Текст книги "Далюэрона.Часть 1. Начало"
Автор книги: Сана Джин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Я резко открыл глаза. Этой ночью, спал я дерьмово. Мне снилась вода, много воды. А ещё я видел Джин. Моя голова раскалывалась, как будто я пил всю ночь, хотя прошлым вечером я не употребил ни капли. Даже не скурил косяк или сигаретку. И музыку я не слушал, чтобы можно было согрешить на децибелы. Все были в курсе, что слушать музыку тихо, это не моё. Они ошибались все. Окружающие сплели кокон вокруг меня, кокон из собственных стереотипов. И им было удобно смотреть на меня через этот кокон, действительно, зачем напрягаться и думать что-то другое, когда всё и так ясно?
Так они обычно и говорили: "ясно всё с тобой". На самом деле, не зная ничего. Интересная вещь – внешний вид. Стоит только обзавестись тату, как ты сразу становишься и наркоманом, и сатанистом, а иногда, даже и проституткой. Хотя, насчёт последнего, это скорее дань прошлому, чем предрассудок. Всем известно, что в прошлом, тату с изображением красной розы, указывало на то, что ты представительница древнейшей профессии. Страшно даже подумать, что стало бы со мной, окажись я в том веке. Брррр! Но сейчас проблема была не во мне.
Что-то было не так. Дурное предчувствие грызло меня изнутри. Я не мог больше уснуть, а просто валяться у меня было настроение не то. Я встал с постели.
Я опять заснул в одежде…Может, дело в этом? Нет, определённо нет. Я и раньше засыпал в одежде, и спал, как младенец.
Бесшумно, ступая босыми ступнями по обшарпанному полу, я вышел из своей комнаты. Заглянул в комнату к матери и отцу – они ещё спали. Я тихонечко прикрыл дверь и пошёл проверить мелких. Дверь в их комнате всегда скрипела, я давно говорил отцу, что следовало бы смазать петли, но ни у него, ни у меня никак не доходили руки. Осторожно, совсем на чуть-чуть, я приоткрыл дверь: все трое мирно сопели, спутавшись между собой, и теперь невозможно было разобрать, где, чья нога или рука. Дин, Даяна и Джек, были тройняшками. Три года назад, когда они были в животе у мамы, доктор сказал, что будет двойня, и поэтому я придумал для мелких прозвище: Шнурки. Но, когда они появились на свет, их оказалось трое, но я не стал ничего менять, и тройняшки остались Шнурками. Не в силах совладать с беспокойством, я поспешил выйти из дома, пока странное чувство беспокойства не съело меня живьём. Курить не хотелось, а пить в такую рань не стал бы даже я. По закону, мне уже было больше восемнадцати. Из-за частых переездов в детстве, я не мог нормально учиться, из-за чего сильно отставал от программы. В итоге, я учился с людьми, которые были на два года меня младше. Но, сказать честно, я ни о чём не жалею. Если бы всё не сложилось так, как сложилось, я бы, возможно, не встретил бы свою банду.
Нэйт, Стейша и Джин – бесславные ублюдки, маяки моей жизни.
Может, потому что имя Джин, было чем-то созвучно с именами моих младшеньких, я чувствовал себя ответственным за эту безумную. Или, может быть, это от того, что среди всех четырёх из нас, я был старшим. Не знаю.
Размышляя об этом, я и не заметил, как ноги сами привели меня к дому Нэйта. Многострадальный Форд его отца съехал с подъездной дорожки и укатил прочь.
Путь свободен.
Статусные родители Нэйта были не очень рады, что я дружу с их сыном, как и все взрослые, они наивно полагали, что я дурно влияю на их сына. Они и подумать не могли, что Нэйт и Джин – самые "примерные" из нашей банды, были главными заводилами и инициаторами всех авантюр и проказ.
Я не знал, как объясню Нэйту, почему я притащился к нему в такую рань, но решил, что сымпровизирую по ходу.
– Было не заперто, – буркнул я, хлопая дверью и снимая свои кеды у входа. То, что происходило дальше, я смутно помню, но помню, что я пытался изо всех сил везти себя как обычно.
Нэйт предложил поиграть в приставку, и я не отказался. Играл я сегодня неважно, то и дело, меня отвлекал от процесса мой дурацкий сон. Он прокручивался снова и снова, как заевшая пластинка, где-то там, на задворках моего сознания.
Может, во всём виноват «Титаник»? Вчера вечером родители пересматривали его. А может, у меня просто паранойя? С тех пор, как сдружились, мы редко бывали порознь. Или дело в том, что последние две недели Джин только и твердила, что боится воды…
Ответа у меня не было.
– Или ты до сих пор не проснулся, или ты хреново играешь…,– услышал я голос Нэйта. Бросив свои бесполезные размышления, я тихо ответил:
– Не могу вспомнить, где оставил свою шапку…,– протянул я задумчиво, проводя рукой по коротким волосам.
– Чувак, да ты реально, стареешь! Дать бабушкины таблетки от склероза? – с притворной заботой спросил Нэйт.
– Да иди ты, – бросил я. Всё ещё думая, о том, куда делась моя шапка.
– Я серьёзно. Ты же отдал её вчера Джин, ты же знаешь, она всегда тонко одевается, а потом мёрзнет, вот, ты и отдал шапку ей. Забыл?
–Точно. Забыл,– я немного расслабился, – она сказала, это наудачу…
– Не парься, – перебил меня Нэйт, – давай посмотрим телек. Сегодня должны показывать марафон Американского пирога,– ухмыльнулся он, шевеля бровями.
Я закатил на него глаза.
Меняется всё, но порой…
Да уж, кто-то порой и не меняется вовсе…
СТЕЙШАХоть сегодня и был четверг, у всей нашей школы был выходной, сегодня был день основателя города и в школе был большой концерт, ярмарка и вся прочая ерунда. Но я всегда ненавидела этот день, он был для меня самым худшим днём в году. В этот день, каждый год, вместо того чтобы развлекаться на празднике, я с рассвета и до позднего вечера вкалывала дома. Интересно, но почему-то именно в этот день, маме всегда нужно было устраивать генеральную уборку в доме: мытьё пола, потолка, окон. Всё это было в списке моих дел на сегодня.
Разбудив меня, мама ушла за покупками на рынок, мотивируя такую спешку тем, что не хотела застрять в толпе.
Папа уже ушёл на работу, когда я проснулась и поэтому, чтобы заполнить чем-то тишину, я включила телевизор, я частенько включала его фоном, звенящая тишина казалась мне жуткой. Дисплей включился, и на экране замерцали лица, снова шла какая-то мыльная опера.
Не этим утром.
С этими мыслями я взяла пульт и переключила на музыкальный канал. Замерцала ещё более яркая картинка и какая-то неизвестная мне певица умоляла кого-то вернуться. Я уже собиралась переключить канал и поискать что-нибудь ещё, но на моё счастье певица закончила ныть и на экране появились ребята из Twenty one pilots с их треком "Stressed out", мой указательный палец застыл над кнопкой переключения каналов. Я отложила пульт в сторону. Мурлыча себе под нос и пританцовывая в такт, я начала готовить себе тосты с черничным джемом. Тостер был загружен, и я ждала сигнала, о том, что тосты основательно поджарились. Решив не терять зря ни минуты, я пошла ванную комнату, чтобы найти и подготовить мой инвентарь на сегодня: вёдро, тряпки и не заменимый атрибут любой уборки – швабру.
Певцы на экране телевизора уже пропели первый куплет, и я нахмурилась, когда из-за шума воды, заполняющей ведро, я не расслышала припев. В этой песне мне он особенно нравился.
Послушаю после второго куплета.
С этими мыслями я вышла в кухню, но что-то насторожило меня, что-то было не так.
А где же припев?
И музыки нет…
Прислушавшись, я поняла, что вместо музыки, в телевизоре слышен голос диктора.
Почему я не слышала, как пришла мама?
– Маам!– нет ответа. Я проковыляла в одной руке с ведром, в другой со шваброй, по направлению к телевизору.
–Маам, зачем ты переключила на новости! Я же слушала эту песню! – прокричала я, но в этот момент, мама зашла в дом с полными пакетами. Я посмотрела на маму так, будто увидела призрака.
– Что такое?– спросила мама,– в первый раз видишь меня с пакетами продуктов? Я купила твои любимые "Лэйс", между прочим…
Но я уже не слышала, что она говорила. Всё моё внимание было приковано к экрану телевизора, если быть точнее, к бегущей строке. В левом углу экрана крупными буквами значилось:
СРОЧНЫЕ НОВОСТИ!
СУДНО "АРАБЕЛЛА" ПОТЕРПЕЛО КРУШЕНИЕ
ТУР ПО РЕКЕ АУРЕЛИЯ ОБЕРНУЛСЯ ТРАГЕДИЕЙ!
В правом углу экрана была показана картинка, на которой судно шло ко дну. Остальные детали не закрепились в моём сознании. Бегущая строка поясняла подробности случившегося, но я не могла ничего понять. И слов диктора я тоже не слышала, но зато услышала сигнал тостера. Этот звук будто стал отправной точкой. Ведро выскользнуло у меня из рук, вода выплеснулась на пол, и тогда началась моя истерика.
Вода.
Повсюду вода.
Я рухнула на колени, схватилась за голову. Мне казалось, моя голова сейчас взорвётся. Мою оглушающую тишину разорвала трель телефона, лежащего у меня в кармане. Дрожащими руками я нажала на кнопку "принять", потому что сейчас только безумцы были способны спасти меня и не дать мне сойти с ума.
Глава 7
30 сентября, двухпалубный теплоход «Арабелла»– Мисс, позвольте ваши вещи,– учтиво попросил меня член экипажа. Но я его не слышала, в моих ушах звучал несравненный бас-баритон Тиля1616
Имеется в виду солист группы «Рамштаин», Тиль Линдеман
[Закрыть]. Песня «Angel», была одной из миллиона любимых песен, и как нельзя точно, подходила под настроение.
Видит Бог, я не хотела быть здесь. Так что я не обязана изображать "безудержное веселье". Я оглядывалась по сторонам, стоя на палубе, и любовалась видом, хотя сказать по правде, видела я немного. Были уже сумерки. Или поздняя ночь? Этого я сказать не могла, для меня, что одно, что другое – не имело значения. Зрение у меня хреновое. Но, не смотря на это, я увидела краем глаза, какое-то движение рядом с собой, скорее даже почувствовала. От неожиданности я вздрогнула. Пришлось вынуть из уха один наушник.
– Мисс, позвольте ваши вещи,– учтиво попросил меня член экипажа, но в его голосе я смогла услышать нотки раздражения.
Как долго он стоит здесь?
Зачем ему мой рюкзак?
Прости, мистер, но я вынуждена тебя огорчить…
– Спасибо за беспокойство, эээ…,– кто-то умный сделал бейджи сотрудников супер крупными и к тому же, они светились в темноте, я опустила взгляд на имя,– благодарю, Кевин, но я бы предпочла оставить свой рюкзак при себе, – не дожидаясь ответа, вернулась к созерцанию темноты. Я, наконец-то, смогла выбраться из душной каюты на свежий воздух, днём ясная видимость воды не позволяла мне расслабиться. К тому же, сейчас на палубе было меньше народу, я была довольна,…пока меня не потревожил Кевин…
– Но, мисс, вы беспокоите других пассажиров…ваш рюкзак, довольно внушительных размеров…
– Думала, что для вас комфорт пассажиров превыше всего? Вы говорите, что другим мешает мой рюкзак, а как же мои интересы?– ощетинилась я,– Мне очень важно, чтобы мой "мешающий другим" рюкзак, оставался при мне! – моя вспышка, удивила меня не меньше, чем Кевина, он замялся.
– Но…я не могу проигнорировать жалобы других…,– виновато потупился он, меня кольнуло чувство вины, за недавний срыв.
– Ладно, приятель, я всё понимаю,– я похлопала его по плечу, по крайней мере, надеюсь, что это было плечо, а не щека. В этой темноте я могла и крупно промахнуться. На этой ржавой посудине у экипажа была странная униформа. Верхним её предметом была безрукавка и галстук – бабочка.
Нэйта бы стошнило, если бы он увидел это безобразие. Какая безвкусица!
Молчание Кевина не избавило меня от моих сомнений, насчёт дилеммы плеча и щёк.
Какое-то знакомое молчание…
И голос…
Я не успела додумать эти мысли, раскат грома и детский плач выдернули меня из размышлений. Детские вопли стали громче, и даже голос Тиля был не в силах изолировать меня от этого невыносимого звука.
Мамочка пыталась успокоить маленького поганца, но пока безуспешно. Рядом с ней бегал кругами ещё один сорванец, и канючил у отца "Пепси", которую тот безмятежно потягивал, не обращая внимания на потуги супруги. С каждой попыткой мамочки, малец только набирал обороты, как назло. Я отвернулась от семейной пары и их шумных отпрысков. Глядя перед собой, я пыталась расслышать припев.
Внезапно, на судно обрушился сильный порыв ветра, хлынул ливень, я порадовалась, что воздушный поток миновал моё лицо, а иначе мне бы, как обычно, спёрло дыхание.
А это был бы не лучший поворот.
Будто бы услышав эхо моих мыслей, теплоход вошёл в левый поворот. Судно накренилось на правый борт. Меня слегка качнуло по инерции, моя "ручная кладь", несомненно, этому поспособствовала.
В это же время сорванцу неподалёку, видимо, наскучила роль попрошайки, и он отбежал от своего отца, прямиком в мою сторону. И самое драматичное, что момент он подгадал ну, прям самый подходящий, в момент крена. И рисковал устроить себе незапланированный заплыв, потому как мой рюкзак у меня за спиной метался из стороны в сторону, как маятник. Или бита. Это, с какого угла посмотреть. В этом мире всё относительно.
Сквозь порывы ветра и брызги волн я услышала полный ужаса вопль мамочки малыша. Боковым зрением я увидела, что Кевин схватил на руки малыша, прежде чем тот упал. Его мама и папа были уже рядом с ним и благодарили "спасителя". Когда я увидела лицо героя дня, моё сердце пропустило удар. Мозг мой опустел, не было абсолютно ни одной мысли. Голова шла кругом. Мир завертелся. Казалось, время замедлилось, а крен всё никак не заканчивался. Вдруг, стало холодно и МОКРО! Как будто из бочки, до меня донеслись вопли людей. Для того чтобы понять, что дело вовсе не в моём головокружении, мне понадобилось три секунды.
Я в панике оглядывалась по сторонам, к счастью или к несчастью, на палубе теперь было светло как днём, судно кренилось всё больше, и прожектор, который до этого был где-то высоко, светил прямо на эпицентр паники. Большинство людей, которые находились рядом со мной, были напуганы, не просто напуганы, на их лицах читался ужас. Я судорожно сглотнула. Ко мне вернулась способность мыслить, пусть и не ясно.
Я не умею плавать…
Я не умею плавать…
Я не умею плавать…
Эта мысль стучала в моей голове, отбойным молотком. Кто-то коснулся тёплой ладонью моей руки. Я увидела имя Кевин, на бейджике. Я подняла глаза, чтобы посмотреть на его лицо. И как бы банально не звучало, я даже не удивилась, когда мои глаза встретились с чуть-чуть раскосыми глазами Даррена Хэджа. Я знала, что это он. Может, прозвучит глупо, но я почувствовала, что это он. И даже до того, как он коснулся меня. Я узнала его, нет, не по голосу, не по лицу, фигуре или ещё по чему. Я узнала его, в тот самый момент, когда он замолчал. Тишина его молчания выдала его. Это было дэжавю, то же самое я чувствовала в тот момент, в прошлом году, когда он молча отвернулся от моей руки с фонарём.
– Я не умею плавать,– вслух озвучила я свою мысль, которая, раненной птицей, билась в моей голове.
Крепко сжав мою руку, он также быстро отпустил её. Я никак не отреагировала. Некоторые, когда им страшно кидаются в панику, я же впадаю в ступор. Сейчас меня заботило только то, что я не выживу в воде.
Мне даже восемнадцати нет…
Шапка Стива сползла мне на глаза, я машинально поправила её. Рядом снова возник Хэдж. Лихорадочная мысль вторглась в мой мозг:
Нужно уберечь эту шапку, я не могу допустить, чтобы она канула в небытие вместе со мной. Я быстрым движением стянула шапку и протянула Хэджу.
– Положи её в мой рюкзак, – не терпящим возражения тоном буркнула я. Хэдж уставился на меня, словно говоря: «мы рискуем жизнями сейчас, а всё что тебя волнует – это шапка? В такой ситуации?»- но, наверно, он что-то увидел в моих глазах, потому что всё-таки сделал, как я просила.
– Проследи, чтобы молния закрылась плотно,– добавила я. Позади послышался смешок. Я не успела никак на это ответить, потому что в следующую секунду на нас хлынула волна.
Первое что я почувствовала – холод.
Я умру не потому что утону, а из-за этого холода.
Вода…жутко…холодная…
После на меня обрушился рой мошек перед глазами. Столь знакомая темнота. Моя старая приятельница. Это ты, смерть?
Ну, здравствуй, подруга,– я смиренно улыбнулась,– ну, что же ты, обнимемся что ли…
Я уже почти обнялась с ней, но в последнюю секунду спросила:
– К нему ты тоже приходила?
– К нему я приходила, и не раз…,– темнота замерцала.
– А в этот раз? – тьма молчала.
– Не ходи к нему, ни в этот раз…
– Торгуешься? – насмешливо спросила тьма.
– Мы давно шагаем рядом, я не боюсь тебя,– смирение, было единственным, что переполняло меня, а ещё страх…но, не за себя…
– Не пойду, не бойся, – со спокойной душой, я провалилась в мерцающую тьму.
СТИВВ первые секунды мне хотелось схватить журнальный столик и швырнуть его в телевизор, заткнуть этого опрятного диктора. Всё в нём, от зализанной причёски до аккуратно завязанного галстука взбесило меня. У него был вид солидного человека, вызывающего доверие. Весь его вид, кричал: «посмотрите какой у меня дорогой костюм, вы можете мне доверять». Но внешний вид – это просто оболочка, мне ли об этом не знать. Этот диктор – мошенник и обманщик, манипулирующий наивными гражданами. Но не мной. Я не был наивным. Жизнь милосердно избавила меня от этого качества. Я не верил ему, этому чисто выбритому подбородку, этим ровно подстриженным ногтям. Всё было фальшью, игрой на камеру, а значит, и слова, произносимые этим диктором, были ложью.
Всё это ложь! Я же видел собственными глазами, с этим корытом всё было нормально. Если бы что-то случилось, мы бы узнали, почувствовали. Не могло быть иначе, мы же части одного целого. Мы бы точно что-то почувствовали…
– Что-то я не понял…,– внезапно разорвал тишину Нэйт, вернув меня тем самым из дебрей моих мыслей. Я понял, что я здесь не один, я не могу просто забиться в угол и спрятаться от ситуации. Не могу скрутить косяк и забыть кто я.
Я был нужен Нэйту, хоть он иногда и казался бесстрашным придурком, у которого нет тормозов, он был мягким по своей натуре, не в том смысле, что он был слабохарактерном тряпкой, нет, он был тем, кто принимает всё близко к сердцу, и держит всю боль в себе. Я знал это. Мы все знали. Это, возможно, и было тем, что связало нас так крепко. Мы четверо были отражениями друг друга, хотя на первый взгляд, казались совсем разными.
–Нэйт…,– позвал я, но друг не отозвался, он о чём-то напряжённо думал. Я смотрел на него, не отрывая взгляд, не знаю, чего я ждал, наверное, того, что он скажет, что это его очередной розыгрыш, но то, что я услышал, повергло меня в ступор:
– Что-то я не понял,– как заезженная пластинка повторил Нэйт,– сейчас же осень, а не весна…,– я сначала, даже не понял, почему Нэйт, вдруг, заговорил об этом, но следующая реплика прояснила для меня ход его мыслей:
– …сегодня же не первое апреля…я считал, как мог, но эти чуваки из телевизора совершенно точно ошиблись датой, брат…,– он замолк, снова обдумывая что-то. Я смотрел на друга, и не понимал, что я чувствую, впрочем, с этим у меня всегда были проблемы. Я чувствовал одновременно, так много, что не всегда мог понять, что именно я испытываю. Но одно, я знал, точно, мне хотелось верить Нэйту, своему другу, а не этому диктору из ящика.
– Знаю,– голос Нэйта, снова вернул меня в реальность, я поднял свой взгляд. Я посмотрел в глаза друга, которого знал очень давно. Но не смог ничего в них прочесть, в глазах цвета тёмного кофе, которое Нэйт так любил, не было ничего кроме растерянности. Почти всегда, я находил ответы на его безмолвные вопросы, но сейчас их у меня не было. И не было никого, кто бы их подсказал, ни Джин, ни Стейши…
– …знаю, проверь календари, может быть, я неправильно подсчитал…,– какая-то нотка в его голосе подсказала мне, что у Нэйта заканчиваются аргументы против реальности.
– Все календари врут,– машинально ответил я,– а затем добавил,– нужно набрать твою кузину, может она знает, как считать…,– из моего рта вырвался нервный смешок. В ответ на него Нэйт неопределённо фыркнул. Так мы и сидели на диване, не двигаясь, пока Нэйт не вскочил с места и не пробормотал:
–…телефон, я пойду, найду телефон…,– он торопливо обшарил свои карманы, затем бросился на кухню, по пути он задел ногой журнальный столик, ваза с садовыми розами, стоявшая на нём зашаталась и рухнула на белоснежный ковёр. Застоявшаяся вода впиталась в мягкий ворс. Я тупо наблюдал, за тем, как это происходило. Нэйт одержимый целью найти телефон, даже не заметил, что ковёр больше не такой белоснежный.
Не отдавая себе отчёта, в том, что делаю, я подобрал одну розу и спрятал во внутренний карман своей куртки. Не знаю, зачем я это сделал.
Руки по привычке оказались в карманах спортивных штанов. Правая рука нащупала телефон. Скажу честно, мне было страшно вынимать его из кармана, я боялся, что если я наберу Стейшу, то сойду с ума от той правды, в которую не хотел верить.
Правда не станет ложью, если в неё не верить,– услышал я голос Джин. Не веря своим ушам, я стал оглядываться по сторонам. Никого. Никого. Где-то на краю своего сознания я слышал, как где-то там, в глубине дома, возится Нэйт. Тут не было никого. Мне был нужен кто-то.
Нуждаться в ком-то, это нормально, – снова сказала Джин. В моей голове. Только в моей голове. Теперь я это понял.
Пристыдив самого себя за трусость, я достал телефон. Крепко сжав кулак, я вынул его из кармана. У меня дрожали руки.
Бояться чего-то, это нормально, все чего– то боятся,– не унималась Джин.
– Заткнись, Конфуций недоделанный, – буркнул я.
Дисплей телефона засветился, я нажал цифру быстрого набора. Пошли гудки. Не успел услышать я три гудка, уже не мог сдержать злости.
– Зачем людям телефоны, если они даже не собираются брать трубку, когда им звонят!– вслух заорал я. На том конце провода, гудки прекратились. Их сменил вой. Кто-то безутешно выл в трубку.
Банши. Предвестница смерти.
Эта мысль в моей голове была первой. В комнате появился Нэйт. В глазах его горел гнев.
– Какой-то урод спёр мой телефон, – сказал он угрюмо. Его взгляд скользнул на ковёр. Глаза Нэйта полыхнули яростью. Он порывисто схватил с ковра цветы и сжал их в кулаке. Лепестки роз опали, и дождём осыпались на ковёр, с ладони Нэйта падали капли крови.
Я как зачарованный смотрел на них.
КАП-КАП. Стучало у меня в голове. Но, я не слышал звука на самом деле. Он утопал в ворсе ковра. В трубке телефона, по-прежнему, слышался вой. Я недоуменно посмотрел на дисплей. Это была Стейша.
Пожалуйста, мне нужен кто-то, кто прекратит это безумие! Остановите это!
Звук бьющегося стекла, привёл меня в чувство, будто скорлупа, в которой я находился, треснула. Нэйт разбил вазу об телевизор. Ящик, наконец-то, заткнулся, по нему от центра и по всему дисплею расползлась паутинка трещин. На полу лежали острые осколки. Нэйт сидел рядом, такой же разбитый, он часто дышал, пытаясь обуздать свои эмоции.
Я знал, что должен, что-то сделать…
Я отключил телефон. Но в ушах всё равно стоял вой Стейши.
Нужно что-то сделать…
Поздравляю, – нараспев произнёс голос Джин,– ты на третьей стадии1717
Имеется в виду 5 стадий отрицания неизбежного: 1 стадия: отрицание; 2 стадия: гнев; 3 стадия: торг;
4 стадия: депрессия; 5 стадия: принятие.
1. Отрицание. Человек поначалу не верит в то, что это возможно. Он может воспринимать это как шутку, розыгрыш, ошибку. Но факт остаётся фактом.
2. Гнев. Второй этап осознания проблемы. После того, как человек удостоверился в правдивости проблемы, он начинает злиться, не понимая, почему это случилось именно с ним (с его близким).
3. Торг. После того, как стало понятно, что гнев в данной ситуации бессилен, у всех начинает проявляться желание вернуться в то состояние, когда всё было в порядке. Они часто обращаются сами к себе или к высшим силам, говоря что-то вроде: «Пожалуйста, пусть всё будет как раньше, пусть это пройдёт! Я обязательно стану лучше и т.д.». Стадия сопровождается стремлением к бурной деятельности.
4. Депрессия. Приходит осознание – ничего уже не поменять. Человек впадает в состояние «овоща». Ему безразлично всё, теряется интерес к жизни. Кажется, что вместе с неприятным событием наступил конец всему. Больше ничего не может его радовать и иметь хоть какое-то значение.
5. Принятие. Депрессия начинает отступать. Вместо неё понемногу приходит спокойствие и умиротворение. Происходит переоценка своей жизни, появляется новая цель, ради которой стоит жить.
Стоит сказать, что здесь представлено описание всех существующих стадий, но не факт, что человек переживёт каждую из них или они будут наступать в том же порядке. Возможен, например, переход от отрицания сразу к депрессии, или от отрицания к торгу. Или человек сначала будет злиться, то есть пройдёт этап гнева, а после станет отрицать проблему (вернётся к первому пункту).
К тому же нередко происходит регресс. То есть, вроде бы миновав стадию, человек через какое-то время снова возвращается к ней. К сожалению, наступление этого этапа очень трудно прогнозировать. Всё зависит от индивидуальных особенностей личности и от степени тяжести пришедшего горя.
[Закрыть]. Но, остальные двое сейчас не совсем в порядке: один возомнил себя Халком, вторая думает, что всё из-за неё. Пора надавать этим чудикам лещей и, наконец-то, смириться с тем, что мир не вертится вокруг нас, ребята. Воздух не испарился, солнце не взорвалось.
Меня достала твоя болтовня, не пора ли тебе заткнуться?
Я подошёл к Нэйту, у меня немного кружилась голова, и не хватало сил в ногах. Я коснулся плеча Нэйта и сжал его. Он никак не отреагировал.
– Вставай, нужно идти к Стейше, мы нужны ей,– снова ноль реакции.
– Мы должны что-то сделать, – настаивал я, – мы нужны ей! – мне не хватало воздуха. Отпустив плечо Нэйта, я направился к выходу.
Сказать откровенно, меня тогда не особо волновало, пойдёт он за мной или нет. Мне нужно было что-то делать, куда-то двигаться, этот голос в голове, не давал мне покоя. Я вырвался из дома Нэйта, и меня замутило. Я шагнул с крыльца и тут же согнулся пополам, меня вывернуло. Мне вдруг, смутно вспомнился тот случай у "Спейс", когда меня выворачивало.
Хочу вернуться назад…
Нэйт показался на дороге, мы не сказали друг другу ни слова. Я вытер рот тыльной стороной ладони и пошёл прочь от этого негостеприимного дома. Готов поспорить, вернусь я сюда не скоро, точно не по своей воле.
Я шёл молча, Нэйт шёл следом. Мы проходили мимо строительного магазина, когда Нэйт внезапно заговорил:
– Мне нужно зайти в магаз. Ты иди, я догоню,– я удивлённо обернулся на друга. Наши взгляды снова встретились. Прежнего пылающего гнева уже не было в его глазах. Теперь в них горела решимость.
Третья стадия.
Эта фраза пришла мне в голову неосознанно, я тряхнул головой. Посмотрел на Нэйта, похлопал друга по плечу и пошёл дальше.
Ноги сами несли меня к дому Стейши, эти маршруты, я мог пройти и с закрытыми глазами. Я шёл медленно, мне хотелось оттянуть тот момент, когда я снова буду убеждён в том, что случилось непоправимое, и моё дурное предчувствие было не просто фигнёй.
Я шёл и не думал ни о чём. Как это всегда бывает, когда случается что-то, мне вдруг, вспомнилось, то, что случилось очень давно:
– Ты совсем не боишься смерти? – недоверчиво спросил я. Был летний вечер, мы сидели, все четверо, в парке.
– Меня пугает не смерть,– спокойно отвечала Джин,– меня пугает сам факт того, что я чего-то не успею: сказать кому-то что-то, сделать. К тому же, когда кто-то умирает, хуже вовсе не тому, кто ушёл, а тем, кто остался. Я переживаю за них: мою семью, друзей и всех, кто меня любит. Можете назвать это ответственностью, или как угодно, – она пожала плечами и едва заметно, улыбнулась.
– Да, ну! Что за чушь ты несёшь?!– не выдержал Нэйт, он терпеть не мог пафоса и громких речей.
– Сам подумай,– не обиделась Джин, – каждый человек, которого ты встречаешь в жизни, оставляет след. Если какой-то человек тебе близок, он становится частью тебя, – Нэйт закатил глаза, но, тем не менее, не стал возражать. Я достал из пачки сигаретку и чиркнул спичкой. Закурил. Сидящая рядом со мной, Стейша, поморщилась и махнула рукой, когда сигаретный дым поплыл в её сторону. Я ухмыльнулся и выпустил колечки дыма прямо ей в лицо, не выдержал и хрипло рассмеялся, когда увидел её сморщенное лицо. Она нахмурилась на меня и встала со своего места на скамейке. Довольный таким результатом, я быстро занял свободное место. Наверно, я выглядел как сытый кот, когда уселся на нагретое место, потому что Стейша тепло улыбнулась, посмотрев на моё лицо.
– Значит, ты настаиваешь, что если ты умрёшь, часть всех нас тоже умрёт? Что за ерунда?– Нэйт посмотрел на Джин, взглядом, который говорил: "опять ты и твои сантименты"…
Я смотрел на них и был по-настоящему рад, что все мы снова собрались. Это было так, словно ты приехал к бабушке на лето, и обнаружил, что в комнате ничего не изменилось, всё ждало тебя. Вокруг всё знакомо и привычно. И так будет всегда. Эти ребята были теми, кто никогда не менялся. Пусть шли годы, мы росли, и мир вокруг менял нас, такова жизнь, всё меняется. Но стоило нам, вот как сейчас, собраться вместе, всё оставалось по-прежнему.
Я остановился. Дом Стейши был в трёх шагах. Я услышал у себя за спиной знакомые шаги.
Нэйт нагнал меня.
Я решительно шагнул к дому. Вместе мы справимся со всем, что бы ни ждало нас за этой дубовой дверью.
Когда я хотел постучать в дверь, Нэйт оттеснил меня и вышел вперёд. Я заметил, что он нёс в руках огромные пакеты. Гаденькое предчувствие накрыло меня, я сглотнул. Содержимое этих пакетов пугало меня даже больше, чем то, что было за дверью.
Нэйт толкнул плечом дверь, и она с лёгкостью отворилась. То, что я увидел, заставило меня содрогнуться: с прихожей был отличный обзор на кухню, а с кухни на гостиную. По всему полу была разлита вода, часть из которой, уже успела высохнуть, но островки сырых пятен, не оставляли сомнений, всё и без того было понятно. Швабра, тряпки и ведро, подтверждали мои догадки.
Она собиралась начать ежегодную генеральную уборку, включила музыкальный канал фоном, и опрокинула ведро, когда увидела тот репортаж.
– Тётя Бэт! – позвал Нэйт. Почти сразу после этого в глубине дома послышались торопливые шаги, а вскоре показался и их источник. Миссис Сейф была из тех людей, которые лояльны и добры ко всем, но, до тех пор, пока их не потревожить. В этом она была схожа с осой. Она была особой впечатлительной, часто принимала всё близко к сердцу. Младшая дочь была совсем не похожа на мать. Стейша в основном была человеком здравомыслящим, совсем не ведомым человеком, она никогда не поддавалась сладким речам, некоторые называли её хладнокровной и даже надменной. Признаться, когда-то я и сам так думал. Когда мы учились в начальной школе, Джин и Стейша уже были как два полушария мозга – неразлучны. И попеременно выполняли функции друг друга, одно полушарие владело здравым смыслом, другое было совершенно безумным. В то время эти двое тусили только со старшеклассниками, у обеих был "проездной" в эту тусовку, при чём, пожизненный: старшие брат и сестра, которые при всём при том, тоже тусовались вместе. Тогда Стейша и Джин, считали, что тусить с ровесниками не круто и всячески давали это понять, в частности, закатывали на сверстников глаза и смиряли тех снисходительными и полными превосходства, презрительными взглядами.
Ну, это я так думал. Оказалось, что я частично был не прав, Стейша, как-то раз, когда я ей рассказал о своих детских наблюдениях, вполне логично аргументировала такое своё и Джин поведение.
Она сказала, что тогда мальчишки, в силу своего маленького возраста, вели себя как засранцы (и это ещё мягко сказано) по отношению к девочкам: обзывались и делали прочие гадости, с ними нельзя было нормально поговорить. Сейчас всё изменилось. Я даже до конца не понимал насколько, пока не увидел Стейшу.
Я не узнал её. Она сидела на кровати, подобрав к себе коленки и обхватив их руками. Её длинные волосы были растрёпаны и распущены. Она, не отрываясь, смотрела в одну точку и не отреагировала на наш приход. Я вопросительно посмотрел на миссис Сейф, ища у неё правды, какой бы она ни была, или, по крайней мере, объяснений о том, что конкретно произошло. Миссис Сейф обеспокоенно посмотрела на дочь, затем обернулась к нам:
– Я убрала карандаш из её причёски, боялась, как бы…,– голос её затих. Я не осуждал её, наверняка, она тоже была вне себя от горя, насколько я знаю, за десять лет дружбы девочек, родители Стейши считали и Джин своей дочерью, кроме того, отцы девочек крепко дружили с самого детства. Но состояние Стейши, никто из нас не мог понять, только не до конца. У этой всегда стойкой девочки, сегодня рухнул весь мир. Ведь именно она настояла, на том, чтобы Джин отправилась в тур. Нет, никто из нас не винил её, но это не значит, что сама она не делала этого. На бледном, отрешённом лице, я прочитал бремя вины и след невосполнимой потери.
