Текст книги "Небывалому быть. Часть 2"

Автор книги: Сборник

У портрета царя

 
Исход шестнадцатого века.
Великий Пётр – на фоне синем.
Прельстило море человека,
Да слишком бедная Россия.
Почти нет фабрик и заводов,
И производства – никакого.
К осуществлению походов
В морские дали не готова.
 
 
От всех зависимою стала,
Бьёт даже в крышки на погосте
Из-за отсутствия металла,
За морем купленные гвозди.
Стремятся местные конторы
За всё чужое рассчитаться,
Хотя свои леса и горы
Таят несметные богатства.
 
 
А нерадивые бояре,
Забыв о нравах благородных,
Плодят беду в хмельном угаре
На землях русских плодородных.
Средь нищеты с годами стали
В быту и алчнее, и злее.
Живут без чести и морали,
Крестьян мордуют, не жалея.
 
 
Разорены деревни, сёла;
Вокруг – ни пашен, ни скотины…
Стал Пётр печальным, невесёлым
От неприглядной той картины,
В своих мечтах живя вдали,
В стране стальной, не деревянной,
На той земле обетованной,
Где будет строить корабли.
 
 
И лишь задёргалась щека,
Провозгласил он, как отрезал:
«В горах уральских мужикам
Копать руду, варить железо!»
 
 
И работный народ
Всей Руси крепостной
В мир железных пород
Шёл живою стеной.
И Демидовы, строясь,
Не бранили судьбу —
Им наш Каменный пояс
Был без квот и табу.
Все, указу покорны,
Впрягались на годы.
И у рек быстрых горных
Вырастали заводы.
 
 
В ту пору давалась
Руда нелегко —
И горя досталось
В земле глубоко,
Где сыро и мрачно
Голодным, больным,
Прикованным к тачкам
Рабам крепостным.
 
 
Писалось Петром
Быть к работным добрей,
Да в штольне добром
Не унять бунтарей.
 
 
Кабальных Демидов
Не думал жалеть —
Косою завита
Тяжёлая плеть.
Грехи отпускала
Строптивым сполна;
Кровавою стала
Спина не одна.
 
 
Для страж так угодней,
Чтоб с кровью – всегда.
И шла с преисподней
На домны руда.
От жаждущих хлеба
Натруженных рук
Наверх, где от неба
Лишь крохотный круг.
 
 
Над ним – не забой!
Там в году – времена.
 
 
И видит любой,
Как приходит весна.
Внизу ж и во сне
Соловьи не споют,
Рабы о весне
По бадье узнают:
Вернётся обратно
В снегу, как в пуху,
И сразу понятно —
Зима наверху…
 
 
Избитый жестоко
Работный народ,
Пустил раньше срока
Для сына завод.
И дом из гранита
У домны сложил,
Чтоб младший Демидов
В нём жил не тужил.
 
 
На выступе горном,
У Нейвы-реки
Вознёсся он гордо
С отцовской руки.
 
 
Заводчик бывалый,
Жесток, как всегда,
Приладил к подвалам
Трубу от пруда.
Чтоб шлюз поскорей
У плотины поднять,
Когда бунтарей
Доведётся унять…
Томился город на жаре,
А я всё думал о фузеях
В стенах Уральского музея,
 
 
О ядрах, пушках, о Петре,
Его характере крутом,
Могучей силе и о том,
Как стала Русь морской державой,
Как жил Урал в тот трудный час,
Как били шведов под Полтавой
Из пушек, сделанных у нас.
 

Улыбка

 
Она мне просто улыбнулась,
к маршрутке мимо проходя,
теплом души моей коснулась
в канун осеннего дождя.
 
 
И сердце трепетно забилось,
как билось в юности не раз!
То, что забылось, возвратилось
в задорном взгляде серых глаз.
 
 
И всё вокруг октавой выше
запело вдруг, за тактом такт,
и даже дождь стал бить по крыше
как-то возвышенно, не так!
 

Солнце

 
Оно явилось к нам тогда,
когда к зонтам привыкли люди,
и уж казалось, что не будет
его над нами никогда.
 
 
На миг откуда-то взялось
и, раздарив прохожим тени,
на ваши белые колени
котёнком рыжим улеглось.
 
 
Теперь уж я давно в летах.
Из дома в дождик не вылажу,
но всё того котёнка глажу
в своих несбыточных мечтах.
 

Снег

 
По неведомым законам
до поры глубокой, жаркой
одиноким рыхлым комом
пролежал он в автопарке.
 
 
Били в бок его лопаты,
обдавали дымом ЗИЛы,
солнце гребень ноздреватый,
будто стрелами, пронзило.
 
 
Но по чьей-то доброй воле
уцелел он у забора,
чтоб растаять от мозолей
на ладонях у шофёра.
 

Поздняя любовь

 
Полюбила его —
Молодого, несмелого —
Та, что в свете была
Королеве под стать,
Как от снега земля
Стала ждать танца белого,
И листва на ветру
Утомилась летать.
 
 
Видно, Богом одним
Наша жизнь так устроена,
Что приходит любовь
Не весною в капель.
Вспыхнет ярким огнём
Вдруг осенней порой она
И погаснет одна,
Безответной, в метель.
 

О клёне

 
Пронёсся ветер рощей оголённой,
где только клён стоял ещё с листвою.
И вот уже, как птицы, листья клёна
кружатся над моею головою.
 
 
А как манил к себе он той листвою!
Красивою, одной на всё полесье.
Трепещущей, весёлою, живою
вошла она в стихи мои и песни.
 
 
Хотел опять читать ему с дороги,
что сочинил о нём, словарь листая,
да прошептал есенинские строки:
«Отговорила роща золотая…»
 

Лариса Кулямина

Родилась 23 апреля 1950 года в городе Комсомольске Хабаровского края. Работала в области культуры и педагогики. Победитель городского конкурса «Сердце отдаю детям» среди педагогов дополнительного образования. На пенсию ушла с высшей категорией.

Начало творческого пути было положено в городском Литературно-творческом объединении «Гармония», где в 2012 году Лариса Кулямина получила свою первую серьёзную награду – Диплом I степени Томского областного жюри в конкурсе «Мир волнующий, зовущий» в честь дня поэзии. На «Стихи. ру» награждена медалью им. Бунина.

Кандидат в члены Интернационального Союза писателей, член Союза писателей Северной Америки.

Печаталась во многих сборниках и альманахах России. Есть персональные сборники: «На крыльях синей птицы», «Прикосновение», «Мой чарующий рай», «Женщина с ароматом весны». Публиковалась в русско-польском альманахе «Берега огня и воды».

Проживает в г. Северске Томской области.

Всё не так

 
Я люблю каждый из жалких дней,
Дождь люблю гадкий, промозглый, зануду,
И ненавистную с кашлем простуду,
Кажется, нет ничего глупей.
 
 
Я люблю солнце – сильный ожог,
Рану, болящую часто ночами,
Кто-то грызёт её точно зубами.
Пусть болит, ну а мне невдомёк.
 
 
Я люблю тень по ночам, луну,
Пусть я не сплю – красотою любуюсь.
Кажется, злюсь и по-детски я дуюсь,
Но взамен вдохновенье беру.
 
 
Я люблю тех, кто так нелюбим.
Кто дал оценку им? Что ж, так бывает.
Верно, себя они тем утешают,
Нет запрета на то – быть таким.
 
 
Мне бы не в ширь – войти в глубину,
Противоречья познать в красноречьях,
Только в гармонии жизнь человечна,
Вот нелюбимое и люблю.
 

20.03.21

П. Неруда
О любви № 8
(вольный перевод)

 
Дитя, мне трудно без тебя дышать
И больно видеть то, как бьёшь крылами воздух.
Цветёт весна, готов я вечно ждать
Тебя, как сад сухой, что страстно просит воду.
Ты солнце для меня, последний шанс
В моём безмолвии, глубоком одичанье,
Мой недописанный любви роман,
С надеждой на ответное с тобой свиданье.
В глубинах глаз бьёт плавниками ночь,
Весна цветущих рук, роз ароматных лоно,
А груди – раковины, мне невмочь
Глядеть со страстью на блестящих два бутона.
Ты одинока там, а здесь дождит.
В сетях морского ветра всюду чайки тонут.
Вода бежит волной, листва дрожит,
И ветви, как больные, в кроне тихо стонут.
Исчезла, а звенишь пчелой в душе,
Всё чаще блещешь ты холодными лучами.
Маячишь где-то там, на мираже.
Как больно мне. Я – крик, а Ты – одно молчанье.
 

Нет, не могу…

 
Мне полететь бы с обрыва вниз,
Да, мысль, вперёд, в пружину, сожмись,
Внутри меня боль, нет тормозов…
Нет, не могу без стихов.
 
 
Бросаю взгляд туда, далеко, —
Рождается страх, мне нелегко.
Память в забвенье, нет нужных слов —
Нет, не могу без стихов.
 
 
Ждёшь ли поддержки, доброй руки,
Нет – в округе одни игроки,
Мне бы взлететь до иных миров.
Нет, не могу без стихов.
 
 
Мир вздрогнул на миг, страшно опять,
Вектор жизни скорее менять…
Тучи с грозою уже прошли,
Вижу, руку мне тянешь – тяни…
С тобой напишем стихи.
 

Осенний синдром

 
В камине треск огня, шипение поленьев,
Горячий, с кардамоном, кофе Медельин —
Всё это осень, с нею холод, я – в смиреньи,
Сегодня он мой гость, осенний Арлекин.
Простывшая от равнодушия, внимаю
На то, как на манеж выходит мой герой,
Он в сговоре с моей судьбой, и я вздыхаю,
Увидев на стекле листочек золотой.
Осенние синдромы навевают скуку,
И от того неспешно кофе с пенкой пью.
А мой паяц смеётся, он идёт по кругу,
Играя роль, чтоб испытать судьбу мою.
 

Боль души

 
Звучала скрипка в час печали,
Минорный лад ловил настрой души.
Грусть капала в бокал хрустальный
В час одиночества ночной тиши.
В комок сгущались все сомненья,
Исповедальным был напиток грог,
Душа искала в нём спасенье.
Мне очень жаль, остался лишь глоток…
Стервозно бьют часы по нервам…
И метроном ведёт отсчёт ночной.
Смычок скользит по струнам-венам,
Соната разливается тоской.
В тиши мысль крутится рулеткой,
Пустой бокал – всё выпито вино,
Бессонница – марионетка,
Уже светает. Ах, не всё ль равно…
 

Вальс
(По сюите Свиридова, тема № 2)

 
В пути среди снегов я думал лишь о вас:
Как несравненный ли увижу среди прочих,
Как снова мы станцуем с вами дивный вальс,
Как, вас обняв за стан, взгляну в прекрасны очи.
 
 
А за окном метель взовьётся в па-де-де,
И иней упадёт на окна кружевами.
Вальсируя вдвоём, взлетим к своей мечте,
К любви, что как огонь вдруг вспыхнула меж нами.
 
 
Средь любопытных дам, болтливых герцогинь,
Услышу голос ваш, и я почти робею,
А в комнате, где мы уже вдвоём – камин,
Я возле вас от чувств, как от вина, хмелею.
 
 
Ах, вальс, сентиментальный этот, чудный
                              вальс!
Как ветерок, ваш лёгкий шаг в ночной
                              прохладе.
И музыка по залу льётся, вы, смеясь,
Блистаете красой на бале-маскараде.
 

Беспокойство

 
Прогноз не утешит, шальная погода,
Сезонная слякоть, и ныть проводам.
Ссутулился тополь, грустит отчего-то,
И серостью сеять опять небесам.
Елозит волчком суета бесконечно,
Бросает вибрацию шум городов.
И рокотом хриплым мысль изувечена
У низкопоклонников и дураков.
Скорее бы выйти из разных предтечей.
Внутри всё в застое, душа в кабале,
Дышать всё труднее, и, кажется, нечем,
Отчаявшись, кто-то сидит на игле.
О, как же тоскливо! Возможно, мы в коме,
Ведомые жизнью, и я словно слеп,
Внутри беспокойство с неясным синдромом.
О, сколько в округе таких вот калек!
Ах, если б могли мы усилием воли
И страхи крушить, и терпенье ломать,
Сбывалось бы то, что желалось до боли —
Синдром неврологии с каждого снять.
 

Вячеслав Меньшиков

Родился в 1940 году в г. Свердловске, на Урале. Военный журналист. Окончил во Львове факультет журналистики Высшего военно-политического училища CA и ВМФ (1967 г.). В дальнейшем в 1984–1985 гг. проходил обучение в Военно-политической академии, г. Москва, на высших академических курсах, в итоге защитившись, став военным историком – кандидатом исторических наук (1985 г.), доцентом (1986 г.). Полковник в отставке. Более 50 лет в журналистике. Из них – 16 лет служил редактором военных и гражданских газет. Член Союза журналистов СССР с 1964 года. Автор ряда книг по истории Великой Отечественной войны, вышедших как в военной, так и в гражданской печати.

Один из нас
(Рассказ о человеке по эпизодам его жизни)

Пролог

Городок Обухов начинает новый трудовой день под песню Леонида Пономаренко.

…Пустынны улицы Обухова. Только ветерок гоняет мелкие опавшие листья по мостовой. Из репродуктора на одиноком столбе доносятся звуки утренней радиопередачи: «Дорогие слушатели, с новым трудовым днем вас!»

И за этими словами следует мелодия песни Леонида Пономаренко «Мальвы»… А диктор уже переходит на сообщения украинских новостей. День обычный, и начинается он по-обычному Только необычна песня из репродуктора. Она заставляет человека настроиться на трудовой день по-особому, по-радостному…

Постепенно улицы наполняются народом – люди идут трудиться. Их много. Картонно-бумажный комбинат в городке большой. Люди двигаются, слушая мелодию о мальвах. Она нравится многим. Но не все знают, что эту песню написал простой сапожник. Один из нас.

Трудовой день разгорается в полную силу, каждый начинает выполнять свою работу: водитель автопогрузчика сортирует картон; строители что-то «малярят»; бухгалтер работает с компьютером; мастер цеха что-то разъясняет рабочим у станка…

Эпизод 1. Комната в доме Пономаренко

Леонид Пономаренко сидит за сапожной железной ногой и с удовольствием вколачивает гвоздь в башмак. Продолжая напевать то, что сочинил сам – те же «Мальвы»… Тут зашел к нему друг закадычный – Василий. Сели они напротив и разговор старый вновь продолжили.

– Ладно, мелодии у тебя хорошие, согласен, – говорит Василий, – за них я не переживаю. А вот до каких пор ты ноты знаешь, чтобы все эти песни запомнить?

Леонид отвечает:

– В нотах наука простая: смотри на нотный стан, да потом и нажимай пальцами на гармошке пуговки-звуки, по порядку тех закорючек. Это вроде когда гвоздь в сапог вгоняешь, то ведь не смотришь на подметку, где вбить его. Просто вколачиваешь куда надо, и все.

Василий хмурится:

– Это просто удивительно. Черточки с кругляшками какие-то, а музыка правильно играет.

Леонид ему снова:

– У музыкантов это так везде. Это тебе, брат, не баранку крутить.

– Что ж, – говорит ему товарищ снова, – баранка – дело многим привычное, а как ты-то быстро разбираешься в этих крючочках? В них запутаться можно!

– Это, – отвечает Леонид, – только тому кажется, который в них смысла не видит, а я по ним музыку отгадываю и через инструмент звучать заставляю. Как вроде по сапогу знаю, какую подметку подшить. А в твоей профессии – ты тоже сам знаешь, куда баранку крутить, чтоб препятствие объехать.

А Василий уточняет:

– Ну, куда крутить – и ты завсегда видишь. Эх, жалко, что ты сапожник. Вроде, музыка у тебя сейчас как будто сбоку. Просто так. А ведь она главным делом тебе становится.

– Что делать-то?

– A то, друг мой дорогой, если б ты из нот по крайности хоть немного больше грамоты имел, то цены тебе вообще не было! И знал бы как в музыке расчет силы сделать, чтоб люди твою песню везде запели. А так ты наугад все песни складываешь, а по-научному сообразить сразу не можешь, и это тяготит тебя сильно.

Леонид на такое рассуждение согласился.

– Об этом, – говорит, – спору нет, что я в сольфеджио не силен, но только музыке я с детства предан!

А друг опять говорит ему:

– Дак, что ж ты все за этой железной ногой сидишь?! Бросай ее к лешему и на музыку полностью переходи. Тут ты больше пользы иметь будешь!

Но на это Леонид опять не соглашается.

– У меня, – говорит, – дома родственники есть, их поить и кормить надо. А сестра-старушка и совсем привыкши меня за этой работой видеть. Так им спокойнее. Все в руках вещь держу. А как ты ноту в руки возьмешь?

– Неужели же, – опять гнет свое Василий, – твои сапоги лучше? Или всю жизнь за ними сидеть станешь?

– Сапоги, дружочек, – они завсегда денежку в дом дают! Всегда людям нужны. А музыка, она капризная. Чуть что не так, люди сразу отвернутся, а ты на бобах останешься и как медведь лапу сосать станешь! А жить-то ведь надо!..

Ничем его Василий своротить в сторону музыки и в этот раз не смог. Задумался он: как все-таки мнение его исправить, да в новую веру друга обратить, хоть и упертый он сильно. Осторожничает – как бы чего плохого не получилось. А все-таки должен уговорить его, чтобы хоть на короткое время с музыкой один на один остался и попробовал – сживется он с ней, или опять за сапоги сядет.

– А потом, – снова подначивает Василий, – и сам разумение иметь будешь, к чему тебя судьба предназначила.

На то Леонид и согласился.

Эпизод 2. Вагон электрички

На другой раз уговорил Леонида Василий к специалистам музыкальным съездить, чтоб он свою теорию музыки проверил. Чтобы по музыкальной жизни не шел, как говорят, «на обум Лазаря», то есть сослепу, а шел правильной дорогой. Все ж в каждом деле толковый человек нужен, и чтобы ученые люди по музыкальной части их спор разрешить сумели – музыка это у Леонида или баловство просто? Хоть и душевное.

Сели они в транспорт из Обухова. Конечно, электричка, что до Киева идет, это тебе не «мерседес» заграничный будет. Но терпеть надо, так как оно самое удобное средство – сидишь на деревянной скамейке и вокруг народа много. Значит, есть с кем и о чем поговорить. В «мерседесе»-то разве так горячо поговоришь? А вот в движущейся по железным рельсам коробке – вагоне электрички – бывает и запоют, когда дорога длинная.

Едут, значит, они по родной железке, по сторонам вертятся да смотрят, как кругом все краше и краше становится. А тут соседка себе под нос что-то мурлыкает. Друг-металлист улыбается про себя и озорно в сторону товарища смотрит, а Леонид даже ухом не ведет.

– Ты чего на меня уставился? – не выдержал Леонид. – На мне ничего такого нету.

А Василий все одно, смотрит то на него, то на женщину с такой же ухмылкой. Тогда понял его друг, что к мурлыканью-то и ему прислушаться нужно, что соседка там мурлычет. Оказывается, она про мамины очи поет так тихонечко.

– Это что, твоя песня, что ли?

А Леонид отвечает:

– А ты у нее сам спроси.

Не вытерпел тот и спрашивает музыкальную соседку:

– Это про что вы так задушевно поете?

– А я и сама не знаю. Про маму вроде. Вот дочка научила, и как станет мне грустно, так я эту песню и начинаю петь – сразу лучше в жизни становится.

– Да, песня приятная, – соглашается шофер. – А кто ж ее сочинил? – спрашивает.

– Я и не знаю, кто сочинил, – отвечает соседка, – наверное, народная песня, раз нигде по прилавкам не значится и не продается. Это уж точно народная…

Замолк друг, а тут и электричка тормозить начала – приехали в Киев, значит.

Эпизод 3. Консерватория

Нашли они ту консерваторию, где главные специалисты по музыке бывают. Заходят, а их, конечно, не пускают. Не договорились ведь для порядку. Но друг Леонида такой настырный, не зря, видно, машины любит, с ними часто трудности бывают.

– Вы, – говорит он, – мне того покажите, который народной музыкой занимается.

– А у нас тут вся музыка народная, – отвечает вахтерша, – тут плохой музыки не держат и ничему плохому не учат.

– Да я не об этом. Нам свою музыку показать знатоку надо.

– А кто ж показывать-то будет?

– Да вот, Леонид. Он и гармошку взял. Не смотрите, что маленькая да старая, но звучит хорошо…

А тут как раз в огромные консерваторские двери старушенция какая-то входит. Вахтерша с ней так ласково раскланивается, а потом вдруг спрашивает:

– Капиталина Петривна, вот тут люди свою музыку принесли, интересуются. Хотят, чтобы ее послушали.

– Да что вы, – отвечает старушка взволнованно, – это так сейчас редко бывает. И обращается к двум посетителям:

– И вправду, что ли, вы музыку сами создаете?

Смотрит на них, вроде как на ненормальных.

– Немного есть, – отвечает друг-водитель, – просто хочется, чтобы кто-то по-научному сказал, могут такие песни быть или нет?

– Ну что ж, у меня, наверное, немного времени найдется, – пойдемте, послушаем вашу музыку. Очень уж интересно…

Пошли они по коридорам до бесконечности, а комнаты – одна в одну, и, наконец, зашли в огромный зал с креслами в чехлах, где разные громадные портреты каких-то бородатых дядек по стенам развешаны, а на сцене, посередине, под люстрой, стоит огромный инструмент. Рояль называется.

Но он ни к чему для Леонида оказался. Развернул тот свою старую гармошку и начал в таком зале петь свои мелодии под нее. Даже не застеснялся. Вот как он музыку любит! Отсюда и старался очень.

– А ноты-то у вас есть, или все по слуху? – спрашивает старушка.

– Вот, я кое-что записал, – отвечает Леонид. Старушка взяла его бумаги и села к роялю.

Большую крышку его кое-как подняла, поставила ноты с закорючками на пюпитр и начала наигрывать. А тут в дверь молодая женщина заглядывает.

– О, Оксаночка, как раз кстати. Не поможете ли мне немного? – старушенция спрашивает.

– Отчего же не помочь? Я как раз урок закончила. С охотой вам помогу. А что делать нужно-то?

– Посмотреть песни просят, – и подает ей листки с нотными Ленькиными закорючками.

Та взяла их в руки, встала рядом с пианино и тихонько так напевать начала, а потом все больше и больше про эти самые мальвы запела. Да так красиво, так складно, что у друга-шофера аж мурашки по коже пошли. Только Леонид напряженно стоит. Руку возле уха держит.

– А где ж, дорогие вы мои, эту песню взяли? – спрашивает молодая.

– Вот – мой друг ее сочинил.

– Неужели?

– Совершенно точно!

– Ах, ах, ах, – говорит молодая женщина, – как это так… Как это даже можно так тонко сделать!

И к старушенции оборачивается и говорит:

– Вот если бы у нас в консерватории еще один такой мастер был, так я бы этим весьма счастливой была…

– А как вы так сочиняете? – снова молодая спрашивает у Леонида.

Тот стоит перед ней и напряженно так в ее губы всматривается и руку возле уха держит. Тут на помощь его друг пришел:

– Вы говорите ему громче – чтоб лучше слышал.

– Плохо слышит?! – ужаснулась старушенция, – А как же он музыку пишет-то?

– Вот так и пишет, – ответил Василий.

Услышал этот разговор Леонид, загрустил слегка. А потом отвечает:

– Просто слышу мелодию, которая от сердца идет и записываю ее потом. А стихи сам пишу, да вот он, Васька, друг мой школьный, помогает.

– Неужели такое быть может?

– Может, может, – направляет разговор Василий дальше, – только сюда мы не за этим пришли, а узнать про эту музыку – годная она или нет?

– Молодой человек, – серьезно отвечает старушенция, – Годная она или нет, только те сказать могут, кто ее слушать будет. А вот, что она – музыка, так это точно! И спасибо вам, дорогой человек, что вы украинской песне привержены. Нынче трудно найти тех, кто ей увлекается.

– Правильно, Капиталина Петривна, – подхватила молодая, – когда я эту песню пела, то такое удовольствие получила, что со мной редко бывает.

Тут Леонид посмотрел на друга Василия с победным видом, а тот только и смог сказать:

– Песен у него много. Вы их все посмотрите, он каждый день их шлепает почем зря!

– И вовсе не почем зря, – возражает старушка, – а очень вас прошу, приходите ко мне на занятия, чтобы научиться их хорошо на нотный стан записывать.

– Спасибо, – Леонид отвечает, – по этой части я еще много неграмотный. А к кому приходить-то?

– На проходной спросите, где профессор хорового пения Горячко Капиталина Петровна ведет урок – там и продолжим наш разговор. А ваши песни даже очень певучие. Прямо хоть сейчас в концертный зал! – с удовольствием подвела итог разговору старушенция.

На выходе из консерватории Леонид говорит другу:

– Зачем ты меня очень сконфузил, мне теперь трудно будет с ними разговаривать. Вроде я как герой какой-то. Нехорошо это! Поедем домой, в Обухов.

Эпизод 4. Вагон электрички

Сели опять на деревянные сидения в электричке среди народу и поехали. Только в этот раз напротив никто не пел. Наоборот, люди теснились и всякую ерунду друг другу говорили.

Однако было Леониду и радостно, что он своего друга смутил, а свои мелодии на точку вида поставил, но было и досадно: зачем молодежь нынче все больше заграничной песней увлекается, а на свои родные напевы внимания не обращает. А вот научные музыканты его мелодии признали, что их слушать можно. За это порадоваться надо.

Только друг-водитель и не огорчился вовсе, а был все-таки горд за Леонида – он не просто друг оказывается, а еще и вроде как – композитор! Смотри ты, в консерватории его мелодии петь захотели!

Эпизод 5. Помещение городской администрации в Обухове

После консерватории как-то оказался Леонид Пономаренко в официальной городской конторе, где шло собрание фронтовиков-ветеранов обуховских. Случайно заглянул к ним. Увидел – обсуждают что-то. С властью ругаются. Просят у нее для своей жизни вещи необходимые. А сами сидят в одежке дешевой, скромные.

Обидно стало Леониду, что такими людьми помыкают. Нахмурился он от досады. Пришлось даже из конторы выйти.

Эпизод 6. Разговор с ветераном у горадминистрации

Вышел Пономаренко наружу. Видит – стоит возле госадминистрации опоздавший фронтовик, перекуривает. Стесняется среди руготни зайти в зал. Ждет перерыва. Леонид ему и высказал свою боль:

– Что вы стесняетесь! Идите к ним, все помощь будет. И если есть у вас ордена да медали, то зря вы их не надели! Они хоть глаза власти протрут и колоть им будут, если совесть у них есть. Ведь вы за эти награды свою жизнь подставляли!

На что тот фронтовик грустно отвечает:

– Это раньше грудь под пули подставляли, а потом медалями да орденами гордились. А сейчас они никого не волнуют. Больше того, говорят нам: вот, понацепили тут побрякушек, трясете ими, ходите повсюду. Работать мешаете! Во как!

Еще тяжелее задумался Леонид над этим. Но все-таки придумал, как ответить на такое пренебрежение к фронтовикам: песней надо стариков поддержать.

Эпизод 7. Комната Пономаренко

Пришел домой Леонид. Ни с кем не разговаривает. Заперся у себя и ходит вокруг заграничной штуки, которая «Ямаха» называется. Все больше в себя вглядывается и губами шевелит.

А на дворе уже вечер закатный. Природа сама по себе поет. Красота. Только грусть у Леонида на лице – надо же, как людей не замечают, хотят от них побыстрей отделаться. Но ничего! Я этим, казенным, докажу как таких людей привечать надо. Ведь они – заслуженные, с наградами, тоже люди, и по-людски с ними обходиться надо!

Ночь пошла. А он все ходит и что-то бормочет. Только изредка подойдет к своей «Ямахе» проиграет что-то, потом снова думает. Потом пойдет к листу бумажному и что-то пишет. А у самого глаза грустные-грустные. Только в какой-то миг они гневом нальются и скулы на его лице посуровеют.

Не раз уж в его комнату сестра его старшая заглядывала с немым вопросом к нему. А он только отмахивается от нее: мол, уйди, не мешай. Той и делать нечего, как головой кивнуть и дверь быстро закрыть.

А когда в природе лучшее время настало – солнышко из-за горизонта выглянуло да новый день в ход пошел – то он уж по полной программе сел за свою «Ямаху» и стал наигрывать что-то решительно. Потом и голосом затянул. Не так, как на концерте, а чтобы для себя понятно было, для проверки музыкального строя.

Тут в комнату снова заглянула сестра Галина Алексеевна. Дверь распахнулась и слышно стало, как под движением пальцев на клавишах «Ямахи» звуки музыки появляются. Женщина спрашивает:

– Это новая песня?

Леонид всматривается в движение ее губ, понимает вопрос и отвечает:

– Да, Галина. Это песня для фронтовиков, победивших смерть. А вот мелодия родилась только сейчас…

– Очень красивая мелодия, – отвечает женщина.

– Я знаю.

– Как же ты ее слышишь?

– Она звучит во мне, чувствую ее пальцами… Наушники помогают немного. Да и эмоции меня переполняют! Как не слышать?! Так прекрасно вокруг!

Эпизод 8. Помещение городской администрации в Обухове

Дело это дальше, по весне, было. В мае. Самый боевой по праздникам месяц. Ну, и опять идет в контору Леонид. Читает афишу, где фронтовиков поздравляют с Днем победы и на торжественный обед приглашают, чтобы, значит, вспомнить о них официально.

А он без приглашения пришел. И когда главный оратор речь поздравительную говорить кончил, то после жидких аплодисментов встал Леонид и сказал всем:

– Когда вы воевали, то меня еще совсем не было. Но это ничего не значит, так как, если бы не было Победы, то не было бы и меня. А вот за то, что вы такое для меня сделали, то хочу вам в благодарность песню в ваш и наш праздник спеть, чтобы настроение у всех было, как у победителей. Хотите?

– Как, не хотим? Пусть поет!

Растянул свою гармонь Леонид и решительно запел песню, где главными были слова: «Фронтовики! Наденьте ордена!». Сначала эти слова вроде как укоризной им слышались, а потом поняли победители, что этот человек говорит им, чтоб не стеснялись они своих боевых заслуг, чтобы не только по праздникам свои награды носили. А на тех, кто от наград плохое настроение имеет, – нужно просто наплевать и забыть. Наплевать и забыть!

Пошел с гармошкой Леонид мимо рядов фронтовиков, а у тех слезы на глазах от его песни. Слезы памяти и радости сразу вместе. Да и благодарности этому человеку, который еще при них не был рожден. А так понял их душу!

Хлопали они ему громко и долго. Не отпустили его в этот день от себя. Пришлось Леониду и другие песни спеть. А фронтовики даже танцы открыли под его гармошку. Прямо как в свои фронтовые годы! Да и музыку военную Леонид знал.

И тогда понял Леонид – все! Сапоги – по боку! А он должен с музыкой остаться и только с ней быть. Потому как ближе ее у него никого нету!

Эпизод 9. Кабинет мэра Обухова

Стало мастерство Леонида расти. Узнали его многие. Полюбили. За простой нрав, за уважение к старшим. Хотелось им от него также частицу душевного тепла получить.

И тут случилось то, что его творчество заметили и власти. Мэр Обухова Мельник Василий Александрович узнал о нем, не погнушался, пригласил к себе самодеятельного композитора, и состоялся у них дивный разговор. Почему дивный? Потому, что не всякая власть охоча до народной культуры. Не всякая власть хочет помочь. Наоборот, все стремится что-то от людей брать.

И в конце разговора мэр как бы между прочим говорит:

– А вот на заказ песню написать бы сумели?

– Не знаю, – отвечает Леонид, – ни разу не пробовал…

– Вот и нужно попробовать, люди просят. Они же не могут ноты знать, а петь многим хочется.

Леонид отвечает:

– Мы, с моим другом Василием слово от власти чувствуем и никогда его забыть не можем за то, что она на своих людей надеется, а как нам в настоящем случае быть, того мы в одну минуту сказать не можем, потому что музыка – это не сапоги шить. Тут настроение нужно определенное, чтобы людям в сердце попасть. Мы еще и сами не знаем, что учиним, а только будем стараться и вас не подведем, стыдиться за нас не будете.

– Вот и ладно, – отвечает мэр, – а с нашей стороны если что надо, то мы завсегда помощь окажем.

На том они и расстались.

Эпизод 10. Комната Пономаренко

Через некоторое время этот первый заказ проявился. Неожиданно. От своих же, обуховских. И также государством обиженных – от афганцев. Забывать о них совсем стали. Вроде как ошибка сверху была, а что сделалось внизу с ними для верха это как-то и безразлично стало.

Бывшие интернационалисты пришли к Леониду, извинились за беспокойство и сказали, что нужно им очень песню свою иметь. Вроде как ветеранскую. И такое ему рассказали об Афгане, что он только и ответил:

– Очень это дело тонкое, мужики. Вроде как надо было там самому быть. Тогда нужные струны в душе зазвенеть могут.

– А ты нас больше порасспрашивай, – подбадривают его афганцы, – глядишь, и поймешь наше настроение.

И продолжают:

– Не стесняйся, что с нами не был, напиши все же песню хорошую. Ведь когда соберемся, кто в живых остался, то больше молчим – аж дух перехватывает. А тут попеть бы, чтобы сердце от тяжелых воспоминаний освободить. Тогда, может быть, и им там, наверху, понятней стали бы наши чувства.

Эпизод 11. Улица Обухова

Сидит в своей комнате Пономаренко. Думает. Снова пришлось ему не один день и ночь маяться, чтобы найти нужную ноту, нужные слова. Много прочитал он об Афгане, много фотографий перебрал, кино посмотрел. Долго ничего в голову не приходило. А тут как-то нечаянно увидел, что афганец в пестрой форме, без ног, с медалями на кителе, на коляске едет, а рядом ребенок бежит и так радостно ему улыбается.

И вот тут-то и екнуло у него что-то в сердце. Закрыл глаза – а перед ним бывший афганец молодой, без ног на коляске и его ребенок. Да как заплачет его душа, как запоет. Понял после этой встречи Леонид, что песня у него обязательно получится.