Текст книги "Клерк из окна №5 (СИ)"

Автор книги: Russandol

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Город Юджина не любил. Еще ни разу не было, чтобы нужный автобус не отъехал прямо перед носом или собака не облаяла. Он привык, что уличные фонари лопались, осыпая осколками стекла, а пьяница, покачиваясь, полезет с кулаками, потому что он оказался не в том месте и в том времени. То, что трамвай изменил маршрут, стоило задремать, Юджина не удивило. Растолканный толстой кондукторшей, пропахшей людьми и сигаретами, он выполз в конечную, смаргивая сон. Трамвай прогрохотал в депо, оставив его в незнакомом районе и… Черт! Юджин вспомнил, что рюкзак, молния которого сладко отпечаталась на опухшей щеке, оставил на соседнем сиденье. Похлопав по карманам куртки, набрал мелочи – хватит на звонок из автомата, но вот кому звонить?

Единственный в округе фонарь замигал, словно госслужащий, напоминающий, что его рабочий день кончился. Передергивая плечами, он поежился, заметив четыре вырисовавшихся силуэта, которые, впрочем, не обратили на Юджина внимания, слишком увлечённые спором о последнем матче местной футбольной команды.

Возле остановки процветала незаконная торговля искусственными цветами, пластмассовыми игрушками, равно опасных и для экологии, и для детей и книжками в мягких обложках, на которых чередовались опасные парни с пистолетами, полуобнаженные красотки, роковые красавцы и прошлогодние зодиакальные сборники предсказаний. Заметив, что из одного киоска вылез лысоватый толстяк, и, кряхтя, неторопливо опускает железную решетку, прерываясь, чтобы перекинуть сигаретку из одного уголка рта в другой, Юджин собрал в кулак всю свою удачу и решительно направился к мужчине. Заметив выросшую из тьмы лохматую тень, толстяк громко выругался, выплевывая сигарету и роняя связку ключей.

– Ты псих, парень? – на рубашке, несмотря на прохладную погоду, под мышками мгновенно расцвели пятна пота. – Чего пугаешь-то?

– Простите, – робко извинился Юджин, наклоняясь, чтобы помочь с ключами, но вместо помощи ударяясь с толстяком лбами.

– Идиот! – зарычал он, хватаясь за лысину. – Пошел вон отсюда!

Заливаясь краской от стыда, Юджин еще раз пробормотал извинения и побежал прочь. Остановился только через квартал, понимая, что заблудился окончательно, потому что впереди вырос только глухой забор с калиткой, закрытой на висячий замок. На забор запрыгнула кошка, разминая затекшую спинку, и уставилась на него светящимися адскими глазами.

– Прости, – он устало прислонился к забору, крякнувшему от веса. – У меня нет ничего.

Кошка равнодушно лизнула бок и потерла лапкой ухо. Душераздирающий вой сотряс воздух. Первым рефлексом было немедленно бежать, крича во все горло, но ноги отказались повиноваться. Сердце, казалось, готово было пробить грудную клетку, горло стиснула рука паники, не давая дышать. Мелко вздрагивая, он начал шарить по карманам, чтобы хоть как-то успокоиться, и нащупал брелок от ключей, маленькие металлические кандалы, купленные на средневековой ярмарке. Самих ключей, конечно же, не было. Юджин наверняка выронил их, когда столкнулся с толстяком…

Обретя способность идти, он резко развернулся на каблуках и быстрым шагом устремился прочь от страшной калитки. Пройдя целый квартал, уперся в тупик, развернулся, перешел тихую улочку и снова уперся в калитку. Кошка сидела все там же. Юджин шумно откашлялся, поплотнее запахнул куртку и предпринял еще попытку. И еще одну. На пятый раз он, злой, красный, запыхавшейся, остановился перед калиткой под снисходительным взором кошки и громко, удивившись самому себе, заорал:

– Чего тебе надо? Что я тебе сделал? Я всего лишь хочу попасть домой!

Кошка спрыгнула на ту сторону, и калитка, чуть скрипнув в ночной тиши, звякнула спавшим замком и слегка распахнулась, деловито приглашая внутрь. Распахнув ее настежь, Юджин зажмурился и сделал внутрь три долгих медленных шага. Улица впереди выглядела мирной и сонной и вполне могла содержать телефонный автомат или даже полицейскую будку. Пугаясь каждого звука, он, с трудом переставляя путающиеся ноги, побрел по пыльной мостовой, усеянной сухими листьями и обрывками старых газет.

Через какие-то бесконечные по ощущениям минуты улица потихоньку состарилась, высохла, сгорбилась как старуха, доживающая свой век по упрямой привычке. По мостовым заструились ручьи, пропадая в мощеных камнях, фонари потускнели, но ярче засияла луна, навевая спокойное равнодушие.

За очередным издевательским поворотом улицы отчаявшийся Юджин чуть было не прошел мимо господина-в-цилиндре, на плече которого вальяжно устроилась черная кошка. Юджин вытаращился во все глаза на господина, запахнувшего черный плащ рукой в черной кожаной перчатке. Именно присутствие господина-в-цилиндре вывело из тупого оцепенения и заставило заметить все странности: и что луна слишком огромная, и что тень господина дергается, силясь сбежать, и что вокруг стремительно вырастают деревья, с глухим треском роняя семена на мостовую, и совсем не слышно ни лая собак, ни эффекта Доплера от проезжающих машин.

Кошка зашипела, топорща усы и спрыгивая с плеча. Господин-в-цилиндре совладел с тенью и, откашлявшись, чуть махнул рукой.

– Ты рановато. Они еще не прибыли. Я провожу тебя.

– Нет, я, п-пожалуй, домой, – робко возразил Юджин, но господин-в-цилиндре развернулся на каблуках, а с ним и его тень, противореча законам физики. Тень схватила Юджина за ноги и, переставляя, как тряпичную куклу, поволокла следом.

Кошка следовала по пятам, проявляя вредный характер: хватая Юджина за джинсы, кидаясь под ноги, завывая и исчезая, стоило ему сообразить, в чем дело. Господин тащил его по узким улочкам между высокими домами, с крыш которых низко свисали древесные ветви, цепляясь за лицо. По дорогам бежали ручьи, и Юджин скоро захлюпал мокрыми кроссовками, но на такие мелочи он перестал обращать внимание, когда из окон стали пялиться рогатые рожи и светить глазами-фарами, перешептываясь на грани слуха невидимыми ртами. Потея от страха, Юджин чуть не потерял сознание, когда к нему протянулась из окна костлявая рука, иссохшая, как ветка, и чуть не погладила по лицу. Кошка, зашипев, бросилась под ноги. Он запнулся, и рука прошла над головой, цапнув воздух. Когда шепоток стал просто невыносимым, господин-в-цилиндре, резко остановился и поднял над головой трость. Луна вспыхнула ярче, и рожи скрылись, обиженно захлопывая ставни.

– Не давай себя коснуться, – посоветовал он, продолжая путь. Юджин проворчал, что, мол, надо заранее предупреждать, но развить мысль не успел.

Они вышли из узких улочек в какое-то совсем древнее местечко: мощеные дорожки развалились, покрываясь травой, деревья вальяжно наступили со всех сторон, но страннее всего была хижина, выстроганная из цельного мертвого дуба, корни которого, словно жирные черви, копошились под ногами, путались и вились клубками, заставляя господина-в-цилиндре скакать горным козлом. Юджин мог бы залюбоваться его непринужденной грацией, если бы его не трясло по ухабам, грозя растрясти не слишком здоровый обед из чизбургера и пожухшего овощного салата.

– Дальше – сам, – господин-в-цилиндре замер, и замерла его тень. Юджин грохнулся на жесткие корни и, потирая ушибленные места, поднялся. Кошка, презрительно мигнув, скакнула под корнем и метнулась вперед, показывая, куда следует идти глупому человеку. К двери вела небольшая, расчищенная от корней дорожка и упиралась в крыльцо, украшенное пикой с нанизанным черепом со светящимися глазницами. Едва Юджин ступил на дорожку, череп медленно повернулся за ним и заботливо проводил до самого порога. Нерешительно постучав в дверь, Юджин вдруг понял, что ужасно хочет в туалет. Переминаясь с ноги на ногу, он постучал еще раз. Поняв, что больше невмоготу, он распахнул дверь, извиняясь на ходу, влетел внутрь, сбивая в прихожей вешалку.

– Да иду я! – из дверей кухни выскочила заляпанная мукой старуха, вытирая руки фартуком. – Ты чего так рано?

– Можно… в туалет?

Скептически оглядев его с ног до головы, старуха что-то про себя решила, пожевала губами.

– По коридору налево вторая дверь.

Туалет был вполне современный. Даже биде имелось, которое Юджин проигнорировал, зная свою тягу к разрушению. Опустошив мочевой пузырь, он тщательно вымыл руки и поглядел на свое вытянутое лица в блестящем кране. Вроде бы то же остроносое лицо в веснушках, серые глаза с непреходящими синяками под, но, возможно, из-за пересекавшей кран трещины, делившей его лицо пополам, а, может, из-за пережитого страха, совсем другое. Расколотое, несуразное, разбитое. Внезапно вспомнился прошедший день с неприятными разговорами на работе, звонок мамы, хвастающегося успехами старшего сына, забытый в трамвае рюкзак и насмешливое лицо официантки из кафе. Такие, как он, просто рождены неудачниками, которых сравнивают с собой на встречах выпускников. Прыщавые лузеры, превращающиеся в лысеющих пузатых лузеров.

– Эй, – в дверь недовольно постучали, – тебя там понос прохватил? Если исподнее надо менять, то прямо скажи.

– Нет, уже выхожу. – Юджин торопливо закрыл кран, заодно пороняв коллекцию хозяйских резиновых уточек.

К его удивлению, старуха не только не заругалась, но и даже смахнула умильную слезу.

– Пошли, касатик, пирожков поешь, пока остальные на подходе.

Старуха усадила его за деревянный стол в душной от работающей духовки кухне. Орудуя тремя сковородами, бабка подкидывала ему на тарелку оладьи и блины, травя байки сквозь шипенье и шкворчание. Вскоре Юджин удивленно заметил, что гостей в кухне прибавилось. Сквозь чад, правда, не удавалось рассмотреть всех, но он почти на семьдесят процентов был уверен, что попал на ведьмачий шабаш. Ведьмочки хихикали, гоготали и хрюкали, чавкали и чихали, хватая с раскаленных сковородок пирожки с картошкой, кидались объедками друг друга и в лениво сидящую на облезлом серванте кошку. А затем разом все стихло.

Двенадцать пар глаз и кошка уставились на Юджина в почтительной и серьезной тишине.

– Приветствуем тебя, Охотник на ведьм, – сказала хозяйка дома, сидя во главе стола. Остальные закивали крючковатыми, шишковатыми, вздернутыми, острыми, плоскими носами.

Он слегка шевельнул пальцами, выдавливая из себя радушие.

– Пройди в кабинет. Ядвига все расскажет.

Юджин поспешно вскочил, роняя стул, и прошел за хозяйкой в коридор в третью дверь направо. Заставленный пыльными стеллажами кабинет освещался лишь каминным пламенем. В кресле сидела древняя сгорбленная старуха, настолько древняя, что ее кожа стала деревенеть, а ноги пустили корни, вьющиеся по полу. Под глазами у нее пророс мох от постоянных слез, а сквозь аккуратно уложенные волосы проглядывали молодые листочки. Почему-то Юджину не стало жутко или противно. Нет, он понял, что она тоже станет частью дерева–дома: какой-нибудь швейной комнатой или теннисным кортом для других ведьм. Она знала, что принесет смертью пользу и оттого была спокойна.

– Подойти поближе, – она с трудом разжала челюсти.

Юджин, осторожно переступая через корни, сел на маленький ножной пуфик.

– Верни. – Проскрипела Ядвига с такой болью в голосе, что у него кольнуло в груди.

– Кого? Как?

Она указала пальцем на каминную полку. Юджин взял портрет, с которого смотрела серьезная зеленоглазая девочка с подписью «Анна». Второй портрет изображал зеленоглазого неловкого мальчонку – так выглядела бы Анна, будь она на двадцать килограммов толще и парнем. «Эдвин».

– Мне нужно помочь им? Анне и Эдвину?

Старуха кивнула.

– Но как?

– Мы всегда здесь были. Тринадцать ведьм, тринадцать на каждое поколение. Рождалась одна, умирала другая, так заведено. Мы лечили людей, принимали роды, заклинали урожай на всход, а скот на здоровье, сгоняли тучи во время засух, иссушали земли в ливни. Но однажды хмарь прошла по полям. Ячмень сгнил, пшеница усохла, скотина подохла. Как мы не бились, не могли справиться и тогда разгневанные жители осадили наш дом, огородили забором, заперли замок на калитке. Они и не подозревали, что разбудили Зверя сами.

– Зверя? – обреченно выдохнул Юджин.

– Да. – Старуха помолчала. – Он пришел издалека, разбуженный машинами, порожденный шумом и скрежетом железа. Глава города обратился к нам, умолял спасти, но Старшая отказала. Когда Зверь стал сеять разрушение, то жители прокляли Старшую и весь ее род – падут они, умрет и ведьма. Пришлось Тринадцати собрать все свои силы и заковать Зверя в оковы. Но мы слабеем, слабеют и цепи вот уж как три недели. Найди Анну, Охотник. Она должна запечатать Зверя.

– Но… как я найду ее? – тихо прошептал Юджин. Он как наяву видел его, эту тварь. Древнюю, злую, беспощадную и очень голодную.

– Тебя коснулась наша луна. Ты почуешь ведьму.

– Но почему я? Я все только порчу! – закричал Юджин. – Ничего не могу сделать нормально! Все из рук валится. А если не из рук, то на голову! Я неудачник, а неудачникам на этом свете нечего делать.

Ядвига взглянула на него жесткими карими глазами и, с трудом подняв руку, коснулась его лица: будто ветка царапнула.

– Никто за тебя не проживет жизнь. Никто не укажет верный путь. Только ты сам есть мера всех вещей. Принять себя, а через себя и целый мир. Разве не этого ты всегда хотел? – В скрипучем голосе проскользнули лукавые нотки.

Юджин крепко зажмурился. Что-то легонько коснулось его ноги. Подавив желание завизжать, он приоткрыл один глаз и с облегчением увидел кошку. Запрыгнув к старухе на кресло, она изогнула спинку и, мурлыча, потерлась о ее руку.

– Я попробую, – он услышал себя словно со стороны. – Кошка, у тебя же хороший нюх? Проводи меня к Анне.

– Миранда – самая умная из дочерей катши, – Ядвига чуть улыбнулась и, вздохнув, закрыла глаза. – Один день. У тебя остался день.

Юджин проскользнул в коридор, заглянул в осиротевшую кухню, полную вымытых до скрипа тарелок, снова сбил в прихожей вешалку и вышел из дома-дерева, провожаемый глазницами черепа и взглядом господина-в-цилиндре. «Поторопись!» – будто донеслось вслед, но Юджин не был уверен, занятый тем, чтобы не отстать от скользящей в переплетении улиц кошки. Ядвига сказала, что у него только двадцать четыре часа: найти Анну и Эдвина и принести их домой, дабы спасти город от разрушения. От этой мысли у него кольнуло в груди, и холодный сырой ветер упругим порывом взъерошил волосы.

Назад кошка повела его другой дорогой. Лес почти кончился, и впереди замаячили яркие городские огни, загрохотали машины, завыли сирены. Морщась, Юджин с удивлением понял, что мягкая земля сменилась асфальтом, а за спиной высится высокий каменный забор. Кошка терпеливо наблюдала, как он изумленно ощупывает скользкие ото мха камни. Слегка ударив когтистой лапой ему по ноге, Миранда потрусила по слабоосвещенной улице в сторону модного городского района. Несмотря на поздний час, двери клубов и баров исторгали людей и шумную музыку. Когда дверь очередного бара открылась, кошка скользнула внутрь.

– Ты должно быть шутишь? – пробормотал Юджин, видя, что бар из разряда тех, где девушки хотят не совсем одетыми. Как Анна, эта серьезная девчушка с портрета, может быть там?

– Эй, отвали с дороги, малыш, – его мягко подняли под землей и переставили в сторону как куклу. Ошарашено моргая, Юджин встретился глазами с внушительных размеров викингом. Рыжая борода начиналась от темных глаз, стекала водопадами по щекам и подбородку и ныряла в кустистое тихое озеро распахнутой на груди рубашки. – В чем дело, малыш? Ты потерялся? – он заботливо придержал пьяной парочке дверь.

– Да, нет. Я ищу кое-кого. Девушку… – он полез в карман за портретом, но осекся, не зная, как лучше извернуться.

– Как все мы, – расхохотался викинг, добродушно хлопая его по плечу и чуть ли не силой затаскивая внутрь. «AC/DC» орали из музыкального автомата про то, какие они грязные и гадкие. – Ты по вакансии? Ну хоть кто–то, – скептически оглядев его с ног до головы, направился прямо к стойке.

– Мы уже закрываемся, Бьерн, – процедила сквозь зубы зеленоглазая барменша, яростно оттирая тряпкой свежую блетовину. Выглядела она совсем не так как на портрете. Короткие, обесцвеченные волосы, татуировка с цветком лилии на полспины, проглядывающая сквозь не скромную майку. – Выдвори этих пьяниц. А это кто еще? – зло сузив глаза, прошипела она, увидев Юджина.

– Так уборщик же, Анна, – крякнул Бьерн. – Ты мне сама говорила, что помощь нужна.

– Этот? – она брезгливо оглядела его как смотрят на дохлую кошку. – А, выбора все равно нет. Бери в чулане перчатки и отдрай мужской туалет.

Юджин и так не особо любил спорить с людьми, а тут еще голос ее властный, низкий, приказывающий, – словом, ведьминский.

– Да тут сияет! – присвистнула Анна, заглянув через полчаса. – Ты заканчивал академию горничных?

Юджин резко разогнулся с тряпкой в руках и смущенно закашлялся.

– Я почти закончил. Могу я поговорить с тобой?

– А, про зарплату и все такое? Завтра заполним все бумаги, не волнуйся…

– Нет, я… – он невольно понизил голос, – от Ядвиги.

Анна поменялась в лице. Схватила за воротник, прижала к стене, почти идеально оттертой от неприличных признаниях в любви к некой Маб, физически меняясь на глазах. Передние зубы опасно заострились, ногти удлинились, вливаясь в плечо, гладкая кожа посерела и пошла морщинами, словно трещинами в иссохшей земле, а потом все вернулось на место. Анна изумленно отступила. В глазах ее читался ужас.

– Кто ты такой?

– Это я и пытаюсь объяснить. – Юджин поправил воротник рубашки. – Давай спокойно поговорим где-нибудь наедине.

– Здесь. У тебя три минуты, чтобы заинтересовать меня.

– Это трудно объяснить.

– Попробуй.

В дверь поскреблись. Анна приоткрыла ее и воззрилась на кошку.

– Ты, облезлый коврик моли? – Миранда лениво потерлась об ее ногу и запрыгнула на раковину. – Ты его привела? – кошка моргнула. – Говори, – приказала, сложив руки на груди.

– Меня прислала Ядвига, чтобы я привел тебя обратно, дабы обновить заклятие на путах Зверя. – Даже для самого Юджина это прозвучало жалко. Музыкальный автомат за стенкой икнул и завел про трудности жизни в «доме восходящего солнца».

– Я туда не вернусь, – Анна поджала губы.

– Но Зверь. Он разрушит город, а с ним погибнет и твоя семья. – Он хотел придать голосу побольше уверенности, но вышло как-то пискляво.

– И поделом им. – сухо цокнула она.

– Но как же?..

– Нет.

– Но почему? Разве твоя жизнь?..

– Моя жизнь?! – взвизгнула она. – Что ты знаешь о моей жизни? Эти старые кошелки тебе хоть половину правды сказали, а? Про то, что они сами виноваты, например? Арргх, забудь! Выметайся, я закрываю бар.

– Но…

– Пошел вон!

Юджин аккуратно свернул отжатую тряпку, снял перчатки и в сопровождении Миранды покинул бар. Похлопав по карманам, вспомнил, что нет у него ни денег, ни телефона, ни гордости. Запахнув плотнее куртку, он просто присел на за углом на груду подмокших коробок, желая умереть от воспаления легких, потому что это трагичнее, чем от стыда. Впервые в жизни он почувствовал, что делает что-то важное, что он важен. Но уже провалил миссию. Если он тут умрет, то не придется оправдываться перед Ядвигой или наблюдать картину локального конца света. Миранда подлезла под колени и свернулась клубком. В мусорном баке копошилась пара бомжей, обомлевших от наглости Юджина, посмевшего посягнуть на их территорию.

– Анна, тут какой-то парень помер! – восторженно гаркнули издалека.

Недовольный, что даже умереть спокойно нельзя, Юджин приоткрыл глаз, наблюдая, как темный на свету силуэт делает странные пассы руками.

– Мне пофиг, – второй силуэт, более высокий и тонкий, звякнул связкой ключей. – Он от Ядвиги.

– Смотри, он шевелится. Живой еще. Давай его себе оставим?

– От него воняет. Старухами.

– Ну и что? Он же замерзнет. Простудится. Аннушка, сестренка! Я завтра покормлю величество. В твою очередь!

– Это твой питомец вообще-то! Пошли домой уже, дурень.

Они ненадолго замолчали.

– И ты оставишь его умирать?

Юджин почувствовал лучик надежды.

– Делай, что хочешь!

Через секунду сильные толстые руки подняли Юджина на ноги, отряхнули и потянули из воняющего тупика на свет. Миранда недовольно зашипела и побежала вперед. Это был Эдвин, парень с изрядно устревшего портрета. Потолстел он еще больше, надел очки и покрылся подростковыми прыщами. Нескладно сидящее пальто делало его похожим на медведя. Анна, бурча, топала впереди, а Эдвин возбужденно выспрашивал, как дела у многочисленных сестер и тетушек. Видимо, как единственный ведьмак за сотни лет, он пользовался повышенной женской заботой. До дома они дошли быстро – минут пятнадцать ходьбы. Анна проверила почтовый ящик, порвала пару просроченных счетов, пнула неработающий лифт и поднялась на второй этаж.

Миранда уже ждала у двери. Пропустив в прихожую Эдвина, Анна зажала Юджина в углу и прошипела, что он остается только до утра и только потому, что Эдвин попросил. Она любила брата, хоть и показывала это своеобразно.

– Дом, милый дом, – Анна села на скрипучую табуретку в прихожей, втиснутую между зимней одеждой, сняла сапоги и блаженно вытянула ноги. – Разувайся, осел.

Стянув куртку и мокрые кроссовки, Юджин вымыл руки и пошел на кухню.

– А вот и курочка! – поставив перед ним тарелку с жареной ножкой и картофелем, Эдвин пояснил: – Анна не готовит. Точнее говорит, но этим скорее можно кого-нибудь отравить, чем накормить. – Сестра наградила его уничтожающим взглядом. – Так ты Охотник, да? Значит, мы сможем вернуться домой? – он поправил очки.

– Мы не вернемся, Эдвин. Помни, что он здесь до завтра. Чтобы я вернулась домой, и его не было.

Анна грохнула посуду в раковину и ушла в комнату.

– Что с ней?

Эдвин поморщился.

– Это длинная история. Давай ты мне поможешь завтра с Лесли, и я тебе расскажу, идет? – он беспомощно улыбнулся, как улыбаются только младшие братья.

– Идет, – зевнул он во все горло.

– Закончу с посудой и постелю тебе на диване, – засуетился толстячок. – Иди в душ пока! Можешь взять мою одежду.

Одежда Эдвина была на три размера больше, но ему было все равно. Рухнув на диван, Юджин заснул беспокойным сном, полным теней, шороха листвы и лязга цепей.

Эдвин разбудил Юджина засветло. Прижав палец к губам, таинственно сверкнул очками и показал на стену, за которой спала Анна. Умывшись и натянув футболку с грязными джинсами, он обнаружил на кухне роскошный рисовый омлет, сыр, гренки и кофе.

– Ты отлично готовишь! – похвалил он залившегося краской Эдвина.

– Это не блажь, а суровая необходимость. Так, ерунда.

– Это самый вкусный завтрак, который я ел за пять лет. Тебе бы профессионально готовить. – Юджин никогда не верил в себя, но с легкостью верил в других.

Эдвин почти просиял. Миранда, прикончив миску сырой говяжьей печени, вылизывалась, отвлекаясь на прилетающих мимо птиц. Протянув Юджину тяжелый рюкзак, Эдвин мягко отодвинул подлетевшую к двери кошку в сторону и распахнул дверь, предупредив, что обуваться следует снаружи. На улице накрапывал мелкий дождик, так что Юджин поспешил запахнуть куртку. Пахло мокрым асфальтом, плесенью и смогом. Выдыхая облачка пара, Юджин чудом не запнулся о кошку, которая решила если не убить его, то покалечить.

– Идем! – Эдвин потянул его. – Нам туда! – он указал пальцем на возвышающийся над центром собор св. Корвуса, отреставрировать который городской совет обещает уже лет двадцать.

Шли они своеобразно – напрямик через заборы, под трубами теплотрассы, выныривающей под мостом над вялой речкой, делящей город на север и юг. Юджин, обремененный рюкзаком и офисным сколиозом, вскоре вспотел, захрипел и три раза пожалел, что не умеет говорить нет. В конце концов, он Охотник на ведьм, а не паркурщик!

Острое, усеянное шипами здание собора походило на дикобраза среди одинаковых квадратных соседей. Башенка над средокрестием уже обвалилась, но, кроме желтой ленты, предупреждающей об опасности, остановить их было некому. Внутри собора трава проросла сквозь пол и мусор, цепко оплетая внутренности здания. Пол был устлан битыми кирпичами, осколками, а перед разрушенным алтарем высился трон из веток, машинных антенн, старых покрышек и блестящих вещиц – разбитых зеркал, цветных бутылочных донышек, осколков дисков.

– Ваше величество! – вскричал Эдвин, всплескивая руками.

То, что Юджин принял за груду мусора, зашевелилось, пошло волнами, издало несколько жутких, писклявых звуков и затихло. Затем раздался низкий, отдающий в зубах скрежет и нечто имеющее огромную тень, проплыло в груде мусора, как дельфин по волнам.

– Обиделся, что я раньше не пришел. – Уныло сообщил Эдвин. – Третью неделю болеет – не могу понять в чем дело. Ты случайно не в курсе, чем лечат водных лошадок?

Юджин покачал головой, стаскивая рюкзак. Разделавшись с молнией, Эдвин достал какие-то скляночки, таблетки и огромный кусок мяса.

– Постой, ты сказал, водная?

Из-за трона медленно вышла огромная лошадь. Ее тело, состоящее из воды, переливающееся разводами бензинами и масляными пятнами нефти, искрилось от солнечного света, падающего в собор. Ее ноздри втянули и выдохнули запах свежего мяса, обдавая их запахом гнилого болотца. Когда лошадь аккуратно впилась в завтрак острыми металлическими клыками, Юджин невольно отошел на пару шагов.

– Да, вид у нее… не очень, – он наблюдал, как Эдвин похлопывает лошадку по боку. – Она всегда была такая… урбанистическая?

– Нет, как заболела. Три недели, говорю же.

Юджин нахмурился, шевеля губами.

– Эдвин, я, кажется, знаю причину. Три недели назад цепь на Звере ослабела. Это его рук дело.

– Я догадывался, – в добрых глазах толстячка блеснули слезы. – Но разве уговоришь Анну!..

– Почему она не хочет вернуться?

Эдвин достал из кармана платок и трубно высморкался. Лошадка прикончила мясо и тыкалась мордой ему в бок, требуя добавки.

– Запечатав Зверя, она останется в том доме навсегда.

– Как Ядвига?

– Угу. Это проклятие. Ты же слышал историю про Зверя? Так то версия не правдивая. Анна выкрала у Ядвиги древнюю книгу, в которой говорится, что Зверь пришел, когда люди запрудили реку. Старшая несколько раз ходила к мэру, требуя освободить реку. Но мэр не слушал, мэр был жадным и глупым человеком. А когда пришел Зверь, то испугался и побежал к ведьмам за помощью, грозил, требовал, обвинял ее, но Старшая расхохоталась ему в лицо. Гордость взыграла в ней, ведь она главная из ведьм, а не какая-то собачонка. Но младшенькая, тринадцатая, выковала из кошачьих шагов и слез младенцев цепь и собственной крови, заманила Зверя на вершину холма и связала его, погибнув сама. Ее тело упало к подножию холма и пролитой крови проросло дерево. Эта ведьма была дочерью мэра. Общее горе отдалило Старшую и мэра еще больше и вскоре они из дуба того сделали дом, чтобы чтить память тринадцатой и стеречь оковы. Время от времени цепь слабеет, Зверя ворочается и новой ведьме приходится навечно оставаться в том доме. Анна, узнав это, конечно разозлилась. Она ругалась с Ядвигой так, что, думал, земля разверзнется.

– Но должен быть способ снять проклятие! – Юджин. – Хоть одна лазейка!..

Эдвин покачал головой, потом нахмурился, раздумывая.

– Да, пожалуй. Это может сработать. Ты должен мне помочь. Ты обещаешь? – он вдруг перестал казаться толстым добряком. Все–таки они с Анной были родственниками.

– Обещаю! – поклялся Юджин.

– Скорее!

Эдвин напоследок потрепал лошадку по носу и сорвался с места, а кошка метнулась наперерез, не давая Юджину ни единого шанса на спасение. Отряхиваясь на ходу, и потирая ушибленную коленку, он заковылял следом, прочь из собора. Дождь перестал и ленивый, липкий туман разлился по низинам, хватая сырыми пальцами за лодыжки. Эдвин целенаправленно тащил его в старый город, который в народе звали просто Подсвечником, имея ввиду три пешеходные улицы, расходившиеся от почти идеально округлой площади (именуемой Донышком), и упирающиеся в серую, жирную от осенних дождей, реку. Юджин, как всякий порядочный офисный клерк, мест этих справедливо опасался, а теперь, посвященный в колдовские тайны, и боле. От Донышка они свернули на левую свечку и прошли мимо плотного ряда приземистых домишек, топорщивших в щербатой ухмылке зубообразные крыльца. Вывески магазинов почернели от грязи, но Эдвин уверенно поднялся по ступенькам и три раза постучал в засаленную дверь. Юджин хотел сунуться следом, но из-под крыльца раздалось глухое, низкое ворчание. Кошка предусмотрительно шмыгнула по перилам на козырек и пропала.

– Предательница! – пробормотал Юджин.

Тем временем дверь медленно открылась ровно настолько, чтобы пролезло дуло дробовика и хриплый, прокуренный голос сказал:

– Убирайтесь! Спущу Бесноватого!

– Дедуль, это же я! Эдвин! – радостно закричал он.

Щель приоткрылась еще немного, пропуская на улицу блеск черного глаза, от которого Юджину стало не по себе.

– Да, вроде Эдвин. – Дуло опустилось, но потом переметнулось и нацелилось на Юджина.

– А это кто?

– Я… я…

– Я, я, – передразнили из–за двери. – Откуда ты взял этого мямлю?

– Он Охотник, дед. Пришел от ба с тетками.

Дуло подумало и скрылось. Дверь распахнулась, заливая неприятную улицу желтым смутным светом стоваттной лампочки.

– Бесик, охраняй! Заходите. Поговорим внутри.

Внутри, впрочем, оказалось ненамного приятней, чем снаружи. Захламленный двухэтажный домик, похожий на шкаф, пропахший пылью, шариками от моли и старой псиной, представлял собой унылое зрелище. Его обитатель, заросший серой от грязи бородой, в растянутых спортивках и майке, заляпанной кетчупом, бережно отложил дробовик на полку в прихожей и прошлепал на кухню.

– Не разувайтесь – грязно, – предупредил он, громыхая вроде как посудой.

Спустя пару минут они сидели за столом и ждали, пока синие языки пламени вскипятят чайник. Выцепив три вроде как чистые кружки, хозяин молча разлил кипяток по чашкам и пододвинул банку с заваркой, батон хлеба и палку колбасы.

– Юджин – это мой дед Алес, дед – это Юджин.

– Зверь пробудился, значит, – Алес проигнорировал представление. – Это случается все чаще и чаще. Ведьмин род слабеет, слабеют узы. Анна избрана на этот раз, да? И ты пришел спросить как можно сделать так, чтобы ей избежать проклятия. – Последнее он утверждал, не спрашивал. – Никак. Зверь дан людям от трусости, а ведьмам от гордыни.

– Но…

– Нет, внук, – он устало покачала головой. – Они пытались, много раз пытались снять проклятие, но бестолку.

– Постойте, Алес, – Юджин уцепился за слова как утопающий. – Значит, средство все-таки есть?

– Это глупый и очень опасный способ! – Алек гневно сверкнул глазами. – Даже Ядвиге он был не по зубам.

– Пожалуйста! – нижняя губа Эдвина дрожала от подступающих рыданий. – Мы должны сделать хоть что-то!

– Нет! Забудьте! Ты просто должен связать эту упрямую девчонку и вернуть ее бабкам.

– А если, – Юджин зажмурился от страха за собственные слова, – не запирать Зверя? Если уничтожить его навсегда?