сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 75 страниц)
Сестра проворно проскользнула на кухню, плотно прикрыв за собой дверь. Я одобрительно хмыкнул. Юля, повернувшись к нам, сказала, чуть хмурясь:
- Если что, я пришла попить.
Мы молча переглянулись с пацаном. Растет сестра, на глазах умнеет. Прямо слеза от умиления и гордости наворачивается. Вздохнул своим мыслям.
Юля села на свободную табуретку. Табуретка была допотопная, краска на ней облупилась, одна ножка короче, чем остальные. Не помню уже, откуда у меня подобная «мечта комфорта». По-моему, она была здесь еще с тех пор, когда я только въехал в эту квартиру. Ну а потом, после ремонта, табуретка стала мне мила, неблагодарно отправить ее доживать свои последние дни на мусорке – жалко. Вот я и оставил стульчик у себя в спальне, скидывая на него всевозможные тряпки. Пару раз Света, найдя под грудой одежды этот несчастный табурет, порывалась его выкинуть, но я упорно не хотел его отдавать, вцепившись в вещь двумя руками. Тетя в конце концов оставила свои попытки и больше ко мне не лезла.
От теплых воспоминаний меня оторвала та же сестренка. Неудачно качнувшись на табуретке, она едва не грохнулась, повышибав все зубы о край стола. Две руки вовремя вцепились за ее шиворот. Из Юлиного рта вырвался полухрип, но зато ее зубы остались целы. Сдержанно поблагодарил пацана за хорошую реакцию.
- Не качайся, - строго нахмурился я, возвращая Юльку обратно в сидячее положение.
Сестренка что-то пискнула в ответ, но я не разобрал. Снова опустился на свободный стул. Несколько минут царило молчание, а потом я, дальновидно понизив голос, поинтересовался:
- Ну как, долго они еще дуться собираются?
Девочка, подумав, кивнула. Мы все трое вздохнули в унисон.
- А если попросить конкретного прощения? – робко вставил пацан.
Я поморщился. Что еще за «конкретное прощение»? Честно ответил:
- Вряд ли прокатит.
Артем грустно отвел взгляд. После снова спросил:
- А долго они могут так молчать?
- Ну, неделю точно.
Пацан вконец скис. Ну да, приятного в этом мало, но неделя – не месяц, прожить можно. Помнится, однажды, когда я еще жил со своими родственницами, чем-то не угодил им всем. Итог: я был пустым местом около недели, смиряясь со своей печальной участью. А вот когда пришел домой глубокой ночью, всклоченный, с разбитой губой и оторванным рукавом, вот тогда меня тут же простили, залатали, пожалели, накормили, напоили, в общем, обласкали по полному. Чин чинарем! Неделю обделенный женским вниманием, подобное для меня было словно бальзам на душу.
Сейчас же не обещаю, но подозреваю, что приди из нас двоих кто-нибудь с фонарем под глазом, героически прикладывая к нему кусок замерзшего мяса, то, возможно (!), нас, так и быть, простили бы.
Нет, ну правда, что с нас, мужчин, взять? Большие, грубые, еды себе приготовить не можем, лишь бы кулаками помахать, чью-нибудь рожу разукрасить. Куда ж нам, лоботрясам, без женской заботы?
Ну, сколько бы я не иронизировал, доля правда в этом все же есть. Взять к примеру ту же курицу в духовке. Кстати, о птичках…
- Чем это так воняет? – принюхалась Юлька.
Я возмущенно поперхнулся.
- Воняет?! Благоухает!
Сестра недоверчиво сощурилась, а после и вовсе скривилась. Нахмурившись, я глубоко вдохнул носом. Нет, ну обидно же: готовишь, готовишь, вкладываешь в эту чертову готовку все свои силы, а тебе потом прямо в лицо говорят: «Воняет!» Но запашок, признаться честно, стоял тот еще.
С тихим ужасом оглянулся. Едва не налетев друг на друга, кинулись с пацаном к духовке. Оттуда, устремляясь в потолок тонкой черной струйкой, выходил дымок. С воплем раненого зверя «наша еда!» наперегонки бросились вытаскивать курицу из духовки. Фольгу отрывали с трепетом…
- Ну, зато прожарилась, - глухо буркнул я, глядя на черную от гари птицу.
Пацан неуверенно ткнул ее вилкой. Как нам удалось испортить еду, следуя строго (ну почти) по рецепту – ума не приложу. Я ведь только температуру на несколько градусов повысил, чтоб побыстрее приготовилась. Кто же знал…
Тем не менее, постояв в ступоре несколько минут, мы пожали плечами. Спокойно уселись по своим местам и разделали курицу. Не получилось, так не получилось. Все же это была наша первая попытка в приготовлении настоящего блюда. Главное, есть вроде можно, хотя выглядит более чем неаппетитно. Впрочем, если глотать быстро, можно не различить вкуса.
Юля, переводя ошалевший взгляд с одного на другого, молча смотрела, как мы в считанные секунды уничтожаем обед, плавно переходящий в ужин. Заметив прикованное к нам внимание, я с набитым ртом воодушевленно предложил:
- Хошешь хурошку?
Девочка в ужасе на меня посмотрела, яростно помотала головой из стороны в сторону и, промямлив что-то, тихонько выскользнула из кухни. Я только пожал плечами, мол, не хочешь, не надо.
Управившись с курицей, с одышкой откинулся на спинку стула, держа одну руку на животе. Было сухо и невкусно, зато много. То есть, была возможность не умереть от голода до утра. А там… А там уже будут заботы будущего меня.
Не успел я толком забыть противный вкус, как дверь снова скрипнула. Оглянулся. Заходить никто не спешил, видимо, по ту сторону сильно сомневались, стоит ли входить или нет. Поморщившись, громко сказал:
- Чего ты там мнешься? Раз шла – заходи!
Нет, честное слово, такой застенчивости я ожидал только от младшей сестренки! Ребенок же еще, лет мало, между родными непонятные стычки, первые говорят одно, вторые – другое. Конечно, в поведении сразу проявится неловкость, застенчивость.
Но когда дверь сразу же после моих слов резко распахнулась, а в проеме обнаружилась хмурая Алина, я малость удивился. Пацан рядом сыто икнул. Сестра, вздернув носик, сначала быстро и решительно, а потом внезапно у стола снизив темп, прошла к графину с водой. Проходя мимо нас, она косо взглянула на практически съеденный обед-ужин. Остальную половину курочки мы с пацаном просто не осилили, хоть я любезно и сказал пареньку доедать результат наших стараний. А вот взгляд сестры мне не понравился. Угрюмо промолчал.
Сестра ушла. Я с равнодушием перевел взгляд на стол. Запачканная в нескольких местах скатерть, которую Света притащила из дома. Мокрое пятно то ли от соляного раствора, то ли просто от воды красовалось прямо по центру скатерти. С краю стола лежит грязный нож. Кастрюля с раствором стоит тут же. Баночка с перцем, вытащенные приправы. Вилки, ложки. Кусочки фольги равномерно разбросаны по всему столу, а само «блюдо» придвинуто ближе к пацану, так как я сам любезно пододвинул тарелку к нему.
В душу закралось нехорошее чувство, что убираться-то теперь надо мне. Вернее, нам. Ну, если совсем уж оптимистично думать, то можно все пацану свалить, пусть посудомойкой побудет.
Оглянулся, обводя кухню взглядом. Занавеска снова заляпана, на полу что-то просыпано, духовка раскрыта, на столешницах стоит еще какая-то использованная посуда. Даже в раковине, по-моему, я увидел стакан.
Странно, после Светы все чисто, будто бы она и не готовила совсем, а взяла готовую еду прямо из холодильника или еще откуда-нибудь. Но без нее… Если совсем уж честно, когда я жил один, несколько раз пробовал приготовить что-нибудь стоящее, и после моей готовки на кухню также было страшно зайти, но это было так давно, что я уж и забыл подобное зрелище.
Не дав мне вдоволь погрустить, дверь опять открылась. На сей раз вошла Света. Мимолетно взглянул на нее и изобразил раскаяние на лице, делая вид, что я все еще жалею о своем поведении и покорно жду прощения. Ну, первые дня два так и было. Мне действительно было немного совестно. Но потом чувство стыда как-то притупилось, стало все равно. Неделя – крайний срок. К этому времени девчонки нас простят, но для порядка все же надо грустно и жалостливо вздыхать при тете, а ей сурово сдвигать брови и не обращать на наши страдания никакого внимания. Потом нам всем надоест, и мы помиримся. Так всегда обычно и происходит.
Света, на секунду остановившись в проходе, зашла. Куда пошла дальше? Как ни странно, к графину. Черт, здесь есть еще и холодильник, и раковина, и посуда, и еще куча всего прочего, зачем к графину-то опять идти? Можно было бы сделать вид, что она пришла, ну, не знаю, окно там закрыть, кружку вымыть. Иначе сильно уж заметно, что она тоже пришла поглазеть на нашу неудачную попытку. От которой, кстати, меня начинало мутить, наверное, съел больше, чем надо было.
Но следующего я честно не ожидал. Невозмутимую тетю, едва она взглянула, что творится на столе, едва кондратий не хватил. А когда она разглядела еще и полуобглоданный кусок черного мяса, лицо ее исказилось болью. Болью понятной только ей как опытной домохозяйке. Света даже остановилась напротив стола, уставившись на махровое зеленое полотенце на моих коленях. Ну, кухонное искать мне было лень, салфеток нет, но я же интеллигентный человек, в самом деле.
Почему-то смутившись, убрал полотенце, предварительно стряхнув с него крошки хлеба. Постояв еще несколько секунд в ступоре, тетя тихо спросила:
- Вы что… вы что, ели вот, - она облизнула пересохшие губы, - вот это?!
Пацан неуверенно кивнул, а я, выгнув брови, поинтересовался:
- Неужели отменяешь бойкот?
- Я… Но вы… Вот это… Боже мой…
Света опасно качнулась и стремительно начала оседать на пол. Моя реакция не подвела. Поддерживая внезапно ослабшую тетю, посадил ее на стул, на котором только что сидел. Несколько минут мы отпаивали ее водой и обмахивали журналом, найденным на холодильнике.
С чего так бурно реагировать на такую, казалось бы, мелочь, было непонятно. По крайней мере, мне.
- Светка, ты чего?
- Теть Свет, с вами все в порядке?
- Тебе плохо?
- Еще водички?
- Тебе плохо или нет?
- Может, к окну подойдете?
- Ты, главное, не роди тут преждевременно, ладно?
- Может быть…
- Так, все! Хватит! – Света решительно отмахнулась от нас, как от навязчивых мух.
Она выглядела более бодрой, даже побледневшие на минуту щеки снова обрели прежний румянец. Тетя заправила прядь волос за ухо.
- Прекратить истерику, - снова сказала она. – Рожать я тут не собираюсь, поэтому, Вадик, успокойся. Артем, воды можешь больше не наливать, спасибо. Мне уже лучше.
- С тобой точно все в порядке? – на всякий случай переспросил я, озабоченно трогая тетин лоб.
Меня сердито хлопнули по руке.
- Говорю же, что да!
- Так ты… больше не сердишься?
Света напряглась. Некоторое время она переводила взгляд с меня на пацана и обратно, проверяя, кто смотрит с большей надеждой. Краем глаза видя, что зеньки парня а-ля «щенячьи глазки» привлекают чуткое женское сердце больше, сдержанно выдохнул. Наконец, тетя все же вздохнула, сдаваясь.
- Ладно уж, прощаю, куда ж вам, оболтусам, без нас?
Ответить никто не успел, на кухню ворвались сестры. Озадаченно хлопая глазами, Алина очнулась первой:
- Это… вы тут кричали, все нормально?
- Угу, - кивнул пацан.
Алина и Юлька настороженно перевели взгляд на Свету. Та, поглаживая левой рукой округлый животик, дала отбой тревоге:
- Я их простила!
- То есть снова можно разговаривать? – робко вставила Юля свою лепту, на что получила положительный ответ.
Широко улыбнувшись, она радостно крикнула: «Ура! Теперь можно смотреть телевизор!» и упорхнула с кухни. Дружный вздох полетел ей вдогонку.
Алина вздрогнула, обнаружив, что все теперь смотрят на нее. Помявшись, она шмыгнула вслед за младшей сестрой. Воцарилось неловкое молчание. Его нарушила внезапная трель телефона. Пацан вытащил из кармана сотовый, замявшись, поднес его к уху и ответил при нас.
- Да? Да… Ну, нет… Нет, я… Ладно. Да… Хорошо. Куда?.. Угу, ладно.
Как оказалось, навострили уши мы зря, ничего интересного пацан не сказал. Переступив с ноги на ногу, он еще раз неловко взглянул на тетю и сказал, что ему кое-куда нужно сходить. Получив одобрение со стороны Светы, слинял с кухни. Сама же женщина, посидев за столом еще около минуты, вскоре ушла закрывать за пацаном входную дверь.
Я остался один. И только когда снова взглянул на кастрюлю с соляным раствором, до меня дошло.
- Постойте, я что, один все это убирать буду?!
***
Через несколько часов раздался телефонный звонок. Лениво отбросив пульт в сторону, потянулся к телефону. Поднес трубку к уху.
- Да?
- Зыкин, блин!
- И тебе привет.
- Ты где?
- Наверное, в Париже. Захотелось, понимаешь ли, с собой домашний телефон прихватить. Мало ли, вдруг у них там мода такая?
- Какого хрена ты вообще там торчишь?!
- В Париже? – не понял я.
- Не у меня!
- Ну, а что такое? – смутно начал припоминать, о чем мы вчера разговаривали с Матвеем.
- Да ниче, блин! Я тебя уже битый час жду, а твоя наглая жопа все не идет!
- А, ты об этом…
- О чем же еще? – весьма раздраженно. Я вздохнул.
- Прости-прости, как-то из головы вылетело, правда.
- Да? А это ничего, что ты меня вчера чуть ли не на коленях умолял накормить тебя?
- Виноват.
- Разумеется, виноват! Что скажешь в свое оправдание?
- Со Светкой помирился.
- О, то есть, хочешь сказать, тебя уже накормили и ты не придешь? Плод моих стараний можно смело выбрасывать, я так понимаю?
- Ну, - почесал я щеку, - Зачем же сразу выбрасывать? Сам съешь.
- А я поел!
Долгую минуту я думал. Оглянулся, проверяя, нет ли родственниц поблизости. Заметив честную Юлю, делающую вид, что она тут совершенно ни при чем, с надеждой спросил:
- Ты же меня не выдашь?
Сестренка, посмотрев на меня, вздохнула и покачала головой, мол, твори свои темные делишки, не выдам. Благодарно потрепав сестру по волосам, сказал, обращаясь теперь к Лапину:
- Так, выбрасывать ничего не надо. Я сейчас приеду и все-все съем, до единой крошки. Не поверишь, какую дрянь мне пришлось сегодня съесть, поэтому можешь даже не разогревать. Мне хотя бы чем-нибудь этот вкус отбить.
- Света так ужасно приготовила? – искренне удивился мужчина, будто бы и не орал сейчас на меня с пеной у рта.
- Нет, я и пацан… А чтобы загладить свою вину, я куплю, наприме-ер…
- Коньячка.
- Коньячка.
- Пять звезд.
- А не прихерел ли ты часом, друг мой?! – в сердцах воскликнул я, тут же прикусив свой язык и оглянувшись на сестру.
Та демонстративно зажимала уши руками, за что я еще раз одобрительно потрепал ее по головке.
- Ни в коей мере. Ты меня обидел, ты и выкручивайся.
- Дорого стоят твои обиды, - буркнул я.
- А ты что хотел? Друзья – это дорогие люди. И обиды их тоже дорогие.
- Может, все же договоримся о чем-нибудь другом?
- Зыкин, ты не на базаре, не надо мне тут торговаться!
- Сволота ты все же.
- Кто бы говорил. Не увижу тебя на пороге через час – будешь должен мне две «пятизвездки».
- Чего? – возмутился я уже гудкам.
Едва удержавшись, чтобы не сплюнуть, махнул Юле рукой. Та послушно убрала руки от ушей, так же неотрывно пялясь в телевизор. Перевел глаза на время. Полвосьмого.
Что ж, на все про все мне дали час. Успеть бы, а то денежки жалко, да и не наберется у меня столько.
***
Отрывисто постучался в знакомую железную дверь. Пустили на порог меня неохотно, с ленцой. Забирая у меня белый пакет из магазина, где лежал коньяк, Матвей скорчил недовольную рожу:
- Ты что, не мог на пять минут попозже прийти?
- А что? – рассеяно поднял на него взгляд.
- У меня бы коньяка побольше было!
- Алкашня.
- Сам такой, - обиделся друг, шутливо занося руку для удара.
Я едва удержался, чтобы не дать ему ускорительного пинка под задницу, как в старые добрые времена, когда нам было лет по десять.
На столе меня ждал если не пир, то достойный ужин точно. Гречка, покупные приготовленные котлеты, салат, к которому я так и не притронулся, хлеба кусок. Не сказать, что Лапин прирожденный кулинар, но готовить более-менее умеет. То есть, оставшись один, как, например, сейчас, друг с голода не помрет и желудок свой едой быстрого приготовления не испоганит, как я.
Его Женька, кстати, так к Лапину и не вернулась. На мои расспросы сам Матвей отвечал кисло, без радости и энтузиазма. Видимо, поссорились серьезно и надолго. Я в их отношения не лез, советами не понукал, но, видя совсем уж удрученного друга, не мог оставаться в стороне и шел его утешать. Без труда можно догадаться, чем именно я его утешал. В данный момент своей скромной компанией и бутылкой коньяка.
Мысленно отметил, что увлекаться этим делом не стоит, так как у Лапина в последние дни и так одно сплошное «утешение» - у того день рождения, там корпоратив, кто-то на шашлыки позвал. Но сегодня я и правда провинился, что ж сделаешь, придется выпить за компанию.
***
Домой вернулся поздно. Света мне ничего не сказала, но тот взгляд, которым она меня одарила, я запомнил надолго. По крайней мере, до утра.
Дома были все, кроме пацана. Я между делом спросил у Светы, где он. Мало ли, ребенок еще, вдруг случилось что? Мне же потом за него родителям отвечать, хотя я их, кстати, и не знаю.
Тетя, не отрываясь от прочтения любовного романа, ответила:
- Он недавно позвонил и сказал, что останется ночевать у бабушки.
