Текст книги "Женская дружба (СИ)"
Автор книги: Шион Недзуми
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
– Я не понимаю! – кузина Мари рыжим ураганом врывается в комнату, огненной бабочкой мечется на фоне светлого, с бледно-голубыми вставками интерьера уютной отдаленной гостиной. – Зачем отец настаивает на обучении меня Чарам?!
Ее двоюродная сестра Медея неторопливо откладывает пяльца на колени. Незаконченная вышивка греет сердце аккуратными лепестками и прекрасными цветами.
– Может, потому что он – Мастер Чар? – со смешком произносит она.
– Этого не может быть! – категорично отмахивается Мари, недовольно хмурит рыжие бровки. В отличие от типичных англичанок, она достаточно миловидна, несмотря на окрас. Склонна к полноте, да, но миловидна.
– Ты судишь слишком непреклонно, – мягко увещевает Медея, но ее не слышат. Кузина застывает, распахивает по-кукольному глаза.
– А еще он заключил от моего имени помолвку с Магнусом Ноттом! – обиженно-тихо сообщает она истинную причину своего буйного поведения. – Он старше меня на восемь лет и уже в следующем году заканчивает Хогвартс!
– Мой будущий супруг старше меня на сорок лет, – спокойно отвечает в ответ Медея. Кивает прямо в распахнутые изумленные очи. – Эмори Шаффик, старший брат нынешнего главы. Он сам отдал титул, чтобы полностью погрузиться в исследования, но у его брата пять девочек и ни одного наследника. Они уйдут в семьи к мужьям, кто-то должен продлевать род.
– Ты… Откуда ты знаешь?
Медея игнорирует вопрос о своей осведомленности, тем более, источники ясны, и если бы кузина задала себе цель поработать чуть-чуть головой, поняла бы, что дамские сплетни во время светских чаепитий – кладезь интересной информации.
– Магнус Нотт уже сейчас подает надежды, как сильнейший огненный маг Британии. Еще пару лет – и с ним не сравнится по силе даже отец.
– Тогда почему бы тебе не выйти замуж за него?! – фыркает юная Прюэтт и в следующий момент ей становится стыдно, так как кузина, не теряя присутствия духа, замечает:
– Потому что ни один одаренный, обеспеченный наследник известного рода не женится на волшебнице чуть посильнее сквиба, будь она хоть трижды наполовину Блэк.
Медея Лукреция Прюэтт не должна была родиться, в каноне, по всем книгам, ее родители умерли бездетными, но здесь кто-то подготовил для будущего попаданца уютное, но не самое могущественное тельце.
– Прости, – шелестит кузина, ей в самом деле стыдно, а на круглых щечках полыхает свекольный румянец.
– Мама любит меня, однако это не мешает ей быть чуточку… расстроенной.
Девочки переглядываются и фыркают практически одинаково. Расстроенная Лукреция Прюэтт, урожденная Блэк – это нечто. Тайфун, ураган, пострашнее известной своим темпераментом Вальбурги.
Медея знает, что мама до сих пор винит себя за то, что не смогла дать жизнь сильному, как полагается в ее роду, ребенку, хотя даже вынашивание единственной дочери чуть не отобрало у нее жизнь. Страшно представить, что мог бы сделать наделенный стабильным, могущественным ядром плод.
Кузина Мари, более известная как Молли, присаживается на пол у ног двоюродной сестры и кладет голову на колени, потеснив изрядно вышивку.
– Почему-то мне становится так спокойно с тобой, – признается она, и это признание звучит музыкой. – Ты всегда такая… прохладная. Это приятно, как побывать на озере летом. Мне жаль, что ты тогда упала с лошади.
– Ничего, сейчас все в порядке.
– Угу… Но разве тебе не хочется выйти замуж по любви? – поднимает она голову. – Неужели хочется замуж за старика?
Медея смотрит в окно, обдумывая вопрос.
– Мама, заключая данную помолвку, заботилась в первую очередь обо мне. Чтобы у меня появился кто-то, способный защитить, если их вдруг не станет. Ведьма чуть посильнее сквиба, способная лишь на бытовые заклинания… Меня так и так бы ждало замужество, а сейчас мама выбрала наиболее подходящего жениха. Она ведь жутко проницательная. Мне повезло, что никто из молоденьких чистокровных ведьм не спешит связываться с Шаффиками, и Эмори сделал предложение мне.
– Но ведь…
– У меня никогда не будет диплома Хогвартса и приличной работы в магическом мире. А в маггловский я не пойду сама, потому что погибну там без документов и заботы. Ведение хозяйства и замужество – все, что мне остается.
– Кузина…
– Мне это нравится. Приключения, активная жизнь – не для меня. К тому же мне импонирует мистер Шаффик. Его работы в научном журнале, посвященном гербологии, просто восхитительны. Ты слышала, он получил уже третье Мастерство. Невероятно!
Молли уткнулась носом в колени, как котенок.
– Хорошо, если тебе нравится, – пробурчала она глухо из-за тканевого препятствия. – Но если он будет тебя обижать, я его прокляну.
– Договорились, – Медея засмеялась.
***
Медея спускается на первый этаж с книгой, чтобы занять любимую гостиную, где после полудня не так ярко светит солнце. Их дом весьма светлый, а уж по сравнению с фамильным особняком родни матери, так вообще кажется сверкающим самоцветом. Ей нравится возможность спать до девяти, а не подскакивать с утра, помощь домовиков. При перемещении ее предупредили, что из магического мира сбегать нельзя, но теперь она сама бы отказалась покинуть его, ибо слишком разленилась, привыкла к быту английской магической дворянки, ведь, несмотря на слабый дар, кровь в ее венах чиста.
– Дорогая, подойди сюда, пожалуйста, – мать появляется, шелестя подолом длинного платья. Красивая и статная, как царица Клеопатра, с густыми волосами цвета воронова крыла. Медея унаследовала их густоту, взяв кроваво-красный цвет от папы.
– Что-то случилось, матушка?
– Пройди в кабинет отца, он хочет познакомить тебя с твоим будущим супругом.
Мать колеблется, на ее лице отчетливо читается вина. Ведьма еще пару секунд мечется, полная мысленных терзаний, а затем опускается на пол, обнимает свою взрослую, маленькую тринадцатилетнюю дочь.
– Медея, дорогая, прости, что не… не сумела обеспечить тебя всем.
– Матушка… – девочка гладит густые волосы, пахнущие дивно легкими духами. – Вы сделали все и даже больше. Спасибо.
Лукреция поднимается, вытирает влажные ресницы и ведет дочь в кабинет.
Игнотиус уже там, сидит за столом, любезно беседуя с гостем. Медея останавливается, чтобы рассмотреть поднявшегося навстречу джентльмена. Возраст не играет особой роли для магов, ее отец, к примеру, до сих пор выглядит на тридцать с небольшим.
Жених ей нравится сразу, есть что-то такое в его глазах, в выражении лица, что привлекает сердце, невольно располагает к себе. Он добрый, мягкий и безукоризненно сдержанный.
– Дочь моя, позволь представить тебе мистера Эмори Шаффика, – отец напряжен, в любой момент он готов прийти на помощь единственному дитя. Он так сильно любит свою дочь, что даже страшно. Как и Лукреция за спиной, притаившаяся львицей в засаде.
– Мисс Прюэтт, – мужчина склоняет голову.
– Добрый день, мистер Шаффик. Приятно познакомиться, я весьма наслышана о вас.
– От своих родителей? – мужчина искренне удивлен.
– Нет, я читала ваши работы в научных журналах. Прошу меня простить, к сожалению, поняла далеко не все специализированные темы.
– Что ж, в любой момент готов вам объяснить их и ответить на все вопросы, – он выглядит откровенно… счастливым. Удивленным, но счастливым. – Почему бы нам не пройти в сад?
– С удовольствием, там как раз имеется скамейка и место для колдовства. Матушка, отец.
Старшие волшебники кивают.
Ее жених приятен на вид, хорошо сложен, у него не дряблые мышцы и отсутствует пивной животик. Гладкая кожа без родинок, оспин, шрамов и прыщей. Он не носит так раздражавшие Медею в прошлой жизни усы и бороду. Темно-коричневые, как горький шоколад, волосы зачесаны назад, кофейные глаза смотрят открыто и спокойно. Он говорит складно, красиво, легко подбирает слова, доступные для понимания ребенка.
Удивительно, но хотя она не ожидала подобного, жених ей нравится с первой встречи. Позволяет надеяться, что будущий брак будет весьма благополучным.
Ее не мучают сожаления о любви и страсти, она слишком долго работала, содержала себя сама, чудом выкраивая какие-то деньги на маленькие удовольствия, чтобы сейчас отказаться от обеспеченной жизни в угоду чувству, которого никогда не знала. Она не любила раньше мужчин до головокружения, прожила больше четверти века, не познав огня страсти. И с удовольствием не будет познавать его в дальнейшем.
Ее родители наблюдают из окна, но Медея слишком увлечена творящимся колдовством, когда ученый рисует в воздухе экземпляры из его собственного сада, чтобы контролировать каждое свое движение. И если она пару раз несдержанно хлопала в ладоши от восторга, то была отблагодарена мягкой улыбкой своего жениха.
В конце концов, они еще долго будут разговаривать как учитель и ученица в этом саду под строгим оком ее родителей.
На следующий день он присылает ей маленькую коробку засахаренных цветов.
***
Дверь светло-голубой гостиной в доме главной ветви рода Прюэтт распахивается как от пинка. Внутрь влетает широкоплечий юноша с взлохмаченными светлыми волосами. Штормовые глаза его полны огня Бездны и обещают все кары Преисподней.
Что ж, если это Магнус Нотт, у них с кузиной имеется уже одна общая черта – врываться ураганом как раз тогда, когда она занята. Медея закладывает страницу и закрывает книгу, которую ей посоветовал Эмори. Весьма интересная интерпретация трудов древних друидов по преобразованию растительного мира. Ей даже понятно и интересно, что уже служит в пользу жениха, сумевшего привить ей интерес к делу всей своей жизни.
– Прошу прощения, мисс Прюэтт. Магнус Нотт, – молодой человек коротко кивает, поправляет перекошенную мантию. – Не возражаете, я хотел бы увидеть свою невесту?
– Не возражаю. Но, к сожалению, ничем не могу помочь, так как не имею ни малейшего представления, где скрывается моя драгоценная кузина. Впрочем, вы можете подождать ее здесь, уверена, рано или поздно она придет меня навестить.
Что надо выпускнику Хогвартса от ребенка, который еще толком не умеет держать палочку? Ну, это грубо говоря, ибо дядюшка все-таки добился значительных успехов на поприще обучения Молли.
– Благодарю, – как-то скомкано, сдувшись бормочет юноша и присаживается на соседний стул. Девушка вновь открывает книгу, ибо не обещала развлекать незваного гостя. – Знаете, я был наслышан о вашем спокойствии, таком не свойственном для Блэков и Прюэттов, но сейчас, узрев вас вживую, вижу, что слухи преуменьшали свойственное вам хладнокровие.
Медея Прюэтт никогда не отличалась пылким нравом, почти полное отсутствие магических способностей убило в ней большую долю темперамента, а занятие конным спортом докончило дело. Вселившаяся душа тоже не отличалась склонностью к сильным страстям, может, именно из-за этого она не заводила романов.
– Благодарю, ваши слова исключительно приятны, но меня удивляет то, что комплимент вы сделали банальному проявлению вежливости.
Магнус Нотт поперхнулся.
В результате он выдержал не более получаса, прежде, чем отправиться искать Молли дальше. Сама кузина скользнула в комнату, как только будущий супруг ее покинул.
– Ты видела его? Ну как он тебе?
– Симпатичный.
Магнус Нотт выглядел действительно хорошо, особенно, в отличие от актера, игравшего его сына в знаменитых фильмах. Блондины-англичане не представляют собой ничего особенного, но маги уже давно скрещиваются за пределами своего естественного ареала обитания. Например, легендарное хладнокровие вкупе с платиновыми волосами Малфои сохранили благодаря нескольким бракам с норвежскими ведьмами. Многие считали, что знаменитые дипломаты-торговцы и главные ловкачи магической Британии выбирали француженок, но они ошибались.
Волосы у Магнуса оттенка лепестков подсолнуха, что очень подходит к штормовым, сине-серым глазам, точеным скулам и острому подбородку.
– Но он старый! – ноет кузина, утыкаясь носом в подол платья.
– Для магов возраст не столь важен, и однажды ты сравняешься с ним.
– Думаешь?
– Конечно.
***
– Медея, я слышала!.. – кузина влетает в комнату и замирает.
Ее сестра за трюмо не так спокойна, как обычно. На фоне кроваво-красных волос ее бледность кажется почти смертельной.
Молли приближается, она даже не сняла ученическую мантию, та вся перекосилась, открывая неуклюжее тело неказистого жеребенка, пока еще не превратившегося в единорога. Но доброта Молли, с которой та обнимает за талию, привычно опускаясь на колени, искупает все недостатки, былые и будущие.
Медея с трудом сглатывает, проталкивает воздух сквозь пересохшее горло и привычно опускает пальцы в светло-рыжие пряди кузины.
Эмори осталось жить не более десяти лет – проклятие, не передающееся по наследству. Из-за этого он просил устроить свадьбу немедленно, хотя планировал подождать хотя бы до двадцатилетия невесты.
Медее семнадцать, и она ненавидит, когда планы летят под откос.
Медее семнадцать, и она черпает утешение в детских объятиях кузины.
– Ты еще можешь отказаться, если не хочешь…
– Не в этом дело. Просто все произошло так… внезапно. Эмори… мне жаль его.
– Медея…
– Не переживай, я справлюсь, я не подведу.
– Ты уверена?
– Мои родители любят меня, и меньшее, чем я могу отплатить за заботу и их бесконечную любовь ко мне – это соответствовать своему имени и титулу, – Медея вздыхает, гладит по непутевой, взлохмаченной голове. – Помни, что твои родители тоже тебя любят.
– Угу.
Блэки сочетаются браком ночью, Прюэтты – на заре, что дает цвет их волосам. Алтарь Шаффиков почти полностью зарос травой и цветами, именно они принимают капли крови, а клятвы, слетающие с губ, превращаются в золотые кольца, обвивающие пальцы. Это – слишком личное, не для всех, на обряде присутствуют только самые близкие.
Прием в честь свадьбы – первое испытание молодой хозяйки, но Медея держится, ее учили этому с детства, готовили однажды стать хозяйкой. Она стоит подле своего мужа, не такая высокая, едва достающая ему до плеча, но как всегда сдержанная и уже спокойная – все самое страшное и непредсказуемое произошло. Эмори улыбается ей, а затем подводит к столу, где в отдельной вазе красуется целый букет засахаренных цветов. Здесь все виды, которые он только дарил ей за их долгое знакомство.
Становится еще легче, она даже улыбается, легко, с признательностью. Пока ее не крадет Молли, одетая в платье слизеринских цветов – о, как кричала истинная гриффиндорка! Но что поделать, если красно-золотой так не подходит к ее огненным волосам.
– Он следит за тобой, – шепчет она, поджав губы, и опасливо косится в сторону.
– Кто? – Медея прослеживает направление взгляда сестры и сталкивается с пристальным вниманием Магнуса Нотта, отчего немедленно расслабляется. – Скорее, он следит за тобой, дорогая. Ну, или спрашивает себя, что нашел в ведьме-сквибе наследник знатного семейства и видный ученый.
– Ты говоришь сущую безделицу! – вскидывается кузина. Она все больше Молли, все меньше – Мари. – Это твоему супругу сказочно повезло!
– Давай не будем обсуждать наше с ним везение, просто уверимся, что оно обоюдно. Не хочешь выпить холодного сока? Вишневый сегодня просто чудесен.
До конца церемонии взгляд Магнуса Нотта преследует ее, как привязанный. Наверное, в самом деле не может понять, что нашел Эмори, не самый слабый волшебник, в приклеившейся к его локтю бледноватой, аловолосой ведьме.
***
– Ах, кузина Медея, поздравь меня! – Молли врывается как всегда огненным вихрем, но сейчас это фонтанирующий радостью вихрь. – Я стала счастливейшей ведьмой на свете! Артур сказал, что тоже любит меня!
Медея откладывает сборник стихотворений и разливает поставленный домовиком чай, пока Молли старательно устраивается напротив, утопая в пучине мягкого дивана. Эмори все труднее дается гордая осанка, дома он предпочитает отдыхать, но чтобы не обижать супругу, купил ей специально удобное кресло.
– Артур? Ах, да, припоминаю, ты писала о каком-то Уизли.
Тон писем, если честно, весьма обеспокоил Медею, потому что в них кузина выглядела совершенно лишившейся рассудка от симпатии к некоему рыжему однокласснику. Еще более встревожили письма дядюшки и тетушки Мюриэль, которые, зная о взаимной симпатии девушек, просили повлиять на поссорившуюся с единственным родителем юную ведьму. Ситуация все больше подходила к грани общественного скандала, который покроет слоем грязи доброе имя их семьи.
– Да, он самый лучший, самый милый. Ты бы слышала, какие стихи он мне читает! «Сравню ли с летним днем твои черты…»
– Это Шекспир.
– Что, прости?
– Это Шекспир, маггловский поэт.
– Все равно, – отмахивается Молли. – Артур так замечательно читает их…
Теперь Медея видит причину бесконечного беспокойства родственников – глаза кузины будто остекленели, она смотрит и не видит, думает только об одном, как зачарованная. Некрасиво, нехорошо, сразу вспоминаются уроки матушки, истинной Блэк по крови и воспитанию. О, сколько всего она знала про проклятия и сглазы!
Нельзя проверять, тем более, у Медеи попросту не получится столь сложное заклинание. Но спасти кузину необходимо, хотя бы от будущих сожалений.
– Стихи, конечно, это хорошо, но, дорогая, что тебе еще нравится в твоем ухажере?
– Прости?
– Возможно, он красив, влюблен в тебя, и ваша страсть взаимна, но… Прошу тебя, подумай о другом.
Молли хлопает глазами, растерянная, вцепившаяся в чашку, уже предчувствующая плохое для нее продолжение, но бесконечно доверяющая всегда помогающей кузине. Подобное доверие… Медея больше всего на свете боится не оправдать. Она не собирается разлучить влюбленных, если это в самом деле принесет счастье кузине.
– О чем?
– Когда я выходила замуж за Эмори, я не любила его. Мы не бросились друг к другу в объятия, охваченные страстью, – насмешливо произносит она, заставляя Молли багроветь от смущения. – Я знала, что он сможет позаботиться о наших будущих детях. Что у нас будет эльфийка, которая поможет по хозяйству, и мне не придется вставать спозаранку, чтобы заняться домом. Что у наших детей будет приличная одежда, свои комнаты, им не придется заглядывать голодными глазами в чужие рты. Что я всегда смогу накормить их, обучить и купить понравившуюся игрушку. Страсть, конечно, хорошо, но только тогда, когда не приходится целыми днями заниматься бытом или работать. Уборка, стирка, готовка, сад, покупка одежды, штопка обязательно появляющихся дырок… А ведь ты хочешь не одного ребенка, так?
– Да, я хочу большую семью, как у нас. Но, дорогая кузина, ты относишься ко всему слишком серьезно! – поднимает ее на смех родственница. Ей все это кажется нелепым, не теперь, когда влюблена со всем пылом юности.
– Я ничего не знаю об этом Артуре, а потому беспокоюсь за тебя. Скажи, у него есть свой дом? Или какое-нибудь предприятие? Он сможет обеспечить молодую супругу?
– Нет, но… Он очень умный, его возьмут в Министерство! Артуру дом достанется от мамы. Ты помнишь ее – Цедрелла Блэк.
Медея качает головой. Эту сплетню обсуждают все, кому не лень в гостиных дам магического света.
– Дорогая, Цедрелла Блэк уже дала слово. Она собирается отказаться от рода Уизли и выйти замуж за кого-то из Селвинов, как только сын станет способен принять на себя должность главы рода.
– Мерлин! – Молли закрывает рот ладошками в ужасе. – Как жестоко!
Медея останавливает импульсивную кузину от того, чтобы бежать и писать пронизанные сочувствием письма возлюбленному.
– Давай поступим с тобой следующим образом: не будем ссориться из-за Уизли, Артура или Цедреллы, тем более, сейчас Пасхальные каникулы! Поживешь у нас, посмотришь дом. Просто пообещай мне несколько дней, как минимум неделю, не встречаться с Артуром, а посмотреть на него издали. Неужели он самый красивый и умный парень в школе? Даже умнее кузена Бартемиуса Крауча? Как его имя? Не помню, прости.
– Пфф! – Молли обиженно надувается, складывает руки на груди. – Крауч всегда смотрит так, словно на лбу у меня написано «Идиотка»!
Медея не выдерживает, смеется, обнимает сестру прежде, чем та успевает вспыхнуть.
– О, дорогая, он же мальчишка! В чем-то он действительно может быть умнее, а в чем-то можешь разбираться лучше ты. К примеру, я до сих пор не все понимаю в работах своего супруга, но он не может понять разницу между кремом с ванилью и ванильным кремом. У тебя своя сфера интересов и познаний.
Молли смеется.
Именно за веселым смехом застает их входящий в дом Эмори. Молли немедленно тушуется, пока Медея поднимается и протягивает руки навстречу супругу. Тот ласково принимает ухоженные ладошки, целует сначала одну, потом другую, а затем бережно прикасается к бархатной щечке.
У них нет страсти, нет всепоглощающей любви, но Эмори уважает ее, и Медея старается отвечать ему тем же уважением: к его интересам, вкусам, потребностям. Наверное, поэтому их дом напоминает тихую гавань, без штормов и ураганов. Они ни разу даже не ссорились.
– Дорогой, ко мне приехала моя кузина. Не возражаешь, если она останется у нас на Пасхальные каникулы?
– Конечно-конечно. Если вам нужна свобода для женских разговорчиков, могу на время переехать к брату, – подмигивает он, после того, как приветствует весьма тепло родственницу супруги.
Молли ошарашенно смотрит на них круглыми глазами, и Медея испытывает невольный приступ гордости: она довольна своим мужем и домом.
– Н-нет, не стоит. Если я не стесню вас…
– Разумеется, не стесните. Медея вас очень любит, мисс Прюэтт, и грустит, потому что не может часто встречаться.
– Это называется разглашением тайн, – ни к кому не обращаясь, произносит Медея, на что супруг вновь тепло улыбается и удаляется к себе в кабинет, предварительно уточнив, что у них на обед.
– Идем, покажу тебе гостевую комнату.
Они поднимаются на второй этаж, Медея распахивает одну из дверей.
– А что там? – кузина указывает на вторую.
– Детская, – женщина чувствует, как тень набегает на лицо.
– Ты еще не…
– Нет. Боюсь, это из-за того, что я слабая ведьма. Даже зелья не помогают. Эмори не винит меня, но…
Бойкая, громкоголосая и с периодическим отсутствием такта Молли Прюэтт просто обнимает ее так крепко, как только может. И Медея позволяет себе на минуту утопить разочарование, осознание собственной неполноценности в дорогой ткани ученической мантии.
***
– Медея, можно? – Молли осторожно скребется в приоткрытую дверь.
Неужели совсем недавно они в этой гостиной обсуждали плюсы и минусы Артура Уизли? Неужели потом все Пасхальные каникулы Медея осторожно внушала сестре, что на сорок галеонов жалованья самого младшего служащего любого из отделов Министерства не прожить. Молли кусала губы, но без тлетворного влияния алого факультета соглашалась, соглашалась, соглашалась…
В ту пору гостиная была светла, радовали глаз гербарии на стене. Они и сейчас висят там, но теперь дом погружен во мрак, а серо-голубая мебель сливается с тенями, что расплодились в углах. На кухне причитает домовушка, мол, хозяйка не хочет есть, а ей ведь наследника кормить. Забегают племянницы Эмори, его брат не спускает глаз…
Все бесполезно, все… Эмори… он…
Так радовался, что наконец-то Медее удалось забеременеть. Кружил ее, хохотал несколько дней по любому поводу. А через месяц слег. Проклятие все-таки доконало его, оно оказалось гораздо сильнее и коварнее, чем предполагали медики.
– Да, заходи, – женщина приветственно машет бледной, как у привидения, рукой. Траурная мантия прикрывает серое, закрытое наглухо платье – любимый цвет Эмори.
Она любила супруга, пусть как друга, но терять друзей все равно больно.
Молли проскальзывает внутрь, садится на диван и складывает руки на коленях. В отличие от прошлого раза, когда являлась полненьким воплощением розовых цветов, сейчас она худая, даже тощая, во всем черном, с кулоном в виде четырехлистного клевера – подарок Эмори на ее последний день рождения.
Рука тянется к животу, в котором пульсирует жизнь. Так… приятно. Это ее, только ее.
– Прости, я не хотела бы тебя тревожить, но… мне больше не с кем об этом поговорить.
Медея не хочет говорить, она хочет раствориться в мягкой глубине кресла, но взгляд кузины откровенно паникующий, глаза подозрительно блестят. Мари, ее маленькая Мари, нуждается в ней.
– Помнишь, ты просила меня присмотреться к Артуру?
– Это было почти год назад, – устало напоминает Медея.
– Да, но тогда ты подхватила эту дурную магическую лихорадку, и у меня совсем вылетело из головы. Прости. Я сделала, как ты сказала… Артур… он… Не красив, у него в самом деле нет денег, но я думала, что это не беда. Мне бы хотелось, чтобы у нас было как у вас с Эмори… Прости… Пока… Артур где-то нашел огневиски и набросился на меня, сказал, что я начала отдаляться, а так быть не должно, ему не такое обещали…
Медее, честное слово, не до излияний сестры, но против воли она прислушивается, выбирает информацию, и гнев поднимается в груди. Кто-то пообещал ее дорогую кузину какому-то бедняку? Грубияну, посмевшему поднять на нее руку?!
– Меня тогда спасла Белла Блэк, а после… Все так закружилось. Мне нравится Рабастан Лестрейндж, но… я не знаю, как сказать папе. Как попросить его расторгнуть помолвку с Ноттом. Скоро мы заканчиваем Хогвартс, и… хотели бы пожениться, а после попутешествовать по континенту.
– Твой отец тебя слишком любит, он согласится на любую достойную кандидатуру, равную по значимости Магнусу Нотту. Однако… Артур Уизли – не тот человек, из-за которого стоит ссориться с родителями.
– Да, – Молли выглядит пристыженной, и Медея привычно распахивает объятия. Кузина тут же оказывается на коленях, обнимает ее, гладит по животу, пока еще плоскому, незаметному.
– Поговори с отцом. Ничего страшного не случится, обещаю. А лучше, если Рабастан поговорит.
Молли пунцовеет ушами, но кивает.
– Спасибо.
Через сколько кузина уходит, Медея не знает. Зато теперь понимает, зачем ее отправили сюда, именно в это тело. Исправить, не допустить союза Артура и Молли, не дать сломать жизнь пусть недалекой, но милой и приятной девушке со светлым будущим, в которое теперь можно смотреть с оптимизмом.
Дверь снова скрипит, на этот раз Магнус Нотт прилизанный, не врывается в развевающейся мантии. Выправка боевого мага, нашивки на мантии – знак уполномоченного представителя международной Гильдии. Стихийник, чья сила ощущается даже на расстоянии.
С годами стал только краше. Жаль, Молли не хочет именно его – была бы как за каменной стеной. Впрочем, Лестрейнджи тоже своего не отдают.
– Мадам, – он осторожно опускается на одно колено перед креслом, в котором полулежит Медея, берет тусклую, прозрачную руку в горячие, сильные, мозолистые пальцы. Так странно – ощущать тепло сейчас, когда ей так холодно. – Мадам, – снова зовет мужчина, – если вам когда-нибудь понадобится сила боевых магов, по любой причине, без оплаты и клятв, вам стоит только позвать. Я лично уничтожу каждого, кто осмелится причинить боль вам или вашему ребенку.
– Благодарю, мистер Нотт, – слабая улыбка все же возникает на губах.
Волшебник кивает, прощается и выходит. Через прикосновение он как будто передал толику своего желания жить, потому что Медея впервые за последние дни чувствует голод.
– Фрея! – верная домовушка появляется немедленно, смотрит с такой надеждой, что невольно становится стыдно. – Приготовь мне, пожалуйста, чай с гренками… и омлет, пожалуй.
Впервые за последние дни ей чуть-чуть хочется жить.
***
– Мерлин, это какой-то кошмар! Родственники Басти, родственники Беллы, родственники папы – у меня голова кругом идет! А еще угощения, нужно побеседовать с каждым…
– У меня огромный живот, мутит от запаха духов, меня охраняют все Шаффики вместе взятые, а еще жутко болят ноги.
Кузина пристально смотрит пару секунд и признает:
– Ты победила!
Она прекрасна в новой мантии, в новом статусе миссис Лестрейндж. По-настоящему расцветает от каждого взгляда супруга, который не ревнует ее разве только к Медее и почему-то Магнусу Нотту, кружащему неподалеку. Так что аловолосая кузина – единственная возможность для молодой хозяйки приема отдохнуть от вереницы новых лиц.
– Уже решили, куда поедете в первую очередь?
– Начать решили с Италии, – улыбается Молли, затем вспыхивает, наклоняется. – Кстати, ты слышала, кто-то убил Томаса Реддла, видного ученого. Представляешь, Отдел Тайн обнаружил, что он многократно проводил в отношении себя страшные темные ритуалы. Вдобавок шантажировал некоторых аристократов, ставил им метки – как скоту какому-то! Собирал армию.
– Почему ты говоришь это мне?
– Беллу тоже пытались завербовать, да и к Басти обращались. Но не это главное. Знакомый Руди из Аврората сообщил, что в столе Реддла найдены записи о будущих рекрутах. Там стояло твое имя. Вроде как он планировал через тебя и твоего ребенка добраться до библиотеки Шаффиков.
– Да что там может быть у них в библиотеке! – отмахивается Медея.
Но Молли серьезна, это пугает.
– Не скажи. У них в библиотеке есть фолианты, которые не снились даже Блэкам! Магия друидов, египетская, восточная.
Медея припоминает, что да, действительно, что-то такое есть, но Шаффики уже давно занимаются исключительно гербологией и чарами – дисциплинами, к которым имеют наибольшую предрасположенность.
– И как погиб несостоявшийся Темный Лорд?
– Сгорел, – Молли пожимает плечами. – Как будто в окно просто влетела молния – или огненный шар – ни следов, ни улик. Подозревали Нотта, как единственного огненного стихийника на островах, но у того алиби – он с группой гонял акромантулов в Запретном лесу. Их там столько развелось! Начали даже на кентавров нападать!
Медее отчего-то нехорошо, внутренности скрутило болезненно. Темный лорд… мертв? Вот так просто? Это невероятно! И красавица Белла не станет сумасшедшей, и Поттеры не погибнут…
– Медея, милая, может, переедешь к нам на время? В родовом особняке защита лучше, чем в твоем коттедже. Пусть Эмори его защитил, но… все равно… мне было бы спокойнее…
– Молли, боюсь, я вынуждена отказаться, – со своим обычным хладнокровием заявляет женщина, так как понимает причину внезапной боли. – Кажется, я отправлюсь в Мунго. Не могла бы ты позвать кого-нибудь из Шаффиков? Не кричи! – одергивает собравшуюся было запаниковать сестру. Не хватало еще испортить праздник, тем более, боль пока еще терпима.
– Миссис Лестрейндж, делайте, как сказала ваша сестра, – крепкая рука не дает упасть, – а я позабочусь о ней.
Магнус Нотт выводит ее под руку на балкон, откуда женщина вместе с примчавшимся братом Эмори порталом перемещается в приемный покой Мунго.
Через шесть часов у нее на руках оказывается маленький Эмори Игнотиус Шаффик, долгожданный наследник, а его дядя усиленно заливает слезами рукав праздничной мантии.
Медея чувствует себя как никогда счастливой.
***
Ее охраняют. Медея понимает это далеко не сразу, загруженная многочисленными родственниками, крутящимися возле долгожданного наследника, который тоже любит привлекать к себе внимание, поднимая в воздух все, что попадается: от игрушки до мамы. Это радует, ведь у ребенка стабильный дар, он сильный маг. Поэтому женщина замечает слежку не в первый месяц и даже не во второй, лишь когда, сидя на качели в саду в редкие минуты перерыва, бросает случайный взгляд на заросли возле дома. И сразу просит о визите возможного инициатора данного безобразия.
