Текст книги "Почерневший порог (СИ)"

Автор книги: sakuramai

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== . ==========

Комментарий к .

Будучи человеком, который в университете немного изучал международные отношения, я позволила себе некоторые географические вольности. По канону у главенствующих наций нет сухопутных границ друг с другом, вообще ни одной, (не считая Железо, это местная Швейцария), потому что Кишимото надо было как-то обосновать бесконечные войны.

Тем не менее, мир становится возможен, когда последние препятствия между двумя гигантами исчезают, поскольку больше не за что воевать, у противника такие же большие пушки.

Именно поэтому я придумала Огню и Молнии небольшую территорию, благодаря которой они становятся соседями. Географически она небольшая, похожа немного на туннель, имеет границы с Источниками и Морозом. Её можно легко вообразить на канонической карте мира.

Лицо обдало влажным воздухом, когда они покинули поезд, и Сакура на миг прищурилась, привыкая к режущему глаза белому свету. Её спутник, деликатно кашлянув, раскрыл и передал красный бумажный зонт.

«Интересно, промокнет ли насквозь» – задумалась Сакура, приняв деревянную рукоять с вежливым кивком. Взгляд у неё был отстранённый. – «Восемь километров под дождём, а может и все двенадцать, если придётся идти в обход – это не прогулка по парку».

Будь на то её воля, она прибежала бы к месту назначения как можно быстрее, прыгая с ветки на ветку, не взирая на непогоду, но госпожа Цунаде и Райкаге условились, что нельзя. Сакуре предоставили честь быть первой участницей их новой дипломатической программы, и многое зависело от её поведения. Ещё в Конохе Шизуне поймала свою старую подопечную за локоть и прошептала на ухо инструкции, которые сама Хокаге в своём офисе озвучить не могла, а именно – разговаривать на сторонние от политики темы, не спорить, не выходить на конфронтации, слушаться своего гида, никакой агрессии, никакого Саске, твою мать, чтобы ни слова, ни намёка, желательно не слишком использовать чакру, не лечить никого без надобности, и вообще, если можно, лучше молчи или говори о поэзии или природе, например. Хорошо хоть удалось отстоять право приехать не в кимоно, потому что гэта, таби, да и подол стали бы грязными в ближайшие полчаса на бездорожье. Цунаде заткнула старейшин, поддержав ученицу словами: «она туда по делу собирается, а не замуж выходить». Те, конечно, сразу возразили, что одно другому не мешает, но тут весьма кстати Какаши-сенсей вошёл в окно, словно мимо проходил и решил заглянуть на чай, и те умолкли.

Команда семь, (исключая Саске, разумеется), собрала её в дорогу. Наруто и Сай немного подрались, пока выбирали свитер: один настаивал на оранжевом, а другой на тёмно-зелёном, и в итоге спор закончился фингалом, разбитой губой и двумя шишками. Капитан Ямато одолжил с подтекстом «насовсем» свой горчично-жёлтый, мягкий и крупной вязки. Он выглядел на Сакуре немного большим, но мужская часть заверила, что очень мило смотрится, и даже вроде как с волосами неплохо, а Сай добавил: «неприятели будут в нём недооценивать, а значит, ты свернёшь, кому следует, шеи быстро и эффективно». Какаши-сенсей откуда-то раздобыл элегантный и явно очень дорогой женский тёмно-коричневый плащ и долго клялся, что честно украл его у жены какого-то негодяя, а не снял с трупа. «А пятно крови в районе печени это я нож поймал неудачно, а что, ну хорошая же вещь, а я как раз под прикрытием был». Со штанами, разумеется, помогла Ино, но понадобился кожаный пояс, потому что Сакура всё-таки миниатюрнее. Ботинки с закрытым носком – осенью в стране Молнии никто не ходит в сандалиях по понятным причинам – найти было сложнее, но Чоджи отдал свои детские, тридцать седьмого размера, и они неожиданно отлично подошли к пальто по цвету. Рюкзак из тёмно-синей парусины одолжил Наруто и заверил, что в потайных карманах до сих пор должен быть рамен быстро приготовления и бутылочка сакэ. Сай лично зашил в пальто с добрый десяток ножей и один моток проволоки.

Казалось, будто Сакура собирается участвовать в осеннем показе мод, а не в дипломатической миссии, но любые возражения с её стороны пресекались на корню каждым участником процесса. Саске, естественно, не пришёл во время сборов. И попрощаться тоже. Но Сакура всё ещё порой просыпалась от кошмаров, где он зарывается рукой в её грудную клетку, поэтому вместо жгучей тяжелой тоски было… облегчение, пожалуй. Наруто его звал, а Саске не пришёл – значит, или ему плевать, или совестно.

Письмо, которое она ошибочно получила, датировалась прошлым месяцем. Если бы не война, подтолкнувшая обычно кровожадные и злопамятные нации к непривычно доброму миру, кто знает, дошло бы оно вообще до Конохи, вручили ли бы его, или потеряли бы в стопках подозрительных бумаг. Оно было адресовано Харуно Мебуки, но та отсутствовала в городе ещё с атаки Пейна, родители временно переехали в столицу по делам торгового бизнеса и, в итоге, там и остались – и письмо попало в руки к Сакуре. Обратный адрес: посёлок Чихо, Последний Дом, страна Молнии, западная провинция Акаги.

Конверт был пожелтевшим, словно из глубокого прошлого, но марку к нему приклеили новую. Плотная бумага пахла старческой обителью. «Моя дорогая единственная дочь» – так оно начиналось, и Сакура на миг забыла дышать, когда увидела эту строчку. Мама никогда, никогда, не говорила о своих родителях, а папа ей потакал в этом капризе.

Моя дорогая единственная дочь,

Прости старой матери, что снова пишу тебе. Я знаю, ты вряд ли ответишь, но просить мне больше некого. Мои дни сочтены, я уже чувствую смерть на пороге. Тишина сгущается, и только призраки мне компания. Я не зову тебя вернуться, уже не зову, но я осталась последняя в нашей деревне. Похорони меня. Пожалуйста. Положи меня в ту землю, на которой жили и умирали наши предки. Дома здесь крепкие, они не согнут свои плечи, когда мой час придёт.

И подпись. Не «твоя любящая мать», а формальное, словно обречённое, «Амано Мидори». Сакура впервые увидела это имя, как и фамилию: мама даже этим никогда с ней не делилась. Почему? И что делать? Бежать за расспросами в столицу, не надеясь на вразумительный ответ? Время будет потеряно, Сакура свою мать не переупрямит. Тогда она пошла вместе с письмом к Цунаде, а та выслушала и спокойно подняла документы на Харуно Мебуки, которая действительно в девичестве была Амано.

В иммиграционной анкете на графе «родители» указаны Мидори («вдова») и Ясуда (знак креста).

– Ты поедешь? – спросила напрямую Цунаде, не уточняя, что да, к бывшему политическому недругу, куда-то в забытое богом место, чтобы хоронить члена семьи, которого никогда не знала.

– Конечно, – Сакура даже не мешкалась.

– Тогда я что-нибудь придумаю.

Письмо ровно легло на обоюдное желание Молнии и Огня хоть как-то наладить дипломатические отношения, чтобы, когда все отойдут от ужаса и скорби войны, мир не посыпался, как это обычно бывает. Юго-западная провинция Акаги, граница, оказалась отличным поводом, но Цунаде не стала объяснять почему. Какаши-сенсей тоже отказался напрочь что-либо рассказывать, зато, как не странно, второй лидер команды семь придержал за локоть и пригласил остаться послушать.

– Ты на него не обижайся, – тихо сказал Ямато, когда Хатаке скрылся в ворохе листьев, пробормотав что-то про включённый утюг. Оставил своё недопитое пиво на столе, так торопился убраться восвояси. В баре была всего горстка людей, сплошные гражданские, никто не подслушивал, поэтому Сакура заняла освободившееся место и, не брезгуя, отхлебнула оставленный напиток. – У него с этой географической локацией плохие ассоциации.

– Почему?

– Ты же знаешь, как официально началась Третья война?

Сакура наморщила лоб.

– Без конкретики, но что-то знаю. Там много давления было со всех сторон, а миссия Белого Клыка стала спичкой, чтобы взорвать пороховую бочку. Но… Какаши-сенсей ведь знает, что его папа не был виноват. Знает же? На Хатаке Сакумо просто свалили всю вину, когда люди начали задавать неудобные вопросы.

– Так-то оно так, – с тяжёлым вздохом согласился Ямато, откинувшись на деревянном стуле. – Но это произошло там, в нынешней западной провинции Акаги, которая раньше была маленьким государством и носила имя «страна Клёна».

Сакура вытаращилась от удивления, едва не поперхнувшись пивом.

– Видишь ли, – продолжил Ямато, задумчиво глядя в никуда, – Огонь и Молния соревновались, кто раньше захватит эту землю, последнюю страну, разделявшую наши границы. И мы проиграли соревнование. А проиграли мы, потому что в некий момент нам устроили невероятную засаду, и Хатаке Сакумо решил спасти своих товарищей вместо того, чтобы остаться до последнего. Понимаешь теперь?

Сакура прикусила губу.

– Я могу понять зачем Молнии это было нужно, – осторожно начала она. – Страна Клёна даже звучит плодородно, а восточные земли известны своими высотами, да и горами. Земледелие для них наверняка было заманчиво. Но нам-то зачем?

Ямато невесело усмехнулся:

– Как это зачем? Чтобы было! Чтобы мы считались самой большой и самой мощной державой, или потому что мы лес, а Клён тоже считался лесным государством. Кто его знает, а? До Третьей войны все соревновались, кто больше территорий отхватит. Это же только после неё окончательно установился статус мощнейших стран и, соотвественно, Деревень. Вряд ли Клён был кому-то по-настоящему нужен. У них и ниндзя-то своих после Второй войны практически не осталось.

Сакура махнула рукой официанту, чтобы тот принёс ещё пива. Пить уже категорически не хотелось, но всё лучше, чем мяться, не зная, что ответить; к тому же свободная, бесплатная, да ещё и подробная информация приклеила её к стулу. Хотелось бы услышать, конечно, другое. Например, как там красиво, какие люди жили в тех краях, о чём они пели, что за традиции чтили. Но разве ниндзя это интересно? Она, да, подобное спрашивает, но в основном у стариков и не столько из искреннего любопытства, сколько из человеческой жалости и понимания. Каждому приятно, когда их слушают, особенно одиноким пожилым людям, позабытым или ненужным.

Бабушку Мидори сейчас слушают только призраки опустевшей деревни.

А она знает?.. Она знает, что я существую?

Почему мама столько лет держала и держит её втайне?

Она прикрыла глаза, и перед глазами невольно возник образ торгового каравана, в кибитках которого прятали беженцев с отчаянными опустошенными взглядами. Лошади вели хозяев и их спутников мимо патрулей, огней и трупов куда-то на сияние надежды за горизонтом. Пахло свежей землёй, металлом и гарью. Дедушка Арата, сильно подвыпив, однажды рассказал по секрету, как они подобрали Мебуки в обречённом на смерть месте. «Кизаши встретился с ней взглядом и остолбенел, словно перед ним не женщина, а откровение из плоти и крови; он обернулся ко мне и сказал, совсем серьёзный, растеряв на миг все свои шутки, что или мы берём её с собой, или судьба ему остаться умирать вместе с ней. Твоя бабушка покрасила волосы Мебуки в каштановый, отдала своё самое нарядное платье. Каждому патрулю мы представляли твою маму невесткой, а она всякий раз сжимала руку Кизаши и кланялась, словно послушная жена. Жалко было девочку… и, тем не менее, время лечит, и Мебуки справилась». Много лет назад прозвучала эта история, и Сакура из уважения к родителям не расспрашивала их о том ужасе, а дедушка давно отошёл в мир иной от старости. Но теперь она не могла не гадать, кого он имел в виду под «бабушкой»? Эмико, свою жену, или Мидори? Платье, то самое платье, старое, потёртое, с вышивкой по красному сукну, которое мама всегда так бережно хранила, чьё оно?

– Клён похож на ладонь, – вдруг вспомнила Сакура, уставившись, не мигая, на деревянный стол. – Мама всегда придавала особое значение рукам. Она говорила, что если глаза отражают душу, то ладони – это зеркало сердца. Мозоли, заусенцы, земля под ногтями – всё это о чём-то говорит, и это мы ещё не затрагиваем гадание… Единственное, она не признаёт цветные лаки, только прозрачные. Говорит, прятать ногти – всё равно что перед собой лукавить, пытаться казаться лучше, чем ты есть, прятать своё «я» от мира, надевать маску.

– Интересно, – дипломатично ответил Ямато тоном человека, которому на самом деле абсолютно неинтересно.

Выждав долгую паузу, чтобы избежать драматичности, Сакура поднялась со вздохом из-за столика, не дождавшись нового стакана пива, пробормотала что-то про смену в госпитале, (хотя какая смена, у неё выходной), кивнула и поплелась вон, чувствуя себя по-прежнему потерянно. Неинтересно… Конечно, каждый имеет право на вкус, но… А вдруг мама не зря всю жизнь несла в себе философию с ладонями? Вдруг это оттуда, из бывшей страны Клёна? Как может быть неинтересна собственная история?

Возможно капитан Ямато потом осознал, что стоило бы ответить деликатнее, всё-таки подаренный свитер был очень хорошим. Почти чересчур хорошим в послевоенное время.

Сакура и её проводник, подняв над головами зонтики, сошли с крохотной, едва заметной, платформы и вступили на насыпную дорогу. Опавшие красные листья смешались с тёмной плодородной почвой и грязью. То тут, то там капли дождя ритмично разбивались кругами о лужи цвета кофе с молоком. Старые высокие деревья чернели на фоне густого белого савана горизонта. Пальцы чуть немели от прохлады. Дышалось очень глубоко и ровно. Тяжёлая влага воздуха кудрявила волосы, словно ладонь, опустившаяся на макушку.

– Так вы говорите, в Чихо живёт ваша бабушка? – внезапно прервал тишину спутник. Его лицо казалось знакомым; точнее, сочетание тонких симметричных черт с тёмным взглядом, присущим Учиха, и светлыми волосами как-то отзывалось в памяти, но имя ускользало из мыслей. Райкаге до самого конца выбирал, кого отправить, поэтому даже фамилии в последнем сообщении не было указано. Или Цунаде решила не говорить.

– Да, – ответила Сакура. Не было смысла скрывать то, что он и сам знал, наверное. – Я никогда её не видела, да и… до последнего момента не знала о её существовании.

– Последняя из Чихо, – произнёс спутник с каким-то тяжёлым, печальным и почти торжественным чувством.

– Что?

– Раньше считали, что там вообще никого не осталось, – объяснил он тихо. – Я, например, не знал.

– А почему должен был знать? – невольно заинтересовалась Сакура, голодная до хоть какой-то информации.

Спутник неожиданно вздохнул. Красный бумажный зонт – такой же, как у неё, – чуть наклонился, от ослабшей на миг хватки. Но потом рукоять снова перпендикулярно выпрямилась.

– Мои, – с явной неохотой начал он, – мои родители оттуда.

Сакура от удивления даже обернулась:

– Правда? – выдохнула. – Пожалуйста… пожалуйста, расскажите, что это за место. Я ничего-ничего не знаю, только формальности… Те, кто что-то помнит, отказываются говорить, а остальные…

– Остальным всё равно, не так ли? – улыбка на его лице выглядела горькой гримасой. Он отвернулся. – Понимаю. Но боюсь, что не смогу помочь. Я сам остался сиротой ещё в детстве, а потом получил бандану ниндзя, как и полагается беспризорным, подающим надежды.

– Мне очень жаль, – с чувством ответила Сакура. – Простите, если потревожила неприятные воспоминания.

– О, если бы воспоминания, – отмахнулся он с досадой. – Почти ничего от них не осталось. Само это вместо, тем не менее… отзывается во мне. А мы ведь ещё далеко от деревни.

– Отзывается?

– А вы не чувствуете? Впрочем, не всем же быть сенсорами, может, я просто, как обычно, слишком чувствителен к чакре.

– Нет, – задумчиво ответила Сакура. – Что-то есть, но я думала, мне показалось.

– Вряд ли, – покачал головой спутник. – Земля всё помнит, а здесь всё-таки жили и умирали люди, и последний свой век они закончили, отдав почти всю кровь клёнам.

– Это метафора? – задумчиво нахмурилась Сакура. – Или местные в это верили? Что кровь уходит в красные клёны?

– Не знаю, – вздохнул он. – Не знаю. В голову вдруг пришло. Я что-то слишком сентиментален сегодня.

– Я не против, – на её улыбку дёрнули губами в ответ. – Кстати… ну. Наверное, вам уже известно, но меня зовут Сакура.

– Шии, – кивнул, встретившись с ней взглядом. – Мы пересеклись один раз накануне войны. Розовые волосы сложно забыть.

– О да, – тихо ухмыльнулась Сакура. – Шпионки из меня не получится.

– Может и к лучшему. Неприятная работа. Хотя из меня мог бы получиться неплохой Учиха.

А, всё-таки Кумо помнит про влюблённость в Саске. Ну что же, и двое могут разыграть эту партию.

– Слишком мало гордыни, – фыркнула Сакура. – Думаю, он вообще не умеет признавать ошибки или просить прощение. Два раза чуть меня не прикончил, или даже три, маленьких девочек ведь имеют тенденцию насиловать и убивать, а он оставил моё бессознательное тело на скамье, уходя из Конохи.

– И вы всё равно пытались его вернуть? – голос звучал скорее ошарашенно, чем удивлённо.

– Можно на «ты», – поморщилась Сакура. – И да, дело принципа.

– Вы там все в своей Конохе сумасшедшие, что ли?

– А вы все в своём Кумо, – в голову ничего более умного пришло, – блондины?

Шии вдруг звонко рассмеялся, запрокинув голову. Его зонтик дёрнулся от резкого движения, и несколько больших капель угодили ему на подбородок, стекли вниз по белоснежной шее.

– Засчитано, засчитано, – мальчишеская улыбка блеснула зубами, и Сакура смущённо отвела взгляд, старательно делая вид, что вовсе и не смутилась, разумеется. Дурацкие гормоны. Дурацкие красивые блондины.

– Мой цвет волос немного темнее самого распространённого оттенка, – он что, подмигнул? Да нет, показалось, наверное. – И более присущ потомкам Клёна как раз, но чистокровным.

– У моей мамы ещё темнее, – нарочито подозрительно прищурилась на него Сакура.

– Все оттенки жёлтого золота, – пожал плечами Шии. – Если у неё более насыщенный цвет, я не удивлюсь. Ещё зеленые глаза много у кого из потомков, этот ген не имеет тенденцию прятаться. Не смотри на меня так, мои родители оба блондины. Судя по фотографиям, у меня глаза матери.

Они вышли к полуразрушенному каменному мосту, перекинутому через быструю реку. Металлические перила заржавели и от них почти ничего не осталось, да и камень местами был неотёсан, словно мост нарочно сузили чакрой, чтобы повозка не смогла проехать.

– Бабушка Мидори, наверное, очень долгий проделала путь в ближайшее почтовое отделение, – сказала самой себе Сакура, печально глядя на узкую дорогу, опасную для пожилого человека. В глазах предательски щипало. – А она ведь намекнула, что отправила до этого маме много писем, или хотя бы несколько. Ты представляешь? Старушка, совсем одна на этих дорогах. И даже родная дочь не отвечает… а она ведь так ждала, наверное… из года в год… ходила на почту, писала в пустоту, а ей каждый раз говорили: «писем нет».

Шии обернулся на неё, и его взгляд понимающе смягчился, остановившись на покрасневших глазах своей спутницы. Свободной от своего зонтика рукой он взял её за ладонь и потянул за собой на мост.

– Мы идём к ней, – обнадёжил. В тёмных глазах мерцали отблески пасмурного осеннего дня. – Осталось, по моим расчётам, около двух часов, и мы держим темп. Она пригласит нас внутрь, обнимет тебя, заварит нам трав с огорода в каком-нибудь старинном чайнике… расскажет про страну Клёна, про Чихо… про наших предков, нашу историю.

По обе стороны моста, на одинаковом от него расстоянии, но довольно далеко друг от друга, виднелись две полуразрушенные башни, тёмные от пожара и заросшие травой. «Там, должно быть, дежурили пограничники» – догадалась Сакура. Чувство глубокой печали и безысходности всколыхнулось в груди. Важно ли, кто убил ниндзя Клёна, которые там сидели? Коноха? Кумо? Вряд ли задание Белого Клыка заключалось в пожатии рук и мирных переговорах, а качественная засада, способная изменить внешнюю политику всего континента, требует крови. Обе Деревни приложили руку к опустошению этих прекрасных земель, чужих и родных сердцу одновременно, на обеих висело клеймо страшного греха за страх и смерть, что они сюда принесли. У войны злое лицо. Люди умирают за своих близких, по случайности, или наевшись вкусно и досыта пропаганды, так можно ли винить заложников системы, которые в любом случае не смогли бы выбраться из колеса бесконечной обиды, ярости и ненависти? Понятно, что великим мира сего присуща жадность, а вместе с ней жестокость, но за что они обрекли на такое горе гражданских? За что так с бабушкой Мидори, одинокой, последней, за что так с мамой, которая до сих пор бежит от прошлого, сломя голову?

Шии тоже потомок из Чихо, он старше; он, возможно, и вовсе родился на этих землях. Как умерли его родители? Какая случайность, разве нет, что война закончилась, а их не стало после иммиграции в Кумогакуре, что ребёнок вырос без историй предков, без традиций, без альтернативного взгляда на жизнь? А она сама разве лучше? Философией Воли Огня детей чуть ли не с ложки кормили в Академии, а причём тут огонь и самопожертвование, «самосожжение» ради высшего блага, когда всё дело в ладонях, потому что кровь возвращается к красным клёнам?

Сакура хотела сказать ему. Мысли рвались из головы, но язык не находил нужных слов, которые не звучали бы как повод пойти под трибунал за предательство. Но Шии, кажется, и сам всё понимал. Он не отпустил её руку, только крепче сжал, безмолвно, не встречаясь взглядом. Оставалось только идти вперёд.

– Ты помнишь дом родителей? – спустя целую вечность спросила Сакура. Его зонтик чуть дрогнул от резко окрепшей хватки. Сначала казалось, он не ответит.

– Смутно, – голос чуть охрип, будто от кома в горле.

На этот раз уже она чуть крепче сжала чужую ладонь.

– Мы найдём его, – тихо пообещала. – Бабушка сказала в письме, что дома там крепкие. Ты войдёшь туда, а там будут фотографии, одежда, книги.

Шии не смог на это ничего ответить.

Они сошли с моста и продолжили идти дальше, не размыкая рук, потому что вся правда, всё сердце – в ладонях. Так говорила мама. Они с папой пасмурными и дождливыми днями сидели на балконе с чайником ройбуша, укрыв ноги пледами, и их ладони были сцеплены в нежный замок, несмотря на пот и наверняка затёкшие мускулы. Это ли не любовь, маленькие украденные традиции мёртвого государства, исчезнувшей страны, на двоих? Что-то личное, где понимание не требует слов, а тишина приветствуется?

Они шли вперёд, и под ногами всё так же чавкала, хрустела, скользила вездесущая кровавая листва, смешавшаяся с чернозёмом и грязью от старой насыпной дороги. Обнажённые деревья всё никак не заканчивались. Сакуре порой мерещилось, что она чувствует на себе взгляды, но её собственные скромные способности сенсора подтверждали, что кроме них с Шии в лесу никого не было. Только капли ритмично и мерно орошали землю, словно слёзы, и барабанили по красным бумажным зонтикам. Она даже боялась представить, что чувствовала чакра её спутника. Шии держал её за руку крепко, и этот жест говорил слишком много и слишком мало одновременно, но этого, как ни странно, было достаточно. Она не хотела спрашивать, потому что догадывалась – ответа не будет. На лёгком ветру ветви деревьев качались, и всполохи несуществующих, наверняка давно умерших, чакр появлялись и исчезали тихо, бесшумно, как само дыхание смерти. И, тем не менее, с напряжёнными осанками, не сбавляя темпа, Сакура и Шии держались за руки, толкаясь зонтиками, но шли вперёд.

«Дайте нам пройти» – думала она вопреки здравому смыслу, ведь призраков же не существует. «В нас ваша кровь, пожалуйста, пропустите». А ветви всё качались, будто в безмолвном разговоре, и прошибал холодный пот, и бежали мурашки по коже. Сколько оставленных теней, сколько погибших.

– Совсем немного осталось, – шепнул Шии. В тёмных глазах решимость, упрямство и страх. Она знала, что смотрит вперёд точно так же.

Миновали овраг, спустившись и поднявшись. Дождь начал успокаиваться, когда они вышли из леса. Пересекли ручей по деревянному подгнившему мостику. И вдруг… и вдруг почти отцветшие подсолнухи, их коричневое и мрачное море, а за ним каменные стены заборов.

– Вот мы и здесь, – выдохнул Шии.

Сакура, схлопнув зонтик, пустилась бегом к распахнутым воротам.

– Подожди! Подожди, не спеши! Сакура!

Но она не хотела ждать. Бабушка, там же бабушка, больная или умирающая, совсем без надежды в таком мрачном месте. Ноги несли её куда следует. Ворота, главная дорогая, домов примерно сорок, и – ветер взвыл, как голодная собака, сколько здесь было жизни.

– Бабушка Мидори! – закричала она. – Бабушка Мидори, это я, дочь вашей дочери… дочь Мебуки!

Каменные дома ответили тишиной.

– Бабушка Мидори, где вы?! Подайте голос! Я – врач!

Ноги несли её по улицам. Глаза цеплялись за фамилии на старых ржавых почтовых ящиках: Ишикава, Аоки, Хамада, Мацуи, Фурукама, Игараши, Хонда, Яно, Хино, Куроно – не то, не то, не то.

Амано.

Ноги остановились.

– Нет, – прошептала Сакура.

Но всё было верно. Наиболее ухоженный забор… крашенный почтовый ящик, куда менее ржавый, чем остальные.

Колени согнулись, и она упала, словно подкошенное дерево.

Вцепилась пальцами почти по самые костяшки в мокрую чёрную землю, чтобы не начать рвать на себе волосы. Крик, долгий, протяжный, беззвучный. Подхватившее многоголосие. То ли ветер, то ли деревья.

«Дома здесь крепкие, они не согнут свои плечи, когда мой час придёт».

Тёплое кольцо рук. Шии что-то говорит, но она не может разобрать слов, потому что в ушах чей-то крик, – ужасный, душераздирающий, страшный, – и не может разглядеть его губ, что-то мешает. Он прижимает к себе, лицом в свою бело-серую униформу, и вой становится глуше, а с глаз пропадает пелена, скатываясь по щёкам.

Можно ли кричать молча? Из её горла не раздался вопль, но лес с ветром подхватили чужое горе и согласились с невосполнимой утратой.

Шии обнимал её, сидя там же, на голой земле, уткнувшись щекой в розовые волосы, и безмолвно качал, словно ребёнка. А перед ними стоял почерневший порог дома Амано Мидори, с которого была видна пустота успокоившегося пожара и провалившаяся внутрь крыша.

Сердце Шии билось где-то под левым ухом. Ему тоже было больно, и это осознание неожиданно наполнило упрямством. Потребовалось время, чтобы разжать руки, отпустить землю, но Сакура справилась; она нашла в себе силы скрестить ладони на его спине в жесте «я тоже здесь для тебя» – и выдохнуть.

Ветер взвыл. Сакура встрепенулась, подняв взгляд на порог, и увидела образ женщины, бабушки, её большой лоб унаследовала мама, а затем передала своей дочери. Старушка улыбнулась, не размыкая губ, и в её призрачно-зелёных глазах отразилась любовь. Она узнала свою внучку, свою кровь. Покачала головой на слёзы, будто ласково журя. И ветер вдруг прекратился, сменившись тишиной; Сакура услышала рваное дыхание Шии и свою собственную дрожь.

– Не делай так больше, – прошептал он, не открывая глаз. – В этом месте живут духи… И далеко не каждому из них нравятся ниндзя Облака и Конохи.

– Это может быть гендзюцу, – неуверенно предположила Сакура.

– Гендзюцу? – мрачно хмыкнул Шии. – Вряд ли. Ты ведь тоже чувствуешься многоголосие самых разных чакр, не так ли? Голые деревья машут ветками, и словно эхо из прошлого возникает, да? Зловещее, отчаянное, мстительное? Нет, уважаемая Сакура, это не гендзюцу. На исторической территории страны Молнии есть такие места; говорят, там начинался наш мир, поэтому неосторожные путешественники могут случайно встретить некий… след. Земля хранит множество секретов и ничего важного не забывает. Изредка эти таинственные места отдают счастьем, конечно. Резонируют им. Но куда чаще там можно встретить чьё-то отчаяние от великого горя, тяжелой тоски или несправедливой смерти. На присоединённом юго-западе до сих пор почти никто не селится. Почему, как ты думаешь? Слишком свежая рана. Я знал на что иду, когда вызвался сопроводить тебя… Но след чувствует нас… Мы здесь чужие среди своих, несмотря на кровь. Мы живы, но нам не рады.

– Я видела бабушку, Шии, – Сакура повернулся в его руках, надеясь встретиться взглядом, но он так и не разомкнул глаз. – У меня её лоб! Она прогнала ветер, эхо, след, что бы то ни было… всё будет хорошо. Мы свои, – заверила его. – Посмотри на меня, Шии. Даже если духи, как ты говоришь, нам не рады… После Кагуи и Дерева можно во что угодно поверить… Я хотела встретить бабушку и, – сглотнула, – да, не успела, пусть и приложила все усилия. Но она показалась мне на глаза, улыбнулась… это ведь должно о чём-то говорить? Мы пришли сюда познакомиться с прошлым. Оно оказалось… тяжёлым, кровавым, несправедливым. Но мы всё равно здесь. Может быть, больше никого и не осталось из совсем молодых потомков этой деревни, и духи сердятся, что нас только двое. Мы не знаем ни их традиций, ни песен, ни легенд – ничего, что можно было сохранить в истории, кроме формальностей. Но это ведь можно изменить! Бабушка Мидори умерла, но её душа, наверное, здесь и осталась. Иначе почему я её увидела? Почему отчаяние отступило? Дождь, под которым мы шли, наверняка и потушил пожар. Посмотри, соседние дома совсем не тронуты огнём. У нас есть ещё несколько дней, давай задержимся и научимся. Я знаю только про ладони, но ведь было же что-то ещё!

Шии со вздохом открыл глаза, красные от лопнувших капилляров.

– Отваги вам в Конохе, видимо, не занимать, – наконец произнёс. – Или сумасшествия.

– Я ударила кулаком богиню-кролика, – серьёзно ответила Сакура. – Драться с деревьями мне ещё не приходилось, но если они тебя будут обижать, можно попробовать.

Он слабо рассмеялся.

– Не стоит. Я пытался перетянуть их внимание на себя, пульсируя чакрой. Это сработало, но им не понравилось.

– Так ты только поэтому взял меня за руку? – возмутилась Сакура.

– В том числе, – ответ был довольно уклончивый и немного смущённый.

– Не надо меня защищать, – твёрдо заявила она. – В случае чего, я и сама оборонюсь, если ко мне сунутся в голову. Даже моя подруга Яманака побаивается туда заглядывать. Говорит, у меня там что-то обитает. Или кто-то. И оно, точнее, она очень не любит незваных гостей.

– Это что, ты мне ещё и дрова колоть запретишь?

– Дрова? Ха! Да я их руками разорву. И воду могу натаскать. А вот если ты готовишь хорошо, то кто же против-то будет.

– Полагаю, договорились, – по-доброму усмехнулся Шии и опять посмотрел на неё своим блестящим чёрным взглядом, совсем как озорной мальчик, и захотелось смущённо отвернуться, но Сакура прикусила губу и велела себе не краснеть. Не краснеть! Категорически! Совсем!

Они по молчаливому согласию поднялись на ноги. Шии неловко спрятал руки в карманы и посмотрел куда-то в сторону.

– Мои родители ещё не были женаты, когда бежали, хотя я на тот момент уже родился… Не до праздников было, думаю, а идти расписываться пришлось бы далеко и опасно. Мама носила фамилию Куроно. Можем попробовать найти этот дом и заночевать.