Текст книги "Уйми бурю (СИ)"
Автор книги: SаDesa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Смерть Одина должна была развести нас.
Тор все еще хранит тишину. Не собирается больше вступать в патетику и вестись на провокации. Того, что он сказал и услышал, более чем довольно.
– Но я не смог уйти, когда подвернулся момент. Не смог принять то, что ты смирился и живешь дальше, не пытаясь вернуть меня. Я не смог принять то, что принял ты. – Каждое последующее слово тише предыдущего. Каждое последующее режет больнее прежнего. Тор с удивлением понимает, что может чувствовать боль сверх той, что ему уже причинили.
Ему нужны проклятые «Скиттлс», чтобы занять рот. Ему нужно что-нибудь, чтобы не начать говорить тоже. Не начать говорить о том, что он сам день и ночь прокручивает в голове. Ему бы прикусить язык да забить приторной сладостью рот. Да ни леденцов, ни драже под рукой нет. Есть только правда, что на вкус хуже плесени.
– Я надеялся… – Начало дается легче всего, после него требуется взять паузу. После него требуется сжать руку в кулак, потому что раскат грома неожиданно сильный и близкий. – Я надеялся, что Танос не солгал и ты больше не воскреснешь.
Локи кажется оглушенным. Все глядит в потолок, не обращая внимания на то, что одеяло сползло и оголило его левый бок. Тор заставляет себя повернуть голову. Потому что хочет видеть. Хочет знать, что правда ранит и его брата, и плевать тоже, что не кровного.
– Потому что я не могу больше. Не могу больше переживать твою очередную смерть и надеяться. Больше не могу, – заканчивает с косой ухмылкой на лице. Заканчивает, ожидая, что Локи кивнет, по обыкновению зубами прихватит губу, оденется и растворится. Как иллюзия или морок. Но тот лишь тоже поворачивает голову и мягко, как ранее разговаривал только с матерью, отвечает:
– Прости, что еще и тут разочаровал.
Тор хочет возразить, но не делает этого. Тор хочет, но не находит нужных слов. Не находит в себе ничего. Ничего, кроме бессильной ярости, все той же до костей его пропитавшей отчаянной злости.
На себя и других.
Грохочет совсем рядом, да так, что рокот прокатывается под кожей, и, не найдя отклика, не найдя того, на кого можно было бы обрушиться с силой бушующей стихии, затихает, электричеством рассасываясь по венам.
Молнии освещают полигон куда лучше тревожно мигающих и сгорающих один за другим прожекторов. Молнии… за которыми Тор пытается спрятать свое отчаяние и не может.
Локи же – вслушивающийся, будто по его следу уже пущены охотничьи собаки. Вслушивающийся, словно лис, и становящийся тем, кем ему удается быть лучше всего.
Обманщиком.
Грусть уходит, теряется за глумливыми полуулыбками. Теряется в выверенных движениях и блеске расширившихся зрачков.
Локи понимает все по-своему.
– Злишься на меня? – Вопрос из тех, что никогда не требуют ответа. Но богу лжи хватает и мельком брошенного взгляда, чтобы этот ответ найти. – Тогда накажи.
Тор отреагировать не успевает.
Тор, сбитый с толку, не успевает ничего. Мгновение – и тяжесть обрушивается на его живот. Тяжесть, что давит в его бока острыми коленями и, нависая, опирается ладонями о тяжело вздымающуюся грудь.
Тяжесть, что совершенно безумна и словно пьяна. Тяжесть, что потонула в отчаянии так же, как и сам бог грома.
– Накажи меня, – все шепчет и шепчет Локи, пальцами беспорядочно выводя на коже неправильные косые круги. – Накажи за Разрушителя, за тот город. Накажи за то, что пришлось уничтожить радужный мост и покинуть свою смертную. Накажи за Читаури и лежащий в руинах Нью-Йорк. Накажи за то, что изгнал отца и предал тебя, заняв трон. И я же бросил, скрываясь от Таноса. Бросил совсем одного. Так отомсти мне, сразу за все, брат мой.
Тор не может даже выдохнуть или заставить себя открыть рот. Боли в чужих словах столь много, что она просто омывает его всего. Омывает от пяток до макушки и не спешит исчезать.
Тор чувствует себя парализованным и лишь немо ждет. Последующих действий или же все-таки пока еще слов.
– Давай, – подначивает Локи, ладонями ведет по плечам Тора и слабо, больше угрожающе, чем стремясь причинить реальную боль, смыкает их вокруг чужой шеи, указательным пальцем нащупывая пульс. – Кляп? Цепи? Может, то и другое разом? Предложил бы изгнание, да неоткуда изгнать.
– Локи… – Тор перехватывает его руки, сжимает запястья, и медленно садится, отталкиваясь от подушки локтем. Так он ниже на полголовы. Так Локи может глядеть на него из-под ресниц и прятать под веками черноту.
– Скажи, что ты чувствуешь, когда произносишь это имя? – любопытствует вроде бы, склонив голову набок, но звучит жестко. – Кроме разочарования и презрения, разумеется.
Близко настолько, что еще больше некуда. Близко, глядя друг на друга, выхватывая отдельные элементы лиц. Фокусируясь то на крыльях носа, то на кончиках губ, то на движениях ресниц.
Близко… Тор не спешит отвечать на вопрос, а тот, что задал его, кажется, и вовсе уже забыл.
Не целуются, просто раскрытыми ртами дышат. Одним воздухом, деля вздохи на двоих. Просто близко до одури, просто друг другом.
И это страшнее огненных глаз Суртура или мечей Хель. Хотя бы потому, что не перерубить секирой, не снести венец. Не избавиться.
Тор и вовсе словно пьян и все еще не осознает. Что Локи верхом на нем, так близко, что всего, не поднимая рук, ощутить можно. Что поздно запрещать друг другу что-либо. Что поздно думать о поцелуях как о чем-то неправильном и дурном.
Дико, до дрожи и судорог. Дико и как не молниями, но огнем.
Неправильно, но что с того, если поздно теперь? Что теперь, если один умирал трижды, а последнего из этих трех не пережил именно Тор?
Смелее, линиями по синеватой коже. Смелее, отпустив ладони, что все время в плену были. Смелее широкой пятерней за спину и, совсем как Локи, вниз, считая позвонки. До поясницы.
Дальше смазано все. Дальше голова кругом от запаха и, кажется, будто привкуса озона. Дальше то самое, в чем привыкли вариться безумцы.
Дальше… Тор целует его сам.
Целует почти целомудренно, если упустить обстоятельства и то, кем они приходятся друг другу. Целует одними губами лишь, сухо и почти по-детски.
Запускает пятерню во встрепанные черные волосы, путается в них и тащит на себя. Тащит, и тут же кольцо рук смыкается на плечах.
Вот теперь – все.
Ни назад, ни ближе. Между и лезвие ножа не пройдет.
Лбом ко лбу и пылающей, ничем не защищенной от прикосновений кожей к коже.
И как же Тору страшно. Страшно перешагнуть грань, что размыта до крайности, и вместе с этим страшно ее не переступить. Не довести все до точки невозвращения. Не сохранить. Не оставить Локи себе.
От последнего, от одной только мысли, пальцы сами в кулак, хватка сильнее.
Грозовой раскат.
Локи смеется почти что в его приоткрытый рот. Локи смеется и, запрокинув голову, как зверь подставляет беззащитное, слабое горло.
Подставляет под колкую щетину и зубы.
Хочешь, мол, давай, сожми тоже. Хочешь – задуши меня или загрызи.
Только хочешь ли?.. Этого, а не другого?
Тор едва ли в себе, когда послушно к дернувшемуся бледному кадыку тянется и почти невесомо касается его языком. Пробует, пытается собрать в одно все, что в этот момент чувствует, и в следующий раз губами уже ведет.
Вверх, до линии острой челюсти.
Вверх, сухо, без языка или попытки ухватить и перекатить тонкую кожу между зубами. Не желая причинять боль.
А вот Локи желает, и очень даже. Локи, который отмирает, когда понимает, что вот оно, сожжен последний мост, и больше не медлит.
Локи, который, высвободив ладонь, что почти невинно сжимала другую, небрежно уложенную на широкие плечи, ведет ею вниз. Чуть отодвигается, движением бедер перенеся всю тяжесть тела назад.
Упирается ладонью в твердую грудь, давит на нее, увеличивая промежуток между ними, и пальцами, царапая и словно вспухающими розовыми линиями по торсу рисуя, спускается ниже.
Очерчивает проступающие мышцы напряженного живота и, не отклоняясь от курса, не прекращая движения, глядит прямо Тору в глаза. Напрямую, да так тяжело, что не выходит даже моргать.
Напрямую, и радужки, кажется, вовсе нет. Все затопил блестящий расплывшийся зрачок. Сплошное черное.
Масляное, притягательное и бездонное.
И Тор покорно тонет в чужих глазах. Тор, что если и вздрагивает, когда тонкие, нагревшиеся от тепла тела пальцы обхватывают его член, то совсем едва.
Почти неощутимо.
Едва скользнувшей по мышцам судорогой. Не опускает взгляда. Только на Локи. Только ему в глаза.
Только на Локи, что смотрит так же внимательно и даже чуть склоняет голову набок. Прежде чем обхватить крепче и с силой сжать пальцы.
Тор не сдерживается и, скривившись, шипит.
Боль тупая и отвратительная, не столь сильная, что ему доводилось ощущать, но унизительная.
– Больно тебе? – Тон Локи сейчас – это тон естествоиспытателя, пропускающего через подопытного разночастотный ток. Тон Локи сейчас – это тон почти что вздернутого, который, несмотря ни на что, продолжает язвить своему вынужденному палачу. – Так мне будет больнее.
Тор пытается его остановить. Первые несколько секунд.
Перехватывает за запястье, а второй ладонью, что все еще в темных волосах, давит вниз, мешая привстать, упираясь коленями в матрац.
Но Локи расчетливый и хитрый, как сам черт. Локи просто подается вперед, бодает Тора лбом и прижимается ртом к его.
И на этот раз по-настоящему все. Кусаче и с языком. Сумбурно, сбито и сталкиваясь зубами.
Сумбурно, неловко местами и мокро.
Борьбой больше, чем поцелуем.
Тор не знает, что заставляет кровать под ним дрожать: то, что вот это тяжело дышащее, растрепанное создание, которое вгрызается в него, как голодный упырь, – это вечно отстраненный, чопорный Локи, или то, что сам Тор тоже может быть таким.
Может позволить себе это и не покалечить другую, или же другого.
Сталкиваются языками, укусы друг другу дарят, больше по очереди, чем в борьбе. Сталкиваются языками, и когда Тор втягивает в свой рот нижнюю покрасневшую губу подрагивающего Локи, то тот едва не стонет. Отголосками лишь.
Вибрацией, что зарождается где-то в его глотке и там же умирает, не вырвавшись.
Вибрацией, которой конвульсивно подчиняются и его пальцы, что он так и не убрал. Пальцы, что делают приятно куда больше, чем больно, и Тор сам не замечает, когда начинает двигаться навстречу его ладони. Не замечает, когда Локи привстает и, напоследок с силой укусив, отстраняется, возвышаясь.
Толчком в грудь укладывает Тора на спину. Все совсем так, как и было в начале.
Один распластан по простыням, второй – верхом.
Один дышит тяжело и шумно, второй же – едва-едва.
Когда Локи, придерживая чужой член за основание, медленно, по миллиметру, опускается сверху, то больно обоим.
Но Локи, в отличие от Тора, не кривится и не кусает губы, а словно, напротив, упивается ею. Наслаждается раздирающим его на части ощущением и лишь слепо глядит в потолок, запрокинув голову.
Дрожит весь, по груди и животу катятся капли пота, и Тор, которого сдавливает, как в тисках, порывается уже было прекратить это истязание, но нарывается на сухой отказ. Вскинутую в предупреждающем жесте ладонь и невротичное передергивание плеча. Каждое новое движение заставляет его вздрагивать всем телом.
Сжимать пальцы в кулаки, а рот – в обескровленную линию.
И, боги, какой же он красивый в этот момент!
С черными опущенными ресницами, сведенными бровями и каплей крови, сбившейся в уголке губ. Какой же он нереальный, и отчасти поэтому Тор не может его остановить. Беспомощный помешать, просто лежит неподвижной куклой и ждет, когда же уже, когда теснота чужого тела станет не давящей, а приятной. Когда Локи, решивший наказать себя подобным образом, привыкнет и расслабится.
Больно обоим, и лишь один этим удовлетворен. У Локи даже и не думает падать, и Тор, уставший испытывать вину и за этот приступ мазохизма и неправильности, тянется теперь к его члену. Вторую руку на крепкое узкое бедро укладывает и, огладив, оставляет ее над впившейся в матрац коленкой.
Буря, утихшая было за окном, возвращается с новой силой. В черт-те какой раз.
Тор не считает, а Локи наконец опускается на него полностью и теперь просто часто и прерывисто дышит, приходя в себя. Приходя в себя под неторопливые грубоватые ласки привыкших сжиматься вокруг рукояти орудия пальцев.
– Знаешь… – Локи заговаривает спустя целую вечность, за которую ливень наверняка успел залить к чертям не только полигон, но и все внутренние дворы. Ливень, что продолжает барабанить по крышам, то и дело дополненный нетерпеливыми всполохами молнии. – Вид мне нравится больше ощущений.
Тор даже хмыкает и протягивает ему раскрытую ладонь левой руки. Чтобы мог сжать его пальцы, если захочет. И Локи хочет. Локи хочет всего, чего ему могут и не могут предложить. Локи всегда был жадный. Ему всего было мало.
И то, что происходит сейчас, тоже для него ни на секунду не чересчур.
Точка отсчета, начало, но никак не кульминация или венец безумия. Первый раз у них вымученный и скомканный. Скорее на пробу и без ожидаемого окончания. Просто несколько сносных по ощущениям движений, и вот уже Тор тянет Локи за сплетенные пальцы и валит набок. Подминает под себя и долго смотрит, прежде чем попробовать взять снова.
Подминает, зависает над братом, почти не касаясь его тела, и медлит, прежде чем дотронуться. Прежде чем обнять.
Потому что от покорности, с которой Локи идет на все это, у него медленно, но неотвратимо едет крыша. Потому что Локи никогда ему покорен не был. А теперь лишь смотрит, кусает сухие губы и молчит, уронив ладони на матрац. И молчит.
Сделал свой ход и теперь ждет того, что последует в ответ.
Ждет вторжения и новой боли.
Тор отвечает поцелуем.
Вспоминает все былые обиды разом и нарочно не спеша губами шевелит. Не торопится лезть языком и, когда злости и воспоминаний становится столько, что все вокруг озоном фонит, медленно, едва сдерживая ярость, кусает.
Медленно и едва-едва. Содрогаясь от всего того, что ему хочется сделать, и от того, что он никогда себе этого не разрешит.
Не ударит, не вспомнит, не сделает больно, как было больно ему самому.
Не ударом на удар.
Не потому, что не может, а потому, что потеряет еще раз – и все. Рассыплется в пыль.
Он слышит стоны. Едва ощутимые, вибрацией оседающие на губах. Он слышит стоны и чувствует блуждающие по спине ладони.
Жаждет криков, всхлипов и рваных полузадушенных признаний. И плевать в чем.
Опускает вниз, по шее ведет, оставляет метку под правой ключицей, рисует кончиком языка на груди какой-то замысловатый узор. Подпихивает руку под поясницу, опускается ниже и целует твердый поджавшийся живот.
Локи понятливый, и всегда был. Локи не нужно намекать. Локи сам пристраивает узкую ступню на широкое, куда более загорелое, чем его кожа, плечо, а вторую отводит в сторону.
– Придумай для нас что-нибудь, – просит Тор, который не собирается больше брать его вот так, и Локи вытаскивает из воздуха первое, что нашарит. Это даже не тюбик, а стеклянная банка. С густой, заживляющей раны субстанцией, что хранится в медблоке. Тор когда-то имел с ней дело и прекрасно помнит, насколько она вязкая.
Хмыкает, согревая чужую прохладную кожу теплым дыханием, и скручивает пластиковую крышку.
– Вообще-то, можно было просто нажать на кнопку.
Игнорирует донесшийся сверху ехидный комментарий и решительно берет в свои руки. Во всех смыслах.
И с толикой ужаса понимает, что никакого отторжения не ощущает. Нет никаких вопящих «нельзя» и «неправильно». Нет вообще ни единого повода для того, чтобы остановиться и перестать.
Перестать гладить Локи по бедру, а после, щедро смазав пальцы, и между ними.
Пачкает везде, смазывая, не мелочится и, закончив, думает уже было подняться назад, но ловкие пальцы хватают его за волосы и нажимают на макушку.
Тор опускает взгляд и решает не противиться.
В конце концов, иногда ему тоже стоит уступать Локи. Не понимал раньше, но пришел к этому сейчас.
Сейчас, когда гладкая оголившаяся головка почти коснулась его щеки и прошлась по давно перешедшей в бороду щетине.
Локи недовольно шипит, и Тор больше не вглядывается в его исказившееся лицо. Опускает голову и расслабляет рот. Позволяет толкнуться приподнявшимся бедрам, только левую руку пристраивает на так и оставшееся острым колено.
Пробует на вкус и языком на вес.
Пробует обхватить губами и замирает, чуть поведя шеей.
Прислушивается к своим ощущениям. Пальцами ловит мурашки, штурмующие колено Локи.
Тору и не нужно ничего делать.
Пальцы руководят его головой, медленно поднимающиеся бедра толкаются вверх. Осторожно и размеренно, не торопясь.
В комнате прохладно, легко дышать. Даже одним носом.
В комнате прохладно, но кожа у обоих плавится, а по литым мышцам, очерчивая, стекает пот.
Тор лишь тискает маленькую, почти плоскую задницу и позволяет трахать себя в рот. И за это хочется мстить тоже. Но не оружием, не топором.
За это хочется получить что-нибудь взамен, и мысль о том, как именно будет расплачиваться Локи, возбуждает еще больше.
Тор входит в раж, начинает стараться. Делает то, чего не делал ни с кем и никогда, а когда раздается первый, различимый даже за громом стон, он кажется наградой.
Тор входит в раж и начинает понимать, как и что надо делать.
Стоит ли сжимать губы, царапать зубами или водить языком.
Тор увлекается настолько, что ориентируется по одним лишь звукам и боли, что возникает от натяжения коротких волос.
Ладонью гладит упругую ягодицу, кончиками пальцев касается покрасневшего и болезненно чувствительного от прошлого вторжения входа в чужое тело и растирает абсолютно не пахнущее ничем тягучее вещество.
Проталкивает немного внутрь, ощущая, как туго обхватывает фалангу пальца. Сгибает ее, мышцы немного потягивает, не прекращая работать ртом.
Локи гибкий, как змея, разве что не скручивается в кольца. Елозит по простыням, выгибается, не то уходя от прикосновений, не то для того, чтобы их стало больше.
Локи кусает губы и закатывает глаза.
Локи стонет и пару раз даже дарит Тору всхлипы, когда тот выпускает его из своего рта и позволяет влажной головке ударить по приоткрытым губам.
Локи смотрит на него как на второе пришествие Таноса или, напротив, как на мессию. Локи смотрит на него и совершенно точно ничего кроме не видит.
– Вид все еще выигрывает? – Тор подтрунивает, и Локи, не найдя внятного ответа, лишь кривовато улыбается, как бывало с ним в моменты поражений.
Стискивает пятерню в волосах Тора еще раз, но на этот раз не давит, а тянет выше. Тянет к себе.
И Тор охотно подчиняется ему и здесь тоже. Снова ложится поверх, не желая переворачивать на живот или ставить на четвереньки. Желая видеть его лицо.
Пытается отстраниться, коснуться плеча носом, но Локи не позволяет. Без промедления впивается в рот, заставляя так и не высказанное удивление потонуть в поцелуе, и сцепляет лодыжки за спиной.
Удобнее и не придумаешь.
Вот он, только податься вперед.
Вот он, растрепанный, зацелованный, растерянный и голубоглазый.
И ни коварства, ни намека на ложь во взгляде.
И именно поэтому Тор чувствует себя вдруг обманутым.
Чует во всем этом двойное дно и, вместо того чтобы окончательно раствориться, взять по-настоящему, выдрать Локи, как тот давно напрашивается, замирает.
– Что? – лихорадочно, словно в болезни, шепчет, кажется растерянным и таким одиноким. Тянущим руки к его, Тора, лицу. – Что не так?
Бог грома, что только что пронесся над головами половины Нью-Йорка, кривится словно от боли, что вызывает воткнутый под лопаткой клинок. У него голова кружится от одной только закравшейся мысли, что все это очередной обман. Очередное представление, устроенное Локи. Что в итоге все закончится, как кончалось всегда. На протяжении почти десяти лет. Тьма, что раньше роилась только справа, топит теперь и левый глаз.
Могучий Тор понимает, что задыхается.
Раз – и отключились легкие.
Локи хватает его за плечи и тащит на себя. На этот раз сам вжимая лбом в свое твердое из-за выступающей ключицы плечо.
Гладит по затылку, вырисовывает черт-те что на шее. Руками и ногами держит, как живая западня.
Тор начинает говорить только спустя несколько минут. Когда удостоверяется, что сердце не останавливается от недостатка кислорода. Удостоверяется, что бьется.
– Прекрати. Не надо.
Теперь черед Локи в каменную статую играть. Теперь его черед леденеть, ощущая, что нить, схваченная и уже почти что полностью намотанная на кулак, едва не оборвалась. Пока еще не оборвалась.
– Нам же хорошо вместе, – возражает осторожно, ловчее повернув голову. Теперь Тор действительно сможет загрызть его, если захочет.
– Сейчас – да. – Тор смотрит на посиневшую, только что буквально нарисовавшуюся на белом полотнище кожи вену. – Но когда это закончится…
Локи стремительно затыкает ему ладонью рот, не позволяя договорить. Выворачивает запястье просто немыслимым образом, чтобы схватиться пальцами за чужой подбородок и с силой нажать, заставляя сомкнуть челюсти.
– Это не закончится, – обещает столь уверенно, что Тору тут же хочется сдаться. Хочется поверить в очередной раз и забыть, чем закончились предыдущие. Тору хочется сдаться и забыться хотя бы на время.
Тору не заставить себя это сделать. И тогда Локи берет все в свои руки снова. Перекатывает их обоих набок, забрасывает ногу на бедро Тора, вытягивает правую руку и укладывает ее под его головой.
В этот раз мягче все. Легче идет. Больно лишь на треть в сравнении с первым разом. Больно лишь метафорически и там, где и сидит эта странная, так и не изученная душа.
Локи жмется к нему, плавно двигаясь, льнет. Гладит неловко по руке и шее, шепчет что-то на одном из даже Тору неизвестных языков.
Локи пластичнее масла и сговорчивее любой из тех, с кем успел переспать юный и глупый еще Тор.
Локи – само обещание и ласка.
Локи подчиняет его, коснувшись губами скулы, а после – дрогнувшего века, закрывающего уцелевший глаз.
Локи, чьим рукам и губам так хочется верить.
Локи, которого хочется оставить себе. Которому хочется беззаветно верить, и не оборачиваться на каждом шагу, гадая, не таится ли в складках одеяния нож.
Локи. Локи. Локи.
Заполняет собой все. Тор едва ли помнит момент, в который оплавился и в очередной раз сдался. В который начал ласкать его пальцами, помогая быстрее прийти к разрядке.
Тор едва ли помнит что-либо в этот момент.
Опустошен и словно вылущен. Мертв, но не совсем.
«Совсем» наступает после физической разрядки, и стоит только схлынуть приятной теплой волне, только ощутить, как вязкая жидкость, выплеснувшаяся на пальцы, начинает остывать.
Совсем.
– И на сколько? – спрашивает абсолютно бесцветным голосом, разглядывая столь приглянувшуюся ему стену поверх черных растрепанных прядок. – На сколько ты останешься на этот раз?
– Этого не случится. – В голосе Локи упрямой уверенности столько, что хватило бы на целый взвод, решивший штурмовать Биврёст. – Я там, где хочу быть.
– Очередная иллюзия?
– Не в этот раз, брат мой.
– «Брат»? – Усмешка горькая, но все равно ощутимая. Замешанная на удивлении и ощущении мокроты на ладони. На ощущении веса чужого обнаженного тела и того, что Тор все еще внутри него. Столько лет утверждал, что нет, а теперь, значит, да. Да еще и после чего?
Тор отодвигается в сторону, осторожно выходит и перекатывается на бок. Сейчас ему проще не видеть. Сейчас ему проще глядеть на пустое кресло и развевающиеся, упавшие на распахнутое окно пластиковые жалюзи.
– Да, брат. – Локи отвечает ему не сразу. Но, ответив, двигается вплотную и укладывается повыше. Обхватывает двумя руками и, прежде чем голову положить на подушку, проводит носом по выстриженному виску.
Тор перехватывает его руку за запястье, тащит ближе к губам. Оставляет на нем сухой поцелуй и так и не может выпустить.
Держит около рта, словно иначе может случиться что-то. Что-то непоправимое. И как только самому не смешно?
Вздрагивает вдруг и не сдерживает внезапный даже для себя самого всплеск. Молнии бликуют, медленно растворяясь в зрачках, и они же потрескивают на кончиках пальцев.
Тор лишь крепче сжимает зубы и жмурится.
Губам жарко тоже. Пахнет паленой кожей.
Локи медленно выдыхает через нос, и лишь тогда Тор осознает, что только что обжег его. Пытается оттолкнуть руку, взвиться на ноги и, подхватив штаны, свалить прямо через окно, но руки, что безмятежно чертили себе что-то, останавливают его.
– Это ничего. – Локи расслаблен и говорит так, словно расползшийся по коже уродливый волдырь не беспокоит его. – Я заслужил.
Молчат какое-то время, и бог лукавства добавляет со смешком:
– Только не души меня, ладно? Вот это – точно не мое.
Шутка мрачная и вовсе не производит должного эффекта. Шутка глупая, но Тор не говорит об этом, а все так же пытается спрятаться где-то в себе. Пытается перестать так отчаянно хвататься за того, кто вроде и сам держит его.
Проклятое «вроде» каленым железом жжет. И Тор бы, не задумываясь, еще и второй глаз отдал, только бы избавиться от него.
Слишком отчаянно хочет верить и вместе с тем знает Локи слишком хорошо.
Две чаши весов, на каждой – свое.
Две чаши весов, что колеблются, но неизменно встают вровень. И Локи словно слышит скрип этих весов. Начинает негромко, делая паузы, словно раздумывая, стоит или нет. Словно решаясь, прямо сейчас, в самый последний момент.
– Я, Локи, принц Асгарда, полноправный король Ётунхейма, сын Одина, клянусь тебе в верности своей. До последнего вздоха.
– Последний, кому ты говорил это, убил тебя за ложь, – тяжело напоминает Тор и, ощутив тонкую улыбку, коснувшуюся его уха, вдруг понимает, что попался. От него ждали именно этих слов.
– А я вовсе и не ему это говорил.
Тор помнит все. И сами слова, и взгляды. Помнит выражение лица брата. Помнит его страх и появившийся в ладони клинок. Помнит сдавленные, судорожные хрипы и последний вздох. Молния бьет прямо в каменный парапет на крыше. А за ней еще и еще. Тор помнит все и ненавидит себя за это едва ли не сильнее, чем за несвершившуюся месть. Тор ненавидит себя за то, что, оставшись в живых, перестал жить.
Глаза все еще закрыты. Пальцы горят холодным огнем, оставляя все новые и новые отметины на коже Локи. Невозмутимого и даже не думающего отступать.
Гаснет и без того приглушенный свет.
– Уйми бурю, – раздается на ухо, и Тор ощущает себя совсем как в детстве. Только руки, что касались его так нежно, были мамиными. Руки, что отгоняли все страхи и заставляли его верить.
– Это не я.
– Нет, – возражает мягко и прижимается теснее, не желая отодвигаться для того, чтобы нашарить одеяло. – Это ты.
Тор упрямо мотает головой, будто ему и вовсе двенадцать, а не полторы тысячи лет. Теперь упрямым и глупым будет он.
В коридоре раздаются гулкие шаги, и динамик, что около запирающего механизма стоит, оживает сердитым голосом Старка.
Что же по удаленке не вызвал? Ну, сейчас для кого-то будет сюрприз.
Локи не бежит, а всего-то лишь возвращает одеяло на место до того, как Тор удаленно отпирает дверь.
Буря, что разыгралась снаружи, заканчивается только ближе к обеду. На все доводы и попытки убедить его в том, что Локи нельзя верить, Тор лишь пожимает плечами и сует в рот очередную порцию разноцветных драже.
