Текст книги "Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)"

Автор книги: Smaragd

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 89 страниц)

Билеты на все объявленные концерты Хромовых Мотыльков раскупили за четыре часа. Кассы брали штурмом, чуть не обвалили местных интернет-провайдеров.

«...Слава европейских гастролеров не оказалась мыльным пузырём. Мы вправду видим восхождение новых, ярких и самобытных звезд из застоявшегося тихого омута современной рок музыки, что-то уж очень тихого последние годы. «Повеяло свежим ветерком», – как пишет Дуайт Митмак из лос-анжелесской «TOP POP».

«Новое веянье из старой Европы, – так назвал выступление «КФ» обозреватель журнала «MUSEXPRESS» Джерри Уотон. – Не стоит объяснять растущую популярность этой молодой группы оригинальностью сценических образов; тон задает неординарная личность лидера «Металлических мотыльков», молодого поэта и автора большинства музыкальных композиций Сая Сванггиля».

«Посмотрим, – констатирует «Америкэн Сцен», – как славных викингов встретит Восточное побережье Соединенных Штатов... Однако композиция «Крылышек», как окрестили группу фанаты, под названием «Cum Gloria» (1) уже лидирует в радио-чартах Бостона и Чикаго... Исполненная мятежным белокурым херувимом, неуловимо напоминающая трагической мелодией средневековые хоралы, эта мелодия уже стала мега-хитом, а образ юного певца толпы поклонников считают новой иконой рок небосвода! Что, разумеется, спорно, но...»

*

А по другую сторону Атлантики на стол Министра Магии Кигсли Бруствера легла служебная записка от Главы созданного им же, так называемого «Кризисного отдела», по сути, скопированного с подрывных агентств магглов.

« ...кроме всего изложенного, считаем возможным использовать датскую группу «Krom fendere», известную дурной славой извращенцев, экзгибиционистов и наркоманов (см. документы аврорского расследования от...), в качестве объекта для следующих операций, код 56-1. План постатейно представлен на стр. 43 и 44, куратор операции У.Н.»

*

Cum gloria.

Возносит ветер смерти душу к небу.

Прощай, моя земля-я-я!

Я отпылал, и пеплом – как и не был! –

Стал... легким прахом, что летит, пыля-я-я.

Cum gloria.

Ты, грусть моя, одетая в смирение,

Нагая боль ноче-е-ей.

Всё растворилось в призрачном течении:

Я одиноким жил, умру ниче-е-ей.

Cum gloria.

Угасло сердце, не дождавшись отклика.

Стучало в пустоте-е-е.

А те, что были рядом, просто около

Прошли тенями, были всё не те-е-е.

Cum gloria.

Верни меня, создатель, на мгновение!

Дай вновь вздохну-у-уть!

Я оправдаю чудо воскресения

И изберу другой и верный пу-у-уть.

Cum gloria.

Любить и отдавать любовь, не жаждать

Ни жалости, ни сла-а-авы.

Простить врагов, обнять и чуда ждать,

Поверить тем словам, что (были) пра-а-авы:

Любовь, любовь, любовь...

Всегда, теперь и вновь,

Cum gloria,

Cum gloria,

Cum gloria!

.........................................................

(1) Со славой

http://static.diary.ru/userdir/3/0/0/6/3006151/80830143.jpg

====== Глава 13. Голубой Гиперион ======

– Мне нужен петтиткоат! – заявила Лили.

Поттер, надежды которого выспаться в отпуске разбились о ежедневные экскурсии, поездки и непременное двухразовое посещение пляжа, с трудом разлепил один глаз и посмотрел на часы: на мутном циферблате маленькая стрелка только подползала к восьмёрке. Ну и неугомонные же детки ему достались. Интересно, в кого?

– Я согласен, – сам не зная на что, дал он добро. Если разбираться во всех затеях дочери, то можно совершенно заблудиться в окрестностях её яркого мироощущения, бурного темперамента и активной жизненной позиции. За тринадцать дней пребывания в Калифорнии Лили Поттер успела обзавестись шоколадным загаром, уверенными навыками дайвинга и виндсёрфинга, членским билетом Общества экзотической ихтиологии и всерьёз занялась американскими танцами. Теперь Гарри знал, что такое чечётка Buck-and-wing, квадратные танцы, кадриль, ирландская джига, акробатический линди-хоп и почти понимал разницу между джаз-тэпом и джаз-дэнсом. Он смутно представлял себе, как продержится ещё целую неделю в подобном ритме, но о каникулах не жалел: на какое-то время почувствовал себя мальчишкой, чуть ли не ровесником детей, облачился в бриджи и кеды и радовался летнему бесшабашному настроению. Только спать всё время хотелось...

– Па-а-ап, как насчёт петтиткоата? – Лили безжалостно подняла жалюзи. Солнце ворвалось в полутьму спальни, затопив комнату и ещё сонное сознание Поттера ярким светом.

– У тебя же есть Коржик, и Кричер, ты уверена, милая, что они захотят третьего питомца в доме?

– Ну ты даёшь! – рассмеялась дочь. – Какой же Крич питомец? А петтиткоат – это нижняя юбка для сквэр данса, такая пышная, вся в рюшечках, накрахмаленная, чтобы торчала и летала.

– А в обычной, нелетающей юбке этот данс нельзя исполнять? – потянулся Гарри. Лили насупилась. – Ладно, если юбка, то возьмите кредитку и мотайте с братьями в магазин. Надеюсь, что ты не хочешь, чтобы эту петиту тебе шил я?

Лили чмокнула его в щёку, щекотнув россыпью разноцветных африканских косичек, и, сообщив, что у неё через шесть дней Чемпионат Лос-Анджелеса по сквэр дансу, унеслась из спальни.

А так спокойно всё начиналось...

Вилла Бриттни располагалась в тихом уютном месте Вест-Сайда, на границе приморского порта, крупнейшей мировой яхт-гавани, на южной оконечности пригорода Марина-дель-Рей; отсюда до Санта-Моники было не более 15-20 минут ходьбы.

Сразу по приезду, даже не разобрав багаж, наскоро перекусив и искупавшись в неприлично тёплом океане, Поттеры устроились под зонтиком возле бассейна и составили план предстоящего отдыха. Альбус прочитал лекцию о местных достопримечательностях, сокрушённо заявив, что в Америке и смотреть-то нечего, и разложил длиннющий пергамент со списком намеченных экскурсий, из которого в боях местного масштаба удалось вычеркнуть три четверти пунктов. Оставили Музей Искусств, несколько заповедников и национальных зон отдыха, которых вокруг Лос-Анджелеса было немало, и, конечно же, Голливуд.

Сидя с детьми над картой местности, Поттер подумал, что никогда ещё не был так близок с ними (да почти уже и не детьми...). Всегда очень любил их, старался заботиться и уделять побольше времени, но всё как-то этого злополучного времени не хватало вдоволь... Они решили открыть свою Америку, без английского снобизма: подумаешь, у нас там замки, музеи, культурные ландшафты – а зато тут дикая природа (где-то недалеко от их бунгало, как говорил путеводитель, растёт самое старое дерево на планете – 4800-летняя сосна Мафусаил – дивно!) и просторы, чёрт возьми!

Парк Бертон-Чейс, Венеция Pier, ежедневные барбекю на природе, Деревня рыбака, каскады врастающих в побережье скал, солнце, океан, серфинг, высокие пальмы, велопрогулки, широкий променад по полной шикарных бутиков Монтана Авеню – без привезённого с огромными усилиями и тщательными предосторожностями из Лондона голубого Гипериона Поттеры чувствовали бы себя на побережье изолированно и нифига не успели бы посмотреть и посетить.

Небольшие домики Санта-Моники, снующие по извилистым улочкам туристы, обвешанные фототехникой и жующие продукцию местных пекарен – словно детский калейдоскоп с ежеминутно меняющимися яркими картинками. Гарри в этой обстановке не хотелось думать ни о чём серьёзном. Время, казалось, неистово кружась, остановилось...

В эти дни он больше всего на свете хотел увидеть Сая. Не на плакатах или в маггловском ящике, а встретившись с ним. Поговорить, посмотреть в глаза, взять за руку... Но... Слишком много Гарри напридумывал себе, а ещё больше боялся даже вообразить. Именно – боялся. Одно дело было решиться и написать любимому человеку всё, что он думает об их отношениях, даже признаться самому себе в чувствах. Гарри считал, что это решение хоть и не без труда далось ему, но заслуживало некоторой гордости. Но другое дело – поговорить с Саем вживую. Самый главный вопрос – о чём? И ведь его реакция Поттеру не известна. Одни догадки, предположения, ожидания, мечты. Мечтать в шестнадцать так легко и приятно, а в сорок этот процесс начинает пробуксовывать и нещадно скрипеть (сам собою или от того, что его старается удержать сознание человека, которому всю жизнь твердили, что он должен быть взрослым...). Кроме того, рядом с Гарри были дети, чрезвычайно насыщенный график семейного отдыха – это если и не создавало трудности, то всерьёз остужало решимость увидеть Сая. Он очень хотел, ждал этой встречи, но... может быть, не сейчас, не в эти дни, думалось ему.

Несмотря на жаркие полдни, после заката на берегу океана становилось ощутимо прохладнее. Длинная улица вдоль пляжа Оушен-Авеню почти каждый вечер приводила Поттеров к знаменитому пирсу с парком развлечений, который стоял на воде. Засвеченное во многих маггловских фильмах колесо обозрения, куча аттракционов, детские вкусности – сладкая вата и лимонад, игровые автоматы. Только ради всего этого стоило устроить себе отпуск и приехать в Америку! Гарри это всё очень нравилось, но не покидало странное, тревожное ощущение: словно он теряет, нечто важное, чертовски важное... Когда где-то поблизости мелькала блондинистая голова или даже просто силуэт какого-нибудь худого широкоплечего юноши, у Поттера начинало щипать под ложечкой. Он чувствовал себя трусом и даже... предателем, и это с каждым днём нравилось ему всё меньше и меньше.

Однажды, после нескольких подряд, в один день, увлекательных экскурсий, Поттеры дико проголодались и решили заморить червячка в торговом центре на Третьей улице, где на последнем этаже, в маленьком ресторанчике купили горячие бутерброды и спустились вниз послушать льющуюся отовсюду живую музыку и побродить между рядами художников. Здесь им на каждом шагу попадались огромные плакаты «Кrom fendere», с которых улыбались Мотыльки в костюмах эльфов, вампиров, в обычной одежде и даже почти без неё. Местные музыканты через одного играли попурри на тему песен «Крылышек». Альбус, Лили и даже Джеймс были в восторге, накупили ворох «мотыльковых» сувениров, а Поттер становился задумчивее с каждой минутой...

Он так решил сам, ещё в Лондоне, рассчитал: постарается устроить детям настоящие каникулы, не будет искать встречи с Сольваем, а потом, позже... Жестковато, правда, но так надо – уговаривал он себя. И очень много курил, с каждым днём всё больше, да и выпивал, что тут, в курортной атмосфере, получалось как-то само: коктейли, ледяное пиво, солидно приполированное на ночь вискарем – чтоб сны не видеть... Ожидание давалось... да по-разному. Если бы у него спросили, что всерьёз удерживает его от немедленной встречи с Саем, то Гарри к концу второй недели каникул ответил бы: непредсказуемость собственной реакции на эту встречу. Слишком красочно он представлял в своих калифорнийских снах, как держит в руках Мотылька...

Почти весь предыдущий день, субботу, они провели на фестивале аэростатов. Небо над Кеннет-Хан было расцвечено всеми цветами радуги – одновременно взлетали несколько десятков гигантских воздушных шаров, а между ними еще успевали маневрировать парашютисты. Вот это зрелище! Детям очень понравились декоративные аэростаты. Огромные фигуры самой разной тематики: гордый орел высотой более 40 ярдов с невероятным размахом крыльев; ещё более гигантский неутомимый заяц Energizer; американский флаг-великан; тысячелитровая банка Пепси; модель Земли, пчёлки, Микки-Маусы... Кругом палатки с жареным мясом, картошкой, газировкой, мороженым. В конце дня зрителей, и без того ошеломленных обилием развлечений, ждал роскошный фейерверк и вечернее шоу с подсветкой и музыкой. Центральной фигурой шоу был самый большой и яркий аэростат в виде голубой бабочки. Песни «Кrom fendere» звучали из всех динамиков...

Поттер сдался...

Почти сразу после ухода Лили посыльный доставил на виллу Бриттни три билета на последний концерт Мотыльков в Калифорнии. У этого же посыльного Поттер заказал на вечер огромный букет японских камелий.

*

Океан, я тебя не видел!

Тихий, могучий, как спящий викинг.

Весь в шипах мачт, со щитом приливов,

С голубыми глазами заливов.

*

Ленты пляжей, мечи дорог.

Скалы мышц – мощный гордый Сварог.

Ураганы кружатся у ног,

Сосны – руки твои, старый бог.

*

Шлем крылатый – гора Уитни,

Калифорнии страж и воитель.

Снег, как волосы вниз струит.

В глуби впадин земных орбит...

Не-е-ет, подумал Сольвай, перечитав запись в блокноте, не годится. От души, настроение актуальное, но петь это со сцены не получится. Он попробовал несколько аккордов на синтезаторе и разочарованно закрыл блокнот. Что-то мысли лезли в голову какие-то... ни то ностальгия, ни то ожидание чего-то... Чего ожидать-то? Концерты проходят на ура, и в клубах и в залах; принимающая сторона предложила великолепные условия продления американского тура, финансы медленно, но выправляются – удалось погасить долги по кредиту; ребята все вместе, купаются, загорают, репетируют, никто не бузит. Но какой-то червячок, червяк, червячище потихоньку глодал растущее в душе Сая веселье и позитив, оставляя за собой тревожное ожидание. Саю несколько раз приходила идея написать Поттеру письмо. На пьяную голову он однажды почти сделал это: написал, запечатал конверт – и выбросил в мусор. Поттер-Поттер. Забыть бы его хоть на время, а не получалось. Не отпускало ощущение, что он где-то рядом, близко, вот как зараза въелся в печёнку: ещё и не было ничего (и неизвестно, будет ли!), а Сай уже мысленно к нему привязался, приклеился просто. Влип. Во что там бабочки-мушки-мохнатые-брюшки влипают? Вот именно! Ну, ладно, пусть в мёд...

«Вернусь в Англию – пойду к нему. Поговорю. Хватит тянуть», – он засыпал под баюкающий шум прибоя и под эти мысли. Будто добровольно складывал свои крылышки на липкие ниточки паутины самообмана. Или любви...

“Всё-таки эта жара просто убивает”. – Сольвай в тёмных очках и неприметной белой футболке с косо оторванными рукавами, едва прикрывающей пупок, вышел из рая кондиционированного супермаркета, держа в руках сразу две бутылки с водой. “Вот бы ледяной! Но нельзя!” – подумал со вздохом.

– Смотри! Гиперион! Голубой!

Сольвай резко остановился. Мужик средних лет в панаме и шортах, судя по говору – явно янки, тыкал пальцем, обалдело показывая своему собеседнику, высокому туристу с рюкзаком, на припаркованную у бордюра машину:

– Год знаешь какой?! 2003! Раритет, несерийка! Чу’дная штука!

Машина-кабриолет была пуста, верх опущен, номера... британские... Блестящий «роллс»-ретро небесно-голубого цвета: широкий перед, стекающие фары, сужающаяся «лодочная корма», подчёркнуто элегантный, вопиюще роскошный даже для города Ангелов.

Сай засмотрелся. Но быстро стряхнул с себя оторопь и пошел дальше, в студию, где сегодня они подписывали контракт с “Зи-Зи рекордс”.

На следующий день, в их общий выходной, он встал поздно. Парни на террасе вяло отмахивались от Мати. Жара разгонялась – калифорнийский август решил как следует поджарить северным Мотылькам крылышки.

– Лентяи! – возмущалась явно куда-то намылившаяся, в боевой раскраске, Вантуле. – Неужели вам не интересно? Это же настоящие танцы. Я так же начинала, на улице. – Толкала она то Кита, то Свечку, а Медвежонка пыталась расщекотать. – Или вы сволочи, или друзья. Подымайте жопы, сегодня воскресенье! Надо вылезти из студии, размяться, на уличных помостах весь день будут конкурсы танцев. Клёво же!

– Уже разминались. – Гуль снял майку и зевнул как лев в зоопарке. – Жарко, сама сходи, я тебе конфету куплю.

– Жалко, что я с мужиками не дерусь, воспитание не позволяет! – фыркнула Матильда.

– Конечно, уличное воспитание учит не драться с сильными противниками, хочешь – подерись вон... с Саем... Привет, соня! – Свечка едва подняв руку, флегматично махнул «начальнику» из надувного ядовито-оранжевого кресла, где он возлежал, прикрывшись мокрым полотенцем и направив на себя вентилятор.

– Вот, кстати, и наш главный би-бой (1), – тоже приветствовал Сванхиля, и тоже без особой резвости, растянувшийся на шезлонге Вель.

– Я пойду с тобой, Мати, – ответил свеженький, прямо из душа, Сай, – не слушай этих раздолбаев. Что это вы, drenge (2), раскисли?

– Мы... Знаешь, в бассейне вода – плюс сорок... Так что я – пас... – лениво почесал пятку Гуль.

– Пасс у нас Кит, не путай. – Сай показал солёный жест и потянул Мати с террасы. Та радостно зацокала каблучками.

– Заеб... заедьте, купите, в смысле, минералки... побольше! – крикнул вслед уходящим потный Алек и прямо с шезлонга занырнул в бассейн.

Обремененный джентельменским отношением к дамам и, как было подчеркнуто раннее, воспитанием, Сай сопроводил подругу на одну из городских площадок, где, несмотря на жару, состязались местные стрит-дансеры. В глазах рябило от ярких прикидов, динамики рвали расплавленный воздух на октавы, и чёткий ритм заводил публику. Тянувшие викэнд калифорнийцы и всеядные туристы благодарно внимали резким синкопам полуджаза-полурэпа, новой моде Восточного побережья. Молодые солисты и танц-группы синхронно, как привязанные нитками к одной дощечке, сменяли друг друга. Сольваю скоро стало скучно: да, кое-что неплохо, живенько, но в целом банальщина, весьма средний уровень.

Он обернулся, разглядывая публику и сравнивая её реакцию на сильные и слабые выступления со своим собственным впечатлением – и замер.

В переулке, из глубокой, казавшейся чёрной, тени торчал нос голубого роллс-ройса. «Гиперион». Тот самый. Косые «глазки» фар, казалось, таинственно улыбались... как очи азиатской красавицы... Наваждение! Возникло странное впечатление, будто он давно... э... знаком с этим автомобилем, захотелось подойти к нему, непринуждённо хлопнуть лакированной дверцей, удобно усесться на белое прохладное кресло, привычно уложить ладони на кожу руля, лёгким поворотом ключа оживить почти бесшумный мотор, небрежным движением пальца запустить любимую радиоволну...

Сай отошел на другую сторону улицы и остался ждать Вантуле там...

Ровно через три дня, возвращаясь из репетиционной студии в Беверли-Хиллз, Свечка и Сольвай, оба лакомки, решили заскочить на минуточку в знаменитую кондитерскую “Вhu”. Отпустив шофера, они спустились под горочку по фешенебельному креольскому кварталу и вошли в просторный зал заведения, где подпоясанные поверх брюк полотенцами гарсоны, в бабочках и со старомодными подхватами для рукавов рубашек, на круглых подносах разносили клиентам восхитительное какао в серебряных кофейниках и подвозили за маленькие столики сервировочные тележки с горками крошечных птифур. Сай уселся у окна и, бросив беглый взгляд, увидел, как с противоположной стороны улицы трогается и быстро уносится вдаль голубой Гиперион. Верх авто был поднят, но номера совпадали.

– Что за хрень? – как бы про себя сказал Сольвай. – Совпадение?

– Что? – переспросил Джимми, допивая «ледяной» смусси.

– Да так, фантом... – задумался Сай. Красавчик-Гиперион попадался ему на глаза в Лос-Анджелесе уже в пятый или шестой раз.

Но последний случай совпадением никак быть не мог, или он, Скорпиус, просто сходил с ума... В холле гостиницы Вельведер на бульваре Уилшир проходила блиц-пресс конференция Мотыльков, организованная их американским менеджером, улыбчивым прохиндеем Бринером; журналисты уже расходились под пристальным взором охраны, а Сай задержался у огромного окна и почувствовал чей-то взгляд. Горячий и мимолётный. Он резко развернулся. И поймал призрак запаха... как будто табачную струю... «Гарри!» – стукнуло по всем нервам воспоминание. Лондонский ” Богомол”, пряный датский кавендиш (3) черри, в меру лёгкий, ближе к средним, табак с кремовыми оттенками, ореховыми, с ненавязчивым вишнёвым ароматом и запахом ирландского виски, с шипровой ноткой... Поттер. Тёплый, приятный, сладковатый вкус... Сай сдёрнулся с места, но в толпе не было никого похожего на Поттера. «Показалось, показалось, не психуй! Показалось!» – стучало в висках. Да, понятно, жара, новая обстановка, работа без отдыха, усталость, нервы. Фанаты, поклонники дарят огромный импульс оптимизма и жажды творчества, но и забирают слишком много энергии. Пройдёт. Поттер за несколько тысяч миль отсюда, да и просто невозможно унюхать в таком скоплении людей запах человека, к которому... особо никогда и не принюхивался. С чего вообще вообразил, что это запах Гарри? Может, вон тот пожилой афроамериканец или вот эта шатенка балуются датским кавендишем?

А от Вельведера отъезжал (Сай смотрел ему вслед, как зомби) небесно-голубой несерийный роллс-ройс, снова с поднятой крышей... «Что-то мне нехорошо, – растерянно подумал Сольвай, покрываясь испариной. – Не к добру всё это. Морок».

Он быстро направился в туалет и умылся ледяной водой. Не помогло: возле сушилки для рук отчётливо стоял тот же самый табачный дух, очень слабый, но настолько заметно контрастировавший с запахом гигиенического ароматизатора и ментолового геля для рук, что Сольвай даже растерянно прислонился спиной к стене, а потом сполз по прохладному кафелю, присев на корточки. Поднялся, только когда неприятно затекли ноги.

К вечеру его напряжение возросло многократно. Самоуговоры не помогали, Поттер заполнил всё его нутро, Сай понял, что совсем потерял голову от... от... от ожидания встречи с ним. Да, Скорпиус Малфой очень ждал этой встречи, невозможной, от чего ещё более желанной. И ему уже было всё равно, чем именно эта встреча будет и во что может вылиться.

Под утро, расправившись с бутылкой бренди и взлетев на вершину нервного перегруза, Сольвай, которого уже реально колотило, разбудил Кима. Растолкал его, сладко похрапывающего. Тот тупо поморгал и отмахнулся:

– Сай, потом построишь мне глазки. На сцене, когда я буду тебя за задницу держать.

– Ширнуться есть?

– Отстань, сколько можно меня контролировать? Тоже мне, папаша нашёлся. – Ким, обиженно бурча, накрылся подушкой.

– Мне надо. Наверняка же не все заначки в унитаз спустил? Ты запасливый.

– Чего? – высунул ухо из-под подушки Упырь. – Чего?! – Открыл он глаза и сел на постели.

– Мне. Надо.

– Устал? Бывает. У тебя недотрах? Ты в последнее время всё один. Давай прям сейчас пригоню тебе кого поебать. Да что с тобой? А, ты пьяный? Понятно. Слушай, Сай, не смешно... – Отмахнулся всерьёз было встревоженный Гуль.

Сольвай молча сел к нему на кровать.

– Я влюбился. В кого – не скажу. А у меня ледяное сердце, ты знаешь. Сейчас нервы лопнут.

Гуль посмотрел внимательнее на подрагивающие плечи и вспухшие жилы на его шее и вылез из постели. Порылся в большой захламлённой сумке, протянул Саю ампулу.

– Только это. Завалялось. Колёс нет, шмали тоже. – Он закусил губу.

Сай потянулся за ампулой, Гуль зажал её в кулаке. Поймал взгляд Сая. Тот вздохнул и задержал в груди воздух, выдохнул протяжно, поводя будто каменными плечами:

– Я у тебя хоть раз просил? Ты меня обдолбанным видел?

– Нет.

– И больше не попрошу никогда. А если попрошу... то прикончи меня, ты знаешь, как, – спокойно смотрел Сольвай в лицо Упырю. Тот сузил глаза, ставшие невероятно колючими и очень чёрными, и кивнул, разжимая ладонь.

– Сам справишься?

– Вену найду, – усмехнулся Сай и, взяв ампулу, быстро вышел.

Уже через несколько минут Гуль пожалел, что дал Саю то, что тот попросил, пожалел, что зачем-то не выбросил «химию». Но вспомнил взгляд Сольвая, затягивающий, почти неживой (уж Ким Мартинсен прекрасно разбирался в подобных вещах) – и понял, что тот реально стоял на краю. На краю чего-то дьявольски глубокого или невообразимо высокого...

*

Долго ничего не происходило. Тридцать секунд, сорок, минута. Вечность. Болезненный зуд в месте укола, онемевшие от неумело наложенного жгута пальцы. Ну?! Сай старался дышать ровнее и не закрывать глаза, а то перед веками начинали шевелиться дурные тени, смешливые рожи с зелёными ушами и собственное отражение в каком-то треснутом крошечном зеркальце – половина лица, глаз, выглядывающий из-под всклокоченной чёлки, синяк на скуле; а сзади, в зеркальной черноте, – незнакомый мужчина в мантии Главного британского аврора, но не Поттер. Очень страшно. А когда глаза широко открыты – то бояться нечего, видишь только стену с двумя небольшими морскими пейзажами в паспарту. Море, океан – это что-то особенное, покоряет, влюбляет в себя, завораживает, волнует и зовёт, бесконечность, спокойная и ласковая, холодная, злая, бушующая, пугающая, пустынная, переливающаяся в лучах восхода и заката, очарование, романтика, соль на обветренной коже, просоленные волосы, просоленное сердце, вкус солонины во рту, дальние страны, где нас непременно ждут, молятся о нас, любят. Поттер на капитанском мостике брига, в раздуваемой пузырём белой сорочке, за его спиной – белоснежный парус, раненый, истрёпанный штормом, но светящийся ослепительной белизной... Мыльные пузыри... В них – рыбки...

– Стирка у молодухи... – Сай свернулся на диване как-то криво, стараясь одновременно поджать ноги и обнять себя руками за голову. – Руки мешают, – вздохнул он печально, – и жарко! Так, стирка у молодухи. Камешки прибоя выстираны и сухи. Но всё это море в тихие сутки... О чём я пишу? О чем это, Горацио? Что Вы читаете, милорд? Слова, слова, слова... Ненавижу слова, душат... Я выйду в отставку, буду жить в деревне под Лэвеном... “Дания-тюрьма”, так Гамлет говорил. И другу... который прибыл, чтоб после передать его на смерть... Я в Англию направлен умереть... Умереть, уснуть и видеть сны... Какие сны? Я не англичанин, кажется... И не дан... Вот. Вот и вот, приходится признать, что я – Малфой, хотя при норд-норд-весте скрываю это! – В руке Сольвая появился меч, блестящий, короткий, но очень тяжёлый. Им, наверное, можно будет резать колбасу, а если потренироваться, привыкнуть, то можно... – А если им ткнуть человеку в живот... Не хочу: кровь смывается только кровью, не хочу. Я нахуй никому не нужен, отпустите! Я и... сам уйду! Меня научили чувствами НЕ ПОБИРАТЬСЯ! – Сольвай выкрикнул это. – А... вот рассвет, как лоно, что ночью истерзали новобрачной... – Он уже не понимал, что пишет. Не видел, как в комнату зашел Ким и зажег свет:

– Что ты делаешь! В темноте? – Мартинсен попытался утащить друга под душ, но тот сильно сопротивлялся. Не то, чтобы это было возможно – сопротивляться Мартинсену... Но никакого насилия Гуль себе не позволил бы: – Ну, что ты, братец? Ты ж мой брат, пойдем, легче станет!

– Не станет, да я и не хочу легче. Знаешь, меня преследует машина... я опознал её! Вот веришь? Голубой такой роллс. Так, дай я допишу, там что-то дельное получалось... – Сай схватился за блокнот, выпрямился, как палка, и прошептал:

– Мне страшно.

Гуль рывком поднял его на руки:

– Ай-яй-яй! Херово-то как! И Свечку звать нельзя...

– Любовь – не мёд, и жизнь не интересней... Мне надоело думать! – Сай замолчал.

Гуль отнёс его в ванную, погрузил в тёплую воду, поколдовал немного, как сумел, и, поцеловав в лоб, уселся на бортик, обхватив Сая за плечи и несильно раскачиваясь:

– Все беды от любви. Всё счастье, кровь, жизнь, всё от неё.

Над горами, над городом Ангелов вставало солнце. За плотными жалюзи ванной его не было видно.

Мотылькам предстояло лететь в Лас-Вегас, потом в Хьюстон и Флориду.

*

Разобрав брошенные или забытые в суматохе отъезда хозяев вещи, Кричер-Бетам-Овероди, восемнадцатый наследственный раб семьи Блэк, крепко задумался, сидя на краешке кресла в гостиной, чего он никогда бы себе не позволил при покойной хозяйке Вальбурге:

– Прогресс... Это хорошо или плохо? Вот, правда, с поттерским... э... вселением в дом... – проговорил он вслух неуверенно, на пробу, и непроизвольно поджал уши, – жить стало лучше, жить стало веселей... Дети, опять же! Благородная поросль, нянчить, растить и баловать их – одно удовольствие. И ни за что при суровой леди не было бы здесь такого чудесного щенка, сэра Олсопплэрда Перла Тайгера Принца Луина. – Кричер улыбнулся и протёр тряпочкой резную ручку кресла. – Которого, кстати, пора кормить... Никогда, никогда старый слуга не был так счастлив!

Но... не прошло и трёх дней, как домовик загрустил; не помогали ни ежедневные уборки всех комнат и полирование особым эльфьим порошком коллекции столового серебра, ни фигурная стрижка газона и садовые работы, ни даже прогулки и занятия по дрессуре (расширенный курс плюс чуток магии) с Его Светлостью Коржиком... Кричер затосковал.

Несчастный старик вытащил из своей коробки на чердаке, которую от бездельного досуга обшил голубыми воланами, слегка засвеченный и поэтому выкинутый семейный снимок Блэков, и ровненько отрезал бывшую хозяйку, поместил фото в рамочку (оклеенную упаковочной бумагой, что бережливый эльф всегда тщательно разглаживал после рождественских и иных праздников и хранил годами) и поставил на стол в кухне.

Через неделю Кричер плакал, уже не таясь, но занятие это разрешал себе только понемножку, после того, как к вечеру заканчивал уборку и выбивал все ковры в доме.

– Горе-то какое! – причитал он, когда уже совсем поджимало. – Куда это полукров... ой!.. хозяин мой добрый, волшебник великий и Британии гордость, мальчишка бестолковый, моих любимых деток увёз? А-а-а! Лиличку-солнышко, красавицу, Джея-первенца любимого, ненаглядного, Альбуса самого умного и душевного, ласкового... И сам куда делся в Америке той-то страшной, где индейцы дикие живут и акулы бизнеса плавают? Там же кругом бандитизм и разврат полнейший! Ой, беда будет, чую!

Чарли с удивлением косился на друга и с удвоенной энергией уплетал домашний хаггис (4): если будет беда, то тем более нужно хорошенько подкрепиться.

..............................................................

(1) В широком смысле – танцор

(2) Парни (дат.)

(3) Cavendish – табак, смесь табаков, подвергнувшаяся многократной ферментации.

(4) Хаггис – национальное шотландское блюдо из бараньих потрохов, с луком, толокном, салом и приправами, сваренных в бараньем желудке. Кулинарный шедевр Шотландии, воспетый Робертом Бёрнсом, в его времена хаггис был едой бедняков, сегодня украшает меню дорогих ресторанов.

====== глава 14. Avada Desiderata ======

14-1

Я нихрена никому не нужен

С сердцем холодным в виде наследства.

Только троим, с которыми дружен,

Только той, что хранит моё детство.

Ну и не надо, катись всё к черту!

Может, так лучше.

Просто нырну в работу.

Поглубже...

До этих строчек в блокноте красовалась каля-маля. Очухаться-то Сольвай очухался, сильно после обеда, но ни на какие дела употребим быть не мог (так, наверное, чувствует себя погонщик драконов, случайно поменявшийся местами со своими милыми подопечными: типа полетали...), и лишь после того, как сумел вразумительно выразить в стихотворной форме хоть одну здравую мысль и разборчиво изобразить её в виде буковок, он приказал себе вылезти из постели, принять контрастный – очень контрастный! аж сердце зашлось! – душ, привести себя в порядок, накраситься поэпатажнее и отправиться на репетицию.