Текст книги "О трудностях восприятия, или...(СИ)"

Автор книги: SаDesa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Сворачиваю в знакомую до тошноты арку и придерживаю капюшон, чтобы гуляющим по улице ветром не снесло. Сентябрь в этом году что-то совсем не удался. Перепёкся, видимо.

И если бы только сентябрь… Жаль, что чужое упрямство вместе с жарой никуда не слилось.

– Они не розовые. Совершенно нет. – Качаю головой для пущей убедительности и даже не думаю смотреть на свои ноги. Вот ещё чего, ага. Стоит только глаза опустить, как подъёбок станет ещё больше. Сейчас, ага.

– Нет, они именно розовые. Поросячьи почти. – Нагоняет на повороте, и теперь вровень идём. Прячет руки в карманы толстовки и деланно не замечает, что половину растрёпанной ветром чёлки сейчас попросту сожрёт.

– Сам ты, сука, поросячий! Что ты вообще пристал?

И действительно, всю душу мне уже вытряхнул со своим «Ох, ебать, это что, попытка заявить миру, кто ты есть? Нет? А почему тогда кроссы розовые?», и докажи этому уроду, что лиловый – это не блядская фуксия. Ага. Жнецов был бы не Жнецов, если бы, уцепившись, все кишки не перетряхнул. А тут ещё и перманентно психует из-за приближающихся соревнований. Совсем пиздец.

– Кто-то же должен к тебе пристать. – Пожимает плечами на моё недоумение и даже улыбается как-то виновато. – Вот хотя бы я.

Останавливаюсь посреди старого, уже без качелей даже, двора и на секунду пригибаюсь, опёршись ладонями о бёдра. Гляжу на просто вырвиглазные ЛИЛОВЫЕ кроссы и закатываю глаза по новой.

– Где ты вообще видел таких поросят?

– В каком-то кислотном мультике ещё по «Два и два», а что? Реальные чем-то отличаются?

Да твою же жопу вставной бабушкиной челюстью…

Выпрямляюсь и, уже примерно представляя, что именно собираюсь сделать, разворачиваюсь, хватаю его за рукав толстовки и тащу за притаившиеся около полуразвалившейся кирпичной стены, такие же ветхие, брошенные ещё при Ельцине гаражи.

Места мало, но да кому оно вообще нужно?

Затаскиваю за собой и, убедившись, что со спины ничего не видно тоже, прижимаю к подозрительно рыжему стальному боку. Следы останутся? Ну и хуй с ними, пускай в тазике замачивает и отгрызает, любитель, блять, поросят.

Привстаю на носки – всё-таки ещё не дорос до жнецовских ста восьмидесяти восьми – и, поудобнее намотав толстовку на кулаки, выдыхаю прямо в его приоткрывшиеся губы:

– Сам ты, сука, розовый, понял? А от моих кроссовок – отъебись.

– Я вот как раз не, а твои…

Упрямый, и просто так не заткнуть. Да только я его что сюда тащил, ради просто так? В комнате – прибитый суровой ля-маман сосед, а у Влада так вообще вечный аншлаг с самого начала года. Никакой тебе личной жизни, выкручивайся как хочешь, Кир.

Что же, я и выкручиваюсь.

Прямо сейчас.

Упрямый, и просто так не заткнуть. Разве что механически. Потянувшись ещё немного вверх, встав на самые носки и накрыв его рот своим.

Курил вот буквально только что – и языку тут же горько.

Курил вот буквально только что, а я почти умудрился бросить, пообещав перед отъездом маме, но как же, бросишь тут, ага… Этот-то смолит за двоих, а мне после – капли на его губах хватает, чтобы одуреть. Одна зависимость на другой – вот что такое этот ехидный идиот со своим «розовым».

Но целовать от этого ещё круче.

Вроде как урвать кроху того, что больше нельзя, и тут же чужими губами зажрать. Дополнить и добить.

И уже вовсе не никотиновое голодание сдавливает и без того вечно повёрнутые не в ту сторону извилины. Вовсе не оно.

Неторопливо пристраивает ладонь сначала на моё плечо, а после второй по спине ведёт. Начиная от поясницы и, словно подразнивая, целомудренно выше, до лопаток.

Даже не лапает.

Даже будто бы и не Жнецов.

Даже приоткрываю один глаз, чтобы убедиться.

– С тобой всё нормально? – Вопрос такой себе, не более чем для проформы. Вот сейчас он от него отмахнётся и…

– А если я скажу, что нет? Начнёшь допытываться, в чём дело?

Смаргиваю, будто на зрачки налипло.

Переход довольно резкий и бьёт по затылку не меньше рухнувшего с крыши кирпича. Отступаю на шаг, рискуя навернуться зацепившись за кучу строительного мусора или, ещё хуже, торчащую откуда-нибудь железяку.

– И…

Шарит по карманам, и взвыть хочется от того, насколько же не терпится сигарету попросить или же просто выхватить. Этот ещё тут со своими драматическими паузами.

– …в чём дело?

Пожимает плечами и опускает голову. Выуживает сигарету из чуть смятой пачки и начинает выкапывать из заднего кармана зажигалку. Ударить хочется уже, честное слово. А сердце где-то под глоткой долбится. Самые страшные варианты его «не в порядке» всплывают первыми.

И тишина во дворах такая, что слышно, как где-то на верхах мяукает запертый на балконе кот и скребёт дверь. Тишина такая, будто ветер нарочно сейчас стих, чтобы мне было чем себя занять, пока Жнецов тянет и никак не может прикурить.

– Ну? – не выдержав, поторапливаю, перейдя почти на шёпот, и сам не знаю, куда засунуть руки. Ещё бы, у меня-то нет сигареты. Мне же нельзя. Я же почти бросил.

– Ну… – повторяет и, нахмурившись, глядит исподлобья, глубоко затягиваясь. – Ты только не обижайся, ладно? Не думай, что дело в тебе, и…

Рефлекторно отшатываюсь назад и, разумеется, запинаюсь. Лишь каким-то чудом умудряюсь сохранить равновесие. Ощущаю, как все краски медленно утекают с лица, а кроссы, напротив, словно ещё ярче становятся.

Или это зрение подводит?

– И? – подпинываю довольно мрачно и, прежде чем закончит, прячу руку в карман, чтобы там сжать в кулак. Шутливый настрой улетучился вмиг.

– И меня не заводит твой блядский розовый. Ну серьёзно, ты бы ещё трусы такие купил.

Закатываю глаза и медленно, очень медленно опускаю назад, вниз. Выхватываю у него сигарету и выкуриваю буквально за три тяжки. Урод, блять. Постоянно меня пугает, а я как дурочка ведусь, думая, что вот уж сейчас-то точно…

– Или ты и купил? Под цвет задников?

– Как жаль, что ты этого не узнаешь, – отвечаю как могу ехидно и с сожалением разглядываю оставшийся от никотиновой палочки фильтр. Ну вот. Малейший стресс – и две недели воздержания просто по кочкам и в мусорку. – Ни сегодня, ни завтра, ни через три дня…

– Это что, маленькая милая обидка?

– Ну почему же «маленькая»?.. Вполне себе такая конкретная. Будешь знать, как нести хуйню и пугать меня.

– Это всё они так на тебя влияют, да? Дальше что, плаги с «Хелло-Китти»?

– Ага. Анальная пробка со здоровенной стразиной, которую ты тоже не увидишь, шутник.

Теперь уже его черёд закатывать глаза и наступать, внимательно глядя себе под ноги. Прижимает к уцелевшему фрагменту стены и, наплевав на то, что она вся покрыта плотным слоем пыли, опирается о неё ладонями чуть выше моей головы.

Затягиваюсь последний раз и, отбросив выкуренную по самое не хочу сигарету, медленно выпускаю дым изо рта. Тонкой-тонкой струйкой, что разбивается об его подбородок и, когда вдыхает, забивается в ноздри.

Наклоняется чуть вперёд и мельком, что и не почувствовать, касается губами моего уха.

– Они всё равно розовые.

Поджимаю свои, чтобы скрыть улыбку, и сцепляю руки в замок, обхватив жнецовскую поясницу.

– А ты – козёл, но это же не мешает мне любить тебя.

Качает головой с самым что ни на есть серьёзным видом и соскальзывает пальцами на мои плечи. Где-то на периферии сознания надеюсь, что вовсе не для того, чтобы вытереть их о куртку.

– Аргумент.

– Именно, аргумент. А у тебя их нет. Так что – лиловые.

– Розовые, Кир.

– Это член у тебя розовый, а кроссовки – лиловые.

Становится задумчивым и как-то нехорошо глядит вниз, приподняв бровь. Сжимаю его сильнее и легонько пинаю по боковине белого найка.

– Немедленно прекрати думать то, что ты сейчас думаешь. Прямо сейчас, Жнецов.

– Ты такой а-а-ар, когда командуешь, малыш.

Пнуть хочется сильнее и вовсе не по обуви, а так как все мои эмоции тут же отражаются на лице, принимается тараторить:

– Нет, я серьёзно, ты сразу такой хмурый и…

Вторая попытка заткнуть проходит даже глаже первой. На этот раз сам на неё напрашивается и с готовностью перемещает ладони куда надо. Подхватывает под зад, отирает моей курткой всю проклятую стену и умудряется даже не пошатнуться, когда, напирая, неловко наступает на полуразвалившийся кирпич.

А кругом – тишина… Кот так и скребёт дверь где-то на верхах. Кто-то рядом совсем, в доме через этот самый забор, смотрит новости по «России-Два», а Жнецов с энтузиазмом пытается задушить меня, запихав свой язык поглубже.

А Жнецов, оторвавшись для того, чтобы продышаться, и щекой прижавшись к моей, хитро шепчет, провоцируя по новой:

– И всё равно они розовые.