Текст книги "Поймать волка (СИ)"

На другой же день Кон Маклафлин непререкаемо объявил своим парням, что Роя Дэниэлса, Роя-Бродягу, этого сукиного сына, отыщет самолично. Мол, для того, чтобы откромсать гаду яйца и засунуть в его поганую глотку, ничья помощь ему не потребуется.

Парни, заслышав это, конечно, изрядно похохотали, но согласились с вожаком – расправа с Роем была его личным, кровным делом.

Даже те, кто не был в тот вечер в кабаке папаши О’Доэрти, знали, что к горлу Кона Рой приставил нож и за спиной Кона укрывался, как за щитом, от мести взбешенных ирландцев.

И это Кону на ухо он прошептал глумливое: «Сладко мне было обжиматься с тобой, Кон Маклафлин, слаще, чем с девкой». Забыть этакое паскудство было делом немыслимым. Каждое его похабное слово отпечаталось у Кона в памяти, будто калёным железом выжженное. Намертво. За такие слова мало было просто убить – а сперва как раз калёным-то железом и жечь. Благодарение Пречистой Деве, никто, кроме Кона, этого непотребства не услышал. Хотя Кон уже не раз и не два успел ненароком задуматься, почему же Рой, змеюка подколодная, в полный голос свою похабень не проорал, вконец перед всеми Кона не опозорил.

Терять-то ему всё равно было нечего.

Из дома своего дружка Луиджи Аретино, где всегда обретался, Рой поспешно съехал: видать, решил щенка и его семейку под месть разъярённого Кона Маклафлина не подставлять. Что ж, за такое даже уважать гада стоило. Но вот куда он после подевался, Кон хотел выяснить побыстрее.

Он методично рыскал по католическим кварталам Фриско, зная, что рано или поздно Рой Дэниэлс всё равно где-нибудь да засветится. И тот засветился. Сам же Кон и заприметил его в окне трамвая, трюхающего по окраинной улице, заприметил русые волосы и хитрую смешливую рожу. Просунув руку в ременную петлю у себя над головой – шею бы ему туда просунуть! – Рой преспокойно почитывал «Сан-Франциско Кроникл» и даже по сторонам не зыркал. Видать, решил, что спустя месяц после заварухи в кабаке О’Доэрти Кон Маклафлин успел про него позабыть.

Что ж, значит, Пречистая Дева лишила Роя Дэниэлса остатков разума за его непотребство и наглость, только и всего.

Кон проследил за Роем до самого подъезда дешёвой меблирашки, где тот поселился. Рой вышагивал по улице беззаботно, попинывая консервную банку и даже не оглядываясь по сторонам. Руки он засунул глубоко в карманы потёртого тёмного пальто, и непохоже было, чтобы он держал там пушку. Когда за ним захлопнулась обшарпанная дверь подъезда, Кон уже не пошёл следом, опасаясь спалиться.

Притаившись в тёмной вонючей арке меблирашки, он поймал выскочившего из того же подъезда мальчишку лет десяти со школьным ранцем за спиной. Повертел четвертаком перед его веснушчатым носом и небрежно проронил:

– Я тут ищу одного парнягу, он вроде как сюда недавно въехал. Длинный, тощий, рожа хитрая, волосы светлые, глаза серые, на виске шрам, и корчит из себя умника. Не встречал такого?

– Этот мистер, наверно, на последнем этаже живёт, – осторожно сказал шкет, косясь на монетку в руке Кона. – К нему на балкон Феликс с крыши забирается, а он его нам обратно приносит.

– Кто такой Феликс? – безразлично осведомился Кон.

– Это наш кот, – с готовностью доложил пацан, хватая протянутую монетку. – У Феликса на ошейнике номер нашей квартиры написан и имя. Мама говорит, пусть бы этот мистер взял Феликса насовсем, раз тот всё равно к нему уходит. Феликс обжора, его не прокормишь.

Ключевыми для Кона словами во всём этом бесхитростном рассказе оказались слова: «К нему на балкон с крыши забирается». Остальное не имело значения.

Балкон, к ещё одной удаче Кона, выходил во двор. Был он крохотным, только-только ногу поставить, но Кону этого вполне хватало, он там джигу вытанцовывать не собирался.

Сперва он поднялся по пожарной лестнице на громыхавшую ржавым железом крышу, деловито неся под мышкой моток только что купленной проволоки, словно электрик – для отвода глаз, само собой. Сбив хлипкий замок с крышки чердачного люка, он залез на пыльный, загаженный кошками и голубями чердак и терпеливо просидел там до темноты, рассеянно глядя из тусклого окошка на Залив, по которому туда-сюда бойко сновали яхты и туристские паромы.

Когда совсем стемнело, Кон снова выбрался на крышу, притаившись над самыми окнами гадюки Роя, тепло и ярко светившимися. Он даже слышал, как тот брякает сковородками на кухне, и невольно проглотил слюну. Сам-то он не ел с утра, да и тогда наспех перекусил какой-то бедой, купленной у престарелого китайца-разносчика, в надежде на то, что это хотя бы не собачатина.

Сволочуга Рой ещё и оконные створки растопырил во всю ширь, чтобы совсем уж Кона донять. Из окошка сначала понеслись вкусные запахи жарёхи, а потом – негромкое мелодичное пение какой-то ковбойской баллады про любовь, измену и разбитое вдребезги сердце. Кон сразу некстати припомнил ту чёртову песню про солнце, что встаёт, мол, на нашей стороне, – песню, с помощью которой зараза Рой заморочил всем головы в кабаке О’Доэрти.

А потом Кон услышал шум льющейся воды и сообразил, что Рой нагревал газовую колонку в душевой, пока ужинал, а сейчас отправился мыться. Чистюля поганый!

Кон ловко спустился с крыши на маленький балкончик. Теперь он мог не опасаться, что Рой заметит его раньше времени и даст дёру.

Он легонько потряс балконную дверь, намереваясь сбить старую расшатанную задвижку, но дверь, к его изумлению, оказалась незапертой. Кон толкнул её и шагнул в полутёмную комнату, куда падал только свет из коридора, и свирепо ругнулся себе под нос, когда между его ботинками проскользнул невесть откуда взявшийся котяра, здоровенный и мордастый. Хотя почему «невесть откуда»? Понятное дело, тоже с балкона. Пушистый, со свалявшейся на боках серебристо-серой шерстью, это наверняка и был пресловутый Феликс, про которого болтал пацан на улице.

«Своих котов надо самим кормить, а не отправлять побираться по чужим хатам, – с досадой подумал Кон. – А то – обжора, обжора…»

Шум воды в душевой тем временем стих, и хлопнула дверь. Помылся, значит, паскуда белобрысая.

– Ты зачем сюда припёрся, разбойник несчастный? – весело спросил Рой, и Кон даже вздрогнул, не сразу сообразив, что тот обращается вовсе не к нему, а к коту. – Ты ненасытный проглот, я задолбался таскать тебя хозяевам. И дверь за собой ты закрывать не умеешь, дует тут из-за тебя…

Ворчать-то он ворчал, но сам не запирал балкон из-за этого пушистого засранца! Дурак и есть, подумал Кон с ещё большей досадой. Он весь напрягся, и сердце у него бешено заколотилось, словно он и в самом деле был волком, готовым напасть на добычу.

Босые ноги прошлёпали по полу, и Рой возник в дверном проёме, вытирая полотенцем мокрые волосы. Второе полотенце он небрежно обвязал вокруг пояса. Длинный, тощий, – как Кон и описал его мальчишке-соседу – гибкий… ну змеюка змеюкой! Но почему-то на него хотелось смотреть.

Пресвятые угодники, да что за постыдная нечестивая хрень лезла Кону в голову?!

Его беспощадный удар в челюсть сбил Роя с ног, отправив обратно под дверь душевой, о которую он с размаху саданулся спиной. Приблудный кот, в панике мявкнув, метнулся на кухню. Кон дёрнул Роя за худые плечи, вскидывая с пола, и таким же жестоким пинком вернул в спальню, куда тот кувырком вкатился по вытертому линолеуму.

Тяжело ступая, Кон вошёл следом, с хищным прищуром наблюдая, как паскуда Рой корчится на полу, задыхаясь и кашляя. Как пытается сесть, упираясь в пол левой рукой. Правая повисла плетью – видать, он её подвихнул при первом или втором падении, машинально отметил Кон.

Полотенце на Рое размоталось и упало, обнажив тощие бёдра, по острому подбородку стекала багряная струйка крови, но серые блестящие глаза, когда он смотрел на Кона, по-прежнему полыхали каким-то отчаянным лихорадочным весельем. Вызовом.

Он ведь даже не пытался сопротивляться, тварюга, промелькнуло у Кона в помутившемся от ярости мозгу. Не орал от боли, не угрожал расправой, не ёрничал, не сыпал площадной руганью. Не бросался на поиски ствола, который у него наверняка был где-то тут припрятан. Просто сидел на полу и молча утирал разбитый рот тыльной стороной запястья. И зыркал на Кона.

– Ты сказал, что будешь меня ждать, – угрюмо проронил тот, вразвалочку подходя к нему. – Ну вот и дождался. Что, доволен, сука?

– Ещё как, – прохрипел Рой, не отводя весёлого бесстрашного взгляда. – А ты что, всё запомнил, что я тебе тогда говорил?

Кон знал, про что он, паскудина, толкует.

«Ох, как же сладко мне было обжиматься с тобой, Кон Маклафлин. Слаще, чем с девкой…»

– Убью, тварь, – яростно процедил Кон, наклоняясь к нему. Схватил за мокрые волосы, подтягивая ближе к себе. Лицо Роя исказилось от боли, но он не издал ни звука. Ни единого звука – даже когда Кон, ухватив его сзади за тонкую горячую шею, швырнул грудью на низкий стол у кровати – не на саму кровать.

Кровь бешено била Кону в виски, вышибая последний разум. В виски и в пах, где разума сроду не бывало.

– Ты же этого хотел, так? – прохрипел он, рывком расстёгивая штаны. Рой только безмолвно оскалился и кивнул, сука, на миг обернувшись к нему. Кивнул! А потом опять отвернулся, роняя растрёпанную голову на столешницу, упираясь в неё острыми локтями. Без единого слова о пощаде, без божбы и угроз. Открытый. Голый. Беззащитный.

Кон никогда не думал, что это так трудно – засадить парню. Он поздно сообразил, что надо было хотя бы плюнуть на собственный хер, прежде чем пытаться протолкнуть его в тесную задницу извивающегося от боли Роя. Кон вошёл в него только наполовину и замер. И Рой тоже застыл, тяжело дыша и хватаясь за края столешницы так, будто тонул, а этот чёртов стол был каким-то грёбаным спасательным плотом.

Некому было его спасти.

Опомнившись наконец, Кон заскрежетал зубами и выдернул хер наружу. Матерясь так отчаянно, что его наверняка было слышно на другом берегу Залива, он натянул штаны чуть ли не до ушей и застегнул ширинку, ломая ногти.

Пречистая Дева, до чего же его довёл этот гад!

Он судорожно выхватил из кармана пистолет и, задыхаясь от бешенства, навёл дуло на растрёпанную башку Роя, уткнувшегося в стол. На его узкую спину с торчащими лопатками. На худую задницу и длиннющие, как у девки, ноги.

Ну не мог он в него стрелять. Не мог, и всё!

Бессильно зарычав, Кон засунул пистолет обратно в карман и вихрем вылетел из квартиры, продолжая сыпать на ходу самой чёрной божбой.

Он ничего не мог больше сделать. Ровным счётом ничего.

Да помилует его Пречистая Дева, с этаким грехом на душе Кон не посмел бы ни на шаг приблизиться к исповедальне! Даже для того, чтобы получить заслуженную епитимью от отца Флэнагана! Тощая змеюка Рой Дэниэлс вышиб Кону мозги почище разрывной пули. И почему Кон сразу не прикончил его, как только вошёл?!

А он и вправду не подохнет ли там, Рой-то? Вдруг Кон насмерть повредил что-нибудь у него внутри? А он вовсе один, только с этим паршивым котом…

Кон столбом застыл на углу улицы и стоял, как распоследний болван, покуда проезжавший мимо «линкольн» не задудел клаксоном и не обдал его веером грязных брызг из ближайшей лужи. Кон снова безнадёжно выругался, повернулся и побрёл обратно к дому Роя.

Большей дури и вообразить было невозможно. Рой уже наверняка очухался, отыскал свою пушку – должна же она у него быть! – и сейчас с удовольствием всадит Кону пулю прямёхонько в кишки.

Сам Кон именно так и поступил бы на его месте.

Он махом взлетел на последний этаж и толкнул незапертую дверь, врываясь в квартиру.

Рой сидел на полу, съёжившись и привалившись к ножке стола. Голый, весь в кровище и багровых пятнах начавших проступать синяков. Голова его была откинута назад, наглые зенки закрыты. Челюсть, куда пришёлся первый удар Кона, адово распухла. И губы запеклись коркой, он их, наверное, кусал, чтобы не орать, когда Кон ему засаживал. А ресницы-то – на полщеки.

У Кона не было сил глядеть на него. Ну просто никаких сил. Разве что взять пистолет и выбить себе перекособоченные напрочь мозги.

– Хоть бы дверь, сука, запер, – безнадёжно выдавил он и сжал зубы так, что они захрустели. И руки сцепил за спиной.

– А ты чего вернулся-то, волк? Красную Шапочку дожрать? – почти неразборчиво прошептал Рой и улыбнулся уголком разбитого рта.

– Заткнись, мудила! – взревел Кон. Оглянулся по сторонам, сдёрнул с кровати заношенное покрывало и с размаху швырнул в него. – И прикройся, дурак!

Рой действительно заткнулся и прикрылся, зябко закутавшись в наброшенную тряпку, и Кон, поколебавшись, сел рядом с ним на пол. Его уже не держали ноги.

– Ты сам дурак и мудила, кота напугал… – всё так же, еле шевеля языком, пробормотал Рой, косясь на него из-под ресниц.

– Вот же горе какое, – вяло съязвил Кон. Помолчал минуту и спросил с неловкой запинкой: – Тебя, может, это… в больницу отвезти?

Нет, он точно выжил из ума. Рехнулся. Спятил.

– Сдурел совсем? – почти теми же словами сказал Рой и даже хмыкнул, зараза. – Из-за битой морды и продырявленной задницы, что ли?.. Ай, блядь! Не трогай!

«Вот теперь ты всё-таки орёшь», – удовлетворённо подумал Кон, стянув с его плеча покрывало. Он помнил, какая рука у этого гада бессильно висела, когда тот прилетел в спальню из коридора, подброшенный его пинком. Правая, точно.

– Тихо, не дёргайся, – хмуро посоветовал Кон, ловко её ощупывая. Выбитых в уличных драках суставов он повидал достаточно. – Раньше надо было дёргаться. А теперь терпи. Вот так.

Под новый придушенный вопль Роя он одним толчком поставил сустав на место и прижал гада к себе, потому что гад покачивался из стороны в сторону, норовя грохнуться навзничь.

– Башку пониже опусти и дыши глубже, – невольно морщась, приказал Кон и ухватил его за шею, на которой темнели синяки – отпечатки его собственных пальцев. – Всё, всё уже, всё. Шапочка засратая.

– Пошёл ты, – со всхлипом огрызнулся Рой и вяло трепыхнулся в его руках. – Пусти.

– Я кому-то заткнуться велел, – устало напомнил Кон, не выпуская его. – Вот сиди и молчи.

Какое-то время они и впрямь сидели молча. Тишину нарушало только деловитое тиканье ходиков на кухне и такое же деловитое шуршание, доносившееся оттуда же.

– Это чего там у тебя? – не вытерпел Кон. – Тараканы, что ли?

– Феликс раздербанил помойное ведро, – прислушавшись, объяснил Рой, и Кон нехотя усмехнулся:

– Вот сукин кот.

– Ага, он такой, – подтвердил Рой с дрожащим смешком, и оба замолчали – до тех пор, пока Рой снова не заговорил: – Я такой же приставучий, как он, и я от тебя не отстану, Кон Маклафлин, как Бог свят, не отстану. Я тебя ждал, я нарочно не прятался, хотел, чтобы ты меня поймал. Хотел тебя. Так что лучше давай, прибей меня совсем, тебе же легче будет. А?

Он вывернулся из-под руки Кона и вызывающе оскалился, глядя на него своими лихорадочно блестевшими светлыми глазами.

– Перебьёшься, – мрачно отрезал Кон, подымаясь на ноги, и даже покачнулся, едва сохранив равновесие.

Его просто разрывало от этого всего. От глаз змеюки Роя, от его слов, от осознания того, что змеюка прав: им теперь никуда не деться друг от друга. Разве что змеюку действительно прибить и притопить в Заливе. Вот только как это сделать?

Кон скорее бы сам утопился.

Насытившийся Феликс неспешно вышел из кухни, сел и принялся умываться. Такое же проклятущее сокровище, как сам Рой.

Кон перевёл взгляд на Роя. Тот уже не скалился, сидел смирно, зыркал на Кона из одеяльного кулька. Ждал.

Когда же он успел войти Кону в сердце? В самое сердце, как заточка в драке?

– Придётся уезжать, – негромко сказал Кон как само собой разумеющееся. – Валить с тобой отсюда к херам собачьим, Шапочка, незнамо куда. Всё бросать, что тут было. И всех.

Он с трудом перевёл дыхание и разжал кулаки. Вся его жизнь вот-вот должна была измениться.

Но странное дело – его совершенно это не печалило.

Особенно когда Рой медленно кивнул в ответ и, подумав, заговорил срывающимся голосом:

– У меня тут никого нет. Только Лу. Но он поймёт. Возьмёт ребят на себя. Я напишу ему и всё объясню. Ну, а ты-то, Кон Маклафлин… ты и впрямь всё потеряешь.

– Ни чёрта я не потеряю, – с силой произнёс Кон, взъерошив себе волосы обеими руками. – Я поймал тебя, а ты меня, понял? Давай, Шапочка, говори, где у тебя сумка. Помогу манатки собрать.

И посмотрел на Роя. А тот посмотрел на Феликса. А Феликс посмотрел на них обоих своими сощуренными золотистыми глазами. И протяжно мяукнул.

*