Текст книги "Юбилей зельевара, или четыре подарка от чистого сердца (СИ)"
Автор книги: SeverinVioletta
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Тем временем Гермиона опять уселась на пол и доверчиво положила голову ему на колени.
– Вы вообще красивый. Даже без рогов. И умный, – уже сквозь сон пробормотала она и уткнулась носом в его ногу.
– Ценное наблюдение, – усмехнулся Северус, поглаживая ее по волосам. Через пять минут Гермиона мирно спала. Нервное потрясение и полбутылки виски сделали свое дело. У нее просто не было шансов.
Очень осторожно Снейп поднялся ее с пола и на руках отнес в собственную спальню. Что делать? Постель в апартаментах директора была только одна. Не особо размышляя, он уложил ее на подушки и укрыл пуховым одеялом – несмотря на зажженный камин, в комнате было достаточно свежо. Затем взмахнул волшебной палочкой, и подвенечное платье легло на спинку стула. Что-то подсказывало Северусу, что спать в корсете и кружевах – то еще удовольствие. Та же участь постигла белые туфельки. Удостоверившись, что гостья устроена со всем комфортом, он, поколебавшись, лег поверх одеяла на самом краю постели. Только сейчас он понял, как дьявольски устал.
Его разбудило злобное урчание желудка. Не дождавшись положенной пищи ни в обед, ни вечером обиженный орган издавал просто душераздирающие звуки. К тому же на грудь давила странная тяжесть. Открыв глаза, Северус обнаружил, что несостоявшаяся супруга Рональда Уизли сладко спит, пристроив голову на его груди. Надо было срочно менять дислокацию, неизвестно, что может подумать Грейнджер, если проснется полураздетой, практически в обнимку с бывшим, далеко не самым любимым, учителем. Дополнительный стресс ей точно не к чему. Осторожно скатившись с кровати, Снейп с облегчением выдохнул. Гермиона не проснулась. Только недовольно сморщила нос и обняла подушку, возле которой одиноко лежали отпавшие рога Северуса.
“Ну, слава Мерлину. Одной проблемой меньше”, – промелькнула в голове Снейпа радостная мысль, и он крадучись вышел из спальни.
Открыв дверь в собственный кабинет, Снейп в изумление застыл на пороге. Сначала он даже подумал, что ошибся дверью и попал в совершенно незнакомые апартаменты. Однако откуда им было взяться в Башне директора? Нет, это был тот самый кабинет, который он покинул пару часов назад. Но в каком виде!
На гигантских окнах колыхались кружевные занавески, сотканные из тончайшего невесомого шелка. Стол покрывала скатерть из того же мерцающего материала. Кресла, диван, даже насест неизвестно куда улетевшего ещё с утра феникса – все было покрыто легчайшим кружевом.
Сверху послышался странный шорох, и Снейп поднял голову. По чуть покачивающейся бронзовой люстре ползал белый паук Хагрида и плел нечто, напоминающее абажур.
– У тебя странное представление о современном интерьере, мой доблестный труженик. Теперь мой кабинет – просто мечта старой девы. Тебе остаётся сплести мне чепец и передник, для полноты картины, – усмехнулся директор. В конце концов, это был самый невинный сюрприз за прошедший день. Но паук не обратил внимания на сарказм хозяина комнаты, продолжая суетливо вывязывать свои затейливые кружева под потолком. Махнув на него рукой, Снейп сделал шаг и чуть не споткнулся о гору коробок, свертков и шкатулок, заполонившую все пространство возле камина. Подарки.
Северус обречённо вздохнул и, забыв о голоде, уселся на ковер возле этого Эвереста. С некоторой опаской он протянул руку и взял первую коробку. Его преследовала мысль, что среди множества вполне невинных даров от коллег и учеников есть тот самый, четвертый. От которого он не сможет отказаться.
Его опасения были напрасны. Четвертый подарок судьбы в это время мирно спал в его постели. Сжимая в руке черный олений рог.
========== А поутру они проснулись… ==========
Он сидел на полу, засыпанном клочками яркой обёрточной бумаги, обрывками лент и открытыми коробками, и улыбался. Как идиот. Но идиот счастливый, а это, согласитесь, в корне меняло дело. Ведь даже грозный директор Хогвартса, слизеринский змей, двойной шпион и кавалер ордена Мерлина первой степени мог позволить себе побыть таким в свой день рождения. Вернее, ночь после дня рождения.
Множество подарков, оккупировавших все пространство перед камином, вопреки его законным опасениям, не содержали ничего страшного. Это были милые сувениры: самопишущие перья с ярко-красными чернилами и самоочищающиеся носовые платки с тщательно вышитой монограммой из двух переплетающихся S. Изящная статуэтка в виде гиппогрифа на камин и просто кошмарная деревянная маска, привезённая явно откуда-то из Африки, роскошная записная книжка с золотым обрезом и пара вязаных носков с серебряными змеями и дурацкими кисточками. Всю эту разношёрстную коллекцию дополняла ядовитая колючка в цветочном горшке и серебряный кубок с дарственной гравировкой. И разумеется, целая батарея бутылей с содержимым разной степени крепости и выдержки. Как же без этого? В конце стройного ряда алкогольных изысков скромно стоял хрустальный флакон с антипохмельным зельем и биркой, гласившей, что данное снадобье сварено по старинному рецепту семейства Буллстроуд и является лучшим в своем роде. Учитывая, что, насколько Северус помнил, ни один из представителей этого славного рода не отправился к праотцам по причине отравления, пить эту субстанцию было безопасно. Наверное. Чисто теоретически.
Но самое главное: вся эта лавина коробок, свертков, шкатулок и пакетов сопровождалась письмами, маленькими посланиями от бывших учеников, олухов и бездарей, не вылезавших во время учёбы с отработок и основательно истрепавших его нервную систему. Которые, по неведомой ему причине, никак не хотели его забывать. И далеко не все они были слизеринцами. Северус никогда не признался бы даже сам себе, но именно эти короткие трогательные письма и совершенно не нужные ему подарки от тех, кто давно закончил школу и жил своей жизнью, наполняли смыслом его существование. Придавали силы продолжать свой нелегкий труд. Не важно, что мало кто из его учеников стал зельеваром или целителем, главное – они выжили и стали людьми. А смешные признания в том, что именно его уроки помогли вылечить ребенка от неведомой сыпи или уничтожить всех грызунов в подвале, или даже отучить соседку совать нос не в свои дела – кстати, какие именно уроки помогли при решении последней проблемы, там почему-то не уточнялось – наполняли его совершенно оправданной гордостью. Гораздо большей, чем при получении ордена, да и всех остальных регалий, вместе взятых.
Хотя, надо сказать, что иногда среди этих милых пустяков и крепленых напитков попадались и действительно ценные презенты. Главным образом от коллег и старых друзей. Флитвик, например, преподнес контейнер с живой суконной тлей. Слюна, выделяемая этими редчайшими насекомыми, была просто необходима для давно задуманного зельеварческого эксперимента, так что маленький профессор как никто другой сумел угадать со своим подарком. Да что там говорить, Снейп готов был расцеловать каждую тлю в отдельности! А Главный Аврор Кингсли расщедрился на целых пять капсул Поглотителя магии. Редчайший состав, скорее всего, контрабандный, позволял блокировать любое магическое действие в радиусе двадцати футов. Необходимая вещь при особенно сложных экспериментах с ингредиентами, чувствительными к посторонней магии. Помона Стебль подарила корень Асфоделя, а Миневра Макгонагалл – котел из настоящего магического горного хрусталя, отлитого в Северной Шотландии.
Разобрав большую часть подарков и отобрав наиболее ценные и хрупкие из них, Северус решил прервать свое довольно приятное занятие и хоть немного поспать. Ночь близилась к концу, а предстоящий день, как он предчувствовал, мог быть ещё более насыщенным, чем вчерашний. Так что достойный профессор устроился в глубоком кресле и уже через пару минут погрузился в царство Морфея.
*
Гермиона.
Голова просто раскалывалась. Как арбуз, на две равные части, грозя вывалить все содержимое черепной коробки прямо на подушку. Во рту было сухо, как в песочных часах. А ещё там явно провели веселую ночку с десяток кошек. С огромным трудом Гермиона открыла глаза. Прямо над ней в сизой похмельной дымке медленно вращался зеленый полог, вызывая неудержимый приступ тошноты. Она мучительно застонала и повернула голову в тщетной попытке рассмотреть, где же, собственно, оказалась. Но бывшие в пределах видимости предметы просто сбесились, иначе не скажешь: они то раздувались до огромных размеров, подступая вплотную к ее ложу, то уменьшались, то начинали кружиться в диком танце, вызывая новые приступы тошноты. Наконец Гермионе как-то удалось сфокусировать зрение, и первым, что она смогла рассмотреть, была белая бесформенная тряпка, висящая на стуле у самой кровати. В которой она с ужасом узнала свое подвенечное платье…
Мерлин! Гермиона резко села и схватилась за голову. В голове калейдоскопом замелькали события вчерашнего дня. Вернее, части этого дня. Потому что с момента появления Рона в дурацкой темно-вишнёвой мантии и не менее дурацком смокинге на пороге ее гостиной она ничего не помнила. В голове образовалась огромная черная дыра. Стараясь взять себя в руки и не паниковать раньше времени, она осмотрелась – сидя это было сделать гораздо легче. Спальня – а судя по тому, что в центре стояла огромная кровать, на которой, собственно, она и лежала, это была именно спальня – оказалась довольно большой, роскошной и совершенно незнакомой. Во всяком случае, ей никогда не приходилось спать в подобных апартаментах. Шелковые обои с золотистым рисунком, мягкий ковер на полу, старинный шкаф, под стать кровати у стены. Странно…
И самое главное: никаких признаков пребывания здесь Рона Уизли не наблюдалось. Подобравшись поближе к краю, она зачем-то заглянула под кровать, как будто ожидала именно там обнаружить пропавшего жениха. Но ничего, кроме пары мужских тапочек, там не нашлось. Выпрямившись, она запоздало поняла, что напрасно совершала такие резкие движения: перед глазами опять все поплыло. Гермиона со стоном упала на постель и тут же вскочила как ужаленная, ощупывая подушку. Прямо перед ней, на белоснежном атласе, лежали черные оленьи рога. С кокетливыми белыми кончиками. Странно, что она сразу не заметила их. Хотя они были совсем небольшие, но все же.
“Их потерял Рон, поэтому и убежал!” – мелькнуло у нее в голове, и эта совершенно идиотская мысль почему-то показалась ей очень логичной. Исходя из этого соображения, Гермиона стала мучительно припоминать, когда именно она успела наградить новоиспеченного супруга такими украшениями?
Между прочим, положа руку на сердце, надо было признать: в этом не было бы ничего удивительного! Она, в конце концов, тоже живой человек! Ей уже больше двадцати лет, а дальше поцелуев у них никогда ничего не продвигалось. Рон почему-то не настаивал на более тесном общении. Да что там настаивал, он просто начисто игнорировал все ее весьма недвусмысленные намеки и провокации! Когда же ее терпение исчерпалось окончательно и она, отбросив стыдливость, в лоб поинтересовалась о причинах его загадочного поведения, он почему-то испугался и стал мямлить что-то о моральных устоях и первой брачной ночи. Как будто был не молодым парнем, а старой девой викторианской эпохи. Нет, все это было очень красиво, конечно, и романтично. Но глупо. И странно. Делать было нечего, не насиловать же его, в конце концов, вот и ходили они за ручку и целовались. Почти два года, между прочим! Несколько раз ее посещали смутные мысли: попросту бросить чересчур правильного жениха, но всякий раз Рон как будто угадывал ее настроение и устраивал романтический ужин или маленькую поездку, или дарил цветы. Словом, становился таким милым и застенчивым, что разорвать отношения казалось просто немыслимым. В Гермионе волшебным образом появлялась стойкая уверенность, что только он может стать ее супругом, и больше никто. Она вздыхала, и все возвращалось на круги своя. Благо особенно зацикливаться на сексе, а вернее, на полном его отсутствии, мешала учеба в Академии.
Так неужели она все таки решилась и изменила Рону?! Чем иным можно было объяснить ее пробуждение в чужой постели с мужскими тапочками на коврике и рогами на подушке в придачу?! Правда, рога – вещь весьма спорная и даже противоречивая, ведь о том, что они реально вырастали у обманутых супругов, ей слышать не приходилось, но затуманенный мозг ни с чем другим их связать не смог. Много позже она и самой себе не могла объяснить: почему ей это вообще пришло в голову, но на тот момент другой идеи просто не возникало.
Вот только странно, она никак не могла вспомнить, когда же успела согрешить? Может быть, накануне? Нет. Девичник, за день до свадьбы, прошел более чем благопристойно, его-то она хорошо запомнила. Как и будущую свекровь, присутствовавшую на нем и не спускавшую с нее ястребиных глаз. Все остальные тоже смотрели на Гермиону с явным сомнением в ее умственных способностях: это же надо быть такой дурой, чтобы позвать на подобное мероприятие маму будущего супруга! Как будто невесту вообще кто-то спрашивал! Отвязаться от Молли Уизли было невозможно. Разве что обездвижив ее, но на это Гермиона не смогла решиться. Пока.
Она постаралась хоть что-нибудь вспомнить и даже закрыла для этой цели глаза. Но голова решительно отказывалась соображать. Только где то на задворках памяти мелькал смутный образ высокого мужчины с черными глазами. Видение весело подмигнуло ей и пропало. Ему на смену появился Рон Уизли, не только с черными рогами, но и белым пушистым хвостиком, задорно выглядывающем из-под задравшейся мантии. Звонко заржав, он исчез в глубинах ее затуманенного похмельем сознания.
“Нет, так и рехнуться можно, в конце концов. И вообще, сколько не сиди, а вставать все равно придется. Мерлин, как пить хочется!”
С этой практичной мыслью она решительно отогнала видения, опустила ноги на пол и, прихрамывая, доплелась до своего платья. Да уж. Белоснежный наряд невесты пребывал в весьма плачевном состоянии: наполовину оборванные кружева на подоле, пятна сажи и большое желтое пятно прямо на лифе. Гермиона принюхалась: виски. Желудок мучительно сжался, и она поспешила отбросить тряпку, бывшую когда-то символом ее чистоты и невинности, подальше от себя. От одной мысли надеть его ее всю передернуло. И дело даже было не в его плачевном состоянии, все-таки, очистить платье не составило бы труда, бытовые чары не ее конек, но ничего сложного. Вот только само платье и все связанное с ним вызывало стойкое отвращение. С этим еще предстояло разобраться. А сейчас надо было найти хотя бы свою волшебную палочку. И трансфигурировать себе что-то более-менее пристойное. В любой момент мог вернуться хозяин роскошных апартаментов, и показываться ему в тонкой сорочке было просто неприличным. Вот только куда эта палочка подевалась?! Ни на стуле, ни в постели, ни на полу ее не было. В очередной раз заглянув под кровать, Гермиона вытащила оттуда злополучные тапочки и, поколебавшись, надела их. Камин давно прогорел, и в спальне было достаточно свежо. А ее собственные туфли, найденные в процессе поисков, оказались абсолютно непригодными для ношения: на одном почти оторвался каблук, а на втором – совершенно стоптан задник. Убедившись, что в комнате палочки нет, Гермиона закуталась в покрывало, сорванное с кресла, и пошла к выходу.
Тишина. Осторожно выглянув, она обнаружила, что за дверью спальни находился кабинет. Весьма странный кабинет, надо сказать. Массивный письменный стол, несколько шкафов красного дерева, глубокие кресла: все основательное, строгое, располагающее к работе. И на фоне этого: легчайшие занавески из тонкого кружева, обрамляющие окна, совершенно неуместная скатерть на письменном столе из того же материала, спадающая до самого пола. И в довершении всего этого великолепия абажур с длинными кистями под потолком. В самом углу, возле гигантского мраморного камина, тоже зачем-то укрытого кружевной занавеской, стояла целая груда подарочных упаковок. Большинство были уже открыты и педантично разделены на две неравные кучки. Но около десятка ярких коробок еще ждали своей очереди.
“Здесь живёт, должно быть, очень пожилая и очень добрая леди. Чуть-чуть не от мира сего”, – решила про себя Гермиона, глядя на кружевную роскошь. Эта мысль ее несколько успокоила, и она уверенно сделала шаг от двери. И тут же растянулась на полу, споткнувшись об открытую коробку, стоявшую чуть в стороне от остальных.
Дальнейшие события происходили с молниеносной быстротой: в коробке что-то звякнуло, и в следующую секунду оттуда выползли целые полчища каких-то черных букашек с булавочную головку величиной. Насекомые дружной толпой бросились на лежащую ничком Гермиону и стали стремительно пожирать тонкую сорочку, составлявшую основную часть ее скудного гардероба, и покрывало, прихваченное из спальни. Она хотела заорать, но горло сдавило от ужаса, и оттуда вырвался только сдавленный писк. В панике Гермиона стала бить по себе руками, пытаясь сбросить назойливых букашек. Неловко повернувшись в пылу сражения, она случайно задела ногой ещё одну коробку. С лёгким хлопком оттуда поднялся искрящийся смерч и понёсся по комнате. В самом центре он остановился и беззвучно взорвался с ослепительной вспышкой, на минуту лишившей Гермиону зрения. Когда же тьма в ее глазах наконец рассеялась, она обнаружила, что лежит совершенно голая, если не считать крохотных стрингов – букашкам, слава богу, не пришлась по вкусу маггловская синтетика, – посреди чужого кабинета. Сжавшись в комок, Гермиона стала лихорадочно обшаривать глазами помещение в поисках чего-нибудь более плотного, чем кружевная скатерть. И только тут заметила большое кресло в противоположном от нее углу. В нем, откинув голову на спинку, крепко спал директор Хогвартса Северус Снейп…
Быстро вскочив на ноги, Гермиона попыталась вернуться в спальню, но не тут-то было: дверь оказалась запертой и никак не поддавалась. В отчаянии Гермиона молниеносно нырнула под письменный стол и затаилась за массивной ножкой, полускрытая тонким кружевом скатерти. Положение было воистину катастрофическим. Из своего укрытия она с ужасом заметила, как сожравшие ее наряд насекомые дружным строем направились в сторону кресла, в котором сладко спал ничего не подозревающий Снейп. Первым мыслью отважной Гермионы было немедленно разбудить директора, чтобы оградить его от печальной участи, постигшей ее, но, оглядев себя критическим взглядом, она отбросила этот благородный порыв и стала наблюдать за развитием событий сквозь затейливый рисунок скатерти.
Тем временем букашки достигли намеченной цели. Разделившись на три равные группы, они заползли на черные брюки директора и подол его мантии. Медленно плотное сукно стало буквально таять в воздухе. Сначала явились свету серые носки, затем обнажились щиколотки, обросшие редкими черными волосками, за ними трогательные острые колени. Щеки Гермионы запылали от смущения, но она не могла отвести глаз от голых ног Снейпа. Надо сказать, что вышеупомянутые конечности оказались ровными, хоть и довольно худыми и в целом производили довольно приятное впечатление. Когда брюки превратились в весьма легкомысленные шортики, из-под которых виднелся край красных в горошек трусов, Снейп наконец проснулся.
*
Северус.
Спать в жестком кресле было не слишком удобно, но выматывающий день сделал свое дело, так что вырубился он практически мгновенно. Его разбудило ощущение свежести: легкий ветерок поднимался от его ступней все выше и выше. Сладко зевнув, он поежился от холода и удивлённо уставился на свои голые колени:
– Какого лысого драккла здесь происходит? – поинтересовался он неизвестно у кого и вскочил на ноги. От резкого движения букашки дождем посыпались на пол: то ли они наконец наелись, то ли отравились пропитанной испарениями зелий тканью. Но это обстоятельство не слишком утешило злосчастного директора. В отличие от Гермионы, Северус догадывался о происхождении этих прожорливых насекомых. Подняв одну из насытившихся букашек, Снейп внимательно рассмотрел ее и нецензурно выругался. Затем достал свою волшебную палочку и попытался восстановить утраченные брюки. Не тут-то было: его пассы не произвели никакого зримого эффекта. Зельевар продолжал стоять посреди кабинета в кокетливых шортиках и куцей мантии. Он озадаченно хмыкнул и огляделся по сторонам. Но тут его раздумьям помешал настойчивый стук в дверь.
– Мать твою! – совершенно по-маггловски высказал свое отношение к возникшей ситуации Снейп и быстро уселся за письменный стол, чудом не упершись коленями в спину сжавшейся от ужаса Гермионы.
– Северус!
Не дождавшись предложения войти, в комнату ворвалась растрёпанная Помона Стебль, волоча за руку бледного до синевы Невилла Лонгботтома.
– Это правда?!
– И тебе доброе утро, Помона. Что именно правда? – приподняв бровь, поинтересовался Снейп и стал деловито перебирать бумаги на столе.
– Не заговаривайте мне зубы, молодой человек!
Профессор гербологии вплотную подошла к столу и, упершись в него руками, угрожающе нависла над директором.
– Ты опять берешь в рот всякую гадость?! – построение фразы было несколько двусмысленным, но это ничуть не смутило почтенную преподавательницу. – Неужели того случая на третьем курсе было недостаточно, глупый мальчишка?! Ты соображаешь, что творишь?! Это дерево никто не проверял, ты хоть это понимаешь?
– Не надо так нервничать, профессор Стебль.
Снейп собрался было подняться, чтобы успокоить разъяренную женщину, но вовремя вспомнив о недостатке собственного гардероба, благоразумно остался сидеть.
– Со мной все в порядке, незачем устраивать такой переполох, – примирительно сказал он и изобразил на лице подобие улыбки.
– Ну если рога – это мелочи, тогда я вообще молчу. Позовешь, когда голова отвалится, уговорил, – фыркнула Помона. К счастью, вид вполне здорового Снейпа, да ещё и без дополнительных отростков на голове ее, похоже, несколько успокоил. – Дурдом, а не школа, – сообщила она, ни к кому конкретно не обращаясь, плюхнулись на стул и рассеянно пригласила растрёпанные волосы. – Один сует преподавателю подозрительный фрукт. А потом блеет что-то невразумительное, олух.
Она бросила испепеляющий взгляд на жавшегося у дверей Лонгботтома. Горе-исследователь вжал голову в плечи и попытался слиться с окружающим интерьером.
– Другой ест предложенное без зазрения совести! Ты же директор, Северус! Должен же хоть немного соображать! Хотя о чем это я? Какое там соображать! Вечно на себе эксперименты ставил, вздорный мальчишка. Мало я тебя тогда крапивой отделала! Мало!
При последней фразе Снейп покраснел и поспешил прервать воспоминания о своем тяжёлом детстве.
– Я повторяю, все в порядке! Рога отвалились через пару часов, эффект омоложения выражен слабо, но он присутствует. На твоём месте я бы отправился в лабораторию для изучения этих плодов, а не бился в истерике. Времени терять нельзя, ты же сама понимаешь, надо отследить все фазы после созревания. Не мне тебе объяснять, в конце концов. Это может быть настоящим открытием.
Выслушав его пылкую речь, профессор Стебль на минуту задумалась и вдруг решительно поднялась с места:
– А ты, пожалуй, прав, Северус. Надо все детально проверить. За мной, Невилл. Пойдем посмотрим, что там у тебя выросло.
И она вихрем вылетела из кабинета. Невилл вздохнул, смущённо пробормотал извинения и последовал вслед за своей грозной начальницей.
Когда за ним закрылась дверь, у директора вырвался вздох облегчения. Слава Мерлину, эту неугомонную Стебль удалось отвлечь. Обошлось даже без детального изучения его головы на предмет остатков злосчастных рогов. Если бы ему пришлось демонстрировать свое неглиже бывшей учительнице, со стыда бы сгорел. И как, интересно, эта суконная тля вырвалась на свободу, хотел бы он знать? Вчера, обнаружив среди подарков тот великолепный презент от Флитвика, он несказанно обрадовался и оставил их в коробке в темном углу, поближе к камину и подальше от окон. При свете дня эти маленькие бестии мгновенно просыпались и требовали еды, к тому же они очень боялись холода. Что же, теперь месяц их можно будет не кормить, не меньше. Вспомнив, что оставил бесценных тлей прямо на полу, Северус, забыв про свой непотребный вид, бросился их собирать, тщательно рассматривая каждую найденную особь. К счастью, они были в полном порядке, просто спали. Тщательно пересчитав ценных насекомых, а их оказалось ровно сорок – Флитвик отличался своеобразным чувством юмора – по одной тле за каждый прожитый год, – Северус сложил их в контейнер и наконец с облегчением выдохнул.
*
Гермиона.
Гермиона с открытым ртом наблюдала, как грозный директор Хогвартса ползает по полу на четвереньках и нашёптывает что-то каждой поднятой букашке в отдельности.
“Он что, по именам их знает?” – пронеслось у нее в голове, и она мысленно обозвала себя идиоткой. И все же… Все же вид филейной части достойного профессора, выставленной самым откровенным образом, вызывал некоторое смущение. О том, что будет, если он узнает, как она рассматривала его в столь необычном виде, лучше было не думать. Но от пространных размышлений ее отвлекло легкое, почти невесомое прикосновение к шее. Повернув голову, она чуть не заорала, второй раз за это сумасшедшее утро: прямо возле на плеча на тонкой, почти прозрачной паутине раскачивался крупный, как кокосовый орех, не меньше, паук и внимательно смотрел на нее восемью красными глазками. Он был абсолютно белый, лохматый и странно задумчивый. О том, в чем именно выражалась эта самая задумчивость, Гермиона не стала размышлять и постаралась как можно дальше отползти от новоявленного соседа, насколько это позволяло ограниченное пространство.
– Хороший паучок, хороший, – почти беззвучно прошептала она, прижимаясь спиной к соседней ножке стола. Краем глаза она успела отметить, что Снейп закончил собирать свое добро в контейнер и теперь, все так же сидя на полу, изучал серебристую пыль, оставленную взорвавшимся посреди кабинета смерчем. Тем временем паук спустился на пол и подобрался вплотную к босым ступням Гермионы. Остановившись на секунду, он осторожно потрогал лапкой большой палец ее ноги.
– Милое насекомое, не надо меня кусать! – прошептала она, чуть отодвинулась в сторону и тут же добавила, вспомнив школьный курс биологии: – Хотя нет, ты же не насекомое. Милое паукообразное, членистоногое, не надо!
Но, похоже, на паука ее глубокие познания в зоологии не произвели особого впечатления. Он подвинулся чуть ближе и вдруг стал быстро оплетать ее ногу своей невесомой сетью. Зажав рот ладонью, Гермиона стала с ужасом, плавно переходящим в удивление, наблюдать, как на ее ноге появляется кружевной носок. Такое решение проблемы с отсутствием одежды ей даже понравилось. И, чтобы облегчить благородный труд паучка, она приподняла ногу и позволила ткачу действовать на его усмотрение. Спустя пять минут она стала обладательницей восхитительных шелковых чулок, в которых не стыдно было появиться даже на светском приеме. При наличии платья, разумеется. Но маленький труженик не остановился на достигнутом: поднявшись выше, он стал довязывать изящный корсет вокруг тонкой талии. Закончив свой титанический труд на груди, он зачем-то залез Гермионе на голову, с минуту покопошился в волосах и наконец буквально свалился прямо на ее колени. Улегся на спинку и раскинул шесть мохнатых лапок.
Гермиона осторожно погладила пальцем белый пушистый животик и только тут заметила два крошечных отростка, оставшихся от оторванных лапок неутомимого труженика.
– Бедненький. Так вот почему у тебя только шесть ножек! Кто же тебя так обидел? – жалостливо прошептала она. Паучок предсказуемо не ответил, но ей показалось, что он тихонько вздохнул. Гермиона еще раз погладила мягкое брюшко и тихонько попросила: – А юбку ты связать не сможешь? Ну, хоть совсем коротенькую? Пожалуйста.
Но паучок только сложил лапки и затих. Должно быть, наряд Гермионы был его лебединой песней сегодняшнего дня и больше творить у него просто не было сил. Или же ее внешний вид просто соответствовал его представлению о прекрасном. Что же, выбирать не приходилось, все же наряд с обложки Плейбоя все равно был лучше, чем совсем ничего.
*
Северус.
Наивно было даже надеяться, что после вчерашних злоключений сегодняшний день выдастся более спокойным. Ну, хотя бы не спокойным, а более предсказуемым, что ли. Впрочем, он и не питал подобных иллюзий. Не с его везением. Лишнее подтверждение своему пессимистическому взгляду на жизнь он обнаружил в самом центре кабинета. Звездная пыль. Основной ингредиент Поглотителя магии. Застонав сквозь зубы, Северус бросился к яркой коробке, присланной ему Кингсли. И выдохнул с облегчением: расколота была только одна капсула, могло быть и хуже. Она обеспечивала ровно четыре с половиной часа полного отсутствия любых проявлений волшебства в помещении, оставалось только ждать. Но основной проблемой был довольно неприятный побочный эффект этого безусловно очень ценного изобретения: дело в том, что в момент активации он не только блокировал магию, но и запирал внутри помещения всех, кто там находился. Иными словами, он не сможет покинуть этот кабинет еще четыре часа. И колдовать не сможет. А вот прийти сюда мог кто угодно, совершенно свободно.
Со вздохом Снейп оглядел свои голые ноги. Не дай Мерлин кто-нибудь еще явится, ведь даже запереть дверь он сейчас не в силах! А если диапазон действия Поглотителя достиг Горгульи, то нежданных гостей не остановит ничто.
Как будто в ответ на его опасения, из-за дверей послышались торопливые шаги. Не медля ни секунды, он занял свое место за столом, мысленно поблагодарив паучка за чудесную скатерть, так удачно замаскировавшую отсутствие нижней части его гардероба.
Дверь со скрипом отворилась: на пороге стояла взъерошенная Молли Уизли, а из-за ее плеча выглядывали ее дражайший супруг и брошенный жених Гермионы. Не успел Северус возблагодарить Мерлина за то, что спящая Гермиона надежно спрятана в спальне, как почувствовал, как чье-то горячее тело прижалось к его коленям. Машинально опустив руку под стол, он нащупал кудрявую макушку вечерней гостьи. Скрипнув от досады зубами, Снейп поплотнее прижал дрожащую Гермионы к своим коленям, безмолвно призывая к спокойствию.
– Северус! – не тратя время на приветствия, перешла в атаку несостоявшаяся свекровь мисс Грейнджер. – Мы знаем, что она где-то в Хогвартсе! Немедленно найди ее!
– Во-первых, здравствуйте, миссис Уизли. Во-вторых, вы не могли бы уточнить, о ком, собственно, идет речь?
Он постарался говорить спокойно и даже изобразил на лице подобие улыбки. На что Молли, впрочем, не обратила никакого внимания.
