Текст книги "С Востока свет. Проза татарских писателей"

Автор книги: Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

…Рокия обладала поразительной способностью чувствовать приближение хозяина к дому, – вот и сейчас она спешно накрывала на стол.

– Давай, Рокия-апа, может, помогу? – спросила Сандугач, хотя до сих пор её ещё ни разу не подпускали к сервировке стола.

– Нет, нет, милая, ты давай приводи себя в порядок. Чтобы сидеть рядом с мужем как куколка.

«О боже, но ведь у этой женщины тоже есть душа! Не может же она всё время думать только о кухне».

– Рокия-апа, ты скучаешь по мужу?

– О каком это «муже», милая?

– Здрасьте, ты забыла, что у тебя муж был?!

– Сто лет назад…

– Сто лет или меньше, но – был?

– Постой-ка, кажется, ворота скрипнули!.. Бадри вернулся!

Бадри Саматович почему-то был без настроения. Съел кусочек пирога, похвалил, как обычно, затем откинулся на спинку стула, посидел, чуть прикрыв веки, затем положил тяжёлую руку на плечо Сандугач:

– Что-то сердце сегодня не в порядке…

– Позвонить врачу? – спросила молодая жена.

– Э-э, да ладно, у меня пройдёт, а вот что с тобой, упрямицей, делать? – сказал муж. – Я ведь шофёра потому нанял, что о тебе беспокоюсь. Он дальний родственник Рокии, значит, человек надёжный. Ведь такая мощная машина требует мужской руки, девочка моя!

Сандугач возразить не решилась. Морщинистое лицо Бадри Саматовича было припухлым, посиневшие губы отвисли вниз. Если грузить его сейчас ещё и этой проблемой, – сердце старика может не выдержать.

– Ладно, тогда я с этим вашим шофёром съезжу ненадолго в деревню. Очень соскучилась по родным местам…

«Ненадолго…» Сандугач хитрила. Разве Кызыл Тау отпустит её? Деревня удержит её вместе со всеми её печалями и горестями… И больше никогда не отпустит…

– Без тебя в доме неуютно, не задерживайся надолго, – сказал муж. – Передавай в деревне привет от нас…

Сандугач радостно бросилась собирать чемодан.

– Твой шофёр сейчас прибудет. – Шаги Рокии были неслышными, словно взмах крыльев мухи. Одно слово – тень!

– Ты меня напугала, Рокия-апа!

– Прости, я не постучалась. Боже, куда столько вещей?! Ты сказала «ненадолго», но, похоже, собираешься задержаться там. Ты должна знать: в последнее время Бадри нездоровится.

– Знаю, знаю! Но я в кои-то веки собралась ехать в деревню. А вы мне и тут покоя не даёте!

Ей вдруг показалось, что все – и Бадри Саматович, и его служанка, и Ниса с Шакирой – стараются создать ей сто препон, чтобы она не смогла поехать в Кызыл Тау.

Во дворе послышался незнакомый мужской голос. Звякнула гаражная дверь. И в самом деле, машина – подарок Бадри Саматовича – была несуразно большой, словно слон. Наверно, она едва протиснется в узкие деревенские улочки…

Проходя мимо спальни, Сандугач подумала, что надо попрощаться с мужем. Она сунула голову в дверь, но Бадри спал, чуть посвистывая носом. Женщина успокоенно вышла из дома и тут же, ошеломлённая, застыла на лестнице. Невысокий мужчина, суетившийся возле машины, был до невозможности ей знаком… Авзал! Проклятый Авзал! Она чуть не закричала, но вовремя сдержалась.

Тем временем Рокия развернула Авзала к ней и сказала:

– Вот Сандугач. Это твоя новая хозяйка. Ты, пожалуйста, вози её очень осторожно, ладно?

Мужчина, увидев её, от удивления падать наземь не стал. Значит, этот «дальний родственничек» заранее знал, в какой дом попадёт… Сандугач, готовая лопнуть от злости и ненависти, сжала зубы и села на заднее сиденье. А ещё говорят, что время лечит… Почему же тогда из её раны хлещет кровь?! Положим, она сейчас заявит: «Не поеду!» И что от этого изменится? Разве затянется после этого её вечно кровоточащая рана? И даже если затянется, то – надолго ли? На сколько часов или пусть даже – месяцев?! Из-за этого человека она всю жизнь прожила вдали от своей родины. Тот день, когда её с насмешками и презрением проводили из деревни, с которой она была связана всем своим существом, до сих пор болезненной занозой царапает её память…

Авзал мелко хихикнул:

– Вот мы с тобой и встретились, душенька!

За городом трасса была пустынна. Середина недели, все на работе. Сандугач сидела, делая вид, что наблюдает за дорогой. Если бы она открыла рот, то не узнала бы свой голос.

– А ты – как маслице в тарелке с кашей! Хорошо устроилась, душенька! Политика у тебя правильная. Если старик дуба даст, то богатства его останутся нам, правильно, душенька? Я всё ещё одинок и готов соединиться с тобой хоть сегодня, душенька. Ведь что ни говори, а я – твой первый мужчина, так ведь? А такой человек на всю жизнь остаётся близким, да, душенька? У нас с тобой и любовь была очень большая, да, душенька?..

Едва сдерживая дрожь, охватившую тело, Сандугач сказала:

– Останови-ка на минутку.

Охваченная ураганом чувств, она выпрыгнула из машины. Размашисто открыла дверь со стороны водителя, выдернула худого, как цыплёнок, мужчину за воротник и с размаху отбросила его к обочине:

– Ещё раз попадёшься мне на глаза – убью!

…Машина яростно понеслась вперёд. Да, и вправду деревенские улочки стали совсем узкими. А когда-то в них помещалось всё её детство, и казалось, что это и есть самая большая часть земного шара. Сейчас Сандугач не узнавала Кызыл Тау. Домов осталось мало, они стояли порознь друг от друга… Видимо, в деревне ни у кого не было и лошади, потому что то, что называлось дорогой, по существу представляло собой узкую тропинку, заросшую по краям высокой травой с синими цветами…

Тётя при виде её чуть не выронила яйца, собранные в фартук.

– Боже, ты жива, деточка?!

– Жива, тётя, жива! Давай ставь чайник, выгружай гостинцы, а я сейчас быстренько обойду деревню.

Женщина шла по зелёной тропинке, словно искала укромное гнёздышко, в котором она могла бы спрятать свою взбудораженную душу. Казалось, что солнце висит очень низко к земле. Сильно припекало, и, наверно, оттого всё вокруг выглядело как-то слишком ярко, так, что слепило глаза и заплетались ноги. Ах, сейчас на Лебяжьем озере, наверно, вовсю купается ребятня… В яблоневом саду дозревают красные яблоки… А на лугах мужики косят траву…

Так, постепенно восстанавливая в памяти картины детства, Сандугач прошла вдоль и поперёк деревню и её окрестности, но прошлое никак не хотело соединяться с настоящим: она обнаружила, что вода в озере стухла, забор вокруг сада повалился, яблони засохли, а луг весь пожелтел и выгорел… К дому, где когда-то разбились её надежды, – к дому Авзала – она вышла случайно. Гелюса мяла для кур картошку. Спрятав за спину огрубевшие руки с грязными ногтями, она сказала:

– Кажись, лицо знакомое… Господи, Сандугач, ты ли это?!

– Я, тётя Гелюса… А у тебя кто есть?

– Сын. Он сейчас в огороде, жуков собирает.

– Помогает?

– Кто?

Гелюса попыталась ногой задвинуть в угол корыто с картошкой, но оно не слушалось её.

– Его отец.

– Да где там! С тех пор, как родился ребёнок, о нём ни слуху ни духу.

Сандугач вынула из сумочки деньги и положила на стол:

– Твоему сыну… На учёбу… На одежду…

Нет, душа её так и не находила себе гнёздышка. Встретившись с реальностью, она, вероятно, убила тот образ деревни, который жил в её мечтах и фантазиях…

– Тётя, а что, если я вернусь в деревню… Насовсем…

– Типун тебе на язык, дурочка!

– Неужели, тётя, надо мной до сих пор смеются?

– Ох, о чём ты говоришь! Твоя история уж давно забыта. Что такое твой грех по сравнению с тем, что творит современная молодёжь. Вон, за клубом водку распивают. Там же… Фу, даже рассказывать противно. А потом начинается: кто-то забеременел, кто-то оставил своего ребёнка в больнице… Не тот нынче Кызыл Тау.

– Тётя, а ту гармонь ты, наверно, давно выкинула?

– Зачем мне трогать чужие вещи? Она в сундуке лежит, деточка.

На деревню опускалась ночь. Обняв свою гармонь, Сандугач притулилась на скамеечке возле ворот. Посмотри-ка, а небосвод здесь такой же, как прежде! С необозримой глубины неба на неё смотрели крупные и мелкие звёзды, не потерявшие своего цвета от бесконечного трения о камни годов… «Здравствуй, Сандугач! Какая печаль гложет тебя, Сандугач? Расскажи нам, Сандугач!..»

Женщина развернула меха гармони. Но кому она могла рассказать, кому решилась бы выплеснуть то, что больно ранит сердце?! Не уходит эта печаль из души, не уходит! Чего ты хочешь, душа?! Чего?! Слёзы, опалив щёки, капнули на гармонь. Звёзды тоже плакали вместе с Сандугач…

Невзирая на причитания тёти, она поспешила уехать обратно в Казань. Бадри Саматович болеет… Нехорошо. Ведь он муж, хоть и старый, но – муж… Он заботился о Сандугач, как о малом ребёнке, а что получил взамен? Что хорошего он видел от молодой жены? Равнодушие, холодные объятия, скупую улыбку…

…В доме горели все окна. Преодолевая сердцебиение, женщина оставила машину на улице и прямо через ограду перелезла во двор. Входная дверь была не заперта.

«О боже, надеюсь, в доме все живы…»

Из спальни Бадри Саматовича доносился приглушённый разговор. Женщина невольно насторожилась.

– Рокия, я, кажется, когда кашлянул, нечаянно пустил под себя. Смени, пожалуйста, побыстрее пижаму. Как бы Сандугач не вернулась, я стесняюсь её.

– Э-э, Бадри, не переживай. Она с собой два чемодана одежды прихватила. Наверно, дня три-четыре там проведёт… Эх, Бадри, Бадри! Не берёг ты себя, не берёг. Всю жизнь заглядывался на молодых женщин. А ведь молодые-то, они все силы высасывают, Бадри!

– А помнишь, лапушка моя, нашу первую брачную ночь? Нам тогда постелили на сеновале.

– Да, да, тогда ещё мышь шуршала всю ночь и спать не давала.

– Мы же сами не хотели спать, Рокия. Молодые были…

– Разве можно это забыть, Бадри!

– Ты не обижаешься на меня, Рокия?

– За что, Бадри?

– За то, что я развёлся с тобой и потом дважды женился.

– Ну и что, что женился? Ведь ты, Бадри, не сказал мне: «Пошла прочь, старая ослица» и не выгнал на улицу. Спасибо и на этом.

– Если у меня с сердцем вдруг совсем станет худо, ты, Рокия, не бросай уж Сандугач, ладно? Стань ей опорой, хорошо? У этой девочки душа чистая, Рокия. Только счастья у неё нет, в глазах всё время стоит печаль…

Сандугач прижалась лбом к стене. «О бо-о-же-е!..»

10

Ударить она не смогла… Эдуард, даже сидя, был выше её. Да уж, ростом вышел, а умом бог обидел. А чего от него ждать, если он свой ум по всему миру развеял! То Америка, то Китай…

Шакира сжала пальцы в кулак. У-ух, вмазать бы разок!

– Ты, жердина, Гульнару тут не порочь! Она и не хромая, и не горбатая. Наверно, просто надела туфли на высоком каблуке. Это и портит осанку у женщин. Не станет же дочка начальника ходить в тапках!

– Мама, Гульнара – очень грубая девушка. И сквернословка, – сказал сын, проведя руками по лицу, словно читал молитву. А это ещё что за жест?.. Сам только что вернулся из цивилизованной страны, а ломается, как деревенский мулла. Раньше родители донимали её этим. Они, видите ли, благочестивые люди!

– Сынок, я тебя прошу, не делай так!

– Меня бабушка с дедушкой научили, мама.

– Сынок, они были невежественными людьми.

– Ошибаешься, мама. И бабушка, и дедушка читали старые книги…

– Тебе бы только спорить! Ты не уходи от главной темы. Ну, скажи, как тебе может помешать язык Гульнары, а?..

– Женщина, которая ругается, отталкивает от себя.

– А ты не теряйся, тоже ругайся!

У Эдуарда только тело длинное, а разговор у него всегда короткий.

– Я пошёл спать, ладно? Доброй ночи тебе!

Европа парня совсем испортила. В нашей стране, если ты будешь воспитанным да стеснительным, тебя раздавят, как клопа. Сын этого не понимает и своей интеллигентностью только вредит себе.

Шакира должна была любой ценой сломить упрямство сына. Но в голове, одуревшей от цифр, пока не было ни одной толковой мысли. Откровенничать с подругами – это значит расписаться в своей глупости. Вот, например, Сандугач – что она однажды заявила?! «Зачем ты суетишься, пытаясь подружиться с представителями высшего света?! Ты – дочь заводских рабочих, не чета им. Даже если ты будешь их кормить из золотой посуды, сажать на золотой унитаз, они всё равно не примут тебя, и тебе никогда не видеть от них почёта и уважения», – сказала она. Как можно после этого обращаться с просьбой к этой язве, мол, помоги заполучить Гульнару! Ну а Ниса – оторвавшаяся от земли и заблудившаяся в небесах Ниса – в таких вопросах вообще в советчицы не годилась. Бросила такого богатого мужа-коммерсанта! Скажите пожалуйста, он, видите ли, терзал её душу своими изменами. Ну и пусть терзает! Если подумать, то его любовницы за ним домой не притаскивались, а деньги – текли в дом, на землю из карманов не выпрыгивали. Тебе надо было всего-навсего закрывать на всё глаза, покупать наряды, есть чего душа попросит, короче говоря, развлекаться от души! Но нет, она, видите ли, будет зарабатывать на жизнь своим «честным трудом». Но быть вечно привязанной к столу, писать день и ночь, растрачивая свет своих глаз, – это каторга…

Поделиться с Аделем Шакира тоже не могла. Неудачник никогда не сможет подсказать тебе правильную дорогу. А потом, Шакира вообще старательно прятала от него свои сокровенные мысли и мечты. Человеку, который не сегодня-завтра получит от неё пинок под зад, не стоит говорить ни «а», ни «б».

С такими мыслями Шакира легла спать, с такими же мыслями она и проснулась утром. Эдуарда надо женить, без сомнения, женить! У него в Казани есть дружок по имени Ринат – шустрый и скользкий, как голыш. Допустим, он со своей девушкой, а Эдуард с Гульнарой соберутся в доме Шакиры на обед… Хорошая мысль, между прочим! Завтра суббота, пусть молодёжь пообщается в спокойной обстановке! Шакира в это время погостит у Сандугач. Насчёт стола беспокоиться нечего. Вон, соседку Шакиры сократили с завода, времени у неё теперь много, пусть столом занимается… На этот раз, пожалуй, пирогами из супермаркета не отделаться. Дочке начальника наверняка захочется домашней еды.

Весь день Шакира качалась на волнах своей фантазии. «Это сватья Азамата Азатовича!..» Боже, какое могущественное звание! Те, кто раньше не удостаивал тебя даже кивка, теперь будут узнавать тебя за три версты и первыми здороваться с тобой… Двери, которые всегда были закрыты перед тобой, начнут распахиваться настежь…

Вечером они с соседкой составили меню. Только Эдуард ни сном ни духом не ведал о предстоящей вечеринке. Сколько ни звонила ему Шакира – телефон сына был выключен. Но гостей ведь нельзя приглашать за час, воспитанные хозяева должны предупредить их заранее! Сегодняшние деловые люди живут по плану. Может, и у Гульнары на завтра назначена какая-то встреча?..

Шакира начала злиться. Хотелось ударить, пнуть… Кого? Эту жизнь, разумеется! Каждый раз, когда Шакире кажется, что вот-вот – и сбудется, жизнь в очередной раз поворачивается к ней спиной. Бестолковый мальчишка! Ты ему протягиваешь его счастье на блюдечке, а он бездумно расплёскивает его…

Неожиданно зазвонил телефон.

– Мне нужен Эдуард, – сказал грубый женский голос.

Ага, уличные потаскушки вешаются на сына – на её драгоценного сына! Вот негодник, нашёл кому раздавать свой домашний номер!..

– Я его мать. Сначала поздоровайся, нахалка, – прошипела в трубку Шакира.

– Я тебе говорю, овца! Мне Эдуард нужен!

– А, так тебя овцой зовут? Блей громче, может, Эдуард услышит тебя.

– Послушай, овца! Мобильник Эдуарда недоступен. Если придёт, передай: пусть перезвонит мне – Гульнаре Азаматовне!

Пи-пи… пи-пи… Почувствовав, как враз ослабели колени, Шакира повалилась в кресло. Ещё никто никогда не разговаривал с нею так по-скотски, и никто, даже Сандугач (уж насколько язвительная на язык), никогда не кусал её так сильно, до крови. Гульнара… Дочь начальника… Собственной персоной… В меню предстоящего обеда было пять овощных салатов. Шакира предупредила соседку: «Она девушка нежная, воспитанная, порядочная, пусть и блюда будут такие же утончённые, как сама невеста…» Боже мой, боже мой…

Сын пришёл поздно.

– Эд… Эдуард, почему ты выключил телефон? Тебя… тебя Гульнара ищет, – еле ворочая языком, проговорила Шакира.

– Я говорил с ней, мама. К ней из Франции приезжают смотреть коллекцию. Она просит меня быть её переводчиком. Но у меня нет времени.

Только сейчас Шакира вдруг сообразила: её сын говорит на чистом татарском языке!

– Послушай, где ты научился разговаривать по-татарски, а?

– Бабушка научила. Ты что, мама, забыла, как мы с ней читали татарскую азбуку?

– Но ведь с тех пор прошло сто лет!

– Есть ещё одна причина, мама. Сказать?

– Ради бога, не грузи меня! Надоели мне ваши секреты!

Постой, а с чего это она вздумала отступать? Испокон веку разногласия между свекровью и невесткой – дело житейское. Кто-то из них побеждает, кто-то бывает побеждён. А богатым невесткам порою и уступить не зазорно.

– Сынок, найди ты время для Гульнары, пожалуйста, найди. Не выпускай из сетей эту золотую рыбку!

– Мама, опять ты за своё!

Эдуард попытался уйти в свою комнату, но мать встала на пороге.

– Стоп, парень. Завтра пригласи Гульнару к нам на обед! Дальше сами решайте. На случай, если она захочет остаться ночевать…

– Мама!

– Не спорь со мной! Выполняй приказ!

Шакира не дала сыну и рта раскрыть. Впрочем, и сам Эдуард, верный своей давней привычке, спорить не стал. Видимо, он уже сообразил, как устроена эта жизнь. Сегодня деньги властвуют над всем, деньги!

Женщина с удовлетворением посмотрела на сына.

А в глазах Эдуарда читалось бесконечное сожаление. Он нежно погладил мать по волосам и сказал:

– Прости меня, мама…

Шакира не стала уточнять – за что. Сын просит у неё прощения. Очевидно, за то, что спорил с ней, упрямился и портил матери нервы… И камень, который всё это время тяжело ворочался в её сердце, тут же бесследно исчез…

– Это же все ради тебя, сынуля. Ради твоего счастья я готова в лепёшку разбиться. – Шакира была довольна. – Позвони Гульнаре, ладно?..

Хотя сон окончательно покинул её, женщина всё же легла в постель. План на следующий день был готов: сначала они с Аделем поедут в Дербышки и наберут в бутыли родниковую воду. Затем на базаре купят самые сочные фрукты.

Адель, человек пунктуальный, подогнал машину к подъезду в самую рань. Шакира осторожно, стараясь не шуметь, прошла мимо комнаты сына. Пусть спит деточка, набирается сил. Из-за двери соседской квартиры уже доносились аппетитные запахи. Следовательно, работа согласно плану началась.

Аделя, стоявшего прислонившись к машине, она поприветствовала одним лишь щелчком пальцев.

«Ну, парень, скоро мы не будем нуждаться в услугах твоей развалюхи. Эдуард собирается подцепить на крючок «золотую рыбку». Ха-ха! Шакира породнится с начальством. Птичка Сандугач твердит: «Ты не ровня им!» Но деньги способны даже горы сровнять с землёй».

– У тебя хорошее настроение, что, приснился волшебный сон? – сказал мужчина.

А ведь и правда, её сегодняшний сон был удивительным. Будто бы Шакира провалилась в груду золота и барахтается, не в силах выбраться. Но разве возможно, чтобы золото задавило кого-то насмерть?! Это просто намёк на будущее. Значит, её дальнейшая жизнь пройдёт в богатстве и довольстве.

– Так нам и не довелось смотреть чудесные сны вместе, на одной подушке, Шакира. Прости…

Адель, как всегда, был неуместен со своими разговорами.

– Ради бога, не порти мне настроения. Надо было мне нанять такси… – надулась женщина.

– Ты меня не поняла, Шакира. Я ведь сказал: «прости». Я, красавица, порываю с тобой отношения. У нас, конечно, особых и отношений-то не было, чтобы их рвать. Ты, Шакира, никогда со мной не считалась. А вот влюбить в себя без памяти сумела.

– Ты правильно делаешь, что ставишь точку, – ответила женщина, нисколько не смущаясь услышанным. – Мы с тобой не пара. Особенно с этого дня. Я ведь собираюсь породниться с людьми благородного происхождения. Сват мой – один из самых богатых людей. А кто твоя новая подружка?

– Она? Она – обыкновенная учительница.

– Хи-хи! Хорошая пара – кулик да гагара!

Когда Шакира смеялась против желания, у неё некрасиво морщился подбородок. Вот предательский подбородок! Как бы женщина ни старалась не подать виду, на душе у неё заскребли кошки. Как легко её заменили другой! Без всяких страданий, терзаний, угроз повеситься и покончить с собой…

– Я бы, конечно, пожелала тебе счастья, но какое уж счастье может быть у нищих. Оба вы…

– Может, – сказал мужчина. – Надо только чуть умерить свои желания.

– Фи, философ несчастный, – презрительно ответила женщина. – Давай, помоги сегодня, а потом проваливай к своему умеренному желанию!

Вернувшись с рынка, Шакира сухо сказала:

– Смотри, неси коробки аккуратно!

Эдуард по-прежнему крепко спал. Уже пора бы ему и встать! Что он наденет, каким одеколоном надушится? – ведь ещё ничего не решено.

– Сынок, вставай, давай вставай! – женщина постучала в дверь сына. В комнате царила странная тишина. Эдуард никогда не спал так долго. Что-то тут не так… И вчера, когда она сказала о гостях, сын как-то подозрительно быстро смирился. И про Китай не стал говорить, и про всяких там Нэлли…

– Сынуля!

Странно, комната была не заперта и… внутри была пуста. На аккуратно заправленной кровати, словно чайка на волнах, лежал белый листок бумаги. Это был пугающий расклад. Когда сын не мог победить её в словесном споре, он «разговаривал» с нею посредством писем.

Шакира подлетела к записке и принялась читать.

«Мама! Счастье не только в богатстве, мама! Ну как можно продать свою свободу и добровольно сделаться рабом?.. Это следствие твоего безверия, мама. Если бы ты благодарила Аллаха, читала молитвы, может, избавилась бы от этой своей болезни – жадности, мама. Если обижаю тебя – прости. К девушке (или женщине), которую ты мне насильно навязываешь, у меня душа не лежит, хотя тебе она и нравится. Впрочем, ты ведь хотела женить меня на её деньгах. Мой любимый ангел – это Наиля, девушка из Балтасей. Мы шутя называем её Нэлли. То, что я хорошо говорю по-татарски, – результат её стараний. Она меня научила. Наиля три года преподавала татарский язык у себя в районе. Теперь мы вместе – Наиля из Америки, а я из Казани – направляемся в Китай. Когда ты будешь читать это письмо, я уже буду в поезде. Не сердись, мама. Каждый должен жить в соответствии со своими мечтами, своими планами. С надеждой на будущие встречи: твой сын Эдуард».

Женщина задохнулась от злости, лицо её побелело. Ей захотелось догнать сына и колотить его, бить головой об пол вагона, в котором он уезжал от неё. Скотина! Бежит от собственного счастья! Вот уж действительно, если ты – потомок необразованных мужиков, то хоть в муке обваляйся, белее никогда не станешь. Никогда… И вдруг внутри неё как будто что-то прорвало. Шакира уже давно забыла, что такое слёзы. А сейчас она, задыхаясь от рыданий, звонила Сандугач. Но телефон молчал. Тогда женщина, плача, набрала номер Нисы. И хотя Шакира терпеть их не могла и всегда считала ниже себя, но в этот момент ей почему-то срочно понадобились именно её подруги.

– Почему ты плачешь, Шакира?! – удивлённо спросил Адель, зайдя в квартиру с очередной коробкой в руках, и обнял её за плечи.

– Ты пока постой в подъезде, ладно?

Густая тушь, стекая с ресниц, прочертила чёрные борозды на её припудренных щеках, и Шакира на глазах менялась… А это для неё было уже настоящей трагедией…

11

Человеку вовек нет покоя: всю жизнь он пытается утихомирить свою мятущуюся душу. Суетится, желая поскорее залечить свои раны, быстрее исправить ошибки.

А душа словно дразнит и продолжает создавать одну проблему за другой. Потому что она – не из этого бренного мира. На эту суматошную и грешную землю её прислали на время, а потому душа, устав от тесноты, мелочности, всё время стремится куда-то в неизвестность.

И у Нисы есть раны, и у Нисы были ошибки. Только она ничего не исправляла, ничего не лечила. Событиям, случившимся в лесу, она по-философски дала очень простую оценку: два дня – это всего лишь два жёлтых листка, сорвавшихся с древа жизни. И только… Если Сафаров заперся в этом своём лесу, где нет ни дверей, ни ворот, ну и пусть его! Почему это Ниса должна копаться в чужих тайнах?! «Воинский долг» она, конечно, не выполнила. Но ты же – писатель, так что давай, напряги свою фантазию! Например: Сафаров не смог тянуть воз или на чём-то «погорел»… Нет, подобные предположения – явная небылица, и Шахриев на такую дешёвку не клюнет. «Жди…» А чего? Ждать, пока буря налетит, да? Ждать, когда ещё есть возможность унести голову подобру-поздорову? Точнее, не голову, а сердце… Стрела любви прежде всего впивается именно туда. Ах, глупая женщина! Раньше ты лепила мужские образы так же, как пчела из тысяч цветов собирает мёд, а теперь оказалось, что один из них – настоящий! – живёт в лесу… Но читатель не поверит в это. Скажет: «Такой мужчина на земле не существует, это сладкий плод твоей фантазии». Но тётушка Анна? Айдар? Длинноногая? И, наконец, Сандра-Александра? Они тоже – фантазия писателя? Сандра тогда проводила её, прячась в тени сосен. В её глазах была смесь интереса и ненависти. Кто может понять состояние влюблённого…

Снова вернувшись в городскую суету, Ниса первым делом заехала к Шакире. Подруга почему-то всё время звонила ей по телефону и плакала. А ведь душа её всегда была словно высохшее озеро. Откуда же теперь взялось столько слёз?

Ниса подругу не узнала. Шакира и сама застеснялась своего вида:

– Что-то я сегодня совсем расклеилась… – И по её лицу, бесцветному, как застиранное полотенце, снова покатились слёзы.

– Ничего, человек должен чаще бывать в своём естественном виде.

Ниса пыталась утешить.

– Ты про меня и Сандугач что-нибудь написала, что ли?

– Ты же себя и так знаешь, Шакира.

– Чёрта с два я знаю! Вот уже тридцать лет я каждый день рисую себе лицо. Я, наверно, уже извела тонны краски. Зачем?! Для чего?! Знаешь, чего я больше всего боюсь, проснувшись утром? Что какой-нибудь мужчина увидит меня ненакрашенной! Мне мама говорила: «В Судный день восстанешь со своим намазюканным лицом и будешь держать ответ как грешница, которая пытается исправить то, что дал Господь».

– У тебя сегодня почему-то нет настроения, Шакира.

– Есть, есть у меня настроение! Вон стол накрыт. Смотри, какие тут угощения. Только счастье улетело. В Китай. Оказывается, если не хочешь упустить своего счастья – надо подрезать ему крылья. Давай поедим… Сандугач в больнице, дежурит рядом с мужем. Говорят, сердце у него…

Спотыкаясь о длинные полы своего халата, хозяйка пошла к двери и втащила топтавшегося на площадке Аделя:

– Давай, давай! Разве я позволю тебе замёрзнуть в холодных объятиях твоей училки! Скажи, подруга, мы – красивая пара?

– Красивая, красивая, – ответила Ниса, избегая смотреть на них в упор. – Я спешу, вы уж тут сами, вдвоём посекретничаете за чаем, ладно?..

Спешит… Куда? Конечно, дел у неё полно. Человек, не разбирая, что важно, а что нет, всю жизнь копается, как курица, на помойке жизни. О, это пренебрежение к своему времени!