Текст книги "Грехи царя Омара"

Автор книги: Шахразада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Макама десятая

С того ветреного дня, когда появился на свет царевич Мансур, минуло девятнадцать лет. Сколь хороши они были для царицы, знала лишь одна она. Ибо ее гордость, ее сын, ее будущее, стал настоящим наследником, настоящим царевичем.

Та, теперь уже далекая, ночь, когда Мансур вслед за Саидом стал мужчиной, очень много значила для сына царицы Амани. Вернее, не сама эта ночь, а памятная беседа в кабинете матери. Царевич понял, что одна лишь мать его по-настоящему близкий друг. Лишь ей он может доверить все свои печали и беды. И только у нее может научиться быть настоящим царевичем, а не только ловким фехтовальщиком, смелым наездником или умелым любовником. Да, Саиду, брату, этого хватало, но Мансур-то позже узнал, что кроме таких простых радостей есть и более тонкие, более острые ощущения, которые могут подарить вкус настоящей жизни. И к числу таких чувств Мансур причислял, в первую очередь, победу над врагом, но не силой оружия, что есть удел рубаки-воина, а силой мысли и хитрости. Это и составляет славу настоящего царедворца.

Царица, быть может, сама того не желая, воспитала из своего нерешительного сына настоящего интригана. Юноша начал прислушиваться к дворцовым сплетням, завел себе целый кабинет наушников и шпионов.

Девятнадцатый день рождения царевича Мансура был удивительным днем. Ночью младший брат, Валид, наблюдал лунное затмение, о чем взахлеб рассказывал утром. Но еще больший восторг самого младшего и самого умного из сыновей царя Омара вызывало солнечное затмение, которое должно было начаться через одиннадцать дней, почти ровно в полдень. И Назир-звездочет, и его внук в один голос утверждали, что это необыкновенное совпадение, и что оно предвещает удивительные перемены в судьбе наследника престола.

Назир, царский прорицатель, мог гордиться своим учеником. Заслуга такого точного предсказания принадлежала целиком Валиду, а Назиру оставалось лишь проверить расчеты и убедиться в правоте внука. Когда об этом предсказании стало известно царице, она приложила максимум стараний, чтобы выведать у звездочетов все, до мельчайших подробностей. Ибо чем старше становился Мансур, тем сильнее царицу беспокоила его судьба.

О, сколько горьких слез она пролила ночами, сожалея о том, что уговорила Омара не лишать жизни сыновей Ясмин! Да, она сознавалась себе, что сделала это из страха, купив, таким образом, благодарность и молчание любимой наложницы царя. Но чем больше царица думала об этом, чем чаще вспоминала ту ужасную ночь, когда царица Хаят рассталась с жизнью, тем яснее понимала, что Ясмин мало что запомнила. Если Аллах был милостив к Амани, дочь звездочета уже и забыла, кто тогда остался в опочивальне царицы, обезумевшей от горя. И в тот день, когда Амани это поняла, в ее душе начала расти ненависть к сводным братьям царевича. Да, они стали верными друзьями Мансура. Да, Саид, бесстрашный воин, готов был кинуться на выручку брату, стоило тому лишь недовольно посмотреть на обидчика. Да, Валид был рад предоставить свои не по-юношески зрелые знания для того, чтобы утолить любопытство царского сына. Но они все равно были соперниками царевича в борьбе за престол.

А вот с этим царица не могла примириться! Ибо прекрасно понимала, что наследник должен быть только один. И тогда, если Аллах милосердный вовремя уберет с престола царя, то ни у кого не возникнет и тени сомнения в том, кто же займет осиротевший трон. А потому, наконец созналась себе царица, следовало бы ей поусерднее заняться судьбой сына. Вот почему девятнадцатый день рождения стал для царицы по-настоящему Днем рождения ее сына, ее царевича. Ибо теперь, приняв, наконец решение, Амани успокоилась. А со спокойным разумом куда легче бывает придумать план действий. Предсказания же малыша Валида лишь подтвердили все мысли царицы. Она была готова.

А вот готов ли был сам царевич Мансур? О да. Более того, он был бы счастлив, если бы смог подслушать подобные мысли своей матери. Ибо множество наушников и шпионов – это прекрасно, но мать, которая готова на все ради тебя – это воистину бесценно.

Вот так царица Амани и царевич Мансур, ее сын, не обменявшись ни единым словом, вступили в заговор против сыновей Ясмин, любимой наложницы царя Омара.

Вечерело. Разошлись царедворцы, утомленные длинным и жарким днем на службе. Утихли цикады, уснули птицы, слуги и рабы покинули опочивальню царицы. Лишь у входа на женскую половину дежурила стража – из отпущенных на свободу рабов, которые были самыми верными телохранителями царя Омара.

– О матушка, ты разрешишь мне войти?

– Мальчик мой, Мансур! Я жду тебя каждый вечер. И ты это знаешь.

– Царица, позволь задать тебе вопрос.

Амани кивнула.

– Мне показалось, что тебя порадовало предсказание Назира-звездочета. Это верно?

– Да, царевич мой. Очень порадовало.

– Могу ли я узнать, чем именно?

– Тем, что тебя ждут удивительные перемены в судьбе… – В голосе Амани прозвучало легкое недоумение. Неужели Мансуру, встретившему свою девятнадцатую весну, нужно объяснять такие простые вещи?

– Но, матушка, ведь звездочет не сказал, что меня ждут перемены к лучшему…

– Малыш мой, – трудно назвать малышом высокого черноволосого и черноусого мужчину, но для матери Мансур-царевич всегда оставался опекаемым мальчишкой. – Перемены к лучшему возможны лишь тогда, когда в жизни человеческой все плохо… Но если в жизни наследника престола все хорошо, то удивительными, полагаю, можно назвать перемены лишь в сторону великолепного…

– Или, наоборот, жизнь станет такой безнадежной, что любая перемена, пусть даже это будет путь из тюрьмы на плаху, окажется переменой удивительной…

И эту черту характера своего сына Амани уже прекрасно изучила. Когда Мансур хотел, чтобы кто-то, пусть даже мать, решил за него какую-то трудную задачу, он сразу становился необыкновенно мнителен и печален. Увы, это удивительное свойство присуще было не одному лишь царевичу. Оно, как не понаслышке знала царица, отличает многих мужчин. Особенно тех, которые прекрасно знают, что любящая их женщина в лепешку разобьется, но облегчит жизнь вот такого, бесконечно опечаленного и недовольного всем миром избранника.

– Что же так расстроило моего царственного сына? Что заставляет тебя думать о безнадежности жизни? Тебя, царевича, любимца народа?

– Ах, матушка, пусть я царевич, пусть я и любимец народа…Пусть я даже любим многими женщинами…

«Ого, да мальчик-то еще и тщеславен…»

– …пусть, матушка, это все так. Но даже в голову наследника престола иногда приходят мысли о бренности нашего мира… мысли о конечности всего земного… мысли о смерти.

– О Аллах милосердный! Сынок, уж не заболел ли ты? Почему вдруг эти разговоры?

– Нет, моя прекрасная и добрая матушка, я совершенно здоров! И надо признать, чувствую себя просто прекрасно. Но думаю я об отце… Думаю о том, что он уже немолод… И какая судьба будет ждать нашу прекрасную страну, если когда-то придет час, – да ниспошли царю Омару Аллах сотню сотен жизней, – когда мне придется соперничать за осиротевший трон…

«О Аллах, да он просто говорит моими словами. Это мойсын! Аллах даровал мне этот великий день – день, в который мой мальчик стал моим единомышленником!»

Царица Амани в душе ликовала. Но старалась не показать этого. Ей хотелось услышать продолжение монолога Мансура. И потому она лишь чуть подтолкнула его:

– Аллах милосердный, Мансур, но почему ты думаешь о соперниках? Разве братья – не твои верные друзья?

– Да, матушка, это так… Твоя великая мудрость сделала из моих братьев верных слуг. Саид, я знаю это, готов раздавить любого из моих обидчиков, Валид всегда подаст мне мудрый совет или подскажет дельную мысль. Но, боюсь, в тот миг, когда речь зайдет о наследовании, все будет забыто – и мудрость, и отвага, и преданность. И останется лишь одно – желание воссесть на престол и назваться царем великой страны Ал-Лат. И чем больше я думаю об этом, тем печальнее мне становится, тем больше жаль дружбы, которая росла вместе с нами…

«И которую ты, да простит мне Аллах эти слова, готов предать уже сейчас». Амани давно уже поняла, куда клонит сын. Да он, собственно, и не пытался что-то скрыть от царицы. И сладостный миг взаимопонимания согрел мать и сына. Пусть это было взаимопонимание заговорщиков.

– Но Мансур, да будет Аллах мне судьей, я не думаю, что тебе следует заботиться о будущем этой дружбы. Да, она росла вместе с вами. Но это была дружба детей. И не дело наследнику престола беспокоиться о том, какой будет участь его друзей детства. Высшие соображения должны двигать тобой, мой мальчик. Ибо судьба страны, ее честь зависят от твоего решения. Если ты будешь силен, то многие твои поступки окажутся в глазах народа мудрыми и оправданными. А вот если дашь слабину, позволишь чувствам взять верх над разумом… О-о-о, незавидна судьба такого царя. Да и такого государства…

– Да, матушка, я это понимаю. Мне немного жаль давней дружбы. Но высшие соображения, да восхвалена будет в веках твоя мудрость, действительно должны стать для меня более важными.

Вновь перед царицей Амани сидел уверенный в себе молодой мужчина. Он более не был меланхоличен, не был печален. Возможно, слова матери, созвучные его собственным мыслям, сожгли в молодой душе что-то очень нужное человеку, но не правителю. Жестокость царедворца вновь стала лицом царевича Мансура.

– Наверное, о великая царица, это прозвучит странно, но я больше опасаюсь одного своего брата, Саида.

– Я не удивлена, мой мальчик. Саид решителен, отчаян, в трудную минуту он принимает решения, не всегда задумываясь о высших соображениях… И потом, он хорош собой и его обожают девушки… Он отчаянный храбрец, и потому его любит войско. И, увы, этого вполне достаточно, чтобы опасаться такого соперника.

– Да-да, моя мудрая матушка, именно так. Валид еще молод, и науки значат для него куда больше, чем власть… А вот Саид…

– Думаю, мой мальчик, ты начал беспокоиться раньше времени. Отец, да, немолод, но вполне силен. И он не отдаст трон в руки рубаки или слабака… А потому, полагаю, тебе следует, как и раньше, спокойно полагаться на силу и отвагу Саида и на знания и мудрость Валида. Эти юноши твои братья, а голос крови иногда так силен…

Царица говорила это и с радостью видела, что сын и сейчас ее прекрасно понял. Понял, что она хотела ему сказать: «Не беспокойся, мальчик мой. Я думаю точно так же. И теперь позволь мне обеспокоиться вместо тебя…»

– Благодарю тебя, моя мудрая матушка. Твои слова, как всегда, да хранит Аллах милосердный тебя от быстротечного времени, утешили меня. А прохладная вода твоего здравомыслия остудила мои порывы. Я удаляюсь от тебя с благоговением и радостью.

Мансур поклонился царице и, поцеловав ей руку по новому ромейскому обычаю, что начал проникать и за высокие дворцовые стены, покинул женскую половину.

Мать и сын отлично поняли друг друга. Судьба соперника была решена.

Макама одиннадцатая

Платаны, окружившие площадку для разминки, покрылись росой. Песок чуть отсырел, а в ветвях деревьев еще жила ночь.

Но по-утреннему хмурые молодые люди уже выстроились вдоль длинной стороны песчаной площадки, ожидая того мига, когда появится учитель, мастер в четырех разделах [2]2
  Мастером в четырех разделах в монастыре Шаолинь называли того, кто изучил четыре главных науки: «вэньсюэ», то есть гражданские науки (то, что знал любой образованный китаец того времени), «исюэ», то есть медицину, «фосюэ», то есть буддизм, и «усюэ» – боевые навыки.


[Закрыть], принявший, кроме мирского имени, еще и имя давнего учителя боевых искусств. Итак, четырнадцать юношей и девушек (да-да, девушек, ибо женщине оборона иногда куда нужнее, чем мужчине) ожидали появления «учителя Фуюя». Юные лица были спокойны, тела расслаблены, но в глазах уже светился особый огонек. Так смотрит ученик на трудную задачу, которую ему предстоит решить.

И вот учитель показался. Конечно, в нем не было ничего от внешности наставников из далекого монастыря – был он высок ростом, широк в плечах, светлокож и необыкновенно горбонос. Черные волосы заметно посеребрила седина, но кожа была по-юношески молодой, без морщин и темных пятен. Словом, учитель выглядел лишь чуть старше своих учеников.

И вот этот необыкновенный человек вышел на середину песчаной площадки и хлопнул в ладоши. Под платанами показался мальчишка с барабаном и, услышав этот короткий хлопок, принялся отбивать такт. Юноши и девушки заняли свои места, и началась разминка, прерываемая лишь командами на понятном этим пятнадцати языке, и короткими резкими выдохами, что сопровождали движения.

Мерный рокот барабана, казалось, должен был заворожить любого, но ученики становились все сосредоточеннее и внимательнее. Солнце, поднимавшееся все выше, освещало молодые лица, которые поражали внутренней уверенностью. Учитель, проходя мимо учеников, невольно любовался делом своей жизни – пусть эти юноши и девушки немногочисленны. Но они сильны своим самоуважением. А потому и другие их ценят и уважают, и, значит, когда-то наступит день, когда они окажутся не на последних ролях в государстве, где уже много лет жил учитель, в стране Аштарат, которую по праву считал своим домом.

Последовал еще один хлопок в ладоши, и ученики разделились на пары. Начался учебный бой. Конечно, учитель не позволял, чтобы юноша становился соперником девушки. Но его подопечные и сами знали это. Обменявшись вежливыми поклонами, но не отводя взгляда, молодые люди сошлись в схватках. Песок, вздыбленный ногами, мгновенно высох, а суровые платаны своей прохладной стеной охраняли от посторонних взглядов и учителя, и учеников.

Но не все взгляды были посторонними. Вот в тени раскидистого дерева показалась высокая светловолосая девушка. Это была София, внучка дворцового библиотекаря и дочь знахарки и колдуньи, которая уже много лет являлась самым доверенным лекарем властителя этой прекрасной земли, Мкртича Первого. Был властитель вдов, молод, но весьма мудр. В его стране не считали женщин людьми второго сорта, преклоняясь перед умом и красотой вполне открыто. Мудрости властителя хватало и на то, чтобы приглашать в свою небольшую, но уютную страну учителей, мыслителей и мастеров со всего населенного мира.

Процветала небольшая, но уютная страна, родившая красавицу Софию, скрывающуюся сейчас в тени платана. Точнее, делающую вид, что скрывается. Ибо спрятаться от глаз своего любимого София вовсе не желала. Наоборот, она очень хотела, чтобы он – прекрасный Тимур, гордость учителя, – обязательно увидел ее. С некоторых пор оставаться долго без своего любимого София не могла. И потому прибегала посмотреть на то, как упражняется ее возлюбленный.

Конечно, Тимур сначала сердился, когда видел под деревьями тоненькую фигурку. Но мудрый учитель как-то, заметив это, сказал ему:

– Тимур, не стоит сердиться на Софию. Она влюблена и хочет быть к тебе как можно ближе. Этим следует гордиться…

– Но, учитель, воину не пристало отдаваться чувствам…

– Ах, мой друг, этим миром движут только чувства! Даже самые суровые воины не свободны от любви или ненависти, зависти или гордости. А тебе, полагаю, и не нужно прятать своих чувств. Но ты можешь сделать так, чтобы София, прибегая полюбоваться на тебя, немного училась нашим искусствам. Она же девушка. И потому ей куда нужнее многие хитрости, которые для тебя уже давно не в новинку. Так покажи ей и удары, и подножки. Пусть она смотрит на тебя, но видит то, что может понадобиться ей…

– Но, учитель, я же всегда буду рядом! Я сумею ее защитить.

– Разумеется, мой мальчик. Но твоя защита пригодится ей и сейчас… Быть может, в далеких лесах появятся бандиты. Или голодные до красоты варвары-иноземцы попытаются обидеть малышку Софию. Дай ей уверенность, дай ей невидимое оружие. И этим привяжешь ее к себе еще больше. Если, конечно, хочешь этого.

– Да, учитель. Благодарю тебя за совет.

– Мой разум всегда открыт для моих учеников… Этот давний разговор, конечно, остался неизвестен Софии, но Тимур перестал сердиться, когда видел девушку у края площадки. И даже иногда, когда они оставались вдвоем, показывал любимой кое-какие приемы. Удивительно, но София не обижалась. Она гордилась таким доверием возлюбленного и потому появлялась под платанами почти каждый день.

Наконец смолк голос барабана. Еще один хлопок ладоней – и ученики поклонились друг другу. Последний хлопок – и над площадкой повис многоголосый разговор. Наконец суровые бойцы превратились в веселых юношей и девушек.

– Здравствуй, моя красавица! – Перед Софией появился Тимур.

– Люби-имый, какой ты грязный! Давай я оботру тебе лицо! Видел бы тебя сейчас дядюшка Раис. Или тетушка Ануш…

– Ну, они всякое видели. Ведь они меня воспитали с того самого дня, как бог отнял моих родителей. Друзья моей семьи стали моей семьей.

– Да, любимый, ты говорил уже об этом…

– Но если ты считаешь, что я так грязен, то я готов искупаться в ближайшем ручье!

– Ого, это настоящая смелость. Ведь ручьи текут с гор, от вечных снегов.

– Ну, рядом с тобой для меня и обжигающий холод покажется жаром пустыни.

София посмотрела на возлюбленного с легким испугом. Но она уже так привыкла доверять ему свою жизнь, что готова была, не задумываясь, броситься и в огонь, и в ледяную воду…

Вот показался ручеек с крошечной запрудой. Вода в ней была чуть теплее, но все равно первым ощущением она давала обжигающий холод. Тимур, на ходу сбросив с себя пропотевшее и запыленное одеяние, со вздохом наслаждения упал в воду. И тут же вынырнул.

– Иди сюда, звезда моей души!

– Ох, Тимур, боюсь, что это слишком для меня.

И София наклонилась, чтобы погладить любимого по голове. Но хитрый Тимур чуть потянул ее за руку… И вот в запруде у ручейка слились в жарком поцелуе два молодых сильных тела.

– Что ты делаешь, безумец?!

– Здесь никого нет, красавица… Вокруг лишь горы, небо и старые деревья. Доверься…

– Я верю тебе, мой хороший…

Еще один поцелуй заглушил конец ее фразы. Отдаваясь страсти любимого, София вдруг с удивлением ощутила, что вода, еще мгновение назад обжигающе холодная, вдруг стала теплой и ласковой. Словно прохладное покрывало, она обняла тело девушки…

– Скажи мне, красавица, а тебе удобно плавать в платье?

София рассмеялась.

– Наверное, Тимур, это ты решил, что мне в платье будет удобно…

Ее возлюбленный, рассмеявшись, нырнул… О нет, София не собиралась так просто сдаваться. И потому легко выскользнула из его рук. Да, Тимур умел очень многое, но и София, хвала учителю, что занимался с ней тайком от других воспитанников, уже знала, чем ответить. Нет, она не собиралась сражаться с любимым. Но чуть поиграть… Быть может, слегка поставить на место… Разве это так плохо?

София вовсе не боялась, что Тимур охладеет к ней. Что-то в глубине души подсказывало девушке, что она может творить любые глупости… Может… Но зачем же обижать любимого, показывая, что его опека не так уж и нужна? Зачем отказываться от защиты, даже если она в силах постоять за себя сама?

Но сейчас, в крошечном прудике, можно было и подурачиться. Вот поэтому София, выскользнув из рук Тимура, нырнула сама. О да, прозрачная, пронизанная ярким солнечным светом вода не скрывала ничего, но…

Тимур, конечно, прекрасно видел, где оказалась девушка. Однако решил не гнаться за ней, а поддержать игру. Пусть она насладится каждым моментом этого прекрасного дня и этой восхитительной игры.

Но платье действительно сковывало движения, и София решительно избавилась от него. Теперь она была свободна и могла соперничать с Тимуром почти на равных. Тимур же, увидев рядом прекрасное тело своей любимой, загорелся еще сильнее, хотя, о боги, куда уже больше! Солнечные блики играли на коже девушки, волосы, потемневшие от воды, двумя темными змеями сопровождали каждое движение сильного тела.

– О как ты прекрасна, любимая!

Тимур словно сорвал эти слова с уст Софии. Она только что хотела сказать что-то очень похожее. Но… Девушка решила, что не будет впадать в сладкую патоку взаимного восхищения. И потому, звонко рассмеявшись, ответила:

– А ты похож на водяного дьявола… Того, что живет за старой мельницей в речушке.

О нет, Тимур вовсе не похож был на водяного дьявола. Да, его черные волосы намокли и торчали, да, каждая капелька воды в солнечных лучах играла всеми цветами радуги. Он был необыкновенно, волшебно хорош. Так хорош, что все тело девушки заломило от желания.

– Боишься, что я уволоку тебя в темный омут?

– Хитрец… Я не боюсь омутов… Но что ты там будешь делать?

– Сначала я привяжу тебя к черной коряге… Потом съем огромную сырую рыбину… А потом…

Глаза Тимура смеялись, но голос был почти грозен.

– Фу, сырая рыбина… Гадость какая…

– Вовсе не гадость. Для нас, водяных дьяволов, жителей темных омутов, это всегда только закуска… А вот главное блюдо, самое желанное и самое сладкое… да, красавица, это молоденькие девушки, что попадают в наши руки.

И Тимур заключил Софию в объятия, покрывая лицо сотнями легких поцелуев. Она с удовольствием позволяла целовать себя, радуясь тому, как близок сейчас ей этот мужчина. Самый красивый, самый лучший, самый… Единственный мужчина в мире, которого видели ее глаза.

Ее пальцы дрожали, когда она обняла его за плечи. Горячее тело прижалось к ней, и девушка почувствовала, что больше не в силах играть ни в какие игры. Лишь насладиться им, отдаться ему, почувствовать его рядом, в себе, вокруг себя… Только этого хотелось ей, только об этом она мечтала.

Тимур словно подслушал ее мысли. Но, быть может, он чувствовал то же самое. Его глаза горели огнем, его руки сжимали ее плечи крепко и нежно. О да, он хотел ее.

И очень сильно.

София еле сдерживалась, чтобы не застонать от удовольствия. Губы Тимура, поначалу нежные, сейчас целовали ее неистово и жадно. Но потом в его глазах загорелись искорки смеха, и он вновь нырнул. София готова была рассердиться, но почувствовала, что возлюбленный взялся за ее ноги и начал ласкать и массировать ее ступни.

– О да, – почти простонала она, и Тимур, вновь вынырнув, снова запечатлел на ее губах поцелуй.

От него пахло свежестью и солнечным светом. На миг он отстранился, а потом скользнул руками по ее телу. Жажда сжигала его, и он почувствовал, что игры закончились. Слегка покусывая ее губы, он ни на минуту не выпускал ее из своих объятий.

– Теперь твоя очередь, – сказал он, застыв посреди озерца изумительной статуей.

Но никакая статуя не могла так блестеть глазами и так стонать, когда узкие ладони девушки опустились на его грудь. София лишь несколько раз провела по его телу от плеч до узкой талии, и он уже готов был броситься на нее.

– О любимый, как ты хорош!

– И как я мечтаю о тебе, звезда моя, счастье моей жизни…

Эти слова вскружили Софии голову. Ей было мало одних прикосновений, ей захотелось попробовать его на вкус. Немедленно. И она несколько раз лизнула его, опускаясь все ниже. Туда, куда не могли не стремиться ее руки.

– О нет, любимая… Пощади… Я так горю, что больше не могу сдерживаться…

– О Тимур, терпение – вот доблесть воина и мужчины…

У Тимура не хватило сил на то, чтобы вспомнить, где он уже много раз слышал эти слова. Огненное желание поднималось от чресел обжигающими волнами и грозило вот-вот затопить разум, оставив лишь одно стремление – соединиться с любимой. Соединиться немедленно. Здесь. Сию минуту.

Его руки чувственно легли на плечи девушки, опустились на грудь. Теперь нежные касания сменились более настойчивыми. Но София ответила лишь легким стоном удовольствия. Да, она тоже мечтала соединиться с Тимуром. Прямо здесь. Сейчас.

Она не могла думать ни о чем другом. Только он, единственный, в силах доставить ей неземное удовольствие.

Ее руки ласкали его тело, его ладони безумствовали на ее коже. Но он хотел большего. И не собирался останавливаться.

Он покрыл ее лицо поцелуями, желая доказать свое право на нее. Прикосновения его плоти едва не свели ее с ума.

Она снова и снова прижималась к нему.

– Сейчас? – Она задрожала при мысли о том, что еще ждет ее в царстве воды и света.

– Да, сейчас, – умоляюще произнес он. Его горящие глаза сулили ей неземные ласки.

– Ты не замерзла, любимая? – спросил он, глядя на ее грудь. – Хочешь, я тебя согрею?

Тимур наклонился к ней. Его горячее дыхание обожгло ее, а потом он начал покусывать нежную кожу ее груди, и она едва не взлетела на вершину блаженства. У нее подкосились ноги, но он удержал ее, и она осталась рядом.

– Я хочу ощутить твой вкус.

Они слились в страстном поцелуе, и его язык ласкал ее теперь бесстыдно и жадно. Его руки играли с ее грудью, мяли ее, нежно касались и не отпускали ни на минуту. Он наслаждался их тяжестью.

Он опустился ниже, и она вспыхнула от двух противоположных ощущений. Так горячо. И вновь так холодно. Когда его пальцы скользнули по ее бедру, она ощутила жар.

– Я хочу ласкать тебя… Позволь мне это, моя красавица.

– Тебе позволено все.

Эти слова зажгли его. Руки Тимура, только что нежно гладившие ее, стали теперь уже жадными. Он боялся причинить ей боль, но не мог сдержаться. Эта девушка принадлежала ему всегда. И будет всегда принадлежать ему так, как сейчас…

Тимур следил за малейшим ее движением и видел, что она тает от ответного желания.

– О любимый, – застонала она, прильнув к нему губами.

– Да, моя прекрасная, да… – прошептал Тимур, и уже через мгновение она почувствовала, что соединилась с ним.

Он не отпускал ее ни на секунду: София обвила ногами его талию и начала двигаться в такт ему. Ее захлестывали жгучие волны наслаждения, и она могла лишь простонать в тот момент, когда огненная волна накрыла ее целиком. Через несколько мгновений к ней присоединился и Тимур.

– Я буду с тобой всегда, моя мечта, моя любовь… – услышала София его тихий голос. Этих простых слов хватило, чтобы новая обжигающая волна опять оглушила ее.