Текст книги "Красная башня"

Автор книги: Сергей Че

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

С экрана смотрел тот же самый человек.

– Это Валериан Куйбышев. Революционер, большевик. Довольно известный в свое время. В честь него даже город назвали.

– И какое отношение этот Куйбышев имеет к унибаптистам и книге?

– Ну, Ваня. Не разочаровывай меня. Очевидно же. Куйбышев – это новая подсказка. Раз книги здесь нет, значит, она есть в другом месте. И фотография Куйбышева указывает на это место.

Иван длинно выругался.

– И долго это будет продолжаться?

– Пока не найдем, что ищем! Это же прекрасно, Ваня. Тайны, загадки, расследования. Что может быть лучше?

– Лучше может быть только результат, – сказал Иван. – И вот его я как раз не вижу.

– Не волнуйся. На этот раз, думаю, дело будет проще. В городе есть только одна подходящая локация, связанная с именем Куйбышева.

– Какая?

– Об этом – завтра. Утром. Надо отсюда выбираться, пока не обнаружили.

Садовский посеменил к выходу.

– Знаешь, что, Палыч, – буркнул Иван, поднимаясь следом за ним по лестнице. – Ты мне лучше сейчас про эту локацию все расскажи. Поеду, гляну. Времени у меня нет до утра ждать.

Он выбрался наружу и замолчал.

По траве и стенам башни бегали синие огни от припаркованных рядом полицейских автомобилей. Человек десять сотрудников не спеша бродили по окрестностям.

У входа в башню стояла Маша.

– Вот вы где, – холодно сказала она. – Живо в машину. Оба. У нас еще один труп.

Глава 11. Рабыня

Номер Третий отпрянул в сторону.

Сквозь узкую щель в стене было видно, как Иван рыскает глазами по окнам, раскрыв рот.

Третий прикинул возможные пути отступления на случай, если эти двое залезут в дом. Здесь было так много рухнувших стен и перекрытий с темными нишами и ямами, что волноваться не приходилось. «Ноги поломаете», – усмехнулся Третий, но все-таки отступил подальше в тень.

Двое потоптались на полдороге и двинулись к башне.

Третий видел, как они бродили внутри, освещенные тусклыми огоньками смартфонов. Потом вышли обратно и подняли люк в подвал.

Сперва он хотел подбежать ближе и найти что-нибудь тяжелое. Камень килограммов в пятьдесят. Кучу кирпичей. Навалить сверху на люк, чтобы не выбрались. Землей присыпать. Тогда все будет кончено. Их никто не услышит, и никто никогда не найдет. Ни один телефон не ловит под старыми кирпичными сводами. Все пойдет своим чередом, как и должно идти.

Но потом он вспомнил, что их смерть не решит проблемы.

Он достал смартфон и набрал короткий номер.

– Алло, полиция? Хочу сообщить о преступлении.

***

– Как ты нас нашла?

Маша тряхнула головой и нехотя ответила:

– Подумала, к кому ты можешь пойти за консультациями. И вариантов особо не было.

– Прекрасно, Мария, – поклонился Садовский. – Всегда считал вас исключительно разумной дамой.

– Не надо, Викентий Павлович, – отрезала Маша. – Нормальные люди по ночам в дурдом не залезают. И с просроченными правами не ездят. Скажите спасибо, что вашу колымагу на штрафстоянку не увезли.

– Спасибо.

– И вы кстати так громко шумели, что кто-то из пациентов позвонил в полицию и сообщил о нарушении порядка. Мы уже к тому времени вас отследили и знали, где искать.

Машина свернула во двор и остановилась.

– Насколько понимаю, – сказал Иван, – обвинения с меня сняты?

– Да. Благодаря видеонаблюдению. Викентий Павлович, останьтесь в машине. Вам туда нельзя.

Садовский в знак согласия поднял руки.

Маша вышла и хлопнула дверью.

Иван сразу узнал это место.

– Снова откос и набережная? – сказал он.

Маша не ответила. Впереди, у пешеходного моста виднелся черный минивэн Следственного комитета и стояли несколько человек. Над ними нависала уродливая краснокирпичная многоэтажка, и, увидев ее, Иван вдруг подумал, что она тоже вполне может сойти за красную башню. Это был один из двух одинаковых домов времен развитого социализма, которые торчали над набережной Федоровского, как два квадратных зуба.

– Заставляешь за собой побегать, – хмуро сказал Воеводин, когда они подошли ближе.

«И в мыслях не было» – хотел было сказать Иван, но осекся.

Жертва.

Девочка, на вид лет двенадцать-тринадцать, обнажена.

Она лежала у решетчатого ограждения с сотнями разноцветных замочков, оставленных влюбленными парами. Руки и ноги были закованы в массивные деревянные колодки. Ржавая цепь тянулась от одних колодок к другим и была обмотана вокруг шеи. Сквозь растрепанные светлые волосы лица было не разглядеть. Под телом виднелась подстилка из многослойного гофрированного картона.

– Прикройте уже что ли, – резко сказал Воеводин и отвернулся.

Кто-то принес покрывало и опустил на тело.

От минивэна подбежал опер.

– Машину засекли на Арзамасской трассе! Теперь не уйдет.

– Отлично, – Воеводин махнул рукой. – Все за дело! Чего столпились? Живо по домам, опрашивать!

– Как это случилось? – тихо спросил Иван.

– На площадку заехал внедорожник, – сказала Маша. – Кто-то выгрузил тело. И уехал. Но попал на кучу камер, да и свидетели нашлись, – она кивнула на двоих старушек, сидящих невдалеке на скамейке. – Номер запомнили.

– Иван! – Воеводин повернулся к нему. – Колодки по твоей части. Посмотри.

Иван шагнул вперед. Его вдруг прошибла мысль, что лежащая перед ним девчонка напоминает Настю. Те же светлые волосы, то же худенькое тельце. Тот же возраст, когда… Его затрясло. Он повернулся к Маше, но та стояла у ограждения и смотрела вниз, на ночной город.

Бред.

Насте было бы сейчас уже семнадцать. Он глубоко вздохнул и склонился над колодками.

Прежде такие он видел только в фильмах и на картинах. Тяжелые, вырубленные из цельного бревна для преступников и рабов. Вот только по всем граням и тех и других колодок тянулась искусная резьба.

– Тот же самый резал, – сообщил опер Егорьев. – Что и столб с идолом. Я теперь, можно сказать, его почерк знаю. Наклон резца у него своеобразный. И все вычищает до идеала. Перфекционист.

– Зато сюжеты другие, – пробормотал Иван.

– Ну, вот это уже по вашей части.

Колодки на ногах были изрезаны завитушками, цветами и травами, среди которых иногда попадались раскидистые деревья и сказочные животные. Львы с крыльями. Птицы с человеческими головами. Свернувшиеся змеи. Иван поискал волков, стоящих на задних лапах, но их здесь не было.

– Надо будет поднять и посмотреть, есть ли резьба снизу, – сказал он.

– Потом, – отмахнулся Воеводин. – Судмедэксперты еще не закончили.

На верхних колодках стояли в ряд стилизованные человеческие фигуры в длинных одеждах и скакали всадники с мечами. По углам были вырезаны восьмиконечные кресты. Одна из граней была полностью заполнена витиеватой надписью.

– Что скажешь? – подошел Воеводин.

– Сложно так сразу, – Иван пожал плечами. – Надо смотреть подробнее. Похоже на барельефы с русских домонгольских храмов. Если на идоле и втором трупе символика была языческой, то здесь она явно христианская.

– А это что? Тоже тайнопись? – спросил Воеводин, показав на надпись.

– Не знаю. Вряд ли. Похоже на уйгурский текст времен Чингисхана. В тайнописи такие символы не использовались.

– Это не уйгурский текст, – послышалось сзади.

Садовский стоял в тени дерева и хмуро смотрел на тело.

– Вы кто? – взвился Воеводин. – Кто пустил постороннего?!

– Это профессор Садовский, – сказала Маша. – Бывший научный руководитель Политова. Может оказаться полезным.

– Может или не может – это я буду решать! – сказал Воеводин. – У вас нет допуска. Вон с площадки!

– Это не монгольский текст, – повторил Садовский. – Это написано согдийским письмом. На согдийском языке. Я могу это прочитать. Учил в свое время, когда в Средней Азии крепости раскапывал. Но если у вас много времени на поиски переводчиков, я конечно могу уйти вон с площадки.

Он повернулся.

– Стойте! – Воеводин поднял руку. – Не стройте из себя обиженку. Здесь произошло убийство. И если вы что-то знаете…

– Знаю, – перебил Садовский. – Тут очень простая фраза. Всего четыре слова. Здесь написано: «Русская рабыня для великого эмира». Ну, точнее не русская конечно, в согдийском не было слова «русская». Дословно «рабыня из северных лесов», но по смыслу…

Воеводин выругался.

– Что еще за согдийский? Что это вообще такое?

– Давно вымерший язык. Его даже потомки согдийцев таджики уже не помнят. Откуда он здесь взялся, одному богу известно.

– Таджики? – Воеводин повернулся к операм. – На кого зарегистрирован внедорожник?

– Пока ищем.

– Плохо ищете! Так трудно пробить номера по базе данных?

– Пробить не трудно, товарищ полковник. Но этот номер закреплен за самосвалом. Пытаемся идентифицировать через камеры. Вдруг попадется с настоящими номерами.

Минивен СК вдруг мигнул дальним светом, дверца хлопнула и к ним подбежал Егорьев.

– Поймали урода! Две машины протаранил, в третьей застрял! Вы не поверите, кто это!

Он сунул под нос Воеводину смартфон с присланной фотографией.

– Один из тех гастарбайтеров, которые у нас вчера права качали! Представляете?

Воеводин медленно обвел всех взглядом.

– В управление его. Живо, – он повернулся к Садовскому. – Вас, профессор, это тоже касается.

***

– Аллах акбар!

Удар в живот выбил из легких весь воздух, и теперь он мог только хрипеть.

Кулаки у гяура были как гири.

– Аллааа…

В голову тут же прилетело снова, и перед глазами вспыхнули многочисленные звезды. Шухрата отбросило к стенке фургона, и вокруг все задребезжало.

– Полегче, Семеныч, – сказал тот, кто не принимал участие в экзекуции, а спокойно сидел ближе к водителю. – Не довезем еще. Начальство с нас три шкуры спустит.

– Молчи. Ты просто не видел, что эта тварь сделала с девчонкой. – Семеныч протянул лапищу и сграбастал Шухрата за воротник. – Скажем, сопротивление при аресте. Я знаю, что делаю.

Удар в зубы.

– Аллах акбар.

Семеныч сплюнул.

– Ваххабит херов.

Шухрат Салимов, 18 лет, уроженец Пенджикентского района, совершенно не знал русского языка, хоть и отучился полгода в педагогическом институте. Поэтому он повторял единственную фразу, которые знали все гяуры от мала до велика.

– Аллаа-ах акбар…

Ботинок Семеныча припечатал его по челюсти.

– Привыкай, урод.

– Слушайте, – повернулся к ним водитель. – У нас, кажется, проблема. Какая-то машина тащится за нами уже минут тридцать. Повторяет все повороты.

– Ну ка, – Семеныч уткнулся лбом в заднее стекло.

Ночная трасса почти не освещалась. За слепящим дальним светом можно было разглядеть только угловатые контуры прицепившегося сзади автомобиля.

– А ну, тормози. Разберемся, что это за гандоны.

– Не положено, Василий Семеныч, – ответил водитель. – Арестанта же везем.

– Тормози, мать твою. И остальным радируй, они недалеко. Если что, загрузим сюда подельников. Чтобы ваххабит не заскучал.

Фургон сбросил скорость, и тут же преследователь, не сбавляя скорости, ушел вбок, к повороту на соседнюю трассу. Будто что-то почуял.

– Показалось, – с облегчением вздохнул водитель.

– Угу, наверняка, – проворчал Семеныч, провожая взглядом старую цельнометаллическую «газель».

***

– Дело принимает серьезный оборот, – сказал Усманов, присел на краешек кресла и многозначительно замолчал.

Воеводин нетерпеливо дернул головой.

– Говори, не томи.

– Опознали погибшую. Это Дарина Родионова.

Усманов снова замолк.

– Ну, – не выдержал Воеводин.

– Дочь Глеба Родионова.

Сперва Воеводин смотрел непонимающе. Потом до него дошло.

– Мать твою!

– Да, у меня была такая же реакция, – кивнул Усманов. – Глеб Родионов. Бывший руководитель местного отделения РНЕ. Организатор «русских маршей». Ныне, по его словам, отошел от дел. Фермерствует в Семеновском районе. Но связей с соратниками не теряет.

– Можешь не углубляться. Я вспомнил. И что по-твоему все это значит?

– У меня есть рабочая гипотеза. Помните клеймо на лбу гастарбайтера? Это громовик Перуна, шестиконечная свастика. Один из вариантов коловрата, символа РНЕ. По некоторым данным, Родионов давно отошел от московского начальства и создавал собственную организацию. Возможно, громовик это ее символ. А значит за убийством Алишера Эльмуродова действительно стоят местные нацисты. Его товарищи об этом как-то узнали и решили отомстить.

– Изнасиловав и убив тринадцатилетнюю девочку?

– Тут есть закавыка. Ее не насиловали. Пришел отчет патологоанатома. Она умерла девственницей, так что в сексуальном смысле ее не тронули. Смерть наступила от удушения. Цепь от колодок обмотали вокруг шеи и тянули до тех пор, пока не сломали позвоночник.

– Зверье.

– Звери разные бывают. Везде. Помните ту среднеазиатскую няню, которая разгуливала по Москве с отрезанной головой ребенка?

– Твоя рабочая гипотеза кое-что не учитывает. Смерть бомжа. А также символы на идоле, теле гастарбайтера и колодках девочки. Егорьев клянется, что их вырезал один человек.

– Всему можно найти объяснение. Главное, хорошо поискать. И как следует допросить.

Глава 12. Убийца

– Он говорит, что невиновен, – сказал переводчик.

Усманов хмыкнул.

– Два свидетеля видели, как он выволок тело из машины.

– Говорит, что никого не убивал.

Переводчик был из миграционной службы и сам напоминал гастарбайтера.

– Если б не убивал, не сбежал бы, – сказал Усманов. – Объясни ему, что дело выглядит просто. Свидетели. Камеры. Его пальчики на теле, колодках и цепях. Плюс бегство и протараненные полицейские машины. Если хочет себе помочь, пусть начинает говорить.

Шухрат Салимов быстро залопотал, захлебываясь и испуганно сверкая глазами. Переводчик слушал, кивал, потом повернулся.

– В общем, он не мастак говорить. Из какой-то сельской местности, видимо. Я его через слово понимаю, хотя вроде со всеми диалектами знаком.

– Зато пишет наверняка хорошо. – Усманов подвинул к ним фотографию колодки с надписью. – Знаешь, что здесь написано?

Шухрат взял лист дрожащими руками и замотал головой.

– Не знает, – сказал переводчик.

– Врешь, гражданин Салимов. Ты же в педагогическом учился. На учителя. И не знаешь, как твои предки писали?

– Э, брат! – засмеялся переводчик. – Я тоже не знаю. Так у нас тысячу лет назад писали. Это все равно, что тебя о старославянском спрашивать. Да и учился он полгода. Потом выгнали. Говорю же, разговаривать по-городскому – и то не умеет.

Усманов молча выругался и откинулся на спинку кресла.

– Пусть расскажет свою версию. Подробно. Где был. Что делал.

Переводчик повернулся к Шухрату и стал медленно, вкрадчиво расспрашивать.

Усманов встал, открыл форточку и закурил, вслушиваясь в звуки чужого языка. Таджикский был на удивление певучим и даже красивым.

– Короче, так, – сказал наконец переводчик. – Вечерами он на доставке подрабатывает. Это у нас сейчас многие делают. Люди на карантине, посылки друг другу посылают. У кого машина есть, те без работы не сидят. А тут ему даже машина не понадобилась.

– Это как? – Усманов нахмурился. – Он же на машине был. Ниссан Патрол, 1991 года выпуска. Знатный рыдван был в свое время.

– Да, но только это не его машина. Заказ на доставку ему поступил смс-кой. Там подробная инструкция. Забрать машину с посылкой, отвезти на набережную Федоровского, выгрузить посылку и раскрыть ее. Заплатили двадцать тысяч рублей за два километра дороги. Предоплатой, в бардачке лежали. Он хотел было их взять и свалить сразу, но честность помешала. Теперь жалеет, что так не сделал.

Усманов подвинул к себе пакет с вещдоками, где лежал телефон Шухрата.

– Так. Пусть показывает, где смс-ка.

– Нет ее. Удалил. По инструкции.

– И даже не подумал проверить, что везет и почему так много денег?

– Он увидел длинный картонный ящик сзади в багажнике. Решил, что это подарок какого-нибудь миллионера своей любовнице. Что для миллионера какие-то двадцать тысяч?

– Там могло быть пятьдесят килограмм героина. Или десяток засвеченных стволов. Или труп ребенка.

– Ну вы же понимаете. Это доставка. Они не лезут в посылки. Но я не удивлюсь, если окажется, что этот ваш подозреваемый, – переводчик кивнул на Шухрата, – действительно раньше героин доставлял. Деревенские, они такие, за все берутся, не раздумывая.

– То есть он приехал на чужой машине, выгрузил ящик на асфальт…

– Да. В инструкции было четко оговорено место. Рядом с пешеходным мостом, у ограждения с замочками. Он потому и решил, что это подарок любовнице.

– И что было потом?

– Вскрыл ящик. Увидел. Сперва подумал, что девочка спит, пытался разбудить. В темноте же не видно. Потом все понял. И убежал.

– Вместо того, чтобы позвонить в полицию?

Переводчик глянул на него укоризненно.

– Он? В полицию? Разве что таджикскую. А главное… Вам его дело присылали?

– Пока нет. Запрос недавно отправили.

– Он мне рассказал кое-что. Года три назад его с приятелями судили в Пенджикенте. За групповое изнасилование несовершеннолетней. Оправдали за недоказанностью. Но, сами понимаете, для него в такой ситуации выход мог быть только один.

– Из любой ситуации выход только один – чистосердечное признание. Пока в его защиту говорят только его собственные слова. Зато все улики говорят против. А раз еще и судили за изнасилование…

Шухрат дернул переводчика за рукав и что-то сказал.

– Говорит, что может помочь. Когда он подходил к стоянке, чтобы забрать машину, то видел человека, который из нее вылезал.

– Пусть опишет.

– Человек был в черной куртке с капюшоном, так что описать он его не сможет. Но он видел в какой дом тот зашел. Это был частный дом.

– Так, – Усманов забарабанил пальцами по столешнице. – Пусть назовет точный адрес.

– Говорит, ему проще показать. Название он не запомнил, но хорошо все помнит визуально.

Усманов подумал. Обычно на выезд напрашивались те, кто надеялся сбежать.

Избитое в кровь лицо Шухрата Салимова напоминало мятую свеклу. Выглядел он жалко. Надо будет разобраться с группой захвата, подумал Усманов. Что мы, гестапо что ли?

Он потянулся к коммутатору.

– Машину организуй. С сопровождением.

***

Битый час они колесили по району, заглядывая во дворы и переулки с частными домами. То ли подозреваемый не так хорошо все помнил визуально, как говорил. То ли водил их за нос.

– Чужой город все-таки, – оправдывал его переводчик. – Он тут всего три месяца. К тому же, говорит, тут что-то не так. Раскопали все. Дороги ремонтируют. Все изменилось.

– За день? – саркастически спросил Усманов.

Шухрат вскрикнул и ткнул пальцем вперед.

– Давайте тут попробуем, – сказал переводчик.

Это был запыленный тупик за очередной неофициальной стоянкой. С одной стороны тянулся бетонный забор какого-то предприятия. С другой – зеленели палисадники с покосившимися деревянными избушками.

Шухрат застыл на дороге, оглядываясь.

Усманов прошелся вокруг минивэна, пиная колеса.

– Долго еще? – спросил его водитель.

– Ты куда-то спешишь?

– Ага, на тот свет. Не хочу пугать, шеф, но кажется за нами был хвост. Какая-то обшарпанная «газель» с грязью вместо знаков. С управления за нами тащилась, как привязанная. Только не думай, что я начитался шпионских романов.

– Ты начитался шпионских романов.

– Кажется, здесь! – подбежал к ним переводчик. – Говорит, такой же забор синий.

– У нас весь город в синих заборах, – вздохнул Усманов. – Пусть дом показывает.

Шухрат закивал.

– Говорит, это чуть дальше, – сказал переводчик.

Они не успели сделать и шага.

Завизжали тормоза, и из-за поворота вылетела «газель». Развернулась ржаво-грязным боком, перегородив дорогу.

Дверь со скрипом отъехала в сторону, и на асфальт один за другим спрыгнули человек десять коренастых бородатых мужиков в камуфляже.

Один из них вышел вперед и обвел всех тусклым взглядом.

– Проклятье, – пробормотал Усманов, нашаривая кобуру и делая над собой усилие, чтобы не отступить.

– Ты здесь главный? – спросил человек, в упор глядя на него.

– Следственный комитет. Старший следователь Усманов. Стойте на месте.

Человек шагнул вперед.

– Вижу, ты меня узнал. Стало быть, знаешь, зачем я приехал.

Глеб Родионов мало походил на свои старые фотографии, где он был бритым и молодым. Теперь седая кустистая борода скрывала его лицо буквально до глаз. Да и остальные слабо напоминали стародавних нацистов в берцах и черной коже. На вид это были скорее охотники или фермеры.

– Ты отдашь мне эту мразь или я сам ее заберу, – сказал Родионов.

Шухрат отскочил назад и прижался спиной к минивену СК.

– Стойте! – Усманов поднял руку. – Никто никого не заберет. Идет следствие. И, я вас уверяю, гражданин Родионов, виновные в смерти вашей дочери понесут наказание.

– Следствие, – горько усмехнулся тот. – Знаю я ваши следствия. Диаспора занесет твоему начальству, и обезьяна уползет к себе в кишлак, целая и невредимая. Уйди с дороги, не доводи до греха.

Он махнул рукой, и десяток бородачей шагнули вперед.

– Ни с места! – заорал Усманов и выхватил пистолет. – Это нападение на сотрудников следственных органов. Еще шаг, и я буду стрелять.

– Храбрый какой, – усмехнулся Родионов. – Ты знаешь, что будет, если я начну людей собирать? Народных волнений захотел? А? Начальник? Сколько ваших начальственных голов полетит, если к вам в управление толпа придет? А если толпа придет в кремль к губернатору? Как думаешь, кого Москва козлом отпущения назначит?

Светло-голубые глаза Родионова казались безумными.

– Отдай мразь. Всем только хорошо будет.

Усманов медленно опустил руку с пистолетом на уровень его лица.

– Нет.

Родионов устало вздохнул и сразу поник, будто из него выпустили весь воздух.

– Ну, раз так, то будет вам всем бунт, начальник.

Один из камуфлированных сплюнул и прохрипел:

– Их всего пятеро, Глеб. Лучше покончим с этим здесь и сейчас.

Остальные загомонили. Кто-то достал из-за пазухи обрез.

– Не советую, – Усманов перевел ствол на него. – Если вы сейчас развернетесь и уедете, я обещаю оставить ваше правонарушение без последствий.

– Вы слышите? – обернулся к своим Родионов. – Он обещает. А что ты моей дочери пообещаешь, гребанная ты вертикаль власти?

Все разом загомонили, и сквозь этот шум прорезался вдруг визгливый голос Шухрата:

– Аллах акбар!

Бородачи взревели и рванули вперед, взметнув вверх биты и монтировки. Родионов отбросил в сторону вставшего на его пути опера, и что-то орал сбоку водитель, и из-за этого бедлама никто не услышал хлопок выстрела. Просто все вдруг замерли в одно мгновение, замолкли и уставились куда-то за спину Усманова.

Он обернулся.

Шухрат Салимов медленно сползал по борту минивена. В его лбу зияло черное отверстие, откуда толчками выдавливалась кровь.

Глава 13. Руины

Когда Глеб Родионов запрыгнул в «газель», а остальные бородачи бросились врассыпную, времени на раздумья оставалось мало. Где-то выла приближающаяся сирена, но выла она совсем не в той стороне, куда, виляя, уносилась ржавая «газель».

– Шеф! Ты куда?! – заорал водитель, но Усманов уже бросился наперерез ползущей по дороге «гранте», размахивая удостоверением.

Сидевшая за рулем девчушка с вытаращенными глазами ничего не успела сказать на бурный поток требовательных объяснений. «Опасный преступник, погоня, возможна стрельба». Просто выкарабкалась наружу, теряя очки.

– Ловите этих! – крикнул Усманов и прыгнул за руль.

Опера уже крутили двух самых нерасторопных бородачей.

«Газель» была уже далеко, у выезда на проспект, и Усманов кинул машину на встречку, сопровождаемый воплями и сигналами. В обычные времена здесь плотно стояли друг за другом, но при коронавирусе гнать было проще. Когда навстречу попался выгружающий пассажиров трамвай, Усманов рванул через газон, клумбу и тротуары к выезду. «Гранта» подпрыгивала и громыхала как ржавое ведро.

Родионов выжимал все возможное из дохлого движка. Усманов едва успел заметить, как «газель» ринулась через весь проспект по диагонали, через все полосы и двойные сплошные линии, лавируя между тормозящими и орущими автомобилями. Рейсовый автобус развернуло боком, перегородив половину дороги, и в узкой щели между ним и деревьями Усманов увидел, как «газель» свернула мимо строящегося аквапарка к лесу.

Он нашарил телефон:

– Преступник направляется к Оке, вниз.

– Принято, – подумав, сказал дежурный. – Помощь нужна?

– А сам как думаешь?

– Ближайшая машина в пяти минутах. Могу снять ту, что сейчас к вашим подъехала и сбежавших ловит.

– Обойдусь. Он один.

Дорога вела мимо гаражей и была вся в колдобинах и рытвинах с торчащим кусками асфальта. Когда началась лесопарковая зона, дорога пошла под уклон, оставляя по сторонам заросшие корявыми деревьями склоны. Асфальта больше не было, а была глубокая колея грязи вперемешку с гравием.

Здесь почти никто не ездил. Разве что летом к берегу на шашлыки.

«Газель» мелькала далеко внизу, за деревьями, и Усманов то и дело бросал «гранту» вбок, на траву, где можно было ехать быстрее. Потом дорога резко свернула в заросли, и «газель» пропала из виду. Он прибавил газу, еле вписался в поворот и тут же услышал скрежет под днищем. Машину повело в сторону, упирая в бордюр.

Усманов выругался, заглушил мотор и вылез наружу.

«Гранта» прочно сидела пузом на бетонной плите. Два колеса беспомощно крутились в воздухе. Была мертвая тишина, выл ветер, и где-то далеко впереди еле слышно громыхала «газель».

Он снова достал телефон.

– Я застрял. Здешняя дорога не для пузотерок.

– Не волнуйтесь, – сказал дежурный. – Все выезды перекрыты. Он никуда не денется.

Усманов хмыкнул и зашагал вперед. В этих дебрях были не только выезды.

Это было колдовское заброшенное место, старый холм с древними, заросшими мхом лестницами и зарешеченными круглыми дырами, за которыми начиналось подземелье. Справа тянулась позеленевшая каменная стена, поддерживающая склон. Иногда по ней стекала вода, а где-то сбоку слышалось журчание целого водопада. Засохшие деревья нависали над дорогой, в некоторых местах стену взломали корни, и тогда сквозь трещины можно было разглядеть мрак штолен. Оттуда веяло холодом.

Усманов сперва шел, потом бежал, боясь, что Родионов найдет лазейку и ускользнет от всех, и понимая, что это скорее всего уже случилось. Мир вокруг был похож то ли на декорации к сказке про Бабу Ягу, то ли на кадры из готического фильма ужасов. Трещали сухие ветки, шелестела под ногами прошлогодняя листва и выл ветер.

«Газель» он увидел внезапно.

Она стояла на самом берегу Оки, накренившись и уткнув рыло в бетонное ограждение.

Рядом виднелась старая водокачка, из которой уличные художники сделали достопримечательность. Зияли превращенные в глаза круглые окна. Скалился, показывая язык, нарисованный рот.

Усманов медленно обошел вокруг «газели».

Ни внутри, ни рядом никого не было.

Из ветрового стекла торчал рухнувший бетонный столб. Его остов дыбился пеньком неподалеку. Создавалось впечатление, что столб упал в тот момент, когда машина проезжала мимо.

На капоте краснели пятна крови.

Кровь была и на ограждении, и на земле, там, где начиналась тропинка, ведущая в сторону зарослей.

Сквозь деревья можно было разглядеть нагромождение краснокирпичных развалин. Сверху нависал холм, на вершине которого несколько дней назад нашли идол с головой Саши Белого.

Усманов задрал голову, стараясь разглядеть смотровую площадку.

– Не бывает таких совпадений, – пробормотал он и пошел к развалинам.

***

Солнце садилось, превращая руины в царство теней.

Красные полосы лежали на обрушенных стенах и кучах мусора.

Усманов не знал, что здесь было раньше, но развалины впечатляли. Они были похожи на остатки средневекового храма, сквозь которые прорастали корявые деревья. Стены были изрисованы граффити, непонятными символами и еще более непонятными рисунками. Он даже остановился на пару секунд, разглядывая один из них – гипертрофированную голову человека с прорезью для монет.

Темные пятна попадались все чаще и вскоре слились в полосу, будто человек полз, истекая кровью. Пол был исковеркан, проломан и зиял глубокими дырами.

Стояла мертвая тишина, Усманов шел медленно, но все равно каждый шаг отдавался эхом.

Наполовину обваленная лестница привела его вниз, где нависали над головой искореженные балки и торчали со всех сторон трухлявые доски. Здесь было темно, свет падал только из дыр в потолке и его было недостаточно. Усманов достал мобильник и вспомнил, что не предупредил дежурного.

Связи не было.

Луч света выхватил из темноты нагромождения мусора и многочисленные проходы сквозь кирпичные стены. Это было похоже на полуразрушенный лабиринт. Воняло сыростью и гнилью.

На одной из стен Усманов увидел перевернутую пентаграмму, выцветшую и заросшую плесенью, и, наконец, вспомнил, где читал про эти развалины. В сводках происшествий, лет десять назад, когда их облюбовала секта сатанистов и проводила обряды с человеческими жертвами. Где-то здесь должны были остаться бездонные резервуары, куда сатанисты скидывали тела.

Он достал пистолет.

Где-то капала вода и шумел ветер, а тут, за ближайшей стеной, слышался едва различимый скрип, будто кто-то царапал ногтями по бетону.

Усманов вжался в стену и осторожно выглянул.

Глеб Родионов грудой камуфлированного тряпья лежал в коридоре. Красноватый свет из трещины в потолке падал на его спину, а дальше, за ним, был только мрак, и в этом мраке Усманов вдруг разглядел угловатую фигуру.

Существо повернуло длинную заостренную морду.

Длинный багор с крюком на конце вонзился в спину Родионова.

Существо дернуло багор на себя и потащило тело дальше, оставляя на плитах кровавый след.

– Ни с места! – крикнул Усманов сорвавшимся голосом.

Оно присело от неожиданности, рвануло багор на себя, вырвав крюком кусок камуфляжа. Резко оглянулось. Блеснули круглые глаза.

Все было тихо и смутно, как во сне, и Усманову вдруг нестерпимо захотелось пошуметь.

Грохот выстрела ударил по ушам.

Пуля выбила кусок кирпича над головой чудища, и оно отпрыгнуло назад.

– Стой!

Существо уносилось вдаль зигзагами, прыгая от стены к стене. Руки дрожали, и пули только поднимали клочья пыли вокруг него.

– Проклятье, – рявкнул Усманов, перепрыгнул через тело и бросился следом.

Неровный пол дыбился остатками плит, торчали доски и куски арматуры. Существо то и дело ускользало во мрак, и Усманову приходилось бросаться вперед, рискуя сломать голову, чтобы не потерять его из виду.

Коридор ветвился, переходил из одного помещения в другое, менялся на низкие проходы с арочными сводами и снова вылетал на открытое пространство, где над головой синело вечернее небо.

Черная тень мелькала впереди, выбивая багром искры из кирпичей. Потом юркнула в очередную дыру и исчезла.

Усманов остановился.

Со всех сторон его окружали темные проходы, ведущие в никуда. И из каждого в любой момент можно было ждать удар багра.

– Эй! Без глупостей! Территория оцеплена! – соврал он.

Ответа не было.

Снова была мертвая тишина.

Луч фонарика метался от одной дыры к другой, но там не было ничего, кроме покрытых плесенью кирпичных стен.

Он протиснулся было в один из тоннелей, но быстро вернулся, уткнувшись в тупик. Сунулся в другой и шел до тех пор, пока не увидел под ногами широкий черный провал. Дна видно не было. Далеко внизу журчала вода.