Текст книги "Самому себе не лгите. Том 4"

Автор книги: Сборник

Несемся в октябрь

 
Галопом несемся в октябрь
С желаньем удачи в пути.
Но раньше зажегся фонарь,
Да и ветер недобро гудит.
 
 
Еще бы пиджак нараспах
И попоной коня не укрыть.
Только серое небо в слезах
Закутало в шаль эту прыть.
 
 
Пунцовые листья спадут,
И серость полезет в глаза.
Намочит следы в пять минут
Продрогшая утром роса.
 
 
И, пролетев сквозь тепло,
Остынет, темнея, вода.
Где лодки убрали весло,
Готовятся к холодам.
 
 
И еще перепад, как назло,
Циклон то туда, то сюда.
Синь неба легла на крыло,
Чтоб сырости право отдать.
 
 
А сквозняком – новости в дом:
Мол, с третьего четверга
Вы бросьте сомнения, что
В октябре не бывает пурга.
 

Пусть каждый отвечает за себя

 
Всегда с добром и не желаешь зла,
Ты хочешь, не вершилось бы плохое.
Дают тебе совет: «Не делайте добра.
Быть может, не увидите худое».
 
 
С прищуром жизнь осмотрит со сторон
И рассуждает мудро, глядя в спину:
«Проблемы, я смотрю, решить смог он.
Давай еще я испытание подкину».
 
 
За все хорошее, что делал для других,
Нередко отвечают только болью.
За все дела твои благие, подожди,
Наградой часто будет нездоровье.
 
 
Чему же научила жизни половина?
Пускай ты щедр, облил себя елеем,
И все равно награда – плевок в спину,
Благодарят ударом – побольнее.
 
 
Пусть каждый отвечает за себя.
И если о грехах твоих не знают,
Их от себя не скроешь никогда.
Вот и душа тогда сильней страдает.
 

Удивляет текущий век

 
Вроде бы ты не больна,
Но, посмотрев в глаза,
«Что с тобою, страна?»
Хочу я спросить-сказать.
Удивляет текущий век
И эти крылатые дни.
Вроде вокруг много всех,
Только душой мы одни.
 
 
Стал каждый сам за себя.
Друзей интернет подарил,
Тусклый смартфона взгляд,
Забыт одинокий старик.
И даже школьный наряд
Вирус пришлый прикрыл,
А услуг электронных ряд
Общенья в «хвосте» лишил.
 
 
Здесь каждый метит свое,
Как пес столбы поутру.
Все, что ничье, – то твое.
И вид трясущихся рук.
Взгляд уставшей толпы.
От лиц ее серых рябит.
И вовсе не думают лбы,
Стоит ли ближний любви.
 
 
О чем сейчас рассуждать?
Вот нужно что-то поесть,
Так можно просто отнять,
Теперь ни к чему политес.
Еще беготня, чтоб урвать.
И мы, чтоб успеть в суете:
«Где взять? Кому и что дать?»
Надрываем себя в тщете.
 

Эпилог

 
Тикают часы. Лениво обдувая,
Листает «книгу жизни» ветерок.
И мы, конца, развязки дожидаясь,
Страничку открываем – эпилог.
 
 
А где-то высоко, где звезды тают,
Нам содержания подводится итог,
Кто за страницы жизни отвечает,
Кем был туда написан наш пролог.
 
 
Он судьбы наши на листе верстает,
Их общий смысл, сюжеты и мотив.
Закончив читать книгу, понимает,
Кто искренен был, а кто фальшив.
 
 
Но эпилог прочтя, не стоит плакать:
Не изменить сюжеты, плачь не плачь.
Нельзя о счастье в жизни только ахать
Да чтоб в судьбе поменьше неудач.
 
 
Мы все уйдем туда, куда не знаем.
Весна пришла, вновь каркают грачи.
Но вечные часы, листы перебирая,
Закончат эпилог в закатные лучи.
 

Николай Ивлеев

Родился в 1937 году в семье крестьянина-кулака. Призванный на войну отец погиб, не доехав до фронта. С безграмотной матерью Николаю пришлось прожить трудное детство. Однако окончил техникум и заочно – политехнический вуз.

Учась в школе, узнал, как богата и щедра наша родина, и задался вопросами: почему люди в стране так бедно живут и почему, имея лучшую в мире армию, СССР в начале войны терпел поражение? Не находя ответа в истории, стал по крупицам собирать ответы на наболевшие вопросы и писать об этом стихи, которые нигде не принимали.

Овладев онегинской строфой, смог напечатать свои произведения только в 2018–2019 годах в журнале «Союз писателей», в 2019-м же опубликовал книжку «Из нашей биографии». Пытался участвовать в российских литературных конкурсах, но потерпел неудачу. Возлагал надежду на «Золотого витязя», но, будучи отвергнутым, пришел к выводу, что коммунистическая партия ложью и жестокостью сломала генетический код русским витязям, превратив их в пресмыкающихся, которые боятся партии больше, чем Змея Горыныча, и обратился за помощью к европейским рыцарям, послав стихи на Лондонский конкурс, где их приняли в трех номинациях.

О мудрости наших вождей

1

 
У нас ни Ленин и ни Сталин,
Не жившие своим трудом,
Увы, к несчастью, не блистали
Экономическим умом.
Но будучи амбициозны
И обладая властью грозной,
Ценой народных нужд и бед
Крепили свой авторитет.
 

2

 
Неодаренный Кржижановский,
Творя для Ленина добро,
С толпой «технических подростков»
План сочинили ГОЭЛРО,
А Ленин, не подозревая,
Что в плане глупость непростая,
План за основу положил
И сам на Съезде доложил.
 

3

 
Интеллигенция «гнилая»
За ленинцами не пошла
И, злые шутки отпуская,
Вождя серьезно подвела,
За что (известно нам) немало
От коммунистов пострадала[2]2
  Ленин, прочитав в журнале статью о плане ГОЭЛРО, написал Дзержинскому: «Эти ученые нас дурачат, пусть посидят недельку-другую в тюрьме – это им пойдет на пользу».


[Закрыть]
И выслана другим на страх
В одних рубашках и штанах.
 

4

 
К ней можно было обратиться,
Но вождь, блюдя свой «пьедестал»,
Решил, что лучше ошибиться,
И обращаться к ней не стал.
Они бы, может, подсказали,
Но после, стервы, написали,
Что в экономике Ильич
Умен и сведущ, как кирпич!
 

5

 
А так как был он гениален,
По мнению большевиков,
Мы этот план не обсуждали
И, не жалея громких слов,
Вершили и превозносили,
Пока водой не затопили,
Как радостная детвора,
И пойму Волги, и Днепра.
 

6

 
На труд восторженный устало
Взглянув, стирая пот со лбов,
Мы усмотрели, что не стало
Кормов и пастбищ для коров,
А расплескавшиеся воды
Сплошь затопили огороды.
И остаемся мы пока
Без овощей и молока.
 

7

 
Что делать? Чтоб тоску развеять,
Раз обмишулились чуток,
В полях решили травы сеять.
Посеяли. Каков итог?
Пора тяжелая настала:
Народу хлеба стало мало,
А тут, к несчастью, наконец
Покинул мир «родной отец».
 

8

 
«Отец» считал, что суховеи
С лесною встретясь полосой,
На ней свой злобный жар развеют
И упадут живой росой
На Приуралье и Приволжье,
Кормя пшеницею и рожью
Без исключений, каждый год
Войной ослабленный народ.
 

9

 
И мы брались и сил немало
Вложили в тот сизифов труд
Там, где по Волге и Уралу
Леса издревле не растут.
Но, своенравный и жестокий,
Имея древний ум глубокий,
Нас суховей понять не смог
И все посадки наши сжег!
 

10

 
Еще построить торопились
Мы в Средней Азии канал,
Но только одного добились:
Сумели иссушить Арал.
Теперь, с песком поднявши, дружно
Сухой, горячий ветер южный
В Сибирь из дальних тех широт
К нам соль аральскую несет.
 

11

 
И Петр, и Грозный царь мечтали
В донские плыть из волжских вод
И, если б, как товарищ Сталин,
Так не любили свой народ,
Жестокими, как Сталин, были,
Дон с Волгой бы соединили,
Верховье волжское – с Москвой,
А море Белое – с Невой.[3]3
  В битве за Курскую дугу погибло 255 тыс. человек, примерно столько же погибло и на Беломорканале.


[Закрыть]
 

12

 
Их транспорт был совсем убогий:
Ни тракторов, ни поездов —
Волы с лошадками, да дроги,
Да баржи с сонмом бурлаков.
У нас же – твердые дороги,
Автомобили, а не дроги,
И через реки хоть куда
Идут по рельсам поезда.
 

13

 
Что делать, раз «отца» не стало,
А есть-то надо – и тогда
Вновь партия сзывать нас стала
На поле «ратного труда»:
Чтоб не тонуть в мечтах бесплодных
И накормить людей голодных,
А заодно поднять страну —
Позвали нас на целину.
 

14

 
Опять ученых не слыхали
(А раздавались голоса),
А мы пахали и пахали,
Потом, затылок почесав,
Хватились, но уж было поздно:
Все тот же наш противник грозный —
Посадки сжегший суховей —
Сдул чернозем со всех полей!
 

15

 
Угробив целину, с охотой
И с той же яркою мечтой
Взялись за зыбкие болота,
Но мысль опять была пустой:
Вложили труд, чтоб сделать грядки,
Но оказались взятки гладки.
Опять сизифов труд, и там
Успех не дался в руки нам.
 

16

 
Так с «гениальными» вождями,
Трудясь на воле и в тюрьме,
Бродили мы, как с фонарями
При свете солнечном, во тьме.
Мы сил немало положили,
Но стали хуже жить, чем жили,
Хотя достаточно тогда
Вложили денег и труда!
 

Альберт Кайков

Литературным творчеством увлекся в зрелом возрасте. Опубликовал пять стихотворных сборников и 19 книг прозы: «Потерянное детство», «Встреча через полвека», «На заполярной широте», «Под северным небом», «В Туруханской тайге», «Черная пурга», «Наши студенты в Америке», «Семья фронтовика» и другие.

Публиковался в журналах: «Сибирский Парнас», «Российский колокол», «СовременникЪ», «Охотничьи просторы», «В мире животных», «Охота и охотничье хозяйство», «Юный натуралист» и других.

Вера

1

После уборки урожая и в первой половине зимы молодежь деревни Старые Паны обычно собиралась на посиделках. Организаторами и хозяйками посиделок были девушки. Они снимали комнату у тетки Лукерьи. Дом у нее большой, кирпичный и просторный. Строил его ее отец в расчете на большую семью, но Бог дал ему единственную дочь, которая осталась вдовой без детей. И вот теперь она тянулась к молодежи. Ей доставляло радость видеть, как веселятся молодые люди, и она за умеренную плату сдавала большую комнату. В день посиделок из комнаты выносили всю мебель, вдоль стен расставляли лавки, к потолку подвешивали десятилинейную керосиновую лампу, называемую «молнией».

Первый день посиделок считался праздничным. Девушки вскладчину варили пиво, готовили угощение, приглашали в гости парней. В ожидании парней занимали лучшие места. Парни приносили с собой конфеты, пряники, орехи, семечки и угощали девчат, рассаживаясь на оставленные для них места.

После того как все приглашенные парни собирались, девушки начинали петь, называя в песнях имена присутствующих парней. Затем начинались хороводные игры, пляски и общее пение.

На будничных посиделках девушки пряли, вязали, стараясь до прихода парней выполнить задания матерей. Во время работы пели, рассказывали различные страшные истории, передавали деревенские новости, обсуждали парней. Часто гадали: придет или нет тот или иной парень.

Нередко на посиделки приходили ребята из соседних деревень. Местные парни встречали пришельцев недоброжелательно, часто приход чужаков приводил к драке.

Развлечения на будничных посиделках носили сдержанный характер. Парни, придя к девушкам, рассаживались, развлекали их разговорами, пели вместе с ними песни и частушки. Девушки обычно продолжали работать, нарочито не обращая внимания на пришедших. Тогда парни отнимали у них веретёна, заставляя приступить к веселью.

Веселье начиналось с песен, плясок, побасенок и заканчивалось танцами. Здесь завязывались знакомства и дружба, нередко заканчивающиеся любовью и свадьбами. Большинство жителей деревни носили фамилии Стариковых и Головиных, кроме них проживали только четыре семьи Коневых и две семьи Цапаевых.

Расходились с посиделок поздно вечером, шли по улице с песнями под гармошку. Односторонняя улица тянулась почти на два километра. Дома были добротными – из круглого леса и кирпича. Все усадьбы соединялись тесовыми заборами с высокими воротами. В средней части улицы стояла школа. В ней было четыре класса. Считалось, что четырехклассного образования для деревенских детей достаточно. Многие дети не окончили и четырех классов. За оградами и огородами протекала река Пан, впадающая в реку Ошлу, которая, в свою очередь, впадала в Кокшагу, а та – в Волгу. Река неширокая, но со многими омутами, в которых водилась разная рыба.

Мише Коневу давно приглянулась семнадцатилетняя скромная девушка Клава Цапаева. Он подошел к ней и спросил:

– Клава, можно я тебя провожу?

Она сильно удивилась, что парень из очень зажиточной семьи обратил на нее внимание, и, потупив взор, произнесла:

– Проводи, если есть желание.

Миша пошел рядом с Клавой, не решаясь взять ее под руку. Он обдумывал, с чего начать разговор. Морозец стоял знатный, под ногами хрустел снег, на щеках Клавы выступил румянец. Ее лицо при выдохе окутывал пар и оседал инеем на волосах, выглядывающих из-под платка. После минуты молчания Миша спросил:

– Говорят, что ты умеешь вязать хорошие кружева?

– Вязать – вяжу, но не знаю, хорошие они или нет.

– Моя мама видела их у своей сестры и хвалила тебя. Она собирается заказать тебе кружева на все кровати.

– Если закажет – свяжу. Дело нехитрое.

– Может, когда-нибудь и для меня свяжешь…

Клава не поняла намека Миши и ответила:

– Тебе-то зачем кружева? Ты же не красна девица.

В те времена считалось очень модным кровати застилать с подзорами, когда из-под покрывала выступали кружева. Стопку подушек на кровати обязательно прикрывали кружевной накидкой. Клава считалась лучшей кружевницей, и деревенские модницы делали ей всевозможные заказы. На вырученные за работу деньги она покупала ситец и другие ткани и сама шила себе наряды, одеваясь не хуже богатых невест.

2

Клава родилась в русской крестьянской семье. В конце девятнадцатого века в крестьянских семьях еще сохранился патриархальный уклад жизни. Ее родители, Владимир Павлович и Анна Яковлевна, были воспитаны на традициях официальной православной религии и мифологических представлениях о создании мира. Будучи глубоко верующими людьми, они придавали большое значение внешней стороне церковных обрядов, считали своим долгом в праздничные дни посещать церковь. В Бога верили всем сердцем.

С развитием промышленности, торговли, установлением контактов с европейскими странами высшее общество и городское население перенимали европейскую культуру. Появление на селе любых нововведений рассматривалось в крестьянской среде как нарушение установленного Богом миропорядка, которое ведет к хаосу и несчастьям. В радостях и скорбях селяне обращались к Богу. Заказывали молебны перед началом и окончанием важных дел. Периодически приглашали в свои дома сельского священника для освящения жилища.

Анна Яковлевна очень хотела родить дочь, чтобы иметь помощницу в делах и воспитании будущих детей, хотя было принято считать, что мальчик обещает крестьянской семье помощника, а девочка – разорительница. В те времена в количестве детей не ограничивались, рожали столько, сколько Бог пошлет. Во время беременности Анна старалась смотреть только на красивые вещи и красивых людей, чтобы дочка родилась красавицей. Она ела только красные ягоды, чтобы дочка была румяной, ела много укропа, чтобы у дочки оказались красивые глаза и пушистые ресницы. Будущей матери нельзя браниться и много спать, иначе дочь родится злой и ленивой. Бог услышал молитвы Анны, и у нее родилась крепкая и красивая девочка. Пуповину ей обрезали на прялке, чтобы она хорошо освоила главную женскую работу. Новорожденную завернули в материнскую рубаху, чтобы ей передались все лучшие материнские качества. Повивальная бабка передала девочку в руки отцу, тот уложил ее в приготовленную качалку в знак того, что признает ребенка своим.

Бабка повела роженицу в баню, где была приготовлена чистая речная вода. С молитвами и наговорами она опрыскивала и мыла Анну.

С крещением затягивать не стали. На восьмой день по рождению ребенка отец запряг лучшую лошадь и всей семьей поехали в церковь, расположенную за четыре километра, в соседней деревне. На втором тарантасе поехали брат Владимира Алексей в качестве крестного отца и сестра Анны Валентина в качестве крестной матери. Кум Алексей купил для крестницы серебряный крестик, который она носила до глубокой старости. Кума Валентина подала священнику полотенце – утереть руки после погружения ребенка в воду.

После крестин в доме Цапаевых собрались родственники. Они поздравляли отца и мать с дочкою, кумовьев с крестницей, бабку-повитуху с новой внучкой. Для приглашенных родственников был устроен крестильный обед. Бабка подала на стол пирог, в шапке горшок с кашей и на тарелке штоф с водкой. Она начала угощать присутствующих, но те, по обычаю, предлагали первую рюмку выпить ей самой, в шутку заявляя:

– Попробуй-ка сама, бабушка! Бог знает, какую ты нам водку приготовила, может, она наговорная.

Бабка водку выпила, закусила и в традиционной последовательности с приговорами угощала первым отца новорожденной, потом кума и куму, а затем всех присутствующих. При этом каждый, не исключая и родителя, клал на тарелку сколько-нибудь денег – в пользу бабки и родительницы.

После обеда гости поблагодарили хозяев и, пожелав им всего доброго, а новорожденной здоровья и многих лет, разошлись. Остались только кум с кумой, чтобы вечером опохмелиться. При этом кума подарила куму платочек, за что он, предварительно утерев подарком губы, крепко ее поцеловал и отдарил деньгами.

Владимир посмотрел на брата и подумал: «Ну и востер братишка, не упустил возможности, чтобы поцеловать красивую девку».

Вскоре после рождения Клавы ее отца, Владимира Павловича Цапаева, призвали в 1914 году в армию. Как всегда, беда не ходит одна. Умерла Анна Яковлевна. Девочка сначала осталась у бабушки, затем ее забрал дядя – крестный отец. Алексей заявил, что мать стара, чтобы воспитывать маленького ребенка, а у него среди его детей девочке будет лучше. На самом деле дядя руководствовался другими чувствами. Он рассчитывал, что ему отойдет дом и хозяйство брата в случае его гибели на фронте.

Когда отец вернулся с фронта, дочери не было и двух лет. В доме нужна была хозяйка, а девочке – материнская забота. Владимир женился на Надежде – женщине трудолюбивой и хозяйственной. К Клаве она относилась как к собственному ребенку, заботилась и всему обучала. К десяти годам девочка умела делать по хозяйству все: могла приготовить обед, испечь пироги и шаньги, к Пасхе – куличи и сдобные булочки. Она могла не хуже Надежды выбрать сахарную косточку для приготовления щей или кусочек грудинки для супа. Уход за огородом полностью лежал на ее плечах. Чего там только не сажали: лук и чеснок, репу и брюкву, горох и бобы, огурцы и тыквы, всевозможную зелень. Многочисленные грядки требовали постоянного ухода и прополки. Бывало, полет она грядки с морковью или репой, а подружки прибегут и зовут купаться на речку. Клава скажет им:

– Подождите меня, я сбегаю отпрошусь.

Прибежит к Надежде и спросит:

– Можно я схожу с подружками искупаюсь?

– Конечно, можно, сбегай искупайся, только не купайтесь на глубине, в омуте, а грядки дополешь, когда жара спадет.

Чтобы попасть к речке, надо пройти по тропке через огород, затем по неширокому лугу. Девочки гуськом прошли через Клавин огород, а оказавшись на мягкой луговой траве, побежали вприпрыжку к манящей прохладой реке. Только раздувались легкие ситцевые платья да сверкали грязные пятки. Летом никто из детей не носил обувь. Подбежав к реке, девочки скинули платьица и в одних трусиках, поднимая фонтаны брызг, забежали в воду. В этом месте река была неглубокой, дно песчаное. С визгом и шумом девочки плескались в теплой речной воде. Они приседали, затем, оттолкнувшись от дна ногами, выпрыгивали из воды и с шумом падали в нее. Недалеко от них купались деревенские мальчишки. Увидев девочек, они вышли из воды на берег и прибежали к ним. Ребятам хотелось принять участие в общем веселье, но вместо того чтобы завести мирный разговор, начали брызгать на девочек, ударяя ладонями по поверхности воды, пуская брызги в их сторону. Все ребята девочкам были знакомы. Здесь были братья Стариковы, Миша Конев, Лёша Головин и другие.