Текст книги "В противовес (ЛП)"
Автор книги: rikke_leonhart
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
========== Глава 1. ==========
Дело вот в чем: попытка взять Джим Кирк на «слабо» не сработает никогда.
Костяшки ее пальцев сбиты, ее лицо – в синяках и крови. Она потягивает свое пиво, вспотевшее стекло приятным холодом обжигает ладони, и она не отводит взгляда от глаз Кристофера Пайка как раз над ободком края ее стакана, салютуя ему, когда на его лице проступает разочарование. Он не станет первым, в ком она вызвала это чувство, и, черт возьми, он определенно не будет последним; никто не станет твердить Джим Кирк, как ей поступать, никто не скажет ей, как она должна жить, и уж точно не кто-то в форме Звездного флота, делящийся мечтами о величии и благородстве, к которым она не имеет никакого отношения.
– «Запишись», – повторяет она самой себе, когда спина Пайка скрывается за дверью. Она фыркает. Это одна из тех вещей, которые с каждым разом становятся все смешнее и смешнее.
*
Она отвечает на звонок в маленьком конференц-зале, и ей приятно осознавать, что хотя бы один Спок всегда рад ее видеть. Ее собственный Спок остался на мостике, сжав губы в тонкую линию, он так всегда делает, когда она уходит пообщаться с его старшим воплощением из другой вселенной. Она вообще-то не знает причины, но если начистоту, то ей совершенно фиолетово, потому что оба Спока обвели ее вокруг пальца и заставили поверить, что мир сгорит самым ярким пламенем, если они друг с другом столкнутся.
– Джим, – тепло говорит Спок, и Джим становится интересно, будет ли когда-нибудь в голосе ее Спока та же теплота. Отчего-то она крайне в этом сомневается. – Ты выглядишь устало.
– Люди, как правило, предпочитают комплименты, – хмыкает она.
Уголки губ Спока дергаются.
– Ты эстетически красива, как и всегда, – произносит он, – однако же ты явно измучена. Пост капитана нарушает твой покой?
Она не выдерживает и смеется, и Спок явно доволен тем, что ему удалось ее развеселить.
– Небольшая бессонница еще никого не убивала, мистер Спок. Как там в колонии?
Он смотрит на нее так, будто точно знает, что именно она делает, что уходит от ответа, и позволяет ей это лишь потому, что она та, кто она есть. И она на самом деле совершенно не против, учитывая все факты. Она видит, что он ищет кого-то, у кого ее лицо и ее тело, но кто ею не является, и если она в силах подарить ему эту иллюзию хоть ненадолго, она так и поступит, и ей думается, что он прекрасно это понимает.
*
Ее дурачества с Гейлой были, наверное, одним из лучших не-решений, которые Джим принимала за свою жизнь. Если быть до конца честным, то стоит прояснить кое-что: Джим любит секс и предрассудков и пристрастий не испытывает. Гейла однако была мягкой и потрясающей, и у нее была лучшая улыбка, и она не возражала, когда Джим набрасывалась на нее. А еще лицо Гейлы, когда Джим начинала вносить поправки в ее задания, было поистине бесценным.
Гейла была одной из немногих людей, кто осознавал, что попытка уговорить Джим поменять курс тех действий, которые она уже вела, был лучшим способом заставить ее поступить прямо противоположным способом. Так что она промолчала, когда Джим подкорректировала третью цепочку ее вычислений, а затем вознаградила ее за отлично проделанную работу.
Джим считала, что та это заслужила.
Позднее она обдумывает это и желает, чтобы она прибавила к этому еще что-нибудь, но взгляд назад нифига изменить не может, а Гейла и так улетная настолько, что дальше некуда, и Джим решает, что этого ей достаточно.
*
Если не лукавить, то вся драчка началась из-за того, что флотские ублюдки слишком раздутого мнения о себе и считают, что «нет» не означает «нет», если объект их внимания – тупая девица с фермы, и… ну, Джим никогда не была известна тем, что шла на попятную. Когда идиот-отморозок сдерживается, ибо он не бьет девчонок, Джим прикладывает его коленом между ног и раздает удары еще сильнее.
Ухуру Джим встретила на улице рядом с баром, когда наконец медленно вышла оттуда (когда она решила, что Кристофер Пайк, этот хитрый лис, больше не болтался где-то поблизости, чтобы опять попытаться заставить ее примкнуть к Звездному флоту), и Ухура с кипящим негодованием в голосе произнесла: «Эти засранцы такие уроды» и «Ты в порядке?».
Джим никогда не отличалась тем, что могла устоять перед хорошеньким личиком, и вообще не была знакома ни с одной смуглой красавицей, которая спасла бы ей жизнь, но она была уверена, что «Ухура» попросту было синонимом для «Опасность, всем рвать когти!» и «Я тебя урою, как нефиг делать, если только дернешься». Отчасти и по этой причине Джим утерла нос рукавом и бросила: «Да нахрен их, у меня и похуже бывало», что было и до сих пор является правдой и, возможно, не тем, что хотела услышать Ухура.
Было более чем очевидно, что Ухуре было точно известно, кем являлась Джим, но то, что она ни словом об этом не обмолвилась, лишь подтвердило догадку Джим о том, что она была умной девочкой. Вместо этого она сказала: «Если когда-нибудь появишься в Сан-Франциско, свяжись со мной, ладно?».
И угадайте что: Джим стало любопытно, так что именно это она и сделала.
*
– Это честь для меня, капитан Кирк, – произносит посол, и ему определенно очень трудно перестать пялиться на грудь Джим. Она так сильно хочет закатить глаза, что аж офигеть можно, но она сдерживает себя и надеется, что Спок понимает, как ей тяжело переть против ее же инстинктов. – Ваша репутация вас опережает.
– Только хорошая, я надеюсь, посол, – отвечает она. Спок замер позади нее, молчаливый и, наверное, изображающий все двенадцать оттенков кого-то, у кого ужасный запор, а еще, вероятно, находящийся в боевой готовности на тот случай, если ему придется предотвращать катастрофу планетарного масштаба, если (когда) она ляпнет что-то глупое. Для таких случаев Спок под боком – это просто манна небесная. – Спасибо, что приняли нас.
И переговоры проходят… гладко, без сучка и без задоринки. Джим обалденно собой гордится и в особенности из-за того, что если бы Спок был способен поражаться, то она более чем уверена, что сейчас у него бы челюсть отвисла. Джим прекрасно может исполнять роль дипломата, когда захочет, и ей доставляет неописуемое удовольствие доказывать то, как ошибались в ней другие люди (она с блеском окончила все свои курсы, она знает, что Споку это известно, так откуда такое удивление, ну правда?).
Когда они, расшаркавшись, прощаются с делегацией, Джим прикусывает себе язык, чтобы все же не закатить глаза, когда посол все так же не в состоянии оторвать глаз от выдающейся части ее тела. Серьезно?
– Видишь, планета не взорвалась только от того, что я тут поторчала немного, – говорит она, направляясь на мостик.
– Действительно, – отзывается Спок. – Однако же я уверен, что если бы подобное и было бы в чьей-то власти, то только в вашей, капитан.
Она смеется, и никто и ничто не переубедит ее, заставив усомниться в том, что он улыбается.
*
Это всегда голод, грызущий ее изнутри, сырой и мерзкий, и тонкость умирающих гниющих тел, и черепа, которые стонут ей во след, и трупы вокруг нее, и приказы, и многоликий ублюдок, приговоривший их всех.
– Бегите, – шепчет она, и умоляет, и требует, и кричит, а тела не слушают ее, лица корчатся, и она так голодна. Она ест и не чувствует вкуса, она ест, и это пепел, он оседает у нее на языке и забивает ей горло, и она кашляет, и кашляет, и кашляет, и она не может остановиться, это больно, но голод убивает ее снова, и снова, и снова.
…И она просыпается, ее губы все еще искривлены в воплях, которых она никогда не выпустит, и она дышит, пытаясь вспомнить, как Боунс оборачивался вокруг ее содрогавшегося взмокшего тела на кровати в кампусе, как он держал ее и не отпускал.
Но на корабле ее находит Спок, он стоит в дверях их совместной ванны и выглядит совершенно выбивающимся из обстановки, и напряженным, и не имеющим ни малейшего понятия, что ему делать, но пытающегося так отчаянно быть тем, кто даст Джим то, что ей от него нужно.
– Тебе приснился кошмар, – говорит он, и Джим всхлипнула бы, будь она одна, но это не так, и она просто кивает и берет у него стакан воды, который он ей приносит. И она знает, что он знает, что это совсем не то, что ей сейчас необходимо, но он не понимает другого, и как вообще можно сказать своему первому офицеру, что ты сейчас раздолбана до такой степени, что голова взрывается?
– Спасибо, Спок, – благодарит она, ее голос хриплый и почти сорванный, и она умудряется улыбнуться, хотя ей ясно, что он предпочел бы, чтобы она этого не делала; черты ее лица искажены изнуренностью. – Я в порядке, иди спать.
Она, должно быть, выглядит так, будто прошла через все круги Ада, потому что Спок не пытается поправить ее словами о том, что он уже проснулся и медитировал; он кивает и уходит, а она снова устраивается на кровати и лежит очень-очень неподвижно, пока не убеждается в том, что не заплачет.
*
Встреча с Боунсом меняет ее жизнь, и не только потому, что она, возможно – даже скорее всего – была бы уже мертва, если б не его гипошприцы, и осмотры, и одержимость стремлением обновлять список ее аллергий, а потому что он единственный, кто позволяет ей фантастически напиваться, когда ей это нужно; он позволяет ей разбивать вещи, когда ей это нужно; он позволяет ей выпустить пар, когда она слишком зла, чтобы сдержать все это, и обрушивает на нее всю свою ярость, когда она того заслуживает. Он закатывает глаза, когда она твердит, что ненавидит свою прическу, когда твердит, что ее форма – отстой, и когда она просто не способна промолчать и заявить, что ощущение, когда снимаешь бюстгальтер после долгого дня, – это лучшее чувство во всей чертовой галактике. И, наверное, вообще во всех галактиках.
Он не ходит вокруг нее на задних лапках и не обращается с ней так, будто она слеплена из китайского фарфора. Он принимает на себя удары ее праведного гнева и терпит ее заскоки, когда она ведет себя как настоящая стервозина и готова вгрызться в глотку любому, кто посмеет хотя бы подумать, что она не главная и не босс. Он дарит ей подарки на день рождения, даже когда она этого не хочет, он кричит на нее и пилит ее, как сделала бы это мать, и он ломает ей кайф, как сделал бы это брат, потому что он может, и дразнит ее, потому что она способна это выдержать.
Он обнимает ее, когда она меньше всего того заслуживает, и это как раз те моменты, когда ей больше всего это необходимо.
Боунс, несмотря на всю его хмурость, и ворчание, и характер, стопроцентно является самым лучшим человеком во всей вселенной и всех вселенных за ее пределами, и кто посмеет портить ему жизнь? Да она выцарапает им глаза, если они хотя бы выдохнут не так в его сторону.
Он это знает и помогает ей жить дальше, когда она не может дышать.
*
Джим вытирает Сулу пол, и он смеется, морщась, когда она помогает ему встать.
– Прости, – извиняется она.
Он закатывает глаза.
– Я уверен, нет ничего постыдного, когда твой капитан тебя учит, – он задорно ухмыляется и потягивается. – Но, черт, полегче в следующий раз, ладно?
Большинство из них поначалу думали, что из-за того, что она девушка, выдержать натиск противников она не сумеет. Она же уверена, что может справиться почти со всеми на этом корабле – ну, за исключением, может быть, Спока – в драке (только не в честной, потому что честно Джим Кирк не дерется никогда), и она более чем уверена, что все это знают. Ну, что сказать, она никогда не смягчает ударов. Что, наверное, объясняет, почему бороться с ней добровольно теперь соглашаются очень немногие – ха, трусишки.
Спок не участвует в спаррингах с ней, потому что он в три раза сильнее обычного человека, а еще потому что Спок боится, что причинит ей боль, и вообще Спок может ее побить, просто вскинув бровь. Она ему этого не говорит. Боунс не из тех людей, что любят поскандалить, и она в любом случае не сомневается в том, что он подлатает ее как следует, так что… Чаще всего она бьется с лейтенантом Джотто, потому что подозревает, что он никогда не простит ее за то, что она дала ему прозвище «Кексик» и славно приложила его по одному чувствительному месту.
Но Сулу уходит, а она все еще зла, потому что, японский городовой, а не пошел бы адмирал Арчер нахрен куда подальше, и она больше не думает об этом, нет, совсем об этом не думает, совсем об этом не думает, совсем об этом не думает.
– Капитан, – произносит Спок, когда находит ее на смотровой площадке, – могу ли я вам чем-либо помочь?
Джим хочет или избить кого-то до офонарения, или позволить кому-то (пусть цензура катится лесом) втрахнуть ее прямо в матрас (или в стенку, она не придирчивая), а поскольку она не сомневается, что Спок не согласится ни на то, ни на другое (как жаль), она мотает головой и нацепляет улыбку, которая даже ощущается болезненно.
– Я в порядке, мистер Спок.
Вид у него такой, будто он хочет сказать ей, что «быть в порядке» это слова неконкретные и что смысл за ними непостоянен и изменчив, как он уже делал это миллионы раз с тех пор, как они покинули Землю, но он выбирает другую тропинку.
– Вас что-то беспокоит, капитан.
Она почти смеется. Вулканец говорит с ней об эмоциях, боже правый, куда катится этот мир? Но порой его глаза очень-очень человеческие, и временами она видит, кем он станет через много-много лет. Спок из другой вселенной что-то нашаманил с ее мозгом, вплел туда накладывающиеся друг на друга образы, и чувства, и вещи, которых она не может и согласно любой существующей логике не должна знать, но все же знает. Иногда, ступая на мостик, она попадает на другой такой же, заполненный теми же людьми, но не ими. Легче со временем не становится, но у нее все лучше получается понимать тот факт, что они всегда будут ее командой.
Спок приближается и садится на пол рядом с ней, так изящно как и все, что он делает, и при этом выглядит он так, словно это удобно, хотя это точно не так, ее онемевшая пятая точка готова это подтвердить.
– Я хотел дать вам понять, что я всегда готов помочь, если вам это потребуется.
– Потакая моим нелогичным человеческим нуждам, мистер Спок?
Он не оскорблен, потому что вулканец притирается к ней так же, как и она к нему, это кривая с бесконечными взлетами и падениями.
– Поскольку чувства жизненно необходимы землянам, будет неразумным не озаботиться вашим эмоциональным здоровьем, капитан.
Она улыбается, но не ощущает этого.
– Ты хорошо справляешь со своей работой, Спок, но конкретно это не является ее частью.
На мгновение он отводит от нее взгляд.
– Джим, – говорит он, и вот это заставляет ее прислушаться, – мне сообщили, что ты играешь в шахматы.
Порой она совсем не знает, как с ним быть.
*
Она починила машину Спока задолго до того, как перестала смеяться каждый раз, когда кто-то упоминал ее и Звездный флот в одном предложении.
Он пришел в мастерскую и выглядел настолько не в своей тарелке, что она провела следующие пятнадцать минут, хихикая в ладонь, прежде чем подошла к нему и спросила, что не так с его автомобилем. Он крайне напряженным голосом проинформировал ее, что тот не функционировал согласно заданным параметрам, из чего она заключила, что мотор смешно звучал. Если он и был удивлен, увидев девушку с машинным маслом, размазанным по лицу, и вытиравшую ладони тряпкой еще более грязной, чем ее собственные пальцы, он никак этого не показал.
Она наладила все за час и успела позаботиться и о двигателе (она почти расплакалась, потому что тот, походу, побывал в настоящем аду и никогда не имел удовольствия видеть толкового механика).
– Ну вот, совсем как новенькая, – объявила она и прислонилась к машине, кинув ему обратно ключи. Она была уверена, что у него прямо руки чесались сказать ей, что она была чрезвычайно нелогичным существом, но он промолчал, просто оплатил ремонт и уехал.
В следующий раз она заметила его, когда встретилась с Ухурой и Гейлой после лекции, и только слепой не понял бы, что он был весьма ошарашен тем, что увидел ее тут.
Ей это было параллельно.
*
Она просыпается в лазарете, и вот от этого ничего хорошего ждать не приходится. Кое-как обретя контроль над своим телом и разбегавшимися мыслями, она пытается выяснить, насколько глубоко может вдохнуть… ох ты ж блин. Вывод: не очень. Значит, ребра. Джим стонет, елки-палки, как же она ненавидит трещины и переломы ребер, вашу ж налево. Чертчертчерт.
Она одна, это ей удается определить сквозь щелочки между веками, лазарет молчит, и свет приглушен (за что она вообще-то благодарна, потому что ее голова раскалывается так, что мама не горюй), и она помнит фазеры и… господи боже, копья? Какого фигового дерева?
Пару секунд она тратит на то, чтобы поблагодарить вселенную за то, что она еще жива.
– Джим, – произносит где-то над ней Боунс, и она растерянно моргает, потому что, кажется, она ненадолго отключилась. Она снова хлопает ресницами. – Бога ради, женщина, у меня уже достаточно седых волос.
– Насколько все плохо? – хрипит она и осознает, что это вот ее голос, сие странное сипение, ага.
Боунс ее игнорирует, вкалывая ей гипошприц с особенной жестокостью, после чего прожигает ее взглядом так, будто она его предала, потому что не отреагировала на это привычным дерганьем.
– Я знаю, что ты не была в восторге от нашей новой миссии, черт тебя разберет почему, но решение покончить жизнь самоубийством во имя защиты твоего более чем способного, между прочим, первого офицера, получив заряды фазеров и копье через легкое – не самая умная вещь, которую ты когда-либо делала. Идиотка.
– Вашу манеру поведения и умение найти подход к больному, возможно, следовало бы усовершенствовать, доктор, – вмешивается в разговор Спок, появившись в дверном проеме. – Даже если я и не оспариваю ваше утверждение.
– О, прошу, пожалуйста, не соглашайся со мной, Спок, а то мне жутко неудобно, – ворчит Боунс и делает вид, будто его чуть-чуть тошнит. – И что тебе вообще известно о «манерах поведения с больным»?
Джим думает, что засмеялась бы, будь у нее на это силы. От мыслей об этом у нее колет в ребрах, и она закашливается, и это просто… черт. Мониторы рядом с ней издают пронзительное пищание, и Боунс тянется к одному из экранов.
– Успокойся, – мягко приказывает он, после чего отвлекается на что-то другое, и ей становится трудно следить за ним, потому что у нее шумит в ушах, а окружающая обстановка начинает тонуть в тумане. Она видит, как двигаются губы Боунса, но ничего не слышит, потом замечает, как его глаза расширяются от испуга, и… почему ей так тяжело дышать?
…Когда она снова приходит в себя, на ее лице кислородная маска, а горло больше ничто не сдавливает. Она расплывчато припоминает, что не так давно это было иначе, но сейчас ей лучше.
– Капитан?
Она моргает, медленно, медленно, медленно, и у нее болит голова, но она все же пытается повернуться на звук.
– Капитан. Джим, – и это Спок сидит у ее кровати. Он, кажется, старается оценить ее психическое состояние, и она хочет заверить его, что ей вовсе не по мозгам вдарили, но простая идея о том, чтобы претворить этот замысел в жизнь, выматывает ее до чертиков. Так что она еле заметно кивает. – Лекарство, которое ввел тебе доктор МакКой, вызвало серьезную аллергическую реакцию.
Джим могла бы сказать, что удивлена, но бросьте, она же Джим Кирк. Если что-то существует, то у нее на это аллергия. Да у нее вообще аллергия на всю долбаную вселенную.
– Капитан, – продолжает Спок, – я понимаю, что, вероятнее всего, это бесполезное стремление, но я вынужден попросить вас не рисковать собой ради меня. Со стороны вышестоящего офицера, тем более капитана, нелогично ставить под угрозу свое здоровье и жизнь ради подчиненного. Вам следует прекратить подобные поступки.
Ага, да, конечно, без проблем, уже прекратила. Она хочет бросить ему, чтобы он пошел к лешему. Маска на лице ей в этом ничуть не помогает, да и к тому же все ее мышцы, даже те, о существовании которых она и вовсе не подозревала, превращены в желе. Поэтому она просто прожигает его взглядом и надеется, что ее ответ ему предельно ясен. С начала их пятилетней миссии прошло уже почти семь месяцев, и до того Джим получила смертельную дозу радиации, а потом была воскрешена, и, ей Богу, это одна из тех битв, в которых Спок – вулканец должен это понимать – никогда не победит. Хан был прав насчет нее: ради своей семьи она пойдет на все.
Спок вздыхает так, будто она самый нелогичный человек на свете (с его точки зрения это, несомненно, именно так), и его брови сдвигаются так, как это всегда происходит, когда он напоминает себе о том, что его стремления подвести Джим под черту голоса разума никогда не принесут результата.
– Капитан.
Она увеличивает «мощность» своего убийственного взгляда.
– Джим, – исправляется он, – по-видимому, ты действуешь, находясь под впечатлением, что тебя легко могут заменить на этом корабле. Ты ошибаешься, я могу тебя в этом заверить.
Она бы хотела заявить ему, что он «действует, находясь под впечатлением», что он и впрямь может выиграть этот спор, а еще она хочет добавить, что он тоже ошибается. Он, к счастью, уже понял, что ее молчание вовсе не означает примирение с его (чаще всего ошеломительно логичными) аргументами, так что он поднимается, хотя она и подозревает, что он бы скорее остался и заставил ее поклясться на двенадцати разных языках в том, что она будет оставаться позади или вообще в стороне на всех миссиях, включающих в себя высадки.
– Я сообщу доктору МакКою о том, что ваше состояние улучшилось: то есть, что вы в сознании. В основном.
За семь месяцев Спок научился ехидству и дерзости. Не будь она так раздражена, она бы гордилась им.
Ой да кого она дурит, она действительно гордится.
*
Ее босс был настоящей заразой, но он отменно платил, отчасти потому что клиенты любили поглазеть на офигенную фигуру, когда она наклонялась над капотом машины, и отчасти потому что она выполняла свою работу чертовски хорошо. Техника была тем, что она понимала буквально инстинктивно, даже лучше людей, потому что люди были в большинстве своем гадами, и это их качество распространялась на весьма обширный спектр вещей, а вот техника не болтала мерзостей за ее спиной, едва она отворачивалась. Она не разочаровывала двигатели, а если они разочаровывали ее, то это происходило от того, что она недостаточно старалась; так что вот так.
Джим заезжала за Боунсом после окончания его лекций, и в тот день она опиралась бедром на свой мотоцикл, когда группа парней подошла к ней, и ей конкретно не понравились их косые горящие взгляды. Это не было первым разом и определенно не было и последним, но какая разница? Ее все равно бесило то, что те люди видели в ней горячую фигуристую блондиночку с хвостиком и всерьез полагали, что она раздвинет ноги перед каждым из них.
– Отвалите нафиг, – вздохнула она и уже мысленно извинялась перед запаздывающим Боунсом за то, что, возможно, через минуту развяжет драку на территории кампуса, когда появился сам МакКой.
– Парни, катитесь к черту, – проворчал он, – иначе вам придется молиться, чтобы нас с вами не запихнули на один корабль, я слышал андорианский грипп кошмарно неприятен.
– Мой рыцарь в сияющих доспехах, – похлопала ресницами Джим, когда они ушли, и Боунс свирепо уставился на нее. – Нет, ну серьезно, я обожаю, когда ты отстаиваешь мою несуществующую дамскую честь, милый.
Взгляд Боунса из свирепого превратился в испепеляюще-ужасающий. Он ненавидел ласкательные прозвища со страстью почти равной той, с которой он ненавидел свою бывшую жену, и частично именно это заставляло Джим продолжать откалывать эти номера. Пожалуй, это по сути было поводом для вообще всех ее поступков.
– Давай-давай, посмотрим, как ты запоешь, когда я отойду в сторону в следующий раз, – буркнул МакКой, хотя они оба знали, что он защитит ее, защитит каждый раз, когда ей это будет необходимо (и во все те разы, когда это не будет нужно ей, но будет нужно Боунсу).
Эту фразу она не прокомментировала, потому что ей на самом деле была дорога ее жизнь, вопреки мнению, распространенному среди гаденьких болтливых жителей Риверсайда. Вместо этого она протянула Боунсу шлем и махнула рукой в сторону мотоцикла.
– Забирайся, умник, сейчас устроим тебе вынос мозга.
– Джим, – МакКой закатил глаза, как он всегда делал, когда она особенно старалась навредить его здоровью, – во-первых, я не сяду на эту хлипкую штуковину, тебе это известно, и во-вторых… какого вообще хрена?
Она похлопала его по щеке, а потом устроилась на своем месте водителя.
– Хороший мальчик, а теперь залазь.
И он залез, потому что, по-видимому, теперь их жизнь шла вот по такому сценарию. Джим не жаловалась. И если она обратила внимание на то, что его руки, обернувшиеся вокруг нее, придавали ей ощущение безопасности, ну, это было только ее дело.
*
Параметры миссии: забрать двух заключенных из исправительной колонии и доставить их в другую.
– Я не хочу их видеть, – говорит Джим и знает, что звучит это нерационально и по-ребячески, но ей на это совершенно наплевать.
Спок вскидывает бровь, смотря на нее.
– Капитан, для командующего офицера высшего разряда…
– Нет.
– …является стандартной процедурой…
– Нет.
– …осуществление контроля над безопасным подъемом…
– Нет.
– …заключенных на борт корабля, – он поднимает и вторую бровь. – Капитан, вы ведете себя упрямо безо всякой нужды, – он не добавляет «даже для вас», но это только потому, что ему не обязательно произносить это вслух, чтобы дать понять, что он это подразумевает, и еще это вовсе не значит, что она этого не замечает. Забавно, как сильно семь месяцев в космосе могут повлиять на взаимоотношения.
Она это знает. Она подается вперед и упирается ладонями в гладкую поверхность стола между ними.
– Мистер Спок, вы пронаблюдаете за заключенными, а я не увижу их, не услышу их и не услышу о них. И это приказ, коммандер.
Его брови взлетают еще выше, почти исчезая под его раздражающе прямой челкой. Она понимает, почему у него такая реакция, потому что ситуации, в которых ей приходиться превращать свою просьбу в требование, случаются невероятно редко, но сейчас… пошло оно все! Она не готова, зла и определенно не желает идти на компромисс, нелогичный она человек или нет.
– Капитан, – слегка наклоняет голову он, и ему определенно так и хочется вытрясти из нее все объяснения, но он не прикасается к ней, если только это не крайняя необходимость, а данное стечение обстоятельств все же едва ли вписывается в этот критерий. Она смотрит, как он уходит, и знает, что ей следует ему рассказать, но она не может.
Ей нужен Боунс и питье такое крепкое, чтобы оно отбило все сны.
*
Джим была в «хорошем» списке.
*
– Джим, – говорит ей в макушку Боунс, когда она, вздрогнув, просыпается, и она осознает, что всхлипывает и рвано дышит, а МакКой напряжен как тетива, крепко обнимая ее руками. – Джимми, все хорошо, тихо, солнышко, ты будешь в порядке…
Боунс усталый, и тяжелый шелк его южного акцента отчего-то укутывает ее большим ощущением дома, чем Айова в любой момент ее жизни. Он дарит ей чувство безопасности.
– Доктор, – голос Спока доносится с порога комнаты, – есть ли что-либо в моих силах, чтобы помочь капитану?
– Ага, в твоих силах взять свои вулканские руки в вулканские ноги и пойти куда подальше, – тихо и угрюмо шипит МакКой. – Ты что, слепой, не видишь, что тут все и так уже достаточно плохо?
И она старается не замочить всю синюю форменку Боунса, она правда старается, но ее слезы и нос определенно решают поднять против нее восстание. Она отрывает лицо от уже влажного свитера своего друга, и Споку явно неловко и чуть неудобно, его вид отражает это в своем неподражаемом напряженном вулканском духе, он даже как-то выбит из колеи, и она не знает точно, чего хочет, она просто не желает сейчас быть одна. Она не заслуживает утешения, но ей это отчаянно нужно.
– Не нянчись так со мной только потому, что я девчонка, – ворчит она на Боунса и пытается немного отодвинуться, но Боунс точно не намерен ей этого позволять. Она иногда забывает, что у Боунса есть дочка на Земле и что он и до нее обнимал плачущих девочек, но она чувствует это, когда он прижимает ее к себе, и он был лучшим братом и защитником для нее, чем когда-либо был Сэм, глубоко преданным и самым потрясающим другом, которого она заслуживала.
Она слышит, как МакКой закатывает глаза. Он дает ей слегка отстраниться и проверяет ее глаза, ее пульс и гладит по спине, потому что знает, что ей нужно время. Спок все так же стоит в дверном проеме, ему офигенно неловко, хотя он силится никак это не показать, его ладони сомкнуты за спиной, и он так и не ушел, несмотря на обилие нелогичных человеческих эмоций, бурлящих в комнате.
– Джимми, – произносит Боунс, и ее сердце немного ноет, потому что он так ее называет, только когда она выглядит как оживший труп, хотя это немного и греет ей душу, – что тебе нужно?
Он легко мог бы вколоть ей успокоительное, накачав ее как шарик гелием, но это ей необходимо не всегда. Когда она поднимает взгляд на Спока, ей думается, что она прежде уже это видела, не то, как она выплакивает все слезы, топя в них Боунса, а это их созвездие трех, и она моргает, потому что это ее смущает.
– С вашего разрешения, капитан, – начинает Спок и делает шаг навстречу к ней, – крайне поверхностное слияние разумов может принести покой в ваше сознание.
Одна мысль об этом ужасает, потому что когда в ее голове кто-то рылся в последний раз, она в итоге получила образы из иной жизни, не принадлежавшей ей. Она сомневается, что Споку об этом известно, и, черт возьми, лучше она позволит сделать ей кесарево без наркоза, чем расскажет Споку. И она без понятия, позволит ли это слияние увидеть Споку то, из чего скомканы ее кошмары и воспоминания, а ее и так более чем устраивает, что никто не в курсе этого, спасибочки большое.
– Нет, – отрезает она, отталкивая Боунса, и в этот раз он ее отпускает, после чего Джим вытирает покрасневшие глаза. – Я ценю это, – выдавливает она, – но нет, я не хочу… Боже, я в полном раздрае. Ребята, идите спать, мне жаль, что я своим ревом перебудила весь корабль. Господи…
Ей так неловко, хотя в один момент своей жизни она готова была поклясться, что навсегда утратила способность стыдиться.
Боунс выглядит так, словно у него так и чешутся руки вдавить ей в шею гипошприц, и сердито косится на нее, но Джим отвечает ему тем же, и он, похоже, понимает, что она от своего не отступится. Он не отворачивается от нее, говоря Споку:
– Дашь знать, если я тут буду нужен?
Спок наклоняет голову, и порой Джим очень-очень ненавидит того человека, который решил, что смежные каюты капитана и первого офицера были хорошей идеей. Она могла бы обойтись и без этого, ага, без проблем. Ну блин, это до чертиков неудобно, а еще это ее смущает. МакКой кажется слегка недовольным, но он все же знает ее достаточно, чтобы понимать, что с публикой дело лучше не становится, так что он удаляется, кинув один последний острый взгляд на Спока и на нее, который, по ее скромному мнению, был совсем не нужен.
