Текст книги "Дети Драконьего леса: Мительнора (СИ)"

Автор книги: shaeliin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– Эдлен, – она сощурилась, – так будет лучше. И для меня, и для тебя, и для этой цитадели, и для нашей с тобой империи.

– Вы не правы, – негромко возразил он. И снова повернулся к Венарте.

В самом конце храмовнику очень хотелось спать, но веки напрочь отказывались опускаться. И под ресницами, под иссиня-черными ресницами все еще проступали блеклые серо-зеленые радужки, все еще проступали темные пятна зениц и карминовые сети лопнувших сосудов.

У юного императора сдавило горло.

Он понятия не имел, что вдали от места, где служителя Змеиного Алтаря настигла такая нелепая смерть, впервые за сотни лет дернулась и очнулась раненая беловолосая девочка. Что по ее щеке рассеянно скользнула горькая солоноватая капля, что она всхлипнула – и, отвечая на ее тоску, у берега Вьены споткнулся и чуть не упал Гончий по имени Штай, а в королевской башне Хальвета потерял сознание молодой повелитель Драконьего леса.

Эдлен снял со своих рыжеватых волос черное змеиное тело, осторожно погладил выступающие аметистовые клыки. Старуха Доль что-то говорила, захлебываясь каждым словом, давясь интонациями и, кажется, умоляя названого сына понять, но он ее уже не слушал.

Мительнора оторвана, Мительнора плавает в безучастной зыбкой темноте, и все ее берега – это ловко отрезанные швы. Но Габриэль родился на Тринне, а Милрэт упоминала заснеженный Харалат; и коренные жители подвластной Эдлену империи наверняка помнили, как у пристаней пережидали бесконечно долгую зиму хрупкие фигурки торговых кораблей.

– Если вы утверждаете, что я исчезну, – негромко уточнил он, – значит, я – эпицентр заклятия? На мне собраны его потоки? Очень хитро придумано, моя любезная госпожа. Но я бы на вашем месте не рассчитывал, что после такого, – он все еще поглядывал на погибшего храмовника, будто надеялся, что это ошибка, что Венарта сейчас неуклюже поведет худыми плечами и присоединится к беседе, – вы останетесь живы.

========== Глава двадцатая, в которой Талер Хвет воспитывает ребенка ==========

Он уже засыпал, когда мягко зашелестели крепления корабельного шлюза, и на пороге его каюты возникла маленькая девочка с покрасневшими от слез глазами.

– В чем дело? – он худо-бедно выглянул из-под одеяла, покачнулся и поморщился, потому что проклятая тошнота никуда не делась, а швы над левым ухом болели так, словно под них насыпали раскаленных угольев. – Тебе плохо?

Девочка молчала. Девочка едва заметно покачивалась в красноватом теплом тумане, хотя на самом деле стояла ровно и смотрела на капитана корабля с чем-то вроде беспокойства.

– Лойд? – растерянно окликнул он.

Она отвела свои неуловимо потемневшие серые глаза.

– Что произошло?

– Я боюсь, – голос был неуверенный и несколько виноватый, потому что она не знала, имеет ли право находиться в одной каюте с этим человеком и можно ли ей о нем беспокоиться, если с момента выхода в космос прошло от силы часа два.

От силы часа два, а сектор «W-L» остался далеко позади, и утробно гудели маневровые двигатели «Asphodelus-а», и притихший пилот сидел у приборной панели, отслеживая последние показания. Мигала звездная карта, сопел штурман, уютно устроившись на диване у низенького стола, а пожилой механик сердито копался в банке с рыбными консервами.

Никто, кроме этого человека, не собирался идти спать. Но никто и не возмущался, потому что с такой температурой и такими замедленными реакциями толку от него было бы куда меньше, чем от шмеля со сломанными крыльями.

– Чего ты боишься? – терпеливо уточнил он.

Девочка помнила, как этот человек обнимал ее у запертого шлюза, как обещал, что вне сектора фанатиков она будет свободнее и наверняка счастливее. Девочка помнила, как спрашивала у него: «А ты – будешь?..», но теперь он лежал на двух старых подушках и выглядел таким слабым, что ей хотелось опуститься на пол в углу и как следует побиться головой об стену.

Ведь это ее сородичи посмели его ударить.

– Можно, – все-таки рискнула она, – я посижу с тобой?

Он улыбнулся. Искренне и невероятно тепло.

– Конечно.

Она забралась на койку у его ног, села, деловито поправила тонкое льняное платье. Он по-прежнему наблюдал за ней с тенью интереса, но тень была такая смутная и хлипкая, будто и на месте маленькой беловолосой девочки он видел всего лишь блеклое размытое пятно.

– Спи, – скомандовала она. – Я буду тебя охранять.

– Не то, чтобы кто-то мог навредить мне на моем же собственном корабле, – глухо рассмеялся он. – Но спасибо.

Обычно он тратил целую ночь, чтобы вынудить себя хотя бы уснуть, но сегодня ему, кажется, хватило одной минуты. И он еще успел различить, как маленькая беловолосая девочка горестно шмыгает носом, как будто ее подопечный лежит на смертном одре, а не ждет сигнала будильника в 7:15 утра.

Ближе к середине ночи на ее хрупкие плечи тоже легла усталость. Она покосилась на темно-синюю световую панель, строго сказала себе, что находится на борту железного корабля, а не в одной из комнат храма, и опустила веки.

Девочке снилось, что она обнимает свою старшую сестру – такого же обреченного «грязного» ребенка, как и все в крохотном заснеженном поселении.

Капитану снился размытый образ немолодой уже медсестры, которая читала ему сказки и убеждала хоть полчасика подремать, когда он лежал в больнице. Ему было что-то около тринадцати, и он увлеченно слушал, как торгуются между собой злые огненные драконы, как они воруют беззащитных принцесс и уносят в свои логова, а потом у входа появляется рыцарь и воинственно кричит: эй, чудовище! Выходи на смертный бой!

В те времена ему упрямо казалось, что он знает о драконах и рыцарях намного больше участливой седой сказочницы. Вот и сейчас, во сне, он привычно улыбнулся и подумал – она умница, она была для меня всем, она меня здорово спасла, но ей не приходилось видеть настоящих небесных ящеров. А мне…

Иногда над малертийскими памятными площадями ревела и захлебывалась огнем колоссальная тварь в чешуе цвета выгоревшего на солнце песка. Он все еще не забыл, как ее лапы с явным удовольствием оторвали белый шпиль городского храма и швырнули куда-то в пустошь, как усмехалась рогатая зеленоглазая морда: мол, хорошо-о…

Они проснулись в обнимку – маленькая беловолосая девочка и капитан корабля, одинаково измотанные боем на лишенной солнца планете. Самая яркая звезда в секторе «W-L» погасла еще до рождения одинокого «чистого» ребенка, и фанатики были вынуждены слепо скитаться во мраке, изредка поднимая такие драгоценные факелы и настороженно вглядываясь в морозную зимнюю темноту.

Поначалу он ни капли не волновался, потому что вдыхал травяной запах вроде бы своего любимого шампуня. Затем понял, что нос ему щекочет белая пушистая прядь, осторожно от нее отодвинулся… и сообразил, что все это время чужая изящная ладонь крепко сжимала его запястье.

Девочка моргнула, с недоумением нахмурилась… и так резво соскочила с капитанского одеяла, что на его хозяина тут же обрушился безумный приступ головокружения. Пока он бестолково шарил пальцами по краешку своего пристанища и вспоминал, каково это – нормально ходить, а потом долго и мучительно шнуровал ботинки, отобранный у фанатиков ребенок добежал до туалета, осознал, что в чем-то ошибается, и вернулся, чтобы неуверенно помяться у входа в рубку.

– А Талер там?

– Нет, – не особенно дружелюбно отозвался пилот. – Пока что нет.

Доверительных отношений между членами экипажа не было, потому что и этот сосредоточенный на показаниях приборов мужчина, и его коллега-штурман, и механик, и подсунутый командирами понурый корабельный доктор отдавали себе отчет в том, что являются временной частью команды. Что как только молодому капитану Хвету попадутся более перспективные люди, как их тут же заменят на посту.

Нет, они, конечно, обсуждали текущие проблемы, спорили, кто займется приготовлением ужина и кто первый закроется в санузле, но их сложно было назвать товарищами. Они все попали на «Asphodelus» по приказу начальства – и все этим приказом тяготились, поскольку если бы не он, и пилот, и штурман, и механик могли бы найти постоянную работу, могли бы найти именно своего капитана, с которым каждому из них было бы комфортно и под которого не пришлось бы подстраиваться.

Талеру тоже это не нравилось, но деваться было некуда. Либо начальство убедится, что новый капитан «Asphodelus-a» действительно достоин звания капитана, либо ему придется обо всем забыть и развозить по всей галактике пассажиров или ценные грузы, а серебряные полицейские полумесяцы покорно сдать одному из генералов Совета.

Лойд переступила с ноги на ногу и медленно обернулась. Позади не было ничего, кроме тяжелых запертых шлюзов и голубых световых панелей.

К ее облегчению, миновала секунда, и капитан Хвет наконец-то показался в узком коридоре. Потрогал безнадежно мокрые бинты, скривился и отправился на поиски доктора, едва заметно прихрамывая на левую ногу.

Завтракали они вместе.

Штурман приготовил пиццу, и никто из экипажа не был намерен выбираться из-за стола, пока она не закончится. Механик заварил чай и на волне хорошего настроения рассказал девочке десяток презабавных историй о своей учебе в школе, объевшийся и подобревший пилот обнаружил в холодильнике две порции шоколадного мороженого и великодушно предложил их «самому младшему члену экипажа». Создатель пиццы так и норовил подсунуть Лойд огромный остров тонкого теста, поверх усыпанный беконом, зеленью, грибами и сыром, при этом убеждая, что если она не будет хорошо питаться, то так и останется маленькой и беспомощной.

Талер постепенно мрачнел и все больше горбился над своей тарелкой, а потом извинился и вышел, клятвенно пообещав, что вернется через десять минут. И что в кофе он, разумеется, нуждается больше, чем заболевший чумой человек – в экспериментальной вакцине.

– Искин, – на всякий случай приказал он, активируя свой рабочий планшет и набирая восемнадцать заученных цифр на панели вызова, – заблокировать шлюз.

Ему долго не отвечали – видимо, абонент, коротавший полуденные часы на какой-то орбитальной станции, в кои-то веки занимался работой. Когда на экране все-таки возникло изображение, растрепанный кареглазый парень со сдвоенными черными звездами на воротнике мундира уставился на капитана Хвета из-под залежей нудных документов, заверенных подписью тамошнего бургомистра. По мнению Талера, с тех пор, как он звонил этому парню в последний раз, залежи ни капли не изменились, на них даже пауки свили себе уютную сеть и терпеливо ждали подношения в лице мух.

– А-а-а, это ты, – обрадовался рядовой Кельман, бывший однокурсник хозяина «Asphodelus-a». – Где ты опять покалечился? Рози тебе голову отвертит, если ее поставят в известность.

– Поэтому я ей пока что и не звоню, – честно признался капитан Хвет. – Слушай, Адриан, дело у меня срочное. – Он слегка напряженно покосился на заблокированный, но, увы, подвластный аварийной разблокировке шлюз. – Скажи мне, что люди обычно делают… ну, знаешь… со своими детьми?

– С детьми? – удивился рядовой Кельман. И послушно попробовал ответить: – Ну, если полицейские вроде меня и тебя обнаруживают потерпевших, которым еще не исполнилось восемнадцать лет, они передают их в детские дома, на попечение профессиональных нянек и докторов.

– Адриан, – тихо возмутился Талер. – Кажется, я спрашивал, что делают со своими детьми люди, а не полицейские!

Его бывший однокурсник растерянно улыбнулся:

– А мы что, какой-то особый вид? Ну ладно, ладно, перестань беситься. Я понял. Но, приятель, Боги мне свидетели, я понятия не имею, как надо себя вести с этими шкодливыми наглыми прыщами. Как-то воспитывать, а еще быть мужественным и крепким, – он весело рассмеялся.

Талер вздохнул. На шкодливый наглый прыщ Лойд была совсем не похожа, да и вряд ли ее нужно было воспитывать, но откровение Адриана все равно не добавило капитану Хвету оптимизма.

Лойд сидела на его месте во главе стола и с интересом изучала фарфоровую чашку с напечатанным на ней глазастым перекати-полем. Заметив Талера, она тут же спрыгнула на обшивку пола и гордо сообщила:

– Никто из нее не пил.

– Так ведь это и ежу понятно, – обиделся штурман. – Кто вообще осмелится тронуть капитанский кофе?

Талеру тоже стало обидно, потому что по вине звездного картографа Лойд посмотрела на него, как на зверя. Штурман оплошности не исправил, только победно улыбнулся и полез в очередную партию виртуальных шахмат – он играл на максимальном уровне сложности и до сих пор уступил искину всего лишь трижды, в то время как искин безо всякой печали скатывался на шахматное дно со счетом 58.

Объемные голографические фигуры Лойд, разумеется, крайне заинтриговали. Она уточнила, можно ли ей быть второй участницей воображаемого боя, получила скупое, нарочито безучастное «да» и принялась авторитетно рассуждать, куда и зачем надо поставить коня. Штурман слушал и повиновался, благодаря чему и порадовал своего безучастного противника четвертым проигрышем.

Талер допил кофе, составил короткий обстоятельный доклад и написал взволнованное письмо своему текущему командиру. Он-то сам, конечно, твердо решил не отдавать Лойд никакой профессиональной няне, но командир вполне мог выкинуть внезапный фокус и заявить, что полицейскому нельзя таскаться по галактике в обществе ребенка.

…по счастью, все обошлось. Командир махнул на хозяина «Asphodelus-а» рукой и велел быть самостоятельным, по крайней мере – в таких вопросах, и наступила суетливая пора сбора и заполнения документов, а еще беспокойных свиданий с недовольной всем на свете женщиной из органов опеки и походов на курсы по воспитанию несовершеннолетних детей.

Корабль вынужденно простаивал в одном из колониальных портов, механик затребовал себе отпуск, а штурман сутками зависал в местном ненадежном баре. Пилот невозмутимо отдыхал, читал какие-то книги и смотрел жуткие сериалы о привидениях – если отобранной у фанатиков девочке удавалось хотя бы мельком заметить, что происходит на экране, она пряталась под койкой в каюте капитана Хвета и отказывалась выходить на свет, пока ей не докажут, что поблизости нет мстительных эфемерных духов.

Это были потрясающе спокойные недели, и Талер бы многое отдал, чтобы их повторить – несмотря на откровенно скучные лекции о том, почему при детях нельзя употреблять алкоголь и давиться табаком. Кстати, на этой фразе он едва не рассмеялся, потому что фирменные сигареты с голубой фигурой кита на упаковке лежали у него во внутреннем кармане осенней куртки, и бывало, что Лойд с явным наслаждением вдыхала теплый сигаретный дым – пока хозяин «Asphodelus-а» не спохватывался и не гасил тлеющий огонек о зубья стеклянной пепельницы.

Талер нашел те самые детские книги – о принцессах и о драконах, а еще о рыцарях, – но Лойд они были не интересны. Ее куда больше впечатлили научно-популярные фильмы о волках и бобрах, а вот капитан Хвет задремывал уже на третьей минуте, изредка поглядывая на свою маленькую воспитанницу из-под полуопущенных век с целью убедиться, что она по-прежнему увлечена.

– Талер, – заунывным голосом говорила девочка, хватая своего неуклюжего опекуна за рукав, – ты в курсе, что в период Средневековья на бобров охотились, как на рыбу?

Он посмотрел на нее с недоумением:

– Не думаю, что бобра можно поймать удочкой.

– Талер, – настаивала она, – ты в курсе, почему это происходило? Потому что монахи терпеть не могли весенний пост, а мясо бобров было для них чем-то вроде изысканного деликатеса. Все верили, что бобры по сути своей – это такая же рыба, как судак или ерш!

– Кстати, ты не хотела бы сходить на рыбалку? Я слышал, тут неподалеку есть неплохое озеро, там в аренду сдаются лодки и снасти. А…

– Талер! – возмущенно перебила его Лойд. – Как тебе не стыдно?!

…на рыбалку они все-таки пошли. Капитан Хвет поклялся девочке, что ни один бобер не пострадает, заплатил пожилому владельцу хлипкого деревянного суденышка и принялся неумело орудовать веслами. Лойд, переодетая в забавный камуфляжный костюм со шляпой и перчатками, съежилась на корме, а поросший высокими камышами берег утонул в облаках тумана.

Ближе к ночи они сварили в котелке уху. Ближе к ночи – потому что у Талера никак не получалось поймать ни единого карася, и в конце концов этими карасями озадачилась его маленькая воспитанница. Четыре жалких рыбешки были безжалостно убиты и как следует почищены; Лойд мрачно следила за тем, как блестящая чешуя слетает с их боков.

Колония была крохотной и очень тихой, двум тысячам населения вполне хватало одного города и нескольких деревень, расположенных вдали от общего центра. В пышных зеленых лесах жили никем не потревоженные звери, а на карте поросшие деревьями гектары были подписаны, как охраняемый заповедник – и при взгляде на эту надпись капитану Хвету вспомнилась Лойд, уснувшая поверх его одеяла и перед сном сообщившая, что «я буду тебя охранять».

В конце октября документы были подписаны, а все данные – официально утверждены, и маленькая девочка, отобранная у фанатиков сектора «W-L», получила фамилию «Хвет». Она страшно этим гордилась и показывала свой идентификационный лист каждому, кто попадался ей под руку – и пилоту, и механику, и вернувшемуся штурману, и случайному прохожему в магазине, а Талер молча улыбался и кивал – да, все это не шутка, разве я посмел бы с тобой шутить?

Вечером они устроили небольшой праздник, и штурману поручили испечь торт, а пилоту – сбегать за напитками в ближайший супермаркет. Капитан Хвет приказал механику следить за своей воспитанницей, а сам куда-то запропастился едва ли не на весь день – и Лойд здорово на это сердилась, пока он, попросив немного подождать и посидеть над полными тарелками вкусностей, не принес в рубку шелестящий пакет, обернутый подарочной бумагой.

Внутри лежала книга. Тяжелая книга с белыми глянцевыми страницами и сотнями ярких изображений; на любом из них плавали, спали, строили плотины или оставляли отчетливые следы на влажной земле бобры.

Восхищенной девочке показалось, что потом капитан посадил к ней на колени самого настоящего речного грызуна, но это была всего лишь игрушка. Мягкая плюшевая игрушка с черными бусинками-глазами и крепкой проволокой вместо усов.

Торт был шоколадный, и штурман заслуженно гордился своим творением. Лойд не хотела выпускать из рук ни один из своих подарков, но потом ее все-таки убедили, что если испачканную игрушку можно постирать, то испачканную книгу придется выбросить, и она отнесла их в каюту, как выяснилось позже – капитанскую.

Талер ни о чем не подозревал, пока не посетил душ и не приготовился читать новый фантастический роман, тем самым признавая свою беспомощность перед хищными лапами бессонницы. Но на обшивке пола возле его койки сидела уже вымытая и переодетая в синий махровый халат Лойд, и она посмотрела на своего опекуна с таким обожанием, что выворачиваться было смерти подобно.

– Я тебе немножко почитаю, – заявила девочка, нисколько не сомневаясь, что капитан Хвет уважает бобров не меньше – а то и больше! – чем она. – Ложись. Тут много любопытного…

Он засыпал, терпеливо слушая, как именно бобры выбирают место, где будет построена плотина. Лойд читала выразительно и со вкусом, и ее голос, кажется, потом сохранился даже в его сне, только там девочка сидела в кресле адвоката и объясняла судье, почему ее клиента нельзя обвинять в убийстве старых высохших сосен, а крупный сосредоточенный грызун восклицал: «Да! Какого Дьявола вы пришиваете мне это нелепое обвинение?!»

Девочка была так счастлива, что проворочалась до утра, то и дело нащупывая под жесткой подушкой книгу или обнимая плюшевого бобра. Она очень боялась, что плюшевый бобер исчезнет – и восторженно думала, что человека добрее, красивее и вернее, чем капитан Хвет, во всей этой галактике просто не существует.

А ближе к утру ей стало невыносимо грустно, что она обнимает не его.

Потом были полгода, проведенные в космосе, в погоне за преступниками; сначала воспитанница капитана Хвета опасливо пряталась по углам, стараясь никому не мешать и вообще не попадаться под ноги, а затем привыкла, и Талер все чаще находил ее за чтением статей о ворах, маньяках и убийцах. Причем Лойд выглядела так, словно ее с минуты на минуту вырвет, но оборачивалась к своему опекуну совершенно невозмутимо и даже пыталась улыбаться: мол, вот, посмотри, я всеми силами стараюсь тебя понять!

– Возможно, тебе стоило все-таки сдать ее в детский дом, – припечатала капитана молодая желтоглазая женщина в красных прямоугольных очках, со светлыми волосами, у затылка прихваченными «крабиком». – По-твоему, что эта девочка потеряла в полиции? Лично тебя и твою паршивую команду? Не спорю, моментами в них проскальзывают славные качества, но я бы не предоставила им постоянное место на корабле только ради таких моментов. Извини, Талер, – она неожиданно запнулась и перевела виноватый взгляд на серебряные полумесяцы в уголках его темно-зеленого воротника. – В последнее время я часто бываю довольно грубой. Сказывается работа. Накануне привезли мальчика, совсем еще кроху, ему не было и четырех. Но какая-то сволочь пальнула ему в затылок из револьвера…

Она помолчала, выдавила из себя улыбку и продолжила:

– Пожалуй, страшнее всего было смотреть на его мать. Я еще никогда не видела такого отчаяния. Ты уверен, что хочешь заставить эту… Лойд испытать что-нибудь похожее? Как насчет устроить ее в университет? Пускай учится на биолога, ей же нравится. Напишет диссертацию о бобрах, представляешь, как будет весело?

Талер бесконечно любил эти ее глаза. Никто особо не замечал, что у них как будто нет постоянного определенного цвета – они то выгорают до абсолютно желтых, как сейчас, то становятся зелеными, то колеблются между тем и другим, утопая в разных оттенках. А Талер замечал, потому что Рози была первым человеком, научившим его быть внимательным.

Не так топорно и прямолинейно, как Адриан, а в мелочах. Она так и не дождалась от лучшего ученика на курсе ответного признания, но это ее не огорчило, наоборот – как будто вполне устроило; они были не то что близкими друзьями, а скорее давно уже родными людьми, понимавшими друг друга едва ли не с полуслова.

Талер искренне восхищался ее стойкостью и упорством, ее увлечением своей работой – потому что мало кто сдавал итоговые тесты на кафедре судебной медицины, хотя на первом курсе конкурентов у Рози было хоть отбавляй.

Рози искренне восхищалась его храбростью и слабой восприимчивостью к боли, потому что, хотя в полицию после Академии взяли почти всех, эти «все» безучастно осели в штабах и занимались документацией, а если им предлагали выползти в космос и взять на себя настоящее расследование, суеверно крестились: да вы что? Головой ударились?!

– Думаю, мне надо поговорить с ней лично, – признал капитан Хвет. – Спасибо, что выслушала.

– Обращайся, – кивнула его бывшая однокурсница. – Ты ведь знаешь, я всегда тебе рада. И еще я соскучилась, – она требовательно сдвинула брови. – Возьми отпуск, а? И прилетай, мне жутко одиноко на этой гребаной станции.

…стоило хозяину «Asphodelus-а» предложить своей воспитаннице пойти в университет, как она впервые на него обиделась. Нет, она не кричала и не плакала, просто разочарованно отвернулась – и он ощутил, как у него под ногами пропадает обшивка, как он словно бы тонет в черном вязком болоте – и не может выбраться, хоть убей.

– По-твоему, – холодно произнесла Лойд, – я трусиха?

– Нет, – едва различимо отозвался он.

После этого они весь день взаимно друг друга избегали. Читать о мироустройстве полуводных млекопитающих девочка не пришла, а Талер отпустил отдыхать ночного дежурного и сам устроился в уютном кожаном кресле у развернутого экрана. Подвинул к себе стеклянную пепельницу, вытащил из кармана фирменные сигареты и закурил.

У него было много таких длинных муторных ночей. Когда вполглаза наблюдаешь за звездной картой, а она неизменно пуста и равнодушна, и датчики фиксируют лишь размеренное космическое дыхание.

Он знал, что все это глупости, что все это лишь игра уставшего воображения, но всякий раз, когда он сидел и следил за показаниями приборов, размеренное глухое шипение напоминало ему работу чужих колоссальных легких, упорно выполняющих свою основную функцию. И он прикидывал – а что, если все эти планеты и все эти туманности находятся в чужом организме, что, если однажды их выдохнут? Где они окажутся, если такое произойдет?

Он сам не заметил, какую весомую роль в его жизни получила маленькая беловолосая девочка, поначалу так страстно желавшая вернуться домой. Какую невероятно важную роль.

Сдвоенные серебряные полумесяцы на зеленом воротнике; десятки опасных расследований, постоянные поиски, сокрушительная усталость. Он понял, что отобранный у фанатиков ребенок обязательно будет рядом, какая бы угроза не висела над «Asphodelus-ом» – и невольно задавался вопросом: а что, если все-таки стоило передать Лойд на попечение профессиональных нянек, что, если все-таки стоило доверить ее настойчивым докторам? Что, если они сделали бы из нее нормальную девочку, способную весело смеяться наравне со своими сверстниками и учиться в какой-нибудь благотворительной школе? Что, если ее удочерила бы хорошая семья, что, если бы так она была счастливее?.. Порой капитана Хвета мутило от этих мыслей, и он старательно отвлекал себя очередным сумасшедшим делом.

Он изображал из себя все того же неуклюжего опекуна, но для девочки разница была очевидна. И однажды утром она традиционно поймала хозяина «Asphodelus-а» за рукав.

– Талер, – голос у нее был крайне серьезный, как если бы она разговаривала с подсудимым, – это мой выбор, а не твой.

Он посмотрел на нее несколько удивленно – и, наверное, благодарно, потому что она усмехнулась и протянула ему отвоеванную у механика ореховую конфету.

Через полгода начальство одобрило его отпуск. Он разогнал экипаж по семьям и по друзьям, оставил «Asphodelus» в полицейском порту и поехал к Рози, а Лойд забавно шагала по улицам, ни на секунду не выпуская из левой руки его прохладные пальцы.

От него пахло одеколоном и сигаретами, а еще – тем самым травяным шампунем. Он боялся, что его спутницу кто-нибудь заденет в толпе, и настороженно оглядывался, а еще ему было некомфортно без темно-зеленой полицейской формы и сдвоенных серебряных полумесяцев. Лойд видела, как он рассеянно гладит воротник серой выходной рубашки – но притворялась, что ее это ни капли не беспокоит.

С ней, конечно, приехал в гости к неизвестной пока Рози ее любимый плюшевый бобр. А потрепанная книжка лежала в крохотном кожаном портфеле, окруженная запасными футболками и штанами – если платья воспитанница Талера еще иногда носила, то юбки отказывалась напрочь.

«Неизвестная пока Рози» ждала их в пустующем кафе, где, кроме нее, скучали разве что официанты и повар. Как всегда безупречная, в белой облегающей майке и с накинутым на изящные плечи пиджаком, она отсалютовала своему бывшему однокурснику узким бокалом с печальными остатками алкогольного коктейля на дне.

– Вы хуже улиток, – радостно упрекнула она. – Такие медленные! А это и есть та самая Лойд? Я счастлива, что мы с тобой лично познакомились. – Рози деловито пожала протянутую детскую ладонь. – Талер так часто о тебе говорил, что я опасалась – он свихнется раньше, чем мы увидимся, но ты, должно быть, всеми силами его бережешь?

– Угу, – неуверенно подтвердила девочка.

В это мгновение Талер показался ей неожиданно взрослым. До сих пор она воспринимала его, как равного себе, как надежного и неизменного друга, но теперь ее почему-то поразила и разница в росте, и то, как свободно он держался в беседе с не то чтобы красивым, но эффектным человеком напротив.

А Рози показалось, что она еще никогда не скучала по нему так сильно. Что еще никогда она так остро не нуждалась в его мягком хрипловатом голосе, в его кривой улыбке – не потому, что он издевался, а потому, что ему здорово мешала рваная полоса шрама от виска по воспаленной скуле вниз.

И так получилось, что для нее и Талера день летел, как безумный, меняя часы со скоростью штормовых ветров – а для маленькой беловолосой девочки тянулся и тянулся, тоскливый и отчаянно одинокий.

Они уже собирались расходиться, но капитану Хвету позвонили, и он оставил Лойд на попечение своей бывшей однокурсницы. Девочка сидела у закрытого окна и следила, как высокий худой мужчина бродит по улице возле деревянных ступенек, прижимая к уху телефон.

– Жаль, – негромко сказала Рози, – что в итоге его спасла ты, а не я.

Лойд рассеянно обернулась:

– О чем вы?

Бывшая однокурсница капитана Хвета одним глотком допила свой третий коктейль и посмотрела на девочку невероятно серьезно.

– Около трех лет назад его отправили на Землю, расследовать ряд загадочных убийств. Погибших находили на пляже со вспоротыми животами или шеями, но у них у всех была одна общая примета: хризантемы на плечах, умело сложенные из подрезанной и подвернутой кожи. Потрясающе умело, я бы так не смогла. Талер талантливый, – Рози тоже выглянула в окно, – и он, разумеется, нашел убийцу. Но…

Она замолчала, припоминая, в каком состоянии капитан Хвет вернулся на EL-960. Как странно косился на вроде бы живых котов и обходил их по стеночке, не сводя с пушистого затылка откровенно испуганных голубых глаз.

– Талер, – с явной горечью вмешалась Лойд, снова подвигаясь к окну, – не может быть моим? Только моим?

Рози вымученно улыбнулась.

Проклятая детская прямота.

– Наоборот, – тем не менее, честно ответила бывшая однокурсница капитана Хвета, – по-моему, только твоим он и может.

========== Глава двадцать первая, в которой Наэль-Таль убеждает Уильяма в своем дружелюбии ==========

Уильям уже засыпал, когда в хальветской ночной тишине ему почудился шорох.

Он хотел было сжаться в маленький и грустный комочек, благо, так теплее и вообще намного уютнее. Он даже подался вперед и нащупал краешек одеяла, чтобы накрыться им с головой – и только поэтому узкое лезвие кинжала безо всякого сопротивления вошло в подушку, а не в необходимую цель.

Мгновенно среагировать у юноши не было и шанса. Он очень устал, день выдался муторный и какой-то бесконечный, один эльфийский король чего стоил; но, пока Уильям пытался более-менее прийти в себя, хищные грани спрятанного под землей радиуса опередили убийцу на целое мгновение, и отрубленная голова полетела вверх. К залитому кровью потолку.

Для одной смерти алых пятен было, пожалуй, многовато, но как следует задуматься юноша не успел. Апартаменты, отведенные гостю хальветским королем, исчезли, и он оказался у подножия странной прямоугольной штуковины, из которой, как дикая трава, тянулись и тянулись тонкие податливые трубки и какие-то железные веревки. Эта странная прямоугольная штуковина едва светилась, и на ней черными угловатыми линиями чернела надпись: «Вы действительно хотите активировать код? Это может иметь необратимые для Вас последствия».