Текст книги "Депрессия начинает все (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

   Этот мир, кажется, рухнул под грудой обрушившихся проблем.

Отсутствием денег, долгов с учебой, проблем на работе. "Беда не приходит одна". Вот уж воистину великая истина. И сегодня завтра, если не будут погашены долги, придётся ночевать на улице. Но денег нет и им неоткуда взяться, не говоря уже о том, что отчисление из университета, оказывается не мнимой, а вполне реальной угрозой, почти такой, же реальной как приказ о твоём увольнении.

   Депрессия. Великая американская депрессия, кажется полной ху*нёй по сравнению с моей личной маленькой бедой. Да что там катаклизмы всего мира, к чорту на них. Я зацикливаюсь на себе и понимаю, что в моей личной внутренней вселенной, уже давным-давно во всю гуляет десятибалльный шторм, пласты нейронов содрогаются жесточайшими стрессовыми землетрясениями, а вверх вырываются фонтаны лавы, состоящие из бредовых мыслей.

Дайте мне мыло душистое, эх, да верёвку пушистую.

Судорожно обдумываю что делать. Курю. Думаю. Но ничего не думается.

   "Дурак думками богат".

И тогда я собираюсь. Собираюсь.

   В мозгу слабо мельтешит последняя отстранённая мыслишка. Вот кажется уже и всё. Разрешаю ей быть. Я жеж люблю себя. И начинаю двигаться дальше. Не позволяя себе поблажки: вытянуться, поскулить или приткнуться за чужую спину, политики, "моя хата с краю", в надежде что оно, как – то всё возьмёт и само рассосётся.

   Нет, сцуко, – ругаю себя последними словами – Ты уже и так своим раздолбайстовм сделал достаточно, теперь вот, не рассосётся, пока сам не раскидаешь всё по местам.

   И раскидываю. Звонок на работу. Личная встреча. Сам. Принял.

   Шагаю под прицелом настороженных сочувственно тёплых взглядов – глаз, ощущая что кажется задымиться строгая тёмно – синяя рубашка с озорным мальчишеским галстуком с динозавриками. Светлые волосы уложенные стальными прядками наверх, лёгкий мазок геля, еле уловимый аромат Джинфиз. Всё продумано до мелочей и это нарочито небрежная опрятность и аккуратная оправа очков, в которых я совершенно не нуждаюсь. Офисный стиль делает меня старше моих лет. Без делового костюма, я мальчишка – тинейджер, и мало кто воспринимал бы меня серьёзно, если бы ни какое – то интуитивное понимание по одёжке встречают, а ум у меня всегда был. До сегодняшнего момента. Распахиваю дверь, элегантный поддятнутый. Но наверное прекрасно понимающий, что я зарвался. Что, взяв на себя обязательства по проекту, я не только не уложился к сроку, но даже не сумел предоставить ничего достойного внимания.

   Творческий кризис мать его ити за ногу, будь он не ладен.

   И моё место не здесь, в этом дорогом пахнущем кожей, деревом и отливающим новомодным металопластиком месте, а на улице, за бортом жизни, где однажды мы столкнулись с моим будущим шефом, когда намывая стёкла его машины, я легко почти играючи, рассказал, как должен выглядеть в моём понимании рекламный ролик.

   – Александр Владимирович, я, в общем, так получилось...

    Говорю комкано, пытаюсь объясниться, но потом выпрямляюсь, и меня несёт, про то, что наши корабли бороздили просторы ...

Слышу смех. Кажется невероятно. Я что ещё жив? Шеф улыбается, подперев подбородок кулаком и смотрит на меня как на любимого клоуна, которого ему оказывается так долго не хватало, что он даже впал в депрессию. Во взгляде серых глаз-тоска. Ещё одна депрессия? Забавно.

– За что я тебя держу? Сам не знаю, – вздыхает шеф притворно и показывает рукой на кресло.

– Присаживайся, Костя. Кофе хочешь? – и не дождавшись отказа нажимает связь

– Леночка, два экспрессо и – обволакивающий взгляд в мою сторону.

   Я краснею против воли и холодею одновременно.

    – И что нибудь... – Его фраза теряется поглощённая приливом крови и шумом в ушах. Сердце стучит. Именно в такие моменты я боюсь по настоящему. Не когда орёт, а когда вот так.

Секретарша приносит кофе. Смотрит на меня с любопытством и сочувствием. Она то наивная, свято уверена, что сейчас меня здесь будут в лучшем случае, убивать.

Беру чашку, почти машинально. Вздрагиваю, слыша неуловимый щелчок замка. Шеф обходит кабинет, говоря о каких – то мелочах и пустяках, а затем внезапно оказывается напротив меня.

Чёрные волнистые волосы, зачёсанные назад, пронзительный взгляд, длинные смуглые пальцы музыканта.

    Вся местная женская половина в Алекса безнадёжно влюблена, вся мужская его свято ненавидит, впрочем, это не мешает его уважать. Алекс – металлический монстр, требовательный, но справедливый. Кажется, у таких как он не бывает слабостей. Ан нет.

– Ты ничего, не ешь, – шеф забирает кружку, из моих, ставшими безвольными пальцев.

   Его ладонь словно случайно проскальзывает щеке, почти ожог.

    – Любишь сладкое, Кост?

– Александр Владимирович.

Бровь шефа досадливо дёргается.

– Мы кажется, договаривались, Костик.

– Алекс.

Я знаю, что сейчас мои глаза превращены в две бездонных планеты, но именно это и заводит его больше всего. Как тогда, на корпоративной вечеринке. Зачем я пошёл на неё? Не знаю. Но началось всё с неё, с того дурацкого лишнего коктейля и предложения шефа проветриться немного.

   И его горячие руки и губы, и мои собственные бесстыдные ласки в ответ.

   Пьяные люди не соображают, что они делают, но могут ли они не соображать настолько?

   Не знаю. Я хотел бы забыть об этом, но шеф каждый раз настойчиво напоминал о случившемся, давая понять, что желает большего.

– Почему, Костёнок? Боишься?

– Нет... Просто, – краснею, не зная как себя вести.

Он подносит шоколадный трюфель к моему рту.

– Подкормить тебя, что ли?

    Как отказаться, если ситуация более чем понятная?

    Я хочу вскочить, но не могу даже двинуться. Он принимая это за согласие нажимает шоколадом на мои безвольные губы, откровенно пачкая кремом -

– Давай, – даже в его умиротворении слышится приказ. Я подчиняясь и понимаю зря, это сделал.

Его ладонь уже на моём бедре, вторая рука откровенно заигрывает с моим ртом.

– Оближи, – шепчет он, и я облизываю почти машинально, чем реально осознавая ситуацию.

Шеф издаёт экстазирующий стон и приникает к моим губам, одновременно запуская руку в ширинку.

   Я отталкиваю его, пытаюсь оттолкнуть. Наша борьба опрокидывает кресло, летим на пол, грохот жуткий, но здесь непроницаемые стены.

–Отпусти. %%% – ору я – Иначе, я за себя не отвечаю. Отпусти. %%%

Ударяю его со всего размаха, бью в челюсть и в глаз, удается оттолкнуть назад, вскочить. Смотрю на своего скорчившегося матерящегося на ковре начальника. Зрелище не то что бы жалкое, но неприятное. Если бы он желал, он бы дал бы сдачи. Не пожелал видимо. У него заплывает глаз. У меня саднит ободранные костяшки пальцев.

– Уволен нах! – шипит шеф. – Пошёл % вон. Выметайся. Задо% меня%

Он говорит что – то ещё. Злое, резкое.

Я стою, торможу. Любой нормальный человек должен бы в такой ситуации вылететь из кабинета с гордо поднятой мордой, а я беру полотенце и намочив под краном, сажусь на корточки перед шефом.

– Простите, – он материться, но потом в конце не выдерживает. -

– За что простите? Ты ещё спроси, очень ли мне больно?

– А вот это правильно, – замечаю я резонно.

– Трудовую, завтра заберёшь, – говорит шеф, забирая полотенце и избегая смотреть на меня.

– А почему не сегодня? – спрашиваю, набравшись наглости.

– Потому что я может, передумаю, – отвечает он. – Если я тебе неприятен, то какого хуя, ты ведёшь себя так? Ты провоцируешь меня! – Он материться и затем резко выбрасывает руку вперёд, хватая меня за галстук.

– Скажи мне в лицо, ты действительно хочешь, что бы я оставил тебя в покое?

Становиться смешно.

   Мелодрама, мать его. Шеф молодой мужик, и ведь в жизни бы не подумал что гей. Жена, ребёнку пять лет. И вот надо же. Западает на своего ничем не примечательного сотрудника. А что, вполне себе сотрудник.

– Да. Что тут непонятного? – бурчу я пытаясь освободиться. Мне не то что бы неприятно. В конце – концов, в душе я наверное всё таки бисексуален и может быть именно это и ощутил во мне шеф.

   Некое внутреннее осознание, что я не такой как остальные, или, что – то в этом роде. Что меня не стошнит от мысли, что мы могли бы.

   Хотя нет. От мысли, что мы могли бы, меня как раз тошнило.

    Выдираюсь из скользящей по рёбрам руки и осознаю, что врезаюсь в чужое тело, следуя за своим злополучным галстуком, а затем чужие губы прижимаются к моему рту, в то время как жёсткие пальцы, словно клещами врезаются в затылок.

Не вызывая у меня никаких ощущений, кроме детского желания зажмуриться от страха и понимания, что надо дать в морду, но блин уже просто тошнит от всей этой ситуации. Я устал. Жутко устал.

От меня отстраняются, и наступает офисная тишина.

Рискую вернуть душу в тело и посмотреть на ситуацию одним глазом.

– Успокойся, не буду больше, – сообщает шеф и держит меня в своих руках. – В жизни бы тебя на работу не взял, если бы знал, чем это обернётся, – говорит он глухо. – Талантливый доолпоёб, всю душу мне вымотал, мать его.

Мне становиться стыдно и как – то странно неловко одновременно.

– Если через неделю проект на будет готов, я тебя либо вы % либо ты вылетишь нахрен, усёк? – сообщает от поднимаясь и отталкивая меня. Я поднимаюсь и хочу поскорее убраться за дверь.

– Стой! – приказ шефа застигает уже у самых дверей. – В порядок себе приведи, идиот. Умойся.

Я послушно иду к раковине. Да уж лицо то ещё. Раскрасневшееся, и такое жутко блядское, что я даже внезапно начинаю понимать реакцию шефа на себя.

   Сам себе бы в жизни не поверил.

   Наклоняюсь, плеская на лицо ледяной водой, ощущая, что меня уже не просто раздели глазами, а буквально изнасиловали ими несколько раз.

– Что с деньгами? – спрашивает шеф. Гордо пожимаю плечами.

– Зайдёшь в расчетный, – сообщает он и принимается выписывать приказ.

Ухожу, не веря себе.

   Позавчера шеф узнав о неготовом проекте клялся уволить, а вот вместо трудовой, получаю очередной аванс.

Ну вот всё таки в этой мелодраме есть свои положительные стороны, – мелькает грустная мыслишка. По крайней мере, мне есть чем платить за квартиру и на что жить. Но если я не сделаю проект... Маленькая отсрочка перед смертью. Но я же сделаю. Я знаю, что успею.

За спиной вырастают первые маленькие пёрышки крыльев, которые безжалостно выдираются после встречи с деканом.

– Никакой возможности. Вы и так уже пропустили все возможные сроки сдачи, и завтра если вы не предоставите все свои долги, то...

Кажется всё?

Поборемся. К чорту, мы ещё поборемся. Возвращаюсь домой.

В душе весёлая злость. Удар по мозгам порцией двойного экспрессо, и тремя чашками Лавацо без сахара.

   Ощущаю себя героем фильма "Пароль Рыба – меч". Тот же хлопал ладонями.

   Собрались. Поехали.

Итак, что там у нас? Курсач, который утром должен быть сдан и пара лаб. Фигня какая. Подумаешь.

   Сажусь на телефон и понеслось под забавное ыыы "Домини, домини эра маст".

Ночь на телефоне. Ночь в сети. Ночь без сна.

   Голова работает как компьютер, глаза прищурены. Минута на перерыв, что бы выкурить сигарету и снова за работу. Пальцы, словно сумасшедшие. Мысли ложатся ровные и отточенные, совсем не свойственные мне.

   Словно сейчас пишу не я, я кто то за меня, рассказывает мне о всех этих нулевых и альтернативных гипотезах, и статистике вычислений. Сравнение корреляций, выборки. Хотя бы две.

   Фигня. У меня будет четыре.

"Глаза бояться, а руки делают".

Звонок на трубу. Кому не спиться? Снимаю трубку.

    – Охуели? На вашем месте.... – Сердце, кажется, перестаёт биться.

Голос пьяный и снова в нём проскальзывают эти знакомые мне, завуалированные намёки полные, недвусмысленного подтекста. Алекс.

– Встретимся. Я просто хочу поговорить. Обещаю, ничего не будет.

Я начинаю бояться своего шефа, потому что в последнее время он кажется мне одержимым.

– Я не могу сегодня, – машинально отвечаю я и бешусь сам на себя. Я что сдурел?

– Не могу вообще! – обрезаю и кладу трубку.

Крылья кажется, выдрало. Звонок раздаётся снова. Обрубаю телефон. Острое желание уехать. Не могу. Мне некуда ехать. И учиться надо. И завтра быть на работе мне тоже надо. Но там этот гавнюк и...

Стоп. Я не буду об этом думать. Меня это не касается. У нас свободная страна. Погружаюсь в работу. Ну вот, кажется уже почти всё. Время четыре утра. Успел.

Звонок в дверь. Кого там принесло? Открываю машинально, и вдруг понимаю, что не спросил, а кому я собственно открываю. Вот олень. Поворачиваю замок назад.

– А ты собственно хто, Красная шапочка?

Слышу ответ окончательно невменяемого Алекса. Он приехал через весь город, взял такси потому что, так больше не может продолжаться.

– Коста, поговори со мной! – просит он, и я начинаю трястись, не зная, что делать. За телефон. Кому? Что скажу? У начальника спермотоксикоз. Выйти и набить морду? Смешно. Переход уже через все крайности.

В дверь начинают звонить настойчиво. Мысли мечутся в панике. И...

Заставляю себя успокоиться. А меня оно ебёт чужое горе? Я у себя дома.

Отвечать нет никакого смысла. Не дверь же мне сломают. Ментов вызывать? Ну...наверное всё же не стоит. Мне нужна эта работа, а психическая атака ни к чему. Врубаю плеер погромче и падаю спать.

А на утро тихо. И даже никаких следов на двери.

   Вот так вот цивилизованные и культурные люди решают свои проблемы.

Но мне пора. Утренний душ, чашка зелёного чая, к которому я в последнее время пристрастился. Закидать вчерашний хаос в сумку и аккуратно разложить по папкам.

   Ну. Вздрогнули, навстречу стрессу. За американской мечтой.

   Ноги шагают вперёд, сначала с трудом, потом уже привычно.

 – Да успел. Да посмотрим. Посмотрим, что будет в следующем семестре. Всё таки можешь, когда хочешь.

Привычно молчу, не собираясь озвучивать этой суровой тётеньке с проформой педагог, что работаю, и на работе меня не отпускают на учёбу и что... Ещё много всего. Зачем ей?. Её это не касается.

Звонок на мобилу. Поднимаю трубку. Вот же бля. Полный пипец.

– Да я понял. Сегодня я должен съехать. Да, я смогу.

Вешаю трубку и иду дальше.

Отключая чувства, заставляя работать лишь разум и тело. На пределе. Покупаю два журнала и маркер. Зачем? Сам не знаю. Сажусь на скамейку и начинаю тупо чиркать маркером все объявления о работе и о съёме жилья. Звоню, не сходя с места.

Потихоньку начинает отпускать.

Это только на первый взгляд, кажется, что проблемы решить невозможно, а на самом деле очень даже возможно. Договариваюсь о встрече и еду забирать вещи. Интересно я успел убраться дома или хозяйка, приехавшая меня выселять с новым, более платежеспособным жильцом, попадёт на развал и хаос?

Захожу по пути на один из адресов. Ощущение дикой усталости наваливается уже в подъезде. Заставляю себя встряхнуться.

Я смогу, я сумею, я справлюсь, я не имею права проиграть.

   И я не проиграю до тех пор, пока я не сдамся. Неважно, каким образом, пока я верю, пока я борюсь, пока я барахтаюсь, порой даже на самом дне этой жизненной лужи, я буду быть.

   Я не могу иначе. Потому что там за моей спиной стоят глаза. Глаза тех, кто никогда не верил в меня. Кто вместо напутственного слова сказал мне, что я сдохну, как собака под забором, потому что ничего не стою сам по себе.

Звонок в дверь. Ответный скрежет замка. Открыла типичная алкоголичка неопределённого возраста. Пока ещё не опустившаяся. Но время летит быстро.

Диалог на пять минут, стоя на пороге лестничной клетки.

    Достаточно одного взгляда за её спину и я отказываюсь, сообщая, что подумаю.

   Да уж куда мне думать, если сейчас через пару часов мне негде будет жить. Слышу предложение снизить цену. Киваю машинально.

    – Я подумаю. Позвоню.

Еду домой. Есть ещё несколько точек, куда мне нужно заскочить. Может там будет лучше.

Хозяйка ждёт в квартире. Взгляд немного смущённый, и в то же время неумолимый. Она неплохая тётка в общем. Просто каждый крутиться, как может. Такая жизнь. И никому нет дела до других. Пытается объяснить, что это какой – то дальний родственник и прочие неинтересные вещи, которые не имеют под собой никакого смысла.

   Этот парень просто предложил ей хорошую цену, вот и всё. А я сейчас не в состоянии её перебить, да и вообще не в состоянии заплатить за трехкомнатную квартиру, которую так удачно сумел найти.

Молча плетусь паковать вещи, хозяйка, слава богу, умотала на кухню звонить по телефону и с кем – то трепаться. Парень остался со мной. Чувствую его взгляд затылком.

   – Тебе есть куда идти? – раздаётся вопрос.

– А тебе какое дело? – бурчу в ответ.

   Парень пожимает плечами. – Просто спросил.

   Демонстративно его не замечаю, погружаясь в свой мирок и понимая...В голове что то щёлкает.

   – Некуда мне идти, – говорю я уже нормальным человеческим тоном. – Пытаюсь хату снять сейчас. Пустишь перекантоваться в случае неудачи?

Лицо парня вытягивается, вызывая у меня желание врезать ему. Он кажется понимает, что сейчас меня лучше не трогать и уходит на кухню. И на том спасибо. Со злостью кошусь на его огромную набитую вещами сумку – чемодан. Вот блин салдепия.

А на вид почти мой ровесник. У меня не много вещей. Практически всё принадлежало хозяйке. Собрался быстро. Пошёл на выход и столкнулся с одевающейся хозяйкой.

– Ну, общем, вы сами разберётесь. – Она смотрит на меня с просветлённым взглядом, довольная непонятно чему.

Темноволосый парень, что – то быстро и улыбчиво говорит. Уверенно и неспеша. Внезапно понимаю, что он старше. Ненамного, но старше, лет на пять точно. Уж больно уверенно и как то мудро, он что ли рассуждает. Спокойно так. По взрослому. Встряхиваю головой, и тяну руку к куртке и ощущаю, тяжёлую руку на своём запястье.

– Погодь, – говорят мне раздосадовано. Растерянно стою, не зная, что делать. Не люблю незнакомых людей.

Дверь за хозяйкой закрывается. И мы остаёмся одни.

– Ко всему нужен правильный подход. – Сообщает мне парень, протягивая руку и представляясь.

   – Никита. Можно просто Ник. В общем, мы договорились, что будем жить вдвоём и платить – он называет цену.

    – Если тебя устроит, конечно, – спохватывается.

Моргаю глазами, смотрю, не в силах поверить что ли. Получается, что мы будем жить вместе, но платить мне теперь придётся даже меньше и даже...

   От перенапряжения последних дней у меня голова уже перестаёт соображать. Сажусь на сиденье прихожей. Молчу.

– Ты чего? – Ник, почему – то я сразу окрестил его так, обеспокоенно смотрит на меня.

    – Не устраивает что ли? Комнату свою можешь себе оставить, я соседнюю займу.

Молчу.

– Ты какой – то замороженный. У тебя всё в порядке?

Молчу. Затем понимая, что надо, что – то сказать, приличествующее ситуации. Но вот ничего на ум не приходит, кроме одеревеняющей тело усталости.

Медленно поднимаюсь. Киваю. И иду в комнату. Распаковывать вещи нет времени. Просто кидаю сумку на диван и иду к дверям.

– Мог бы и спасибо сказать, – неожиданно с обидой буркнул Ник.

Оборачиваюсь уже на самом пороге, смотрю, тупо наверное, просто долго смотрю, а он внезапно смущается.

– Спасибо. Меня Костя зовут.

И иду дальше.

   Всё не так уж плохо. Всё не так уж плохо.

Остановка шаг и снова остановка.

Двигаемся дальше, двигаемся дальше.

Разве мы, нуждаемся в жалости?

Мы приходящие, сильные боги.

Каменных крыш, порожденья асфальта.

Кто – то сказал, что мы просто уроды.

Но мы об этом не станем печалиться.

   Депрессия продолжает быть. Но уже не так остро и болезненно. Скорее тупо и занудно, и я иду еду на работу, засыпая в маршрутке и в итоге вхожу в офис с красными и воспалёнными глазами,  помятым лицом и видом словно меня жевали всю ночь, а потом забыв погладить, –  выплюнули.

Впрочем, не я один такой красавчег.

    Шеф выглядит не лучшим образом, и даже худшим, ибо при виде меня, лицо у него становиться такое, что мне бы впору удрать, куда подальше. Какое там? Стою с мордой агнца.

Шеф начинает неловко, и на ходу сочиняет историю, о шумной вечеринке.

   Делаю внимательно лицо, с подтекстом, что не понимаю, зачем мне всё это рассказывать.

   Вставляю фразу, что тоже как то по пьяни нечаянно куда – то позвонил и потом ещё и припёрся и...

Смеёмся вроде бы. И, кажется напряжения уже нет. И в то же время есть. Оно таиться во взглядах, в словах, в движениях. Мы оба понимаем, о чём речь, и оба делаем вид, что проблема решена. Для него – решена. Для меня такой проблемы не существует. К тому же он знает, что я не стану трепаться.

Меня отпускают пораньше, и я еду домой.

Звонок на мобилу.

– Здравствуй, блудный сын. Как у тебя дела?

– Всё хорошо

– Позвони родителям, – насмешливо выдаёт ма. – Позвони пока не поздно.

– Извини.

– Да ничего. Я -то ко всему, привыкла.

Вздрагиваю болезненно, почти подсознательно вжимая голову в плечи и ощущая себя никчемным, жалким, неправильным, под обрушившейся на слуховой аппарат действительностью промывки мозгов.

   Голос – работа, пробивающей все самые тщательно установленные барьеры, циркулярки.

   Вжиииик. И отрезается очередной окраваленный пласт сердца. Вжииииик И по мозгам словно ведут острым царапающим ножом. Вжииииик.

– Да. Да. Да, – соглашаюсь со всеми словами почти привычно. Отключаясь, не вслушиваясь в смысл звучащих обвиняющих слов. Ты плохой. Ты плохой. Ты плохой  – говорит каждый новый вжик.

– Тебе говорили. Но ты же, самый умный.... Я предлагала, но ты. А я из– за тебя.... Да ты знаешь, чего мне это стоило... А ты знаешь, сколько мы потратили.

– Я же всё вернул.

– Не издевайся. Я что по – твоему считаю?

– По моему,  да.

– Ты неблагодарная свинья.

– Я благодарен. Правда.

– Нет, очень интересный факт. Ты считаешь, что твоего спасибо достаточно?

А то, что мы для тебя...Я же сказала тебе, сделать так. Я молчу про то, что ты бросил учёбу, из – за какой то шлюшки – наркоманки, с которой у тебя якобы была любовь. Ну, и где она твоя любовь сейчас? Подыхает от СПИДа. А ты? Небось все деньги на неё просаживаешь? На что вы там живёте, хотелось бы знать?

   Удар. Удар. И последний контрольный наотмашь.

    –  И это после всего того, что мы для тебя сделали!!!

– Она умерла, мама.

Пауза. Долгая гнетущая тишина.

– Давно? – спрашивают тихо.

– Полгода назад.

Пауза. Невесомое, но почему – то такое ощутимое дыхание.

– Почему, не сказал?

– Зачем?

– Действительно. А зачем? Зачем тебе вообще, родители? – Трубка взрывается беспомощным гневом. – Для тебя последний подзаборный бомж дороже собственной матери. Я когда помирать буду, ты хоть приедь, стакан воды подать. Я же уже забыла, как мой собственный сын выглядит.

А ты когда – нибудь помнила об этом, когда он был рядом?– так и хочется ответить мне, но не отвечаю, молчу, слыша доносящиеся из трубки рыдания.

– Прости, ма.

– Ну, конечно. Тебе легко говорить. Тебе не приходилось рваться на трёх работах, отца алкоголика на себе тащить, во всём себе отказывать лишь бы вы детки были сыты, обуты и одеты. А где они детки? Мне даже за квартиру нечем платить.

– Я же выслал тебе деньги.

– А ты, что думаешь, ты один у меня? Мне ещё надо...

– Я завтра положу 200 евро, – поспешно обрываю я, что бы не слышать как сейчас на меня обрушиться очередной вагон чужих проблем и неприятностей. – Мне аванс дали.

   – Интересно, что у тебя за работа? Всё для тебя легко. Подумаешь 200 евро. Для тебя это, небось, не деньги даже. Чего бы нам подачку не кинуть? Лишь бы отвязались.

– Это неправда.

– Ну конечно. Правда в том, что мне с собственным сыном не поговорить.

– Мы разговариваем.

– Это по – твоему, разговор?

– По – моему, да.

– Не смей мне дерзить.

– Ма, что ты, от меня хочешь?

– Приплыли. Что я могу от тебя хотеть?

   И слова, множество слов, обгоняющих друг друга. Больных, жалящих, и наверное справедливых с точки зрения человека который не имеет понятия о том, что я, как я, и зачем.

Нет смысла слушать их. Что – бы я не пытался делать, они всё равно будут звучать, ведь сам факт моего рождения...Кто я?

Камень, на который змеи приходят сливать яд. Безголосый столб, который так устал, что уже даже не знает, что для него лучше. Упасть или продолжать стоять.

– А когда ты не приехал нам строить дачу помогать, а когда нужно было...

– Но у вас же, есть Игорь.

– А у Игоря между прочим, семья. И вообще...

Посади среди цветов, сорок розовых кустов и пока не подрастут поливай дорожки тут – пою про себя мысленную песенку, выслушивая перечень своих невыполненных сыновних обязанностей.

Я же собственность. Собственность, которая не может иметь своего мнения. У которой нет права на личную жизнь несогласованную с высшим родительским начальством. Любимая вещь, зверушка, которую можно обнять, а можно оттолкнуть под плохое настроение.

   Ты всегда рассказывала о том, какими сложными у тебя были отношения с собственной матерью ,и вот теперь копируешь её поведение, пытаясь сделать из меня своего послушного раба. Даже сейчас. Звонки по десять раз на дню, бесконечные проверки, и истерики после того как я не снимаю трубку.

   Мне так всё хочется послать, но слив необходимую порцию негатива, посылают меня.

   Резко летит трубка и наступают гудки.

   Кажется, они должны принести облегчение?

   Но вот почему горло сжимает этот блядский спазм? Почему так дрожат руки?

Иду вперёд. Не останавливаясь и не заморачиваясь. У меня впереди ещё много дел.

   Хотя, на сегодня наверное я уже заслужил себе право на лево. Или нет?

   Надо выкинуть всё это из головы. Просто выкинуть из головы. Это не стоит того что бы замораживаться. Или нет?

   Снова это бесконечное или – или. Я так устал он него. Начинаю понимать, как же мне паршиво.

Часть, моих проблем рассосалась сама собой, а мне по прежнему паршиво, так, хоть волком вой.

Сказывается стресс. А бывает ли без стресса?

Хочется напиться до чёртиков.

И я напиваюсь от души, зарулив в  непримечательный бар по дороге.

Я иду вперёд и вот.

Где же вы враги и друзья.

Натянув на себя свой разбитый таз, я шепчу в пустоту.

Пусть никто не узнает

Где могила моя.

Здравствуй депрессия. Здравствуй

Вот твоё невозможное царство.

Ты пришла, не спросив, постучавшись в окно

Я отъявленный псих, это значит

Пусть Танчег плачет,

   Мы попали с тобой под раздачу

А судьбе всё равно...

Все разобраны роли давно.

Есть шуты короли, и такие тузы, что становиться страшно

Вот твоё невозможное царство.

Здравствуй депрессия! Здравствуй!

Ну а мы зажигали глаза всех звёзд.

Ну а мы пробивались, царапая землю

Мы с тобой подыхали, были мы не всерьёз

Я прошёл, ты остался, мёртвой царевной

   А ночью добравшись на попутках, я ковырялся ключом в замке квартиры и не сразу понял, что мне открывают.

– Ну и шмон от тебя, – скривившись протянул новый сосед. – И видок под стать. Годовой запас ольмеки рубанул?

– Ты кто? – спросил я тупо и вспомнив, махнул рукой. – Точно, ты тот скот, из за которого мну чуть не выселили.

Глаза у соседа стали размерами с кофейные блюдца.

– Мн -да. Борзый перепел.

–Недопел – я важно поднял палец, а он вдруг рассмеялся.

– Ты стоять то хоть можешь?– спросил Ник.

– Но я же стою, – возмутился я и отпустив стенку плавно спикировал плечом в прихожую.

   – Гравитация. – сообщил я. – В этой квартире смещённые центры тяжести.

– И асоциальные соседи, – прибавил он помогая мне подняться. – Тебя куда перепел?

– Ванну и тазик, – предложил я морщась и даже заржал услышав над своей головой что – то типо "вунитазик", но потом мне уже было не до смеха. Я обнимался с белым другом, а новоявленный сосед зачем – то заставлял меня пить марганцовку и жрать уголь, отпаивая терпким чаем, а потом...

– Я б тебя выдрал бы, честное слово, – сказал Ник слушая мои заплетающиеся извинения.

    – И куда интересно только твои родители смотрят? – спросил он со вздохом.

А я вместо того, что бы ответить, что нибудь едко ехидное в своём духе, почему то взял и заплакал.

   Я ощутил себя маленьким, никчемным и никому не нужным. И таким бесконечно усталым. Абсолютно пьяным и жалким.

Здравствуй депрессия здравствуй.

Здесь твоё бесконечное царство.

Я пришёл, но не понял, я хотел, но не взят

Обдирая ладони, не вернулся назад.

   И рассказал абсолютно незнакомому мне человеку, обо всём: о том, о чём наверное не стоило говорить, но из чего, стремительно состояла вся моя, жизнь.

Водка плакала во мне жалкими мнимыми слезами, которые я никогда бы не позволил себе в реальности, говорила за меня непослушным языком, заставляя изливаться маленьким гнилым краном, застарелых незаростающих коркой язв. Нарывов – боли и обид, которые должны были перестать иметь для меня значение, но которые не давали мне жить, напоминая о себе каждую свободную минуту. Словно ржавая кастрюля, в которой всё это копилось, неожиданно дала течь.

Давай за тех, кто был, но вдруг ушёл

Давай за тех, кто здесь не смог остаться.

Твоё здоровье, мнимый корешок.

Давай стаканить водку и смеяться...

   Собирая агонию рунических букв.

Мы придумываем себе от скуки.

Бледной кожей изрезанных слабых рук.

Дай петлю, затяни потуже.

   Заглотни поглубже, не смей блевать.

Закуси коркой хлеба и сыром.

Будем жалость презрительную самокопать.

Вдруг исчезнет, поняв, что остыло.

Боль в стакан изольется паскудной змеёй,

Бытовушно – житейской скукой.

Кто страданий не знал, тот скулит над собой.

Потому что жалкий он сука.

   – Хочу исчезнуть!!! – выл я – Хочу остаться один. Жить в лесу с волками и медведами. Никому не принадлежать, ни от кого не зависеть. Сам по себе. Бомжом стану. На вокзале буду ночевать. Никому ничего больше не должен. И тебе я тоже ничем не обязан. Откуда ты взялся, меценат хренов?! Убирайся к чорту!!!

А потом, меня выдернули из за стола, и кажется, стукнули башкой об стену.

– Больно же % – обиженно сказал я. – Охренел?

– Да вот, решил тебя, в чувство привести. А ты, против? – Ник с силой вжал меня в стену коридорчика между кухней и прихожей.

– Ты, чего? – спросил я тупо.

– Идиот ты, – со вздохом отозвался Ник и неожиданно поцеловал в нос.

    – Маугли хренов. Откуда только взялся?

Не знаю, почему, но возможно из – за того, что я был пьян, меня окончательно переклинило.

– А вот всё оттуда, – буркнул я, и с пьяной деловитостью обхватил его руками за задницу. Притянул на себя, запуская ладонь на спину и прикусывая жилку на шее, облизывая языком место укуса и перебираясь к уху.

   От Ника пахло табаком, Ла Костой и ещё чем то таким неуловимо родным. Интересно чем? Я лизнул его кожу, пробуя на вкус. Ник издал невнятный стон и крепче притиснул меня к стене.

– Костян, ты соображаешь, что сейчас делаешь? – спросил он безнадёжно. Зрачки у него стали совершенно пьяные.

– Неа, – ответил я незамутненное и оттянул его нижнюю губу, не забыв пройтись языком.

Чёрт, минуту назад, мне было так паршиво, а сейчас почему то сейчас стало удивительно хорошо. Только бы он не уходил. Мысль о том, что это парень, что этого парня, я знаю всего несколько часов, как – то даже не подумала прийти в голову. Там сейчас было удивительно пусто и бездумно хорошо.