Текст книги "Чёрные белки"

Автор книги: Скурча

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Пурэ-Базелюрэ.

(*фигура речи из популярного ритуального заклинания; смысл.– непонятен; попытка созвучия с общей тональностью бытовой медитации.)

Смерть бабки Марфы и другое.

*

(июль, где-то в провинции)

Настоящие колдуньи живут в деревнях. Или в маленьких городках. Это, можно сказать, экологически чистые представители сией ипостаси. Можно было бы даже продолжить – истинные, но кто хоть что-то знает про шаманскую истину.

По разному их кличут: шаманами, вещуньями, экстрасенсами и т.д., но бабку Марфу – сугубо и однозначно: колдунья. Домик её спрятался неподалёку от трассы Воронеж – Ростов, просто так и не обнаружишь. Впрочем, те, кому надо, дорожку находили. Популярность тот дом снискал тёмную. То есть, если по-гоголевски, светлым днём стоял он тихо и одиноко. Ночью же сюда просачивались довольно многочисленные смурные посетители, корявые дрожащие тени коих не на шутку стращалиподзагулявших в этих краях прохожих.

Бабка Марфа жила тут давно. Сколько ей реально лет – тайна для всех, пожалуй, даже для Собеса. Помощнице Людмиле исполнилось 70, это известно. Но она-то пришла лет в сорок к Марфе, когда та уже была седая сгорбленная и (конечно же)с крюкой. Вот крюка-то эта и изменилась за промелькнувшее время: удлинилась и обрела перекладину для подмышечного подпора. Как ни верти – кривой в любом ракурсе – но полукостыль.

Приспособа с виду неказистая, однако, бабка Марфа уверенно шкандыбала с её помощью по своему широченному двору-саду, где не было протоптанных дорожек, но повсюду росли травы и цветы, живописно и организованно, словно по прихоти некого модняцкого ландшафтдизайнера-озорника.

Приходящий люд старался не приминать траву от калитки к дому. Уподобывались походке большого тёмного кота, который, обычно сопровождал всякого, но не ступал, а вполне натурально скользил по земле. Кот, весьма уместный здесь при старухе, днём красовался серо-пепельным окрасом, но с сумерками чернел. Он же спорадически противно мяучил, что, по всеобщему признанию, соответствовало свершаемым тут таинствам.

Собственно само колдовство происходило не в доме, новом, на белом кирпиче, не большом, но аккуратном. Построенный лет с десять назад под надзором Людмилы, он летом, при свете луны, казался пузатым туманным облаком в саду. Огибаешь его справа и натыкаешься на старую избу-хату. Перекошенная, но не дряхлая. Из печной трубы струится к небу жёлтенький колышащийся ручеёк, пахнет дымком, сушёнными и свежими травами, а некоторым, кто в своей теме, – анашой. Впрочем, этим некоторым, она везде мерещится.

Изба – Марфина сущность. По сути – её лаборатория, где старуха-профессор мутила в ступке и в печи какие-то снадобья по рецептуре из своей больной головы, куда, в свою очередь они занесены не иначе, как космическим ветром.

Теперь о колдовских деяниях. Есть вполне реальные зарегистрированные случаи чудейснейших исцелений. Ну как зарегистрированные? Несколько человек рассказывали схожие истории: особенно впечатляли описываемые успехи в безнадёжной онкологии. Впрочем, поражало другое совпадение: никто, вообще никто, старался ничего плохого о бабке Марфе не говорить. Прямо как о Компартии во времена застоя.

Местные бухаришки, по пьяной разудалости, пытались было разобраться со «старой каргой», но заканчивали хворью мучительной. В живот словно вселялся злобный червь, вплетался в кишки и так их скручивал, что враз трезвели и криками-стонами исходили. Вряд ли, Марфа, подушно нагоняла на них порчу. Она как всегда мирно бадяжила своё варево, тихо бормоча под нос что-то типа нескончаемой считалки. Так то оно так. Но колдовские круги, или назови иначе – восприятие или наша податливость чарам также тихо, но упорно, проистекали от избы.

*

( тот же июль, бизнес)

Кирилл Александрович только что пришёл из турецкого ресторана и, облюбовав кресло в своём кабинете, тупо обозревал противоположную стену. Как там сегодня сказал Пётр Иванович (с кем обедал): «В бизнесе невозможно всё время быть правым. Просчёты неизбежны и даже обязательны. Как выкарабкиваться? Вот тут тестируется мастерство и удача».

Не для души пошёл в кабак Кирилл с этим немолодым, похожим на медведя-увальня средних размеров, мужчиной. А пришлось. Пётр Иванович питал слабость к назидательности, и при своих, в своё время хорошо приподнятых финансах, мог себе позволить её открытое проявление. В любом виде.

– А скажи-ка Кириллушка, что такое по-твоему шук-шук? а? Надоумлю. Штукенция этакая, которая двигается повсюду и делает так: шук, шук, шук….(хе,хе) Ну ка, отгадай теперь, что такое чак-чак ? Нет, не чак, чак, чак… Не поезд. Кушанье, угощение сладкое татарское. (и вывод!) Умей пустышку отличить от взаправдашнего.-

При этом Пётр Иванович медленно отрезал малюсенькие кусочки от аппетитного бараньего рёбрышка в пряном золотистом соусе, отправлял себе в рот и, казалось, замирал, нежно смакуя.

Взять бы бутылку вина со стола и дать ему по самодовольному кумполу! Но нельзя. Есть шанс попасть под его крылышком в большой проект по строительству торгово-развлекательного комплекса. И ещё паровозиком – другой шанс: вылезти как-то из череды участившихся в последнее время неудач, коими выстлана дорога непосредственно в Анус.

Есть, конечно, у Кирилла друзья, с которыми трапеза по меньшей мере не напрягала и не раздражала. Хотя… Как сказать. Это было бы чревоугодие без пользы, все стали осторожны, помогать – не модно. В моду в таких бизнес-застольях вошло «поедание» партнёров; прежде всего тех, кто ослаб.

Кирилл сам позвонил Петру Ивановичу, с которым знаком-то был весьма отдалённо. Честно признался: «Хочу поучаствовать в деле». Пригласил на обед. Старик, неожиданно легко согласился. Залюбопытствовал? Ближе к десерту, объяснил своё согласие так:

– Недавно заночевал у знакомых. 16 этаж. Ночью один комаришко разгулялся. Укусил меня пару раз, да так сильно. Хотел прихлопнуть наглеца. Но не посмел. Подумал: этот малец смог залететь так высоко. Значит настоящий борец. А стремящихся надо поддержать. У меня такие принципы.-

Что ж сравнение с дерзким комаром можно принять за поощрение, тем более, что преподнесено в тональности сытой добродушности. Кирилл стал верить в успех своего предприятия.

Подействовало?

Вопрос не праздный, а имеющий свою небольшую, но мистическую предысторию. Где-то дней за пять до описываемого застолья, Кирилл Александрович засёк, как секретарша Оленька что-то там подливает в чашечку кофе. Дознание, проведенное на месте, было не лёгким. Первая версия –коньяк. Зачем? Не просил. Оказалось – приворот. Вроде её подруга «подсуропила», божилась: действует –«верняк».

–Что за гадость? –

–Бодяга на травах, безвредная.-

Сама спокойно отпила, потом и Кирилл попробовал. Нечего. Вкус даже отдаёт пикантной горчинкой. Оленька объяснила, что, тут собственно не слепое оболванивание, а возникновение единого понимания природы (кто вдолбил ей в башку эту дурь?) у тех, кто приложиться к снадобью. Ну не дура, чего ещё сказать. У Кирилла уже имелись подозрения о её неадекватности, особенно на фоне участившихся вопросов типа: уважает ли он её?

Значит ли это, что в их маргинальных служебных отношениях наступила стадия нетерпимой неопределённости? То есть вот сейчас позарез нужен ответ: просто ли она любовница со спорадическими вкраплениями романтических рандеву или есть перспективы к качественному скачку. Кирилл не стал даже вникать в эту дилемму: когда не стало денег – всё остальное досужее.

Через пару дней Кирилл как-то внутренне почувствовал, что «зараза» действует. Ему до зуда в крови захотелось почудить. Родился авантюрный звонок Петру Ивановичу.

За столом Кирилл уже не сомневался. Когда принесли чайник с зелёным чаем, он уверенно всыпал в горлышко щепотку травы:

– От моей бабушки. Бомба.-

Сам налил себе, демонстративно выпил и изобразил фигуру восхищения. Пётр Иванович вначале сомневался, но не удержался: на десерт подали пахлаву; поднимаешь квадратик – душистый мёд слёзно и томно стекает по бокам – съешь меня! К чёрту диабет. Один то кусочек с чаем не помешает.

Вот и ты, Петюня, присовокупился к братству оболванненых! – Кирилл злорадненько усмехнулся и … успокоился. Странно, с чего бы? Ещё ничего делового ему не предложили, а уверенность наступила.

Пётр Иванович тем временем закончил трапезничать и пребывал в весьма благостном настроении. На улице, на стоянке, расположившись на заднем сидении своего «Мерса», он, кивнув в сторону кирилинного сопровождения, спросил:

– Не многовато ли двоих нукеров за собой таскать? Не по твоей ситуации. –

Кирилл стал, оправдываясь, бормотать, что так сложилось, а теперь он и сам подумывает о сокращении. Тут же, стоя согбенно у двери, пришлось выслушать притчу(?), которой Пётр Иванович, изредка благородно «бякая», попотчевал на прощание.

« ПРИТЧА.

Одному пастуху показалось, что волки вокруг отары активизировались. И он принял правильное решение: завёл собак. Позднее вдруг оказалось, что волки-то донимают не так уж и сильно. И вообще: были ли они? А собак кормить нужно ежедневно. И потом: волки могут отстать, а собаки склонны задерживаться навсегда.

Со временем выходит, что оставшаяся свора гораздо большее зло, чем то, с которым они призваны были бороться».

Дверь автомобиля закрылась. Кирилл выпрямился. Машинально подумал: шур-шур – это когда отъезжает «Мерс». Усмехнулся и поехал в свой офис, переваривать притчи и обед.

*

(в начале того же июля, дорога)

Если тобой не интересуется разведка, ни своя, ни иностранная – ничего обидного. Главное, чтобы ты сам при этом не чувствовал себя никому не нужным.

Василич даже, как-то на досуге, подсчитал, что тех, кому его компания по душе – 23 человека. Про остальных – не был уверен. Честно говоря, Василич элементарно не знал: стоит ли бороться за увеличения этого списка? Какой смысл? Уже стучится в дверь полтинник, уже давно зовут по отчеству. Даже сам себя. Типа: эх, Васильич, стареешь.

Наступил момент, когда пора пересмотреть приоритеты. Что это значит? Просто продолжать спокойно жить, но уже потихоньку «паковать чемоданы» для возможно неожиданного, но безвозвратного отбытия. Или ещё стоит побузить? Что-нибудь из серии – «бес в ребро»?

Последний вопрос, возник не как праздный перебор вариантов «жития во старости», а кстати реально вырос на дороге. Машина, которая несла Василича по Дону (трасса М4), словно остановилась сама у пустынной остановки, где с потерянным видом сидела дама средних непонятных лет. По наряду – провинциалка, и оттуда же поползновения на моду. Василич и так давно хотел «тормознуть», ну там пи-пи и ноги размять. А тут – попутчица, и всё по случаю.

Звали её Глаша. Да, необычное имя. Она и произнесла, как бы стесняясь его дремучей патриархальности. Ехала в какой-то городок, километров сто вперёд.

Почти два часа, прикинул Василич. Конечно же, стал изучать; нет – нет, но глазами «давил косяка» на соседку. Прежде всего, на то, что посчитал модной атрибутикой: джинсовые шорты с витьеватой вышивкой и тату во всё левое открытое плечо: огромная змея(!)

– Глафира! (звучит-то как!) Судя по татуировке, вы из спецподразделения?-

Ирония не скрывалась, всё за то, что рядом – образчик спецназа жриц любви. Однако, вульгарностью не пёрло, чувствовалась лишь какая-то жизненная усталость и оттуда же ответ:

– Да, я проститутка. Вы так хотели спросить? Чтобы уточнить форму оплаты? И когда? –

Сказала-бросила, как вызов. Василич, не по годам засмущался, словно его неожиданно застукали на чём-то неблаговидном. Затих.

Километров десять проехали молча. Пассажирка успокоилась. Стала рассказывать.

Её уже подвозил один до Василича. Настаивал на интиме. Очень настойчиво. Как отбилась? Ладно, скажу. Сымитировала болезнь кишечника.(Достала из сумочки и показала баллончик). Нажму, и раздастся характерный звук как из человеческих глубин и запах, как будто хозяин звука съел перед этим сдохшего крокодила.

Василич понял: это предупреждение и ему. Ох, как не эротично, тем более при его щепетильности ко всякого рода неблаговонным амбре.

Промелькнули ещё молчаливых километров пять. Глаша(?), уверовав в действенность своего ограничителя, расслабилась окончательно. Нет, ноги на торпеду не вскинула, но продолжила рассказ «за свою жись». Никто, то есть Василич, об этом нисколько не просил, но, видно, подруга была из тех типажей, которые снимают напряги болтовнёй, правдивой или придуманной. Что тоже не важно, лишь бы не убаюкивало.

А сама автобиография – ничего оригинального. Всё ожидаемо.Разница, конечно, есть: у тех, кто за прилавком – одно, у одиноких на остановке – другое, и т.д. Но в основном – в ньюансах, а так: все принцессы в предвкушении процесса. В смысле, ждут, когда их так или иначе произведут в королевы.

Любовь, замужество, дочка – тут гладко, как надо. Жили-радовались. Да видно, громко радовались-то, а беда, она ж всегда за углом таится, вот и привадили. Сильно заболела дочь. Лечение дорогое. Муж поехал на заработки. И пропал. Згинул или … сбежал. Мужики бывают слабы в бытовых передрягах. А бабы – лошади, вот и тяну сама лямку.

– Чего ж нового мужика не завела? Понадёжнее? Жизнь себе бы облегчила. –

– Да и пошла жизнь, как череда романов. А надёжный…. Самый верный – это последний, со смертью.-

Брр… Что ж такое? Василич хотел сбросить сонм своих несветлых возрастных дум, обуревавших его давеча, а тут ещё и приблудные напасти выслушивает.

Кроме того, не верил он пассажирке. Ну, обманывает – и шут с ней, но можно и как-то повеселее. Одно успокаивает – скоро ей выходить.

Не тут-то было – дорога, доселе летевшая как стрела, вдруг, словно в стену упёрлась в пробку. Всё встало, движения нет. Впереди – нескончаемая вереница тихо поуркивающих машин с горемыками-водилами, проклинающих дорожников, ремонт, и одно и тоже время, которое одни выбрали для работы, а другие – для передвижения.

У обочины стояли «шустрилы» с плакатами: «Объезд». Так окрестная скучающая молодёжь, использовала ситуацию подработать навигаторами, предлагая по обходным стёжкам-дорожкам вывести на «чистую» дорогу.

Василич не стал мешкать, «добазарился» с двумя пацанами и, свернув с трассы в заросли, увязался за маячившем впереди «Жигулёнком»-проводником. Глафира замолкла, но от неё исходило негласное благословение сией акции.

Машина запрыгала по рытвинам и ухабам. Против поднявшихся туч пыли – техасские погони за мексиканскими контрабандистами и нелегалами казались жалким киношным трюком. Продолжался аттракцион минут двадцать. Василич, вконец потерявший ориентацию во времени и пространстве, потерял и ведущих; два красных фонаря, смутно маячивших впереди, растаяли окончательно. Пришлось тормозить. Пыль, покружив, осела. Стало тихо; это Глаша, непрерывно повизгивающая и поойкивающая доселе, замолкла.

Словно продолжая цирковое шоу, перед капотом, как заправский иллюзионист, обрисовался силуэт «пацана». Василич вышел. «Пацан» показал рукой вперёд:

– По этой улице метров триста прямо, потом направо и там уже свободная трасса.-

«Навигатор» получил обусловленную плату – 500р – всё «по-чесноку». Указывая на заднее колесо, спросил:

–Похоже, ёжика раздавили? –

Какого ещё ёжика? Задняя шина была спущена более чем наполовину! Оказалась, что «ёжиками» называют здесь острые скрутки из твёрдой проволоки, которую местные «злыдни» подкидывают на грунтовку.

– Чтоб меньше пылили? -

– Зри глубже. Тут сговор с шиномонтажом, для увеличения количества клиентов. На трассе за такую выходку могут и привлечь, а в кустах… – нечего соваться.-

«Пацан» (его, как оказалось звали Жекой) сам и привёл Василича до мастерской, расположившейся (вот удача!) в ближайшем домике.

– Небось, тоже в доле сидит. – Глаша с всёпонимающей презрительной ухмылкой смотрела на проводника.

– И «ежей» этих долбанных по ходу подкидываешь, когда впереди едешь. Иначе, почему сам не напарываешься, а? Или металлоискатель вставил себе в одно место? –

Жека спокойно проигнорировал эту тираду и не спеша ретировался к своему «жигулёнку» с видом человека, так или иначе выполнившего свой долг.

Как ни странно, этот инцидент чуточку сблизил попутчиков: ощутить себя лохом – обидно, но в компании полегче.

Пришлось ждать. В мастерской возникали всякие мелкие сложности(не было света, потом сломался станок…) и, казалось, простая ремонтная операция затянулась часа на … неопределённое время. Захотелось есть – куда деваться. Вариант реализации лишь один -близкий и безальтернативный: придорожное кафе-шашлычная. Василич уже смирился с тем, что его дорожный план полетел в тартарары. Подумал, скорее, понял: он – в экстремальном шоу. Этапы такие: незнакомка на дороге, рискованный объезд и, наконец, питание в подозрительном общепите.

Хозяин забегаловки (между прочим, под вывеской «Эльбрус») – маленький юркий кавказец быстро организовал им столик под навесом, согнав с лавок заспавшихся котов.

– Хм, пока ещё бегающий шашлык? – пошутил Василич.

– Нет, нет дорогой, у меня всё по-честному. (Ну, и при чём тут честность?) Рекомендую чебуреки. –

И доверительно, как окончательный убийственный довод:

– Для себя готовил! –

Посетители не стали упираться; не было ни сил, ни охоты. Лишь Василич, продолжая полёт на возникшей волне нервной эйфории, прошипел:

– Надеюсь, повар – не суицидальщик.

*

(всё тот же июль, бизнес)

Пётр Иванович, когда его спрашивали, как он разбогател, отвечал так:

– Устроился в похоронное бюро и «загрОбастал» кучу «бабла». –

Шутил. Вроде и безобидно. Но свою главную шутку бережно хранил в тайне. Касалась, она, конечно же, денег. Не был Пётр Иванович на настоящий момент «денежным мешком». (Такая молва ещё вослед шелестела, что воспринималось им, как музыка). Тогда – «пузырь»? Пока нет. Но финансы поскуднели. Сей факт абсолютно не удручал пожилого бизнесмена. Даже забавлял. Ну, завышает он раз в десять свои возможности, но главное то, что верят. Приглашают в дела, и он может пригласить (и заставить потратиться!) кого нужно, слушают его совета, и всё срастается. Ведь фраза, сказанная богатеем – мудрость, но она же, из уст бедняка – несусветная чушь.

На деньги, как на липкую ленту, роями слетаются кружащиеся поблизости мухи. Ведь догадываются же поди, что чреваты эти полёты погибелью, ан не сдержать. Вот и Кирилушка прибился. «Мух-выкобенистый» – Пётр Иванович усмехнулся. Сидел он за плетённым столиком у себя в квартире на широкой лоджии, запивал зелёным чаем вишнёвое варенье из ягод урожая этого лета. Сварено-то на специальном тростниковом сахаре, ой, вкуснятина! Да, ещё, для оттенения вкуса – обезжиренный творог, который, правда, не любил и обзывал кастрированным.

Четыре дня назад Кирилл принёс деньги за проданную квартиру. Была, как оказалось, у «молодого» такая заначка, божился – последняя; мол, на чёрный день берёг. Когда-то, ещё при деньгах, прикупил её, на всякий случай, для утех и вложение всё-таки. Вот, сгодилась.

Пётр Иванович взял только 3 «ляма» на раскрутку проекта. Остальное, мол, пропорционально свои доложу. Имелась в виду банальная дачка взятки одному чиновнику. Почему дачка? А потому что слово взятка (по рассуждению Петра Ивановича)– немного не полновесное, имелись в виду, конечно же, сравнительно не кричащие суммы. Большой же куш уж извольте именовать – взята. И тогда – дача. То есть: дача взяты. Чудил старик.

Мог скосить и больше. «Молодой» не упирался. Но правила. Выработанные годами и собственным опытом.

Вот одно из ряда главных: человека можно заставить принять всё, что поначалу противно его воли. Но не сразу. Постепенно, мелкими порциями. Даже съесть дерьмо, ежели по крупинкам. Под соусом, скажем, в лечебных целях. А если приучить ещё и фиксировать каждодневные ощущения, то, вообще, наука. При противоположном раскладе, то есть если всё и сразу – тогда получается насилие. И ответ будет самым непредсказуемым: от бесполезной покорности – до агрессивного противления.

В данном же случае, конечно же, и добавлять-то не пришлось; Пётр Иванович «занёс» куда следует 2,5 млн, и ещё 500 штук пригрел себе на «сладкие орешки». Про такой делёж, вспоминая, походя между двумя ложками вишнёвого варенья, резюмировал: «Бизнес, Петя, он у нас такой».

Какое, кстати, прелестное универсальное словцо – бизнес, прямо индульгенция на совершаемые подлости. Но и чреватое. Блаженно «докайфовать» на лоджии не получилось; позвонил «свой» клерк «оттуда» и поведал, что волна борьбы с коррупцией (будь они обе неладны!), похоже накрыла «толкача». Вот это незадача! Перспектива старта довольно выгодного проекта становится неопределённой. Ещё же как-то образовавшемуся напарничку следует объяснить утрату взноса. Да поделикатнее. Как там, в англицкой песне-шутке (?): кошка упала с крыши, и всё «гавкнулось».

Кирилл ровно в это время был на «расслабоне». А что? Вписался в дело, да не на словах, а скрепил деньгами. Впереди по прикидкам работы на год. Можно на минутку и о душе-теле позаботиться. Благо, далеко переть и фантазировать не надо; вот она под боком Оленька – натурально ходячий афродизиак. Да ещё та сказочница в сексе. Думаете, отчего Кирилл стал так внимательно относиться к тому, чем она его поит. Навязала ему по пьяной лавочке уринотерапию. Как само-собой лечебный метод и одновременно усиливающий взаимопритяжение – употреблять то необходимо продукт от партнёра. Главная же фишка в том – её строжайшая рекомендация – оной процедуре должен предшествовать оргазм, чтобы частики счастья (она даже говорила: фотоны) пропитали питьё. Иначе – никакого эффекта. И так его завела, что Кирилл, стыдно подумать, безропотно нырнул в эксперимент.

Сейчас он отходил. Невесомая душа, игриво вальсируя, парила где-то далеко. В космосе. «Точно вне пределов Солнечной системы» – подумал блаженно Кирилл, идентифицировав местоположение по пролетевшему мимо американскому спутнику «Меркури»(?), недавно дефлорировшему целостность оболочки нашей галактики. Потом всё завибрировало, зашумело – пошла ракета СС-500 класса «земля – спутник». К кому эта она? Мелькнула тревога – как бы душу не задела.

Кирилл очнулся. Перед ним, обёрнутая в цветастый ажурный платок-шаль, стояла Оленька и протягивала телефон.

Кирилл долго не мог понять, о чём это витиевато извиняющимся и успокаивающим тоном гундосит Пётр Иванович. Так и не понял. Только холодеющая волна внутри; прокатилась и вышвырнула на берег задыхающегося дельфина его надежды. Порезвился и …. будя.

Оленька продолжала порхать по квартире – прощальное рандеву на уже проданной площади. Она что-то там щебетала, абсолютно бесполезное. Кирилла это не раздражало, наоборот, он словно вернулся из путешествия в далёкую чужую неприветливую страну и теперь с жадным любопытством внимал родным байкам.

Ольга рассказывала о способах избавления от клещей, которые в последнее время всё чаще на «зелёной» находят себе невольного донора крови.

– Ни в коем случае нельзя его выковыривать. Потянешь – тельце оторвётся, а голова останется внизу, не достать. Дышит-то он попкой, которая на поверхности кожи. Надо помазать это место маслом, перекрыть доступ воздуха. Тогда он сам начнёт выползать.-

Боже, как это актуально! – на полном «серьёзе» прикинул Кирилл. И сразу подкинул свежую идею, будто прорабатывал эту тему всё последнее время.

– А если разводить специальных «голубых» клещей? При надобности выпускаешь такого к присосавшемуся «вампиру». Догадываешься, каким самым естественным способом наш перекроет заднюю дыхалку непрошенному гостю? -

*

(июль, дорога, вечер)

Шиномонтажные работы были закончены только к ночи. Васильич уже успел отведать чебуреков, успел подремать «на руках» тут же на столешнице, успел проснуться и, следовательно, понять, что живой. То есть, еда – удобоварима. Коты, крутившиеся и столовавшиеся здесь же, с этим были абсолютно согласны.

– Слышь, шеф, у тебя ещё тормоза поскрипывают. Что-то делать будем? – «Монтёр» спрашивал с неприкрытой издёвкой. Презрительное отношение к мелькаюшим здесь лохам злым репейником пустило корни в его миропредставлении. Издержки профессии.

– Предлагаю смазать маслом. –

подыграл Васильич и, не прощаясь, начал движение.

Глаша молчала. Ей выходить через примерно 20км. То есть, уже скоро. Василича предстоящее расставание, парадоксально, но не радовало. Он, почему-то в это не верил.

– Ногу что-то стало потягивать. – Василич не симулировал. Нога действительно разболелась – пересидел, что ли во время шашлычной дрёмы. Стало даже невмоготу давить на педаль газа. Потом затошнило. Накаркал?

– Что мне нехорошо как-то. –

И сразу Глаша, словно ждала (или сама накликала?):

– А едем со мной. Тут уже близко. Там и полечишься.-

– (Куда?) -

Стало сереть. Именно так. Может оттого, что вечернее небо затянулось облаками. И ещё душно, пуще прежней дневной духоты.

В спектакле жизни намечалась кульминация. Василичу, казалось, что в душе зазвучала надрывная струна, причём на одной, не самой высокой, но противной ноте, заглушая все другие внешние звуки. Раньше, когда смотрел фильмы ужасов, всегда удивлялся, куда это жертвы прут безголово в лес, или там в пустой дом? А вот и сам туда же. Дорога кролика в пасть удава…

Машину свернула опять на «просёлку» – кто ею управляет? Покачивало на ухабах, из под колёс с глухим щёлком «отшпуливали» камешки. Проехали какую-то улочку, похоже, единственную в небольшой деревушке, средней заброшенности. Упёрлись в речушку с узким пешеходным мостиком.

Далее – пешком. Не быстро. Глаша помогала идти, подперев сбоку, с того, что нога тянула, своим мягким, но сильным телом. Василичу стало приятно; всю дорогу диалеммил – отчего: от дружеской поддержки или, что ближе к истине, именно от этого волнующего прикосновения.

Калитка открылась со скрипом, и они вошли. В непонятную темноту, загадочную и мягкую. Пройдя несколько метров, остановились. Глаша усадила Василича под деревом:

– Отдохни, я скоро приду. –

Это скоро случилось и взаправду без заминки. Только в другом обличии: из темноты, словно иллюзионист перед заинтригованной публикой, предстал мужичок. Худой, рыжий, лет где-то около сорока. В руках нёс резную деревянную кружку, объёмом с пивную.

– Ты, что ли тут хворый с дороги? Вот, велели принести. Отведай.-

– Ну, я. А чего говоришь, как в сказке? И что там за замут? –

Василич с осторожностью принял подношение. Но колебаться не стал. Сказка? Тому и быть. Выпил залпом, не отрываясь. Прохлада напитка скрыла его истинный вкус, но чуть горьковатые и пряные мотивы всё же чувствовались. Ничего неприятного. Через минут десять, которые Василич провёл, свернувшись калачиком на траве, и вовсе стало хорошо. Тянущая боль в ноге и другие муторности прошли, отхлынули убегающей волной. Василич ожил, и прежде всего на секунду ужаснулся: где он? Но любопытство всегда сильнее страха. И не иначе. В другом раскладе человечество уподобилось бы дрожащей в углу глупой мыши.

– Мужик, где это я? – спросил у «рыжего», которого обнаружил присевшим у дерева напротив.

– Тут то – обитель ищущих. Тут бабка Марфа, великая знахарка, народу помогает. Вот и ты, вижу, оклемался. –

– Ладно, со мной всё определилось. А ты что нашёл? Или просто попить приходишь? Кстати, чем это тут потчуют? –

– « А не знаю» – наверное, честно ответил он. Потом побубнил ещё с минуту. Потом, видимо проведя некую внутреннюю мобилизацию, заговорил внятно, учительским тоном:

– Есть такая распространённая игра. Предлагается для сравнения два похожих рисунка и ставится задача: найти пять отличий. Или десять. Не важно. Так вот: даю упрощенный вариант. На рисунках два квадрата. Не станем подражать Малевичу. Чёрный цвет отвергнем. Наши квадраты, допустим, синий и зелёный. Собственно, это цветовое отличие и есть первое и последнее из ряда очевидных. Остальные надо придумать.

Как вам задачка? Поучаствуйте. Напрягите свою фантазию. –

«Рыжий» упорно и въедливо вперился в Василича. Э, дружок, да ты того… куку. Однако первый жгучий порыв послать «учителя» да покруче, быстро растворился. Может это недавно употреблённое питьё привнесло и душевную терпимость?

– Я бы попробовал картинки на вкус. Лизнуть то можно? Думаю, зелёная вкуснее.-

Неожиданно для себя, а скорее из-за возникшего чувства снисходительности, Василич вошёл в игру.

«Рыжий» отрицающее покачал головой:

– Нет, зелёная добрее. Или амбивалентнее?-

Предлагаешь и дальше валять «дурака»? Можно. Василич, поприкидовал, как ещё стебануться, чтоб позаумнее, но особо не получилось:

– Я бы сказал: зелёный квадрат–мелкодисперснее.-

– Вот. Уже получше, хотя всё равно, душевного восприятия маловато. Проникновенности, так сказать. Вот взвар ты отведал и, говоришь, полегчало. А ведь – не лекарство. Непонятный травяной коктейль. Вкус реальный, а подействовал в пользу потому, что душой не отторгнул. -

«Рыжий» набравший было ораторские обороты, вдруг осёкся и, глядя через плечо Василича, промолвил:

– Глафирия. К тебе, похоже, плывёт. -

Последние слова с каким-то внутренним вздохом. Потом встал и не спеша стал удаляться, словно уступая свою негласную вахту у гостя.

Глаша удивила. Прежде всего – одеянием. На ней был накинут халатик, неопределяемого ночью цвета, что естественно. Ещё более естественным оказалось понимание, что под этой накидкой ничего нет, в смысле белья. Волна трепетного волнения накрыла Василича.

Второе удивление – ноша. В правой руке – кипа текстиля: подушки, покрывала. В левой – ?.. лейка?

– Пора ложиться спать. Помогу тебе с душем. –

Градус волнения стал подниматься. И когда Василич, немного смущаясь, одной рукой прикрывая передние причандалы, подставился под прохладную струйку, его слегка стало потрясывать.

Но Глаша – просто печка. Под яблоней, на покрывале по мягкой траве Василич прижался к горячему женскому телу, ставшим податливым и… родным. Да, да, любовь всегда роднит, даже случайная и неожиданная.

Потом мимо притихшей пары неслышно проплыл дымчатый кот, хвост его, стоящий строго перпендикулярно, светился лунным светом, и лунная дорожка от него не кончалась, а уходила и уходила туда, в бесконечный верх-небесный купол.

Василич, заворожено и неотрывно наблюдал за этим фантастическим явлением до самого последнего момента, когда кот вновь растворился в сером мраке. Усмехнулся:

– Если у людей были бы хвосты, они и их приспособили бы под любовный инструмент. –

Глаша тоже улыбнулась. Прижавшись ближе, спросила:

– Тебе хорошо? –

Тихий ответ:

– Амбивалентно. –

*

(в начале августа, на балконе)

– Робин Гуды – зто такие подленькие человечики. Все другие что-то придумывают, вертятся, короче, зарабатывают, а эти – шары катают где-нибудь в лесу, потом налетают, трах, бах, отняли, поделили. Хочешь делить – дели,пожалуйста, но своё, заработанное. -