Текст книги "Inside Out (СИ)"

Автор книги: SаDesa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Да еще и эти ужасные колготки. Ужасные, ужасные, ужасные.

Вообще тихо тут у них. Я, признаться, ожидал чего-то более… трешового? А у них реально скучные взрослые посиделки с приставкой и всего шестью бутылками пива на троих.

Или им просто встретиться и помолчать хочется?

Сворачиваю в коридор, весь в своих мыслях и кошачьей шерсти, и до кухонной распахнутой двери не дохожу каких-то полметра.

Перехватывают за запястье, тащат назад, но не в комнату, а к входной двери.

– Эй…

Приставляет палец к моим губам и тут же, воровато улыбнувшись, обхватывает мое лицо второй ладонью. Прижимает ее к линии челюсти и большим пальцем проводит по щеке. Быстро, смазанно, украдкой.

Наступает еще, не глядя распинывая чужую обувь. Вжимает спиной в деревянную облицовку, едва не насадив боком на торчащий в замке ключ, и наклоняется.

Быстро все, в одно движение. Быстро, пробежавшись второй рукой по моему плечу и сжав ее в итоге чуть выше локтя.

Сглатываю, прежде чем он успеет поцеловать. Сглатываю, и отводит руку чуть ниже, на шею, оттягивая вниз широкий ворот стойкой.

Сглатываю и послушно размыкаю губы.

Сначала не торопится, даже особо не лезет языком, а потом… А потом, стоит заминке между треками закончиться, рывком притягивает к себе, обхватив за пояс, и заставляет приподняться на носки.

Такой теплый и в одном из своих черных свитеров. Этот больше тянет на футболку с рукавом. У него все шмотки черные. Джинсы, в заднем кармане которых торчит смявшаяся пачка сигарет, тоже.

Последнее, наверное, о чем я так внятно и четко могу подумать.

Последнее, а фоном на моем же телефоне установленный на соседа рингтон.

– Тимберлейк – серьезно? – передразниваю шепотом, сбиваясь дыханием и цепляясь за его волосы. Наигранно удивляется, и его ладонь очень уверенно стекает на мою совсем плоскую из-за этих бабских шмоток задницу.

– Так это же кавер.

Это же кавер… который ты у меня услышал и нашел.

И принимается натурально жрать меня. Смазывая и проклятый блеск для губ, липкий и забивающийся в рот своим привкусом, и, подозреваю, даже тоналку.

Подозреваю, что от моего нарисованного лица вообще мало что останется, когда он закончит. Пускай только растянет на подольше.

Пускай только так же тискает и играет с моим языком своим, то и дело слабенько прихватывая его зубами. Тискает как самую настоящую девчонку, и у меня от этого съезжает все и сразу.

Пускай…

Голова кружится. Слишком накурено или это лишь в голове моей столь плотно стоит дым?

Слишком жарко становится впотьмах коридорных или все дело в том, что в футболках ходить привык? Не к платьям точно… Но вот так тянуться поближе, покорно запрокидывать голову и цепляться руками – вполне.

Наклоняется, наваливаясь на меня, прогибая назад, и кончиками пальцев хватается за край платья. Тащит его, задирая вверх.

Доходит до середины бедра, когда я, опомнившись, самым натуральным образом шлепаю его по пальцам и делаю страшные глаза.

Мое сказанное одними губами категоричное «нет!» съедается так же, как тот проклятый блеск для губ, который на языке давно заменил никотиновый привкус горечи и табака. Мое «нет» становится весьма и весьма вялым на третий поцелуй-укус куда-то в области дергающегося кадыка. Не церемонится особо, зажимает совсем как перед сексом, коснувшись почти всего и везде, и, прежде чем успеваю опомниться, опускается на колени.

Раз – и просто стек вниз, уходя из-под моих пальцев.

Раз – и цепляюсь уже за его волосы, пока, рывком подняв чертов подол, цепляется за резинку этого пиздеца с добавлением лайкры.

На фоне тихо, комбо Саб-Зиро и наконец новый звуковой ряд.

Стаскивает колготки почти до колен, абсолютно обездвиживая меня, и бросает что-то язвительное по поводу отсутствия женского миленького бельишка.

Бросает вскользь и тут же, не дожидаясь ответа, берется за широкую резинку моих трусов. Не дразнит ни единой минуты, не подготавливает к чему-то большему, а сразу берет в рот.

Головка цепляет его зубы и скользит внутрь по гладкому нёбу. Берется за мои бедра и ведет ими вперед, толкается словно вместо меня.

Правую ладонь закусываю, левая – в его волосах. И верно, вовсе не короткие… Есть за что уцепиться пальцами.

Глаза слезятся, крыша едет.

Сумбурно, жестковато иногда, страшно до ужаса и иногда колко от его подбородка.

Всего раз отстраняется, глядит снизу вверх и больше не прерывается.

До самого конца. Во всех его гребаных смыслах. Не знаю, как у других, а у меня только что случился апокалипсис.

Не знаю, как у других, но он заставляет меня кончить за три минуты и двадцать три секунды. И хрен его знает, почему я запомнил, сколько именно длился играющий трек.

И хрен его знает, как я не умер, пока он спешно сглатывал, а внизу моего живота, все еще сворачиваясь, кольцами пульсировала до безумия сладкая, смахивающая на конвульсии му́ка.

Отдышаться просто необходимо. Отдышаться не позволяет, поднявшись на ноги и ударив ладонью по выключателю на стене, заталкивает меня в распахнувшуюся дверь.

Да такое ускорение придает, что я почти разбиваю вовремя выставленное колено о бачок унитаза. Еще и в ногах путаюсь, проклятые спущенные колготки!

Шагает следом, запирает на защелку и, перегнувшись через меня, звучно хлопает пластиковой крышкой. Сам же стягивает с меня этот нейлоновый кошмар вместе с едва держащимся на заднице, приспущенным бельем и, сжав под коленкой, тащит мою ногу вперед.

Сам ставит так, как ему хочется, и, укладывая мои ладони на холодный кафель и явно наслаждаясь этим по новой, задирает платье.

Медленно на этот раз, до поясницы доводит, гладит по оголившейся коже.

Не удержавшись, звонко шлепает по ягодице. Придвинувшись ближе, руку под мой живот заводит, щекочет его подушечками пальцев.

Нависает, упираясь в стену чуть выше моего.

Лицом утыкается в затылок, шумно вдыхает.

– Потерпишь?

Поспешно киваю и жмурюсь. В ногах все еще слабость, а внутри пустота. Внутри, под кожей и ребрами. Под сплетением вен и мышц. Но пустота не страшная, а легкая. Приятная.

А еще в довесок плохо слышу отчего-то и пропускаю момент, когда он расстегивает свои штаны и его кофта задирается тоже. Кожей к коже. До мурашек приятно. Почти как лежать на нем сверху после секса. Почти, потому что сейчас фактически на мне он. Потому что сейчас у нас все еще «до».

– А ты сначала поспишь? – подначиваю, не потому, что не терпится, а потому, что страшно вдруг. Страшно не чувствовать себя стремно в платье рядом с ним. Страшно, что внутри все словно опять перекрутило – и изнанкой наружу. Страшно, что это может стать сильнее, чем уже есть.

Страшно и вместе с тем хочется.

Чтобы его тоже вот так. Как меня. Кишками вверх.

Дергает выше, прогибает в спине.

Одну ногу назад, другую – коленом до упора в холодный фаянс.

Слышу, как сплевывает на ладонь, и надеюсь, что не зря вчера ему спокойно помыться помешал. Надеюсь, что не будет так туго и обойдется почти без боли.

Надеюсь, потому что, собственно, решившись на такой безумно глупый шаг, я на подобное надеялся. Разве что без двух его друзей за тонкой дверью, которой он саданул так, что только тупые бы не поняли.

Ну и пусть.

Нам можно, мы же встречаемся – верно? А покраснею я потом. Может быть.

Может быть, если кровь, по новой ливанувшая вниз, сможет вернуться назад, к щекам. Если…

Гладит меня, спешно дрочит, осторожно сжимая пальцами и, должно быть, стремясь хоть как-то компенсировать все еще не нагрянувшую боль от проникновения, и, только убедившись, что у меня снова стоит, чуть отступает назад.

Выпрямляется.

Оглаживает мою промежность, пальцами давит чуть выше мошонки, после поднявшись еще на сантиметр или два.

Проверяет и приставляет влажную от слюны или выступившей смазки головку ко входу в мое тело.

Надавливает, растягивает по сантиметру, проникая внутрь, а я так и жмурюсь, да еще и для верности сжимаю зубы.

Тянет, жжется и вообще меньше всего похоже на то, что бывает в конце, перед разрядкой.

Но представляю, как это выглядит со стороны, представляю, как ОН медленно натягивает меня на себя, абсолютно точно зная, что его друзья и, может быть, даже соседи все услышат.

Но представляю, что ему очень и очень не терпится, и становится куда легче.

Слаще.

Начинаю дрожать, подрагивает начавшая ныть коленка.

Мурашки по спине.

Уже наполовину во мне. Уже кажется, что еще немного – и проткнет саму душу, спрятавшуюся за ребрами.

Ему, наверное, и это можно уже.

Наизнанку… третий или тридцатый раз.

Наизнанку, когда ладонью, что упирается в стену, скатывается вниз и накрывает мою руку, неловко сжав поверх пальцев. Наизнанку, когда притормаживает, войдя полностью наконец, и дает мне отдышаться.

Наизнанку, когда снова носом по волосам ведет, чтобы отвлечься, и тепло дышит на ухо.

– Нормально?

Киваю и так замираю, прижав подбородок к груди. Потому что тогда он может уткнуться лицом в мою шею сзади.

Может прикусывать выступающие позвонки и целовать под линией роста волос.

Потому что так он еще ближе. Словно покрывает сверху. Обволакивает. Всего.

И плевать уже и на краску на лице. И на дурацкое платье. И на «удиви меня».

Плевать.

Качнувшись вперед, заставляет вздрогнуть. Не вынимает, лишь надавливает чуть больше.

Не вынимает, придерживает меня все также под живот и бедрами ведет.

– Тебе нормально? – повторяет снова, и звучит как-то потерянно. Словно издалека. Звучит сорванно и немного хрипло.

– Да… – Сглатываю, хотя во рту ужасно сухо, и добавляю чуть увереннее: – Шевелись уже.

Слышит меня, но словно на пробу. Все еще очень осторожен. Все еще тянет мышцы.

– А так?

– Да…

Быстрее, в этот раз даже слышится шлепок, мышцы словно ошпаривает сухой, тут же затихшей болью. Мышцы, а еще внутри сладко вспыхивает что-то. Сладко и словно множащейся вспышкой. Словно потирает это «что-то», растравливая пучок оголенных окончаний. Словно…

– А так?

– Да.

Ускоряется, за несколько секунд слабые толчки становятся рывками, и, несмотря на то, что, кажется, реально почти что в желудке движется, выходит все лучше и лучше. Выходит расслабиться и позволить себе побыть почти что его девушкой. Похуй, что не ОНА, зато ЕГО.

– А так? – Уже срывается сам, воздух втягивает со свистом, но игру – маленькую, жгучую, как та самая заткнувшаяся, уступившая приятным ощущениям боль, – не прекращает. Дразнит даже сейчас, не собирается останавливаться. Напротив, приноровившись, перестает придерживать мой бок и находит пальцами елозящий по краю свисающего платья член.

– Да! – выходит воплем, да только кто б заморачивался. Выходит громко да еще со шлепком ладони о кафель. Выходит правильно, наверное.

Никаких больше вопросов, никаких вполсилы.

Ни заминок, ни пауз.

Колено ломит, узоры на темной плитке оживают, а вокруг, кажется, тропики.

Пару раз едва не впечатывает меня грудью в бачок, и, кажется, слышится треск чужого платья.

Вот тогда замирает ненадолго, чертыхается, сглатывает и сбавляет обороты, да только пальцы его от этого нежнее или медленнее не становятся.

Напротив, выдают его, беспокойно-нервные, торопятся. Но как бы ни сжимал – не делает больно, больше гладит, а после и вовсе сжимает в кулак, позволяя толкаться в него самому.

Напротив… хочет, чтобы я и в этот раз был первый.

Хочет, чтобы можно было не заморачиваться и не сдерживаться больше.

Наизнанку в пятьсот пятый раз. Настолько проникся им, настолько в нем, что сначала накрывает какой-то сюрреалистичный ужас и почти сразу же – оргазм.

А после еще и нечто очень тяжелое, на спину.

Давит так, что, кажется, если прислушаться, можно услышать треск.

Фаянса или моих костей.

Или всего вместе.

Или кому тут не наплевать вообще?

Отдышаться бы, пережить, осознать, что на этот раз я первый, а он следом.

Отдышаться бы и почувствовать, что лоб, вжавшийся в мою шею снова, абсолютно мокрый.

– И что это такое было? – спрашиваю в пустоту и, когда он, опомнившись, выпрямится и отстранится, тяжело разворачиваюсь, падаю на опущенную крышку уже саднящей задницей.

Понимаю, что все, о чем я буду мечтать через пять минут, – это душ и желательно сразу же провалиться сквозь землю, но это только через пять минут. Пока же можно отереть тыльной стороной ладони невесть когда взмокшее лицо и с недоумением рассматривать темные пятна на пальцах.

Надо же, все-таки что-то потекло.

Он же – невозмутимо натягивает штаны повыше и, так не застегнув, шарит по задним карманам. Лопатками приваливается к косяку и закуривает. Затягивается медленно, но с таким довольным видом, что не выдерживаю и тянусь в его сторону пальцами.

Дай-дай-дай. Мне тоже очень надо.

– Хорошие девочки не курят, – почти в полный голос возражает, но никотиновую палочку все-таки отдает. Хватаю ее, жадно втягиваю в себя все эти смолы и пары через фильтр. И плевать на возможный рак легких когда-то там – я умру, если не покурю сейчас.

– Хороших девочек не трахают вот так.

– Ошибаешься, их только так и трахают.

Сигарета гуляет из рук в руки, пока фильтр не начинает тлеть. Нам одной на двоих явно мало, но за второй лезть не спешит. Слышу какой-то шум в комнате, после чуть ближе, уже в узком коридоре, и понимаю, что никогда-никогда-никогда отсюда не выйду. И даже если он прав насчет хороших девочек, я понимаю, почему их осталось так мало. Они на месте умирают от стыда.

Приподнимает брови, во взгляде насмешка так и плещется. Словно выжидает чего-то и совершенно точно никуда не спешит.

И дожидается.

Деликатного постукивания в дверь с другой стороны. Я тут же трусливо прячу лицо в ладонях и складываюсь напополам, без труда проигнорировав тянущую боль в пояснице.

– Эй, мне типа страшно неловко и все такое, но мы погнали уже. Завтра на работу и все такое. Приятных вам ролевых игр и все такое. И это, Аут, не измывайся над мальчишкой слишком долго. Он же не виноват, что ему достался именно ты.

Куда я там хотел? Под землю? Можно сразу в Австралию или что там с той стороны? Или лучше колонизировать Марс? Венеру? Да хоть всего ебучего Скорпиона!

Спешно перемещаю пальцы и уже зажимаю ими уши. Будто сквозь толщу воды слышу, как отвечает что-то, а после приглушенного хлопка входной двери снова начинает пахнуть дымом.

Выпрямляюсь и пялюсь на него так, словно впервые увидел. Или нет, не так. Не впервые. Второй раз в жизни – ранее он попадался мне на плакатах «Людоеда разыскивает полиция».

– Так ты им сразу сказал…

– Сказал, – подтверждает совершенно спокойно, и я выпрямляюсь. Тупо пялюсь на оставшийся на ткани светлый отпечаток. Как они вообще выживают, а? – Подразнить тебя хотел. Я же не думал, что ты такое выкинешь.

– А обманывать было зачем?

– Ты же назвал меня своей девушкой. Почему нельзя мне?

Вскакиваю на ноги, но вместо возмущения на моем искривившемся лице отражается настоящая му́ка. Шибко теперь не попрыгаешь. Сворачиваю всю свою обвинительную речь и снова отбираю у него сигарету.

– Это нечестно. Ты не живешь с ними. И знаешь их как минимум достаточно для того, чтобы быть уверенным, что они не расскажут.

– Ну, Серый вообще никому ничего не расскажет. Он немой. А любитель нестандартного юмора – старший брат Сереги и со мной с первого класса. Есть отчего быть уверенным.

– А мне не от чего. Тупо было с твоей стороны. И вопросы твои тоже… Знаешь же.

– Да, наверное, знаю. – Щелкает зажигалкой пару раз, глядит на то и дело тухнущий огонек и как-то пространно улыбается, тем самым сворачивая этот странный и мне самому до конца не понятный разговор.

Молчим какое-то время, пока не докурю и не смою оба окурка в унитаз. Словно ждал этого и с готовностью распахивает дверь, чтобы выйти, но останавливаю, схватив за рукав тонкой кофты.

– Почему «Аут»? Так они тебя и зовут, верно? Но почему?

Пожимает плечами, и в этом жесте напряжения в разы больше, чем во всем его теле было, когда он распахнул дверь в квартиру. Вижу, что колеблется, и, не удержавшись, пытаюсь немного надавить, добавив в голос побольше умоляющих ноток:

– Расскажи мне, пожалуйста. Я ради тебя выставил себя идиотом, теперь твоя очередь побыть чуть-чуть честным.

Отцепляет мои пальцы по одному и, взяв за руку, утягивает в коридор. В комнате бук с потухшим экраном так и проигрывает что-то, телек выключенный стоит.

Темнота обволакивает совсем как в наш первый раз. Кажется, безумно давно было. Безумно давно – пару-тройку дней назад.

– Мне и без того нечасто везет, но самое фееричное было, пожалуй, ближе к семнадцати. Я вроде как легкой атлетикой занимался и на первых же серьезных сборах сломал ногу к чертям. Разрыв связок до кучи, серьезное смещение. Прощай, спорт, и привет, электрика и техвуз. А после еще много всего, по мелочи и нет. Отсюда и «Аут». Я всегда вне. Пролетаю мимо важного. Еще вопросы?

– Да… – Заставляю себя кивнуть и, вместо того чтобы на шее повиснуть, лишь легонько сжать локоть и отступить назад. Кожей чувствую, что не стоит. Не стоит лезть к нему под шкуру вот так, в темном коридоре, да еще и так резко сменив тему. Не надо. Расскажет. Теперь точно когда-нибудь расскажет. Куда ему от меня избавиться теперь? Никаких «вне». – Дашь мне полотенце?

Кивает и уходит в комнату, к единственному массивному шкафу, занимающему, впрочем, добрую треть стены. Мимо моей ноги, обтеревшись об нее, проходит нечто пушистое. Надо же, второй раз за вечер коснуться меня изволил, высокомерный рыжий лорд.

– Как его зовут? – чуть повысив голос, спрашиваю, стараясь не спугнуть так и вьющееся вокруг животное, которому я в таком виде приглянулся куда больше, чем в привычных джинсах. Странный он все-таки.

– Кота? А хрен его знает.

– Это как? – Теряюсь даже и не спешу, несмотря на противную холодную липкость, сбежать под горячий душ. Несмотря на то, что в мои руки только что сунули темное объемное полотенце.

– Вот так. Он сам пришел. Я дверь открыл, а он зашел и решил остаться. Больше года живет.

– И ты не дал ему имени?

– А зачем? Кот и кот. Пока хочет – живет, нет – кого получше найдет.

Двусмысленность выходит поражающая. И абсолютно точно меня не впечатляющая.

– Нет, не найдет. – В голосе столько уверенности, что была бы материальной – я бы и сам начал озираться по сторонам, пытаясь понять, откуда ее столько взялось. – Не хочешь сам, так я назову. Каким-нибудь придурочным Пушком.

Смешок у него выходит даже теплый. Берет меня за плечи и, развернув на сто восемьдесят градусов, заталкивает в ванную. Сначала заталкивает, после зажигает свет.

Оставляю дверь открытой, совсем как он вчера. Надеюсь на то самое, которое «след в след». Просто постоять вместе.

Надеюсь, но не приходит. Только когда как следует отмывшись, выбираюсь из-за непрозрачной шторки и нахожу на змеевике чистую, явно стираную не меньше трех сотен раз и выцветшую до темно-серого футболку.

Под ней же обнаруживаются веселенькие, еще в упаковке, ядрено-желтые боксеры в крупную вишню.

Прикольненько.

Ему подарил, что ли, кто? Решаю не разбираться и, наскоро обтершись и упаковавшись в чужие шмотки, возвращаюсь в комнату. О том, что делать с платьем, предпочитаю до завтра не думать. Рыжее чудовище под дверью ждет.

***

Уже валяясь на диване, так и не разобранном и страшно узком, – и даже скорее не на самом сиденье, а его хозяина поверх, – вспоминаю о своем телефоне.

Про минимум одно непрочитанное сообщение.

Дожидаюсь, пока он уснет, и под бормотание никогда не замолкающих динамиков бука выбираюсь из-под одеяла.

***

«Теперь ты спроси. На что я готов ради тебя?»

Кусаю губы и, кажется, уже с удовольствием выворачиваюсь наизнанку. В тысячный раз.