Текст книги "Тонкая алая нить (СИ)"
Автор книги: Sininen Lintu
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
========== I (Джон/Дейенерис) ==========
Джон Сноу (Король Севера, бывший Лорд Командующий Ночного Дозора, бастард Неда Старка, называйте, как хотите, ему все равно) перестал обращать внимание на алую нить, обвившуюся вокруг запястья, когда встретил Игритт и понял, что к его предназначенной одичалая не имеет никакого отношения. Всю его недолгую жизнь у лорда Сноу было множество причин для волнений – и ни одна не была связана с меткой, полученной им от рождения. В конце концов, эту метку получали все, ну и что?
Винтерфелл требовалось укрепить на случай нашествия Иных – и на случай, если королева Серсея решит, что Север должен беспрекословно подчиниться Королевской Гавани. Поэтому когда алая нить вдруг сложилась в слова, Джон только пожал плечами.
“Так вот как выглядит снег?”. В самом деле, кому придет в голову задать такой дурацкий вопрос?
Санса верила в родственные души, и, глядя на его запястье, каждый раз невольно улыбалась. Тяготы её жизни так и не смогли до конца убить в ней ту романтичную девочку, что грезила о легендах и рыцарях, но она умело скрывала эту сторону себя. Сестра Короля Севера не должна показывать слабости. У неё самой алая линия давно превратилась в слова, и человек, произнесший их, был убит её же руками. Что поделать, если её предназначенный был садистом и извращенцем? Санса и с этим справилась. Но брату она желала самого лучшего.
Венец Королей Севера давил на виски Сноу. Ответственность, которую он взял на себя, заставляла его не спать ночами, вглядываясь в темное небо, будто он пытался прочесть ответы в холодных звездах. Но ответов не было. А зима пришла.
Джон задремал над картой Севера, положив голову на руки, – он не спал уже двое суток, и усталость давала о себе знать. Призрак, спавший у камина, поднял голову, заворчал, заволновался, и Джон распахнул веки, даже толком не успев заснуть.
– Призрак? – Он обеспокоенно повернул голову к лютоволку. – Что ты чуешь?
А потом со двора донеслись крики.
Дракон сидел посреди двора, тяжело ворочая чешуйчатой громадной головой. Сноу почудилось – он спит. Драконы вымерли, больше их нет на свете, и он привык думать так с самого детства, еще когда ему хотелось, чтобы у него был собственный, и Робб смеялся над ним, пока не заболели бока. Нед отругал старшего сына за насмешки и мягко объяснил Джону, что летающих и огнедышащих чудовищ всех изничтожили.
Однако вот один из них, перед ним, и на его спине, обняв руками толстую шею, сидит хрупкая девушка, закутанная в меха. Джон слышал о ней. Дейенерис Таргариен пришла из-за моря и собиралась вернуть то, что принадлежало её семье. Кровью и смертью. Джон слышал слухи и о драконах, но думал, что это – сплетни, вранье, сочиненное для красного словца. Чтобы устрашить противников юной кхалиси.
Дракон косил на Джона глазом и был очень даже настоящим. Проверять, способен ли он дышать пламенем, Сноу не хотел.
Дейенерис спрыгнула на землю, погладила дракона по шее.
– Так вот как выглядит снег? – Задумчиво произнесла она, разглядывая белое покрывало, скрывающее вымощенный камнями двор Винтерфелла. – Или иначе, лорд Сноу? – В темноте ночи, освещаемой только факелами, её волосы казались совсем белыми.
Джон вздрогнул, взглянул на свое запястье, которое вдруг обожгло – но не огнем, а холодом. “Так вот как выглядит снег?”. Родственные души, которым придавали так много значения, всегда занимали его меньше, чем остальные заботы, но даже в редких своих мыслях он не думал, что его судьбой может стать истинная наследница Вестероса.
– Вы ожидали иного? – Сноу не был уверен. что может называть её “Ваше Величество” или “кхалиси”, и поэтому решил обойтись без титулов. Он тоже был Королем, и они могли говорить на равных, разве нет?
Холодный воздух застревал в горле.
Последняя из Таргариенов подняла на него взгляд. В отличие от Джона, на свое запястье она даже не посмотрела, будто знала каждое слово, начертанное там кистью судьбы, изучила его за много лет.
Её губы тронула улыбка.
– Возможно, лорд Сноу. Возможно.
Санса глядела из окна Винтерфелла на своего брата, впервые столкнувшегося с силой родственных душ, и считала до десяти. Раз – она рада за Джона, правда, рада. Два – разве ей не должно было стать легче после смерти Рамси? Три – не каждому везет заполучить в предназначенные будущую королеву Вестероса. Четыре – она не могла забыть, как своими руками уничтожила Рамси Болтона.
Жалела она? Нет. Нет, нет, нет. Рамси был чудовищем, садистом, извращенцем. Подобрать достойного эпитета у Сансы не получалось. Синяки и царапины на её теле зажили давно, однако на сердце они все еще кровоточили. Кто-нибудь из них обязательно бы убил другого, она просто опередила своего мужа в этом.
Пять.
Санса помнила, как вышла из клетки с улыбкой на губах, как за её спиной захлопнулась дверь темницы. Ей казалось, освобождение близко, оно вот-вот придет. Но стоило ей отойти прочь (в спину ей неслись крики), и она согнулась от боли, осела на каменный пол. Псы, привыкшие к человечине, рвали бывшего хозяина на части, а она, Санса Старк-Болтон, чувствовала мучения Рамси, будто они были её собственными. Вместе с мужем, она умирала, так медленно, что ей казалось – она вот-вот сойдет с ума, свихнется от боли.
Санса свернулась калачиком на полу, подтянув колени к груди, и заревела. Такой её и нашел Джон, перенес в спальню. Пытался утешить, но девушка лишь отвернулась к стене. Как она могла объяснить, что чувствовала и через что прошла?
Шесть.
И продолжает проходить до сих пор. Первые слова, сказанные ей Рамси, въелись в кожу намертво. Чернила судьбы нельзя смыть даже кровью. Каждый раз, переодеваясь или окунаясь в ванну, она видела выписанное на запястье предназначение – и будущее одиночество. Рамси Болтон выжег в ней надежду на любовь и семейное счастье, оставив после себя пепелище.
Семь.
Смерть родственной души – ад, через который Санса никому бы не пожелала пройти. Но даже Джон не догадывался, что она чувствовала. Санса улыбалась, трепала брата по кудрям, помогала ему справиться с Винтерфеллом и Севером, и, наверное, он думал, что ей удалось пережить смерть Рамси. Будет лучше, если он так и будет думать. Всегда. Кому какое дело до пепелища в душе Сансы Старк?
Восемь, девять.
Девушка смотрела, как улыбается Джон, осторожно кладет ладонь на шею дракона. Тот косит желтым глазом на Дейенерис.
У Джона все будет хорошо. Санса была в этом уверена.
Десять.
========== II (Джон/Дейенерис, modern!AU) ==========
Her skin is like velvet
Her face cut from stone
Her eyes when she’s smiling
Will never reach home
But hear how she sings
(c) A-HA – Velvet
Джон Сноу часто приходил в этот бар, чтобы услышать её голос. Певица, каждый вечер выступавшая с блюзовыми и джазовыми хитами, вызывала у него щемящее чувство ностальгической тоски по прошлому, которое он, конечно же, не видел – когда джаз широкими шагами гулял по Америке, его самого и в проекте не было. Как и, возможно, его родителей, которых Джон никогда не знал.
Девушка забирала светлые волосы в высокую прическу – хотя какие они, к черту, были светлые? Скорее, серебристые, светящиеся, – и Джон думал, что, наверное, они скользят между пальцев, как дорогой шелк, если их распустить. И казалось бы, откуда у простого полицейского вообще появились такие странные сравнения, он же коп, а не поэт? Но ему было все равно.
Джон покупал очередную порцию виски и выпивал его, пока чуть хрипловатый, сильный голос дарил немногочисленным слушателям очередную песню о любви. Джон был рад, что посетителей в баре так мало: ему не хотелось делить это волшебство. В его жизни, полной ограблений, преступников, убийств и крови, было слишком мало волшебного и так.
Фиолетовая ткань её платья наверняка приятна на ощупь, хотя её светлая кожа – ещё нежнее, он почему-то был в этом уверен, и Джону жаль, что ему до сих пор не удавалось посмотреть в глаза этой необычной девушке. Он чувствовал, что увидит в её взгляде ту же тоску, которую Игритт когда-то ловила и в его глазах тоже, и говорила об этом, не стесняясь. Игритт вообще ничего не стеснялась и не боялась, и теперь она мертва по его вине.
Джон помнил об этом каждую минуту своего существования, и забывал лишь в редкие мгновения, когда им завладевала музыка. Или таинственная певица, чье лицо всегда пряталось под маской.
Завершив свое выступление, девушка ускользнула со сцены. Джон одним махом допил виски и поставил стакан на стойку.
– Ещё виски, Сноу? – Ухмыльнулся бармен.
– Пожалуй, домой, – молодой человек подхватил куртку. – Утром на дежурство.
Бармен махнул рукой, и Джон, на ходу надевая кожанку, вышел из бара, прямо в холод ноября. Зажав сигарету между губ, он щелкнул кнопкой зажигалки.
– Не дадите мне прикурить?
Певица из бара стояла прямо рядом с ним – в джинсах и куртке, накинутой на теплый свитер, с забранными в высокий хвост волосами, она вовсе не походила на таинственную колдунью, зачаровывающую голосом. Невысокая и хрупкая, она скорее напоминала случайную посетительницу заведения, которых здесь было множество.
– Конечно, – Джон осторожно прикурил ей тонкую сигаретку.
Она затянулась.
– Я вижу вас каждый вечер, офицер, – призналась она. – Дейенерис Таргариен.
Её глаза, возможно, были синими, но в свете фонарей на мрачной улице казались темно-фиолетовыми.
Разглядывая её лицо – более красивое, чем он мог себе вообразить, – Джон вдруг улыбнулся:
– Джон Сноу.
Her touch would be tender
Her lips would be warm
But when we’re together
I’m always alone
But hear how she sings…
========== III (dark!Санса/Рамси, modern!AU) ==========
Комментарий к III (dark!Санса/Рамси, modern!AU)
dark!Санса и безумие. Не совсем то, что я хотела написать по soulmate!AU Рамси/Санса, но пусть будет.
Modern AU.
OST: https://www.youtube.com/watch?v=L7Jfd9AWL80 – She Wants Revenge “Tear You Apart”
Aesthetics:
https://pp.userapi.com/c844721/v844721921/b6cb6/WfcgwVqlJJs.jpg
I want to hold you close
Soft breasts, beating heart
As I whisper in your ear
I want to fucking tear you apart
© She Wants Revenge – Tear You Apart
Санса Старк сходит с ума. Впрочем, это неудивительно – она видела, как по приказу Джоффри Баратеона (за его спиной стояла мамаша Серсея, ну и что?) отрезали голову её отцу. Её пытались продать карлику – Тириону Ланнистеру, дяде Джоффри. Санса была вещью, была пленницей, и список её врагов пополнялся всё новыми и новыми именами.
Серсея Баратеон. Джоффри Баратеон. Джейме Ланнистер, виновный в инвалидности Брана, её младшего брата. Только три имени из обширного списка. После гибели матери и Робба туда добавляются ещё и Уолдер Фрей. В какой момент её крыша дала такой крен? Когда милая маленькая дочь Старков, которую воспитывали принцессой и леди, переступила черту? Где её встретило безумие?
Санса Старк сходит с ума, иначе как объяснить её союз с Рамси Болтоном, которого все в Вестеросе знали, как наследника древнего клана наёмных убийц? Она сама находит его с помощью Петира Бейлиша и бесстрашно ступает в дом, где в холле висит знамя с ободранным человеком, чье лицо навечно застыло в крике.
Баратеоны правят Семью Королевствами, но им осталось недолго.
Услуги Болтонов имеют свою цену, но Санса готова заплатить любую, и её не пугает, что Рамси убил собственного отца, а потом скормил его беременную жену голодным псам. Он смотрит на Сансу, щуря холодные, голубые глаза, и от его взгляда внутри у неё танцует пламя, впервые за долгое время, впервые с тех пор, как Джоффри начал измываться над ней и истязать её, погасив любое желание жить. Впервые она ощущает себя живой.
В постели Рамси Санса оказывается в ту же ночь.
Санса учится у своего любовника хитрости и бесстрашию, умению носить множество масок, скрывающих личину монстра, и владению оружием. Рамси показывает ей, как сдирать с людей кожу и как пытать их так, чтобы жертвы ещё долго оставались живыми и страдали. На плече у Сансы огнем горят его первые слова.
«Счастлив нашей встрече, миледи»
Она, в седьмое пекло, уже не миледи – Баратеоны выжгли в ней всё, что могли, огнем выпалили похлеще мифических драконов, которые когда-то были покровителями Таргариенов. Те стародавние времена уже давно прошли. Санса кивает, но в голове у неё шумит: ещё несколько лет назад эти слова неровным почерком проступили у неё на коже.
Рамси Болтон, сумасшедший убийца, – её родственная душа.
Он смеется: наши клинки остры. И целует её до крови, толкает к стене. У Сансы вышибает дух, а горячая ладонь Рамси скользит ей под юбку.
– Я хотел бы разорвать тебя на куски… – шепчет он. Рамси даже не подозревает, что Сансу уже на части и так пидорасит, перед глазами стелется алая пелена, а сознание мутится. Она подается навстречу, впивается ногтями в обнаженные плечи Рамси, царапает до красных вспухших отметин. У него на лопатке – слова, что Санса сказала ему при встрече впервые.
Ничего особенного.
Просто «Мистер Болтон». Любая могла сказать ему это, но Санса знала, что была его соулмейтом – буквы на её плече горели, а Рамси только приподнял брови в легком удивлении. Возможно, тоже не ожидал такого поворота судьбы. Возможно, тоже почувствовал, как слова на его спине полыхнули огнем.
Санса просыпается ночью и вглядывается в темноту спальни. Рамси сопит рядом, властно обнимая её одной рукой. На её бедрах расцветают синяки, а на шее и плечах – засосы, но Санса привыкла, и ей даже нравится. Она вытаскивает из-под подушки нож, проводит пальцем по лезвию. На коже выступает несколько капель крови. Она слизывает их языком.
Этот же нож чуть позже торчит из шеи Джоффри Баратеона.
Рамси и Санса устраивают Серсее и её психопатичному сыночку кровавую баню прямо на его свадьбе с Маргери Тирелл. Двери в ресторане заперты, гости ломятся в окно, где на улице их уже поджидают люди Болтонов, расстреливают прямо в упор. Люди в Королевской Гавани и носа не высунут в эту ночь, Серсею и Джоффри ненавидят, их власти предпочли бы даже междоусобицу. Джоффри отчаянно верещит, и Санса втыкает клинок ему в горло, вскрывает податливую плоть.
Рамси довольно хохочет. Санса присоединяется к нему. В Королевской Гавани давно нет никаких законов, кроме закона силы. Они могут занять Железный Трон, если захотят, и над баратеоновским шикарным дворцом взовьется знамя дредфортовских мясников.
Санса и Рамси не желают править Семью Королевствами. Пусть оставшиеся в живых Ланнистеры, которым повезло не быть на свадьбе (Баратеоны, кто угодно), сами раздирают Вестерос на части. Рамси берет со стола стакан с вином, предназначенный Джоффри, но так и не тронутый, принюхивается и морщится: в алкоголь, кажется, подмешан яд. Санса обнимает его со спины, пачкая в чужой крови его серую футболку, целует в шею. Рамси разворачивается, подхватывает её и сажает на стол. Сметает на пол тарелки и бокалы за её спиной, наступает ботинком на осколки. Он берет Сансу прямо там, под стоны последних умирающих гостей и редкие выстрелы с улицы, и волчица из рода Старков вскрикивает, кусая губы, пока под её сомкнутыми веками полыхают вселенные. Так взаимодействуют родственные души, она знает, но никак не привыкнет к этому пламени. Пока что.
Это разрывает её на части, а потом складывает обратно, как дурацкий паззл.
Wanna fuckin’ tear you apart.
Санса и Рамси подвешивают освежеванный труп Серсеи Ланнистер в зале ресторана и исчезают в ночи. Маргери Тирелл, вдова Джоффри Баратеона, воет в углу, цепляясь тонкими пальцами в поседевшие (некогда – прекрасные) волосы.
========== IV (Джон/Дейенерис, modern!AU) ==========
Комментарий к IV (Джон/Дейенерис, modern!AU)
Ещё немного modern!AU в Вестеросе. Heiress and bodyguard!AU, ребята. Словила идею где-то на просторах соцсетей, и меня перемкнуло.
Писать по канону слишком трудно, по крайней мере, пока не вышла финальная серия, а пофиксить отношения Джона и Дени очень хотелось, люблю их. Здесь Джон – точно не Таргариен, а Старк, и о своем происхождении, опять же, знает ровно то, что ему всю жизнь говорил Нед. Вестерос вполне себе похож на современный мир по развитию, драконы, лютоволки и ходоки давно остались в легендах.
Aesthetic:
https://pp.userapi.com/c845322/v845322632/20a1f7/pJebv8eGQk0.jpg
Дейенерис Таргариен чертовски богата. У неё в доме живут три ящерицы с мудреными именами, которые шипят на гостей и гоняются за особенно им неугодными, норовя прихватить за пятки – воображают себя драконами. Джон Сноу в глаза не видал таких денег, что Дейенерис тратит на красивые платья и на благотворительность. Хотя бы в добром сердце ей нельзя отказать.
Её муж – Дрого – вечно в разъездах, почти не бывает в городе. Он занимается продажей оружия в охваченные народными восстаниями Семь Королевств. Никогда в Вестеросе не бывает спокойно, и даже разделение его на реальные семь стран им не помогло. Джон учил историю, он знает и о войнах за Железный Трон, который давно стал номинальным, и о многочисленных разрушениях Королевской Гавани в этих войнах. Он из Вестероса давно сбежал за Узкое море, дальше, как можно дальше от отвергнувшей его семьи и от возмущений, поднимающихся на Севере против нынешнего правительства. Мог бы – отправился бы на Стену, да только от неё уже многие столетия одни обломки, туда детишек на экскурсии возят да о Короле Ночи старые легенды рассказывают. Легендам этим тысячи лет. Робб их очень любил, когда был совсем мелким, а старая Нэн их часто рассказывала. Джон подслушивал.
Ему не разрешалось играть с младшими Старками. Он был внебрачным сыном Неда Старка, которого Кейтилин Старк приютила якобы из доброты, а на самом деле прав у него было не больше, чем у дверного коврика, о который все вытирали ноги. Поэтому он и сбежал в Эссос, прямиком в Миэрин – уже давно не цитадель работорговли. Пришлось попотеть, чтобы устроиться – пять лет, похожих на каникулы в Седьмом пекле, Джон участвовал в подпольных боях и уличных гонках, завел тысячу сомнительных знакомств и добрый десяток раз был на волосок от смерти. На одном из подпольных боев его и нашел Дрого по кличке Кхал. Нашел и нанял телохранителем для своей жены.
Дейенерис недовольна. Ей телохранитель не нужен, она и сама хорошо справляется. Джон усмехается в короткую бородку, следует за ней тенью, пытаясь на обращать внимания на ледяное презрение, которым окатывает его жена Дрого. С другими она мила – с удовольствием возится с детьми (в такие минуты в её глазах появляется боль, которую она умело прячет), встречается с подругами, такими же супругами местных бизнесменов. Дейенерис держит спину, как королева, царственно поворачивает голову и элегантно пьет свой травяной чай, и каждый её жест раздражает Джона.
Она раздражает своим совершенством, тогда как он сам – даром, что переоделся в костюм – всё ещё тот мальчишка, приехавший из Вестероса и дерущийся в подполье за деньги на потеху таким, как её муж. Там они своих телохранителей и бойцов и набирают, и эта судьба куда лучше, чем сдохнуть на ринге во время нечестного боя. Возможно, лучше.
Раздражение у них взаимное.
Дрого уезжает постоянно, и Дейенерис уже не тоскует по нему, как отмечает Джон, пусть и не желает этого видеть. Какое его дело? Он в доме Кхала для защиты Дейенерис, а не для сбора ненужной информации о чужих семейных проблемах. Впрочем, Дрого слишком занят, чтобы улавливать перемены в отношении жены к нему. Дрого зарабатывает деньги. Джон знает, что Кхал – до кучи ещё и владелец одного из крупнейших подпольных рингов, и это так тошнотворно, что тянет блевать. Возможно, Дейенерис не знает. Возможно, ей всё равно, пока есть деньги на помощь бездомным детям и животным, чьи судьбы её действительно волнуют. По-настоящему волнуют, Джон знает. Не слепой.
У Дейенерис – длинные серебристые волосы и фиалковые глаза, и наверняка нежная кожа. Джон не улавливает момент, когда прекращает раздражаться при виде Дейенерис. Когда, принюхиваясь по-волчьи, начинает ловить аромат её терпких духов ещё до того, как она войдет в гостиную. Ему так странно хочется зарыться лицом в шелк её волос, чтобы убедиться, что они и правда такие мягкие, как ему кажется. Джон понимает, что это означает, и это опасно. Ледяное презрение Дейенерис никуда не девается, но Джон понимает, что дело вовсе не в нём лично. Она просто чувствует себя не женщиной, а птицей в золотой клетке, и оковы её прочнее, чем прутья. И она одинока, так одинока, что сжимается сердце. Джон отлично знает, что такое одиночество, хлебнул его сполна. Хоть что-то он в этой жизни знает точно.
Постепенно их отношения теплеют. Презрение уходит, и, хотя они по-прежнему всего лишь телохранитель и его подопечная, Дейенерис больше не злится на него за молчаливое присутствие за её плечом. Свыклась. Иногда и улыбается даже, говорит о чем-то незначительном, вроде погоды или расписания на день, которое Джон знает лучше неё. Понимает, наконец, что Джон не в состоянии разжать прутья её золотой клетки, но может беречь её. Старается беречь. Это его долг. Но Дейенерис не знает, что это – ещё и его собственное желание.
Однажды, во время очередного отъезда Кхала, на Дейенерис нападают. Нагло, прямо на улицах Миэрина, когда она собирается садиться в машину. Чутье Джона, ощущающего опасность за мгновение до, не подводит, и он бросается вперед, отталкивает Дейенерис, накрывает своим телом. Кто-то из прохожих кричит – вопль пронзительный, женский. «Уби-и-и-ли!». Но Дейенерис, вообще-то, живее всех живых. Она лежит, уткнувшись лицом в землю, и ругается так, что позавидовал бы любой грузчик или один из «расходных» бойцов в подполье. Джон знать не хочет, откуда Дейенерис эти слова знает. Он шепчет ей на ухо:
– Не вздумайте подниматься, – и перекатывается по земле, выхватывает оружие. Замирает за машиной. Адреналин в крови бурлит.
Стреляли с противоположной стороны улицы, с окон одного из домов, он уверен. Дейенерис прекращает ругаться и просто дрожит. Дорогущее платье от падения порвалось, волосы рассыпались по плечам и спине. Джон осторожно высовывается наружу, но стрельба не повторяется.
Это не киллер, такие не промахиваются. Кто-то наёмный, но не профессиональный. Вряд ли Дейенерис хотели убить, а вот предупредить её мужа о чем-то – запросто. Кхал Дрого – не последняя фигура в Миэрине.
Это значит, что нужно всё время быть начеку. Вот когда Джон жалеет, что оставил Призрака на Севере. У его пса всегда было сверхъестественное чутье на опасность. Джон по нему скучает, но не тащить же северную собаку на Юг?
Кхал где-то в дотракийских городах, но приказывает Джону следить за Дейенерис в оба глаза. Если с ней что-то случится, Джон ответит за это жизнью. Как будто и так непонятно. Впрочем, Джон не позволил бы Дейенерис умереть. Он не может. Не хочет, чтобы с ней произошло что-то страшное. У него что-то тёмное и страшное внутри поднимается, как только он думает об этом.
Дейенерис оказывается сильнее, чем Джон о ней судил. Она отходит от покушения быстро, и, пока они спешно возвращаются домой, мягко спрашивает у Джона, всё ли с ним хорошо. Он кивает, а её забота греет ему сердце, которое, как он полагал, в Миэрине очерствело.
Охранять Дейенерис – это его долг, но её безопасность становится его личным делом. И провались Джон в Седьмое Пекло, если не понимает, что это значит. Если не ощущает жар, вспыхивающий от её близости. Он чертовски попал, но справится с этим. Как всю жизнь справлялся со всяким дерьмом, что на него валилось.
Вечером Дейенерис приходит к нему в спальню – Дрого поселил Джона буквально напротив, на случай, если на жену попытаются напасть среди ночи. Её волосы струятся по спине серебристым каскадом, она кутается в плед и нервничает. Почему она нервничает?
– Кто это мог быть? – спрашивает она. – Я ничего о делах мужа не знаю.
– Вас не собирались убивать, – Джон чистит пистолет. Оружие нужно держать в порядке.
Дейенерис рядом садится, обдавая терпким ароматом восточных духов, наблюдает за его действиями, склонив голову. Откуда-то из-за её плеча появляется ящерица, кажется, Дрогон. Деловито сползает на пол и устраивается у колена Джона.
– Ты ему нравишься, – чуть улыбается Дейенерис. – Дрогону мало кто по душе.
– Польщен, – хмыкает Джон.
От её близости внутри вновь становится жарко, будто чиркают зажигалкой, и костер возносится языками пламени, обжигая внутренности. Это ни с чем не спутаешь, это оно, желание, пожирающее тебя, пока от здравого смысла не останется пепел. Он понятия не имеет, когда захотел жену своего работодателя, но так уж есть.
И он не должен… не может её хотеть.
Дейенерис кладет руку ему на локоть.
– Спасибо.
Её прикосновения опаляют, хотя Джон и так горит.
– Это моя работа, – кивает он.
Долг. Тот самый, которому он всю жизнь следует. Его работа – швырять Дейенерис на землю при малейшей опасности, накрывать собой, как живым щитом. Возможно, его работа – умереть за неё. Но Джон жаждет ощутить её под собой… не так. Не на асфальте, а в постели. Узнать, как она стонет и как целуется, как прикасается к мужчине, которого по-настоящему хочет. Джон понимает, что это невозможно.
Слово «невозможно» осыпается пеплом, когда Дейенерис целует его сама.
========== V (Джон/Дейенерис) ==========
Комментарий к V (Джон/Дейенерис)
Финал “Игры Престолов” – это очень больно. Слишком много слитых персонажей, слишком много ООСа, слишком много обрубленных сюжетных линий и равнодушия сценаристов, которым хотелось сделать уже “хоть как-нибудь”. Не пофиксить финал истории Джона и Дени (которую можно было бы раскрыть и показать куда полнее и ярче) я не могла.
Все прощено.
Aesthetic:
https://pp.userapi.com/c844618/v844618031/20ba7b/XEVhrVx2OxQ.jpg
Джона преследуют кошмарные сны. Раз за разом в них он убивает женщину, которую бесконечно любил и которой клялся в верности – как вассал и как мужчина. Раз за разом наблюдает, как гаснет в её глазах жизнь. В памяти людей Дейенерис Таргариен осталась Безумной Королевой, но Джон Сноу – он отрекается от имени Эйегона Таргариена, это имя принесло слишком много несчастий – знал Дейенерис другой. Знал женщиной с добрым сердцем, желавшей помочь жителям Вестероса обрести свободу от Серсеи. Знал потерявшей так много, преданной теми, кому она доверяла. Знал её любящей и нуждающейся в любви.
В любви, в которой он, Джон Сноу, ей отказал. Боги, он просто не мог смириться с их родством, оно резало его по живому, оно ворочалось ножом, воткнутым в сердце! Переступить через себя Джон так и не смог. Его вера, его воспитание слишком владели им. Сейчас он плюнул бы на их родственные связи, ибо прошедшие годы доказали ему – всё это мелко и не стоит переживаний. Всё становится мелким, когда живешь с бесконечными видениями смерти женщины, которую любил, и продолжаешь любить, хоть она и мертва.
Годы идут, и давно уже Бран, ставший правителем Вестероса, разрешил Джону возвратиться из-за Стены – хоть на Север, где воцарилась Санса, хоть в Королевскую Гавань. Джон знает, что он ещё может продолжить династию Таргариенов. Заключить брак, например. С той же Сансой, которая если бы и решилась выйти замуж, то лишь за своего кузена. Но Джон застревает в снегах, а годы идут, приближая смерть.
Джон уже умирал однажды. Это не страшно. Гораздо хуже – вот так вот жить, видя сны, просыпаясь в поту, пока верный Призрак, уже очень старый, ворча, поднимает голову и смотрит умными глазами. Лютоволк всё знает и всё понимает.
Дени.
Его королева.
Лишь боль в сердце доказывает, что Джон Сноу ещё не заледенел изнутри насовсем. Он медитирует у сердце-древа, но Старые Боги молчат. Быть может, они гневаются, что он полюбил собственную тетку, что огненная кровь Таргариенов и северная кровь Старков не подсказала ему правду. Быть может, им всё равно.
Джон охотится и кормится тем, что они с Призраком и Тормундом убивают в лесах. Иные ушли, рассыпались вместе со своим Королем, их больше нет, и страх покинул бескрайние снежные земли за Стеной. Он мог бы отправиться к одичалым, и они бы даже приняли его, но Джон сознательно избирает другой путь.
В конце концов Тормунд тоже уходит, возвращается к одичалым, и Джон остается один. Ему нигде нет места. Впрочем, одиночество – его вечный удел. Он был одинок, будучи бастардом, он был одинок в Ночном Дозоре и был одинок, нося тяжелый венец Короля Севера, он одинок и теперь.
Нет ничего страшнее для мира, чем одинокий Таргариен. Джон послал в Седьмое Пекло это имя, лишившее его Дейенерис, но не мог послать самого себя. Он был настолько же Таргариеном, насколько и Старком, и воспитание Эддарда, которого Джон почитал своим отцом, спадало, словно шелуха, с каждым месяцем, проведенным в одиночестве. Многие вещи кажутся совершенно другими. Будь Джон сейчас в Королевской Гавани, он во многом поступил бы иначе.
Но шанса повернуть колесо времени у него нет. Никто не может возвратиться в прошлое и исправить свои ошибки. И Джон раз за разом истязает себя воспоминаниями. Видит кошмарные сны и просыпается с мокрым от слёз лицом.
Призрак умирает в одну из долгих зимних ночей, когда ветер завывает за стенами, и Джон хоронит его недалеко от сердце-древа, где ещё Дети Леса века и тысячелетия назад вырезали плачущий лик. Вместе с Призраком уходит ещё одна часть его сердца, и Джон леденеет, будто новый Король Ночи. Но единственного, кого он хотел бы убить, он убить не может. На самоубийство Джон Сноу всё ещё не способен – и вовсе не от слабости характера.
Он знает, что смерть за ним придёт. Он ожидает.
И смерть приходит в лице медведя-шатуна, проснувшегося среди зимы. Огромное, злое на весь мир животное приходит на запах крови – Джон только что поймал в капкан зайца – и оно бесконечно голодно. Шатуны, Джон знает, не способны сами охотиться на лесную дичь, но зато могут отнять добычу у более слабых. Возможно, Джон должен бороться за свою жизнь. Возможно, стоит притвориться мертвым. Но медведь ревет, встает на задние лапы, готовый к нападению, и Джон готовится отражать опасность. Но он – не Тормунд, и он уже не так молод. Медведь валит его на землю, подминая хрупкого человека под свою тяжеленную тушу.
Медведь рвет Джона на части, и тот прекращает сопротивляться. Боль слепит, полыхает в мозгу белым маревом, и, Боги, Джон ошибался, думая, что умирать – не страшно. Всегда страшно, даже во второй раз. Теперь – окончательный. Мелисандры больше нет, и некому будет вернуть его назад.
Ослепляющая вспышка превращается в темноту.
Джон открывает глаза.
Нет ни снега, ни леса, ни медведя. Он оглядывается и узнает корабельную каюту, и слышит плеск волн за бортом. И ледяная корка, покрывшая его сердце, крошится и осыпается со звоном. Джон чувствует, что вновь молод, но он не ожил и не вернулся в прошлое, о, нет. Это никому не под силу, даже Мелисандре не было бы.
