Текст книги "Нелли (СИ)"

Автор книги: Sиничка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1. “Перед смертью не надышишься” ==========

Мой самолёт заходил на посадку в Москве. Через открытые иллюминаторы мне были видны все красоты столицы: Красная Площадь, Кремль, ЦУМ, ГУМ, Большой Театр. Мне показалось, что я даже смогла различить здание «Табакерки», но не могу утверждать точно. Самолёт резко снизился, отчего у меня неприятно заложило уши, так что пришлось положить в рот ещё горсть маленьких фруктовых карамелек, которые нам раздали перед посадкой. Наконец, шасси коснулись взлётно-посадочной полосы, и самолёт прокатился ещё несколько сот метров по ровной асфальтированной дороге. Как только он остановился, все люди стали вставать со своих мест и пробираться к выходу. Я тоже встала, взяв с полки свой небольшой багаж, с которым вылетела из Томска: сумку и пакет. Я собиралась пробыть в Москве всего три дня, поэтому не было смысла брать с собой много вещей. Вскоре подошла моя очередь выходить. Как только я переступила порог, мне в нос ударил свежий запах весенней пыли, таявшего снега и тёплого ветра. Порыв ветра разметал мои длинные светлые волосы, так что они закрыли мне половину лица, и пришлось перебросить пакет в другую руку, чтобы отбросить эту копну.

– Надо будет сделать хвост, – мелькнула у меня мысль, но тогда мне надо было освободить проход для выхода других пассажиров.

Я быстро спустилась вниз по трапу, залезла в автобус, уступив при этом место какой-то женщине с ребёнком. Судя по количеству багажа, в столицу они прилетели надолго. Я встала у окна и смотрела на здание аэропорта, которое всё приближалось. Краем глаза я, сама не знаю, почему, продолжала наблюдать за крохой, который вертелся на руках у мамы, стараясь рассмотреть как можно больше. Какой весёлый карапуз! Я только недавно начала любить детей, наверное, потому что уже вышла из «детского» возраста. Мне пришла мысль, что я, наверное, невольно каждого ребёнка «примеряю» для себя, как когда-то лет в пятнадцать-шестнадцать примеряла на себя знакомых-парней и нравившихся мне тогда знаменитостей спорта и кино. Теперь это детское увлечение прошло, оставив место в моём сердце только для тех молодых людей, которые находятся непосредственно рядом со мной.

Выйдя из автобуса, я направилась на стоянку машин, чтобы поймать такси и ехать в забронированный номер в отеле. Вообще, вся эта поездка в Москву была подарком родителей на моё девятнадцатилетние, так как на совершеннолетие в прошлом году ушло много денег, и на запланированную ещё год назад поездку в столицу средств просто не осталось. Теперь это маленькое путешествие одной, без родных, имело для меня несколько другой смысл. Можно сказать, что вся поездка была лишь внешним прикрытием для моей настоящей цели. Когда я говорила, что в моём сердце осталось место только для знакомых юношей, я этим невольно старалась скрыть даже от себя правду. Эра киногероев для меня действительно прошла. Но не совсем. Существовал один, только один человек, который по прежнему занимал главное место в моём сердце, в моей душе. Сначала я не отдавала себе отчёта, что на самом деле происходит. Я думала что это лишь очередной кумир, который побудет месяц-два и бесследно исчезнет, уступив место другому. Но шло время, а он не исчезал. Я настолько привыкла к этому чувству, что перестала его замечать и думала, что и оно скоро пройдёт. Тогда это чувство ещё не тяготило меня. Я не помню, какой писатель или поэт сказал, что есть люди, которым необходимо состояние влюблённости, неважно в кого, но теперь я понимала, что тоже принадлежу к этому типу людей.

Вскоре такси подъехало к отелю. Расплатившись с водителем, на удивление оказавшимся русским, я вышла из машины и прошла в помещение отеля. Просторное фойе, большие окна, пальмы в кадках – всё как полагается. Я прошла к столу регистрации и спросила:

– Здравствуйте. Я бронировала номер на имя Смеховой Нелли Сергеевны, можете проверить?

– Здравствуйте, – ответила мне довольно молодая девушка примерно моих лет. Как я узнала потом, это была дальняя родственница хозяина отеля. – Да, вот ваше имя. Комната двести шестнадцать. На три дня и три ночи?

– Да, – ответила я, ставя сумку на пол и поводя уставшими плечами.

– Хорошо. Ваши ключи. – Она протянула мне изящные маленькие ключики с пластмассовой верхушкой. – Всего доброго. – Она улыбнулась, но не так, как обычно улыбаются люди её профессии, натянуто и выучено, а просто, по-человечески, по-доброму.

– И вам. – Я отошла от столика и, пройдя по коридору к лифту, поднялась на пятых этаж. Я все две недели до поездки изучала план здания, поэтому быстро нашла свой номер. Простая, но красивая тёмно-коричневая дверь с золотой ручкой. Я зашла в номер. Обстановка была довольно красивой, не вычурной. Стены выкрашены в нежный кремовый цвет, два больших окна с тонкими занавесками и тяжёлыми портьерами, паркетный пол. Посреди комнаты стояла большая двуспальная кровать, застеленная покрывалом под цвет стен. Опустив сумку на стул, я прошла к кровати и легла на неё. Как хорошо было прилечь, закрыть глаза и погрузиться в тишину пустой комнаты! Но как только я закрыла глаза, перед моим внутренним взором предстал он, мой камень преткновения, мой кошмар, моя любовь – Вадим Демчог. То, что он был моей любовью, я не призналась бы даже на исповеди, даже на Страшном Суде. Хотя, на Страшном Суде все и так всё знают, поэтому, если мне предначертано судьбой гореть в аду за это чувство, я с лёгкостью взойду на сковородку!

За этим я и прилетела в Москву. За ним. Я хотела увидеть его воочию, прямо перед собой, не на экране, а в реальности. Я надеялась, я молила Небо о разочаровании, которое обычно постигает фанатов при встрече с кумиром. Я надеялась, что когда увижу его вживую, то он тут же перестанет мне нравится, когда я буду видеть его не через камеру и светофильтры, а просто своими глазами. Я увижу, что он на самом деле совсем не такой, каким бывает в тех же «Интернах», что он невообразимо далёк от того мнимого совершенства и не обладает теми качествами, которыми моя фантазия наделила его. Завтрашний день должен был решить всё. Я собиралась на открытый показ первой серии нового сезона «Интернов», за которым последует конференция и банкет. На банкет я и не надеялась и, честно говоря, не хотела попасть. Уже то, что я отважилась на этот шаг, расценивалось мною, как сумасшедшая, безумная затея. Я шла в клетку со львом.

Полежав немного, я решила распаковать вещи. Разложила по ящикам комода свой немногочисленный гардероб, поставила на тумбочку шампунь и крема, достала из бокового кармана зубную щётку. Приближалось время ужина, но мне совсем не хотелось есть. Как всегда в преддверии масштабного события, меня начинало в буквальном смысле трясти, а внутри как будто образовывался холодный колючий ком. Несмотря на это, я решила пойти и поесть, потому что не очень-то хочется потом мучится болями в голодном, не получившем вовремя еду желудке, особенно после первого года обучения в универе на факультете журналистики, когда еды было в обрез и денег не всегда хватало. Думая таким образом, я спустилась вниз в большой ресторанный зал. Хорошо, что в заявку было включено питание, иначе я бы разорилась на еде. Это я поняла, украдкой взглянув на меню. Поужинав мясом по-французски и выпив два бокала абрикосового сока, я заплатила полцены за еду и отправилась к себе. Придя в номер, я приняла душ, привела себя в порядок пере сном и уже хотела лечь спать, как вдруг мне вспомнилась моя бабушка – старая, очень набожная женщина, и её слова, которые она повторяла перед тем, как уложить меня спать: «Ангел мой, пойдём со мной, ты впереди, я за тобой». От воспоминания об этой фразе, мне захотелось помолиться. Я этого не делала с самого детства, когда ещё жила в деревне, и теперь мне очень сильно захотелось помолиться. Я слезла с кровати и встала на колени, прочитала «Отче наш» и успокоено легла. На что я надеялась, читая эту молитву? На помощь Бога в моём завтрашнем деле? Не знаю. Я сама не знала, на что надеялась. Вскоре я заснула, но и во сне продолжала видеть только одно лицо, только одного человека – Вадима.

***

Я проснулась утром со странным чувством нереальности происходящего. Холодный ком из груди никуда не исчез, наоборот, он заполнил собой всё пространство моей души, и только присутствие этого кома и щемящего чувства неотвратимости того, к чему я сама стремилась, давали мне понять, что я в реальности, я существую. Показ начинался в шесть часов вечера, поэтому мне надо было как-то скоротать время. Я вытащила из сумки большую папку для бумаг и достала её содержимое: матовые фотографии всех героев сериала «Интерны». Я печатала фотографии, чтобы получить автографы всех участников, хотя на самом деле мне нужен был только один, остальные шли фоном и мне порой было жалко того времени и тех денег, что я потратила на распечатку фотографий. Аккуратно разложив фото, я оставила сверху лицо Быкова, просто так, для прикрытия, чтобы смешаться с толпой рядовых фанатов. Разумеется, на презентации я не услышу того, что скажет Иван Охлобыстин. Я вообще не услышу никого, кроме Вадима. Ему достанутся мои жаркие аплодисменты и мои возгласы. Ему, никому другому. Но этого никто не заметит, не должны. Я унесу эту тайну с собой с могилу.

Разобрав изображения, я сняла с вешалки светлую тунику и бежевые бриджи. Надо было погладить эти вещи перед тем, как надеть их на показ. Подойдя к зеркалу, я взглянула на себя. Опять на носу и скулах проступили веснушки – вечный символ надвигающегося лета. Я не захватила с собой тональный крем, поэтому ничем не могла замазать эти мелкие рыжие пятнышки.

«Что ж, видимо, судьба, – подумала я, отходя от зеркала. – И правильно, красота должна быть естественной. Хотя, кому здесь нужна моя красота?»

После завтрака, я решила побродить по городу. Мне уже доводилось бывать в Москве, и поэтому я легко ориентировалась на улицах. Прогулялась до Красной площади, поглазела на Кремль, затем прошла на Патриаршие пруды. Это было моё самое заветное место в столице. Вся атмосфера прудов, то, что написал о них в «Мастере и Маргарите» Булгаков, в моих глазах делало их самым значительным местом в городе. Тем временем, солнце уже прошло зенит и медленно, но неуклонно продолжало клониться к закату. Я посмотрела на часы: была половина пятого. Полтора часа. Через полтора часа все мои ожидания и желания сбудутся, моя самая заветная мечта перестанет быть мечтой и обратится в реальность. Наступит конец моей безумной влюблённости, это чувство меня отпустит. За этим я и летела, на это я и надеялась.

Вернувшись в отель, я быстро переоделась, собрала волосы в хвост, немного накрасила глаза, чтобы придать светлым ресницам больше выразительности. Взяв в руки папку с фотографиями, я перебросила через плечо небольшую сумку в которую положила всё самое необходимое: косметичку, зеркало, фонарик, который всегда носила с собой, ключи от номера, скидные и кредитное карточки, запасные капроновые колготки и бутылочку минеральной воды, и записную книжку с привязанной к ней ленточкой ручкой. Телефон я положила в карман брюк. Убедившись, что ничего не забыла, я закрыла дверь номера, и, спустившись на лифте в холл, вышла на улицу.

Солнце должно было скоро сесть, поэтому всё пространство вокруг было залито его тёплыми лучами. Воздух ещё не начал остывать, и мне пока не была нужна кожаная куртка, которую я взяла с собой, перебросив через сумку. Немного постояв и подышав свежим тёплым воздухом, я села в подъехавшее такси и, сказав водителю адрес, откинулась на спинку сидения. Верно говорят, что «перед смертью не надышишься». Сейчас я чувствовала, что никогда не смогу до конца насладиться этим весенним воздухом. Я дышала глубоко и ровно, ведь скоро мой кошмар, моя любовь кончится, растает, как утренний туман, и я буду свободна. Свободна от чувства, что человек, который мне небезразличен, не может быть со мной. Скоро это пройдёт. И в надежде на это скорое избавление, я ехала на показ. Вскоре машина остановилась напротив высокого здания, по виду напоминавшее не то клуб, не то гостиницу. Я вышла из такси, отдала водителю деньги, присовокупив туда чаевые, за которые он был мне очень благодарен и даже дал свою визитку, которую я машинально сунула в карман.

Около входа толпились люди: папарацци, просто зеваки, приглашённые гости, жюри и посетители, которые собирались на показ. Я, смешавшись с этой толпой, прошла внутрь, сунув на контроле свой пропускной билет. Когда меня впустили в зал, я ахнула: на всю стену висел плакат «Интернов». Рядом с ним на других стенах и на спинках сидений были прилеплены плакаты поменьше. Но не они притягивали мой взгляд. Я увидела, на какую-то долю секунды, как за занавесом мелькнул он – Вадим Демчог. У меня перехватило дыхание. Скоро. Скоро всё кончится. В предвкушении этого события, я начала ходить по залу и по промеру других людей фотографировать плакаты. Несколько раз меня просили сфотографировать кого-нибудь на фоне Быкова или интернов, несколько раз я просила об этом.

Наконец, все начали рассаживаться по местам. Мне досталось место во втором ряду, близко к краю, что было очень хорошо, так как я могла быстро выйти, когда начнётся раздача автографов. В предвкушение представления, я быстро села, положив на колени папку и сумку. Когда все расселись по местам и в зале смолкли шепотки и смех, на экране появилась заставка в виде гигантской красной пилюли, на которой белыми буквами было написано «Интерны». На сцену вышел ведущий и начал свою речь. Он говорил про то, что они рады презентовать новый сезон и в частности, эту серию. Я плохо его слушала, ожидая, когда же, наконец, выйдут актёры. И, вот, дождалась! Ведущий объявил, что все герои сериала сейчас соберутся на сцене, чтобы произнести речь перед показом. И они вышли. Сначала Охлобыстин, потом Глинников, Ильин, Байрон, Пермякова, Камынина и Демчог. Когда он вышел, я почувствовала, что моё сердце сейчас разорвётся от переизбытка чувств. Это была агония, агония моей любви.

Актёры начали речь. Когда очередь дошла до Вадима, я уже не знала, что думать, мне казалось, что всё идёт не так, как я запланировала, но успокаивала себя тем, что это – последний залп, последний выход. И я услышала его голос. Этот бархатный, глуховатый, чуть насмешливый голос, видимо, во время показа они продолжали играть роли. Это придало мне успокоение, что моё чувство так проявило себя, потому что Демчог играет Купитмана. Вера в спасение вернулась ко мне и я продолжала с наслаждением слушать его голос.

Когда он закончил, ведущий объявил о начале показа. Зал стих, актёры сели на свои места на сцене и показ начался. Серия была интересная, насыщенная, мне очень понравился Быков в облике Келвина Кэнди и Крёстного отца. Когда серия закончилась и пошли титры, ведущий снова вышел на сцену для того, чтобы объявить о том, что сейчас журналисты разных изданий будут задавать вопросы игравшим. Первым вопрос задал журналист какой-то московской газетёнки. Он спросил что-то про новых интернов. На его вопрос ответил Илья Глинников. Они, похоже, перестали играть своих персонажей, потому что хоть манера Ильи излагать свои мысли напоминала Глеба, но всё равно чувствовалось, что это совершенно разные люди. И тут слева от меня прозвучал вопрос, которого я ждала: кто-то спросил про племянницу Купитмана. Вадим посмотрел в сторону этого человека и в этот момент случилось то, что впоследствии я не могла забыть долгое время: в поисках говорившего взгляд Демчога остановился на мне. На какую-то бесконечно долгую, как показалось мне долю секунды, он смотрел прямо на меня. Я почувствовала, что лицо моё вспыхнуло жгучей краской, оно прямо запылало. И я готова была поклясться, что он это видел. Однако, через мгновение его взгляд переместился на говорившего.

То, что он ответил, я уже не расслышала. Звуки его голоса слились для меня в один, похожий чем-то на мелодию умирающей любви. Вот оно, завершение. Я сделала то, что хотела. Встретила, разочаровалась и успокоилась. На меня сошло удивительное спокойствие, мне вдруг стало так легко, что я удивилась, как я раньше не додумалась просто приехать. Журналисты продолжали задавать вопросы, команда на них отвечала, но мне уже было так хорошо, что я не могла не улыбаться, если раньше я сидела вся напряжённая. Наконец, ведущий объявил, что начинается раздача автографов.

В зале началось оживление. Люди двигались в направлении сцены, и охранникам мероприятия стоило большого труда удерживать их от давки. Я находилась близко к краю, поэтому быстро проскользнув между рядов, встала в очередь за автографами. Получив автограф Охлобыстина с пожеланием в стиле доктора Быкова, я продвинулась дальше, вынимая из папки то одну, то другую фотографию. Я уже получила роспись Светы Камыниной и даже пожала ей руку, которую в шутку поклялась не мыть, чтобы сохранить этот знак обожания, как вдруг я как-то незаметно для себя оказалась напротив Вадима. Он поднял на меня глаза. В этот момент я поняла, что все мои усилия были тщетны. Любовь не умерла, как думала я час назад. Она, напротив ещё больше окрепла и навсегда поселилась в моей душе. Когда Вадим поднял на меня глаза, и наши взгляды встретились, я поняла, что погибаю. Я не могла больше обманывать себя, я любила его, любила сильно и по-настоящему, как любят только раз в жизни.

– Здравствуйте. – Это вылетело у меня на автопилоте, как вылетало предыдущие пять раз. – Вадим Викторович, – добавила я, чтобы сказать, назвать его по имени.

– Здравствуйте, – ответил он, продолжая смотреть на меня. Я протянула ему фотографию Купитмана, которую особенно бережно несла всю дорогу. – Ваше имя, дорогая? – Он и в обычной жизни был не чужд галантности.

– Нелли, – выдавила я. Это слово далось мне с трудом, хотя я произносила его и перед Байроном, и перед Глинниковым, которые, по идеи, должны были вызывать во мне те бешеные чувства, которые вызывал Вадим.

– Нелли, – повторил он, подписывая фото. – Красивое имя.

– Ага, – ответила я, просто, чтобы хоть что-то ответить. Я быстро забрала фото и в этот момент во мне как будто что-то перевернулась. Сама не понимая, что я делаю, я протянула ему руку, как минуту назад Свете Камыниной. – Я люблю ваше творчество. – Мне стоило больших усилий не сказать «вас».

– Спасибо, – улыбнулся мне Вадим, пожимая мне руку.

Это был конец. Его прикосновение породило во мне волну таких эмоций и образов, что если бы здесь никого не было, я бы кинулась ему на шею. Но я сдержалась и просто улыбнулась в ответ, затем быстро освободила место для стоящих за мной фанатов и вышла на улицу. В лицо мне ударил свежий ветер. Я стояла, прислонившись к стене, и вдыхала этот уже начавший остывать воздух. Сердце моё колотилось как безумное, ещё чуть-чуть, казалось мне, и оно проломит мои рёбра. Я посмотрела на небо: оно приобрело тёмно-синий оттенок, на нём начали зажигаться первые тусклые звёзды. И, глядя на это небо, я невольно подумала о том, что потеряла свою свободу до конца моих дней. Теперь каждый момент моей жизни, пройди хоть десять лет, будет наполнен воспоминаниями об этом вечере. Я думала, что встретившись с Вадимом, угасну к нему, что мне станет лучше. Но всё стало только хуже. Я сама загнала себя в это болото, из которого не предвиделось выхода.

«Боже, что я наделала? – Это была первая мысль, когда я, немного придя в себя, посмотрела на вход в зал. – Я же теперь никогда от него не избавлюсь, я буду жить им. А он так и никогда не узнает, что сегодня видел ту, что любит его больше жизни. Хотя… почему это он никогда не узнает? – Я была настолько удивлена тем, что пришло мне в голову, что на секунду забыла о недавнем намерении погасить своё чувство. – Мне терять нечего, всё равно самолёт только через два дня, а оставшееся время мне надо чем-то занять, иначе я с ума сойду. Тем более, что я просто улечу домой и всё. Никаких последствий от моего признания не будет. По крайней мере, мне станет легче. Должно».

В моём сознании очень быстро сложился план действий. Я знала расположение гостевых комнат на восьмом этаже этого полу клуба, полу отеля, поэтому найти его комнату не представляло для меня никакого труда. Намного сложнее было вообще попасть на этот этаж, ведь на каждом шагу стояли охранники. Они правильно сделали, что решили защититься от фанатов, например, от таких долбанутых как я.

Встреча с актёрами ещё не закончилась, но я решила пробраться на заветный этаж пораньше. Я быстро прошла обратно в зал и, пользуясь тем, что охранники сосредоточены на поддержании порядка в зале, проскользнула вверх по лестнице, решив не ехать в лифте, где меня могли застать неприятные расспросы со стороны персонала отеля. Не замечая усталости от подъёма, я буквально взлетела на восьмой этаж, стараясь не задерживаться на лестничных пролётах. Наконец, я была на нужном этаже и, увидев в конце коридора дверь комнаты Вадима, зашагала туда.

Я остановилась около обычной гостиничной двери светло-серого цвета с прикрепленным на ней номером «228». В этот момент я казалась себе безумной. Что я делаю? Зачем я здесь? Подобные вопросы тогда не занимали меня. Я думала только об одно: как открыть дверь? оглядев замок, я пришла к выводу, что он довольно-таки простой, и его, по всей видимости, легко открыть. Я однажды забыла ключи от квартиры, и мне пришлось самой, с помощью скрепки и проволоки открывать замок. После того случая папа сменил дверь, сказав, что если я могу его открыть, то и любой вор сможет. Сейчас, стоя около двери в номер, я думала, где взять проволоку. Времени у меня было немного, потому что скоро должен был закончиться банкет, и актёры непременно вернутся в свои номера. В этот момент я вспомнила, что у меня с собой были листы бумаги, скреплённые металлической скрепкой. Я порылась в сумке и достала из неё скрепку. Стараясь не оцарапать замочную скважину, я начала операцию.

Замок поддавался трудно, но вскоре послышался тихий щелчок, и дверь открылась. Затаив дыхание, я зашла в комнату: она была пуста, только ветер колыхал тонкую тюль закрывавшую открытое окно. Я поспешила закрыть за собой дверь, чтобы со стороны казалось, будто её никто и не открывал. У меня было ещё полчаса, и за это время я хотела привести свои мысли в порядок, обдумать, что же я ему скажу. Надо было подать информацию красиво, а не банально кидаться на шею с признаниями в любви. Думая, я отвернулась к окну и вдруг услышала звук открывшейся двери. Решив, что это потоки воздуха открыли её, я обернулась, желая закрыть дверь, и сердце моё остановилось: на пороге стоял Вадим Демчог и смотрел на меня.

========== Часть 2. “Судьба-злодейка” ==========

Это был он. От неожиданности я даже не понимала, что случилось. Должно быть, я представляла собой довольно странное зрелище: светловолосая девушка в белой тунике стоит в пустой комнате на фоне окна и с испуганным лицом смотрит на вошедшего мужчину. Похоже, я не одна находилась в замешательстве, потому что даже в полутьме Демчог выглядел удивлённым.

– Нелли? – спросил Вадим. Очевидно, он узнал меня, отчего сердце моё забилось ещё чаще. – Что вы здесь делаете?

– Не надо, – только и могла ответить я. – Не называйте меня «вы», я ещё не доросла до этого.

– Всё равно, что ты здесь делаешь? – Похоже, он решил пока не спорить со мной.

– Я… – Я запнулась, потому что не успела собраться, он пришёл слишком неожиданно. – Я пришла… пришла для того, чтобы сказать, чтобы сказать вам… – у меня перехватило дыхание, казалось, ком в груди разорвёт мои рёбра, если я сейчас не выскажусь, – сказать, что… я люблю вас! – Слова вырвались невольно, сами собой, но мне стало легче, хотя сердце продолжало бешено колотиться, а стиснутая в руках папка дрожала.

В это мгновение Демчог казался поражённым до глубины души: на его лице отразилось смущение, но он взял себя в руки и начал:

– Нелли, зачем вы, – он снова перешёл на ненавистное мне «вы», – сказали это? Вы ведь так не думаете. Это обычная влюблённость в известного человека. Это скоро пройдёт.

– Если бы. – Я поняла, что с ним можно говорить прямо, ничего не скрывая. – Если бы это была влюблённость, была бы я здесь? Я сначала тоже думала, что это несерьёзно. Но потом я начала чувствовать, что это нечто большее. Я приехала в Москву, чтобы встретиться с вами вживую и так избавиться от своего чувства, просто почувствовав разочарование. Но я ошибалась. Как только я увидела вас перед собой во время раздачи автографов, то поняла, что любовь моя – настоящая. Вадим Викторович, я люблю вас! – Голос изменил мне, и я была вынуждена замолчать.

– Нелли. – Как он произносит моё имя! От звука его голоса оно становилось таким нежным! – Что вы такое говорите? Бросьте, девочка моя. – Когда он назвал меня своей, я почувствовала, что умираю. – Ну, подумайте, зачем я вам нужен? Именно, незачем. И ваше чувство не настоящее, а просто вы ещё не встретили своего человека в этом мире, поэтому невольно перенесли свою потребность любить на подходящий на ваш взгляд объект. Это просто любовь молодой девушки ко взрослому мужчине и не более того.

– Я бы что угодно отдала, чтобы всё было так, как вы говорите, – ответила я, стараясь сдержать рыдание. – Но то, что я сказала правда. – Я подошла ближе к нему, и теперь мне отчётливо было видно его лицо: карие глаза, тонкие морщинки в уголках глаз, чуть курносый нос, тонкие губы. Он недавно подстригся, и его так любимые мной кудряшки не успели ещё отрасти. – Я люблю тебя! – Я подошла совсем близко к нему и, чувствуя себя совершенно безумной, положила ладони ему на плечи. То, что он не сбросил мои руки и не отступил от меня, придало мне силы. – Жить без тебя не могу! Пусть все осудят мои чувства, мне всё равно, лишь бы с тобой! – горячо говорила я, глядя прямо в его глаза. – Можешь думать обо мне что хочешь, можешь хоть сейчас вызвать охрану, мне нечего терять. Да, я сумасшедшая, но разве не все люди сумасшедшие? – И, не дав Вадиму ответить, я коснулась поцелуем его губ. Он не отстранился от меня, просто стоял. Когда я закончила поцелуй и отступила от него на шаг, Вадим заговорил:

– Нелли. – По его лицу я видела, что он был готов ко всему, но только не к этому. Не к моей звериной смелости. – Что вы делаете? Пока не поздно, опомнитесь! – И, не дав мне время, что бы что-либо ответить, он быстро продолжал: – Не для этого вы на этом свете живёте, не для меня. Сколько вам лет?

– Девятнадцать. – Мне было трудно говорить, к горлу подкатил комок, слёзы душили меня.

– Вот видите. Я старше вас на тридцать два года. Вам ещё жить и жить, и незачем хоронить себя заживо своими чувствами. У вас ещё всё впереди, а эта… любовь будет только мешать.

– А если я скажу, – тихо ответила я, поднимая на него глаза. – Что мне всё равно, что меня не смущает разница в возрасте, потому что её придумали лицемерные людишки, чтобы как-то оправдать своё жалкое существование. Я не смогу и дальше жить вот так, не в силах отречься от своего чувства. Я честно старалась, поэтому я здесь. Но я не смогла. И, честно сказать, я устала, да и не хочу больше бороться! Понятно вам! – Я заплакала и отвернулась от него.

Прижав руки к лицу, я плакала, как ребёнок, сотрясаясь от всхлипываний, не останавливая поток слёз. Мне сейчас было всё равно. Я призналась этому человеку в любви, а он даже бровью не повёл, всё твердит о каком-то будущем. Как он не понимает, что нет у меня будущего, нет без него. Я понимала, что на большее я не могла рассчитывать, что то, что он поговорил со мной уже хорошо, другой на его месте уже вышвырнул бы назойливую девчонку вон, а Вадим оказался лояльным, известность не испортила его, и он остался человечным. Но сейчас, когда я стояла, сотрясаемая рыданиями, посреди комнаты, мне было всё равно. Моё сердце разрывалось от дикой боли, что я сама, собственными руками лишаю себя возможности любить кого-то другого, но поделать с этим ничего не могу.

И в этот момент, когда мне уже не оставалось ничего, и лучше было бы провалиться сквозь землю, я почувствовала, что кто-то обнял меня, крепко прижал к себе и успокаивающе гладит по голове. Я подняла своё мокрое от слёз лицо и посмотрела на этого человека. Это был Вадим. Он смотрел на меня, и в его взгляде не было ничего отталкивающего, только участие и жалость, смешанная ещё с чем-то, чего я не смогла разобрать.

– Ну, хватит, успокойся, – тихо и ласково говорил он, проводя ладонью по моим растрёпанным волосам. – Ты же взрослая девочка, зачем так убиваться, не случилось ведь ничего.

– Тоже мне, ничего! – возмущённо проговорила я. – Я призналась тебе в любви, я понимаю, что сама себе вырыла яму, что через всю оставшуюся жизнь пронесу это чувство неразделённой любви. А так, действительно, ничего! – Новый приступ слёз заставил меня опустить голову и уткнуться лицом в грудь Вадима, ещё больше заливая слезами его чёрную майку. – Потому что жизнь – боль! – единственное, что удалось сказать мне, в перерыве между всхлипываниями.

– Посмотри на меня, – сказал Вадим.

Я подняла голову и посмотрела на него. В ответ на мой взгляд, Вадим наклонился ко мне и поцеловал прямо в мокрые, солёные от слёз губы. У меня закружилась голова, мир поплыл пред глазами и я, чтобы не видеть, как всё рушится, закрыла глаза, сильнее прижимаясь к нему, единственной опоре в этом сошедшем с ума мире. Я подумала, что свихнулась, когда Демчог поцеловал меня. Я ответила не поцелуй, запустила пальцы в коротко подстриженные волосы Вадима и молила Бога о том, что если это сумасшествие, то я согласна быть сумасшедшей, лишь бы это не кончалось.

Наконец, когда он оторвался от меня, я задала один – единственный вопрос:

– Зачем? С какой целью?

– Не знаю, – его голос звучал глухо, – это пришло само собой, как только я обнял тебя. Я не планировал поцелуй, просто хотел тебя успокоить. Ты не сердишься?

– Нет, – тихо ответила я, продолжая смотреть ему в глаза. Они не лгали. – Я, наверное, сошла с ума.

– Тогда и я тоже. Но настоящие сумасшедшие никогда не признают себя больными.

– Я действительно больна. Больна давно и серьёзно. И твой поцелуй сейчас ускорил развитие этой болезни. – Меня отчего-то потянуло на метафоры, видимо, сказалась стрессовая ситуации и выброс эндорфинов. – Что делать? – Я посмотрела на Вадима, полностью ему доверяясь.

– Что делать? Вечный вопрос, – ответил он, садясь на диван. Я тоже села рядом. – Ты сама что хочешь?

– Я не знаю, – честно ответила я. – Я не думала, что когда-нибудь окажусь в такой ситуации. По моим расчётам, всё должно было закончиться ещё два часа назад. Но всё пошло не так, где-то я просчиталась. Наверное, не учла, что личная встреча может только разжечь огонь, а не потушить его. Выход один: я должна уйти! – Я поднялась с дивана и уже собиралась направиться к выходу, как вдруг рука Вадима легла на моё предплечье.