и братьев, спящих в обнимку на кровати Альбуса. Выводы по этому поводу рыжая заноза сформулировала в своей симпатичной медузогоргоноподобной (из-за множества косичек) головке сразу, не отходя от кассы, но озвучить их решила вечером, поднакопив за день вредности.
Сидящая на строжайшей диете (с момента знакомства с изящной как статуэтка Вантуле) Лили тяжело вздохнула и соорудила себе полезный, низкокалорийный завтрак: сельдерей плюс огурцы. Посомневавшись несколько минут и согласившись с требованием собственного растущего организма, она добавила к грейпфрутовому соку одно малюсенькое миндальное пирожное и отправилась отвоевывать у американского солнца последние тонкие лессировки загара на свою уже вполне бронзовую тушку... «Девчонки в Хоге описаются от зависти!»...
Марина дель Рей просыпалась неохотно (ибо утро было – сама расслабуха: нежное, трогательное, красивое и спокойное), но неотвратимо: прислуга на виллах приступала к утренним обязанностям, работающая часть горожан спешила на эту самую работу, по городу помчались грузовички, покатили велотележки с фруктами и снедью для завтраков, любители раннего солнца потянулись к пляжу, любители собак – на прогулки со своими четвероногими питомцами. Гавань просыпалась шумно: грохотом судовой оснастки и портовой техники, шутливыми перебранками матросов, рычащими командами из «матюгальников», гомоном вечно голодных чаек. Горы просыпались легко: они не особо-то и засыпали на ночь, зачем горам спать? Пальмы просыпались шелестом ветра в покрытых холодной влагой листьях, розовые шпалеры просыпались гудением пчёл и чириканьем пичуг, океан просыпался громким шелестом, усилением волнения, гулом накатываемой на волнорезы и причалы белой пены, облака просыпались субтильно-лимонными и контрастными бархатисто-чернильными красками далеко на горизонте и полупрозрачной вереницей подтягивались к материку. Только Поттеры, Гарри, Джеймс и Альбус, не собирались просыпаться... сны, самые сладкие, самые тревожные в этот час, захватили их и несли, несли, несли куда-то, лихо, буйно, властно...
Джеймс бродил по замку, прекрасному, но пустынному, однако не противному и грязному, а как бы волшебно усыпленному. Паутины такие не мерзкие, серебристые, таинственные, мебель занавешена льняными холстами с вышитыми замысловатыми вензелями и красочными гербами, портреты на стенах в резных, потрескавшихся, но всё ещё поблёскивающих лаком и позолотой рамах убраны чем-то вроде ставен, закопчённые лампады и свечные люстры под сводчатыми потолками. Ласковый ветерок, лето, солнце, белые старинные стены, на балках птицы свили гнезда, в витражных окнах – зелёные просторы лужаек и лесов. А вместо пола – облака, в просветах которых видно небо... Присев, Джеймс потрогал мягкую, почти невесомую облачную субстанцию – и немного испугался: как он ещё не провалился вниз? Или наверх? Непонятно... Но, вспомнив, что он – будущий аврор и сын Гарри Поттера, и покрепче зажмурившись, Джеймс перепрыгнул с облака на облако. Получилось ловко, даже равновесия не потерял. Дальше уже шагал спокойно. По залам, коридорам, по узким лестничным маршам, и снова по коридорам и залам, большим, маленьким, средним, с каминами и «чёрными» очагами, с массивными столами, какими-то тронами, с галереями гобеленов, охотничьих и военных трофеев и с... картинами современных художников – он узнал Магритта, парадоксальные литографии Эшера, от которых нехорошо закружилась голова и подумалось: “Злой сон?”, потом Джеймс взглянул на танцующие в ночи пары Роба Гонсалвеса – девушек в длинных белых платьях, и даже услышал музыку, когда они, кружась на полукруглом балконе, становились занавесками, что рвал и уносил на свободу ветер...