сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
Вся эта идиотская история началась с того, что я умер.
Да-да, умер, самым натуральным образом. Откинулся. Склеил ласты. Отбыл в мир ин… Э-э, нет, с миром иным получилось как-то не так…
Но, обо всём по порядку.
Я самый обычный молодой человек и на момент смерти мне исполнилось всего-то восемнадцать годков. А умер я самым глупым образом. Меня укусила змея. Какая-то необычная, экзотическая.
Нет, я не в Африке жил, и не в Индии тоже, а, как и положено человеку с именем Илья и фамилией Юркин, в России. В славном городе Санкт-Петербурге, на проспекте Народного ополчения, в самой обычной трёшке вместе с родителями, собакой дворянской породы по кличке Шнобель и котом по кличке Пиночет. Правда, в быту домашних любимцев обычно именовали Шноба и Пиня, но это уже детали.
Родители у меня тоже были самые обычные, отец трудился машинистом в метро, матушка работала в детской библиотеке, а братьев-сестёр как-то не случилось. Так что вся родительская любовь и забота достались мне.
Да и во мне ничего необычного не было – учился я без троек, правда, не столько за счёт прилежания, сколько за счёт прекрасной памяти, учителей не доставал, ходил в секцию лёгкой атлетики, на соревнованиях за школу выступал… В общем, проблем особых у родителей со мной не было, так что меня холили и лелеяли. Правда, без той гиперопеки, от которой обычные дети в подростковом возрасте начинают активно бунтовать и выкидывать фортель за фортелем. Мне особо бунтовать было некогда – классе в восьмом я резко взялся за ум и приналёг на учёбу, решив поступать не куда-нибудь, а в Большой университет, на мехмат, ага… Математика была единственным предметом, который я учил без дураков, меня завораживали числа и то, что с ними можно было сотворить, а ещё мне нравились чёткие математические законы… которыми можно было объяснить мировое несовершенство.
Но при всём этом ботаником я не был, да и в классе со мной считались. Ведь в школе всё просто: попросят списать – давай, начнут приставать – дай в нос. С тем и с другим у меня проблем не было, так что пусть я не был «звездой» класса, но и изгоем тоже не был. А ещё я сдружился с Витькой Северцевым – пройдой и хулиганом, но при этом на редкость умным парнем, и нашу парочку не рисковали задирать даже старшеклассники.
Внешность у меня тоже была самой обычной – серые глаза, русые волосы, лицо… ну, лошади от меня не шарахались, но и не настолько я был прекрасен, чтобы мои незабвенные черты врезались в память на всю оставшуюся жизнь. Да и рост подкачал – парни все к одиннадцатому классу вполне могли поиграть в «дяденька, достань воробушка», а я как был метр шестьдесят четыре, так и остался.
Но от этого я не страдал. Хуже было другое. Все мои одноклассники уже вовсю крутили бурные романы, выясняли отношения друг с другом и со своими дамами сердца, а я… У меня с девчонками как-то не складывалось. Не скажу, что прекрасная половина вообще оставляла меня без внимания… но вот не хотелось как-то. При мысли о том, что придётся целовать девчонку, во мне всё глухо протестовало, а уж красочные рассказы одноклассников о своих подвигах вообще вызывали чуть ли не тошноту.
Я обеспокоился. Стал искать инфу в Сети, наткнулся там на словечко «асексуал» и успокоился на время. Но потом меня начали донимать сны. Ну да, эти самые, после которых просыпаешься в мокрых трусах. Только вот снились мне отнюдь не девчонки. Порой мне снилась душевая в нашей секции лёгкой атлетики, я был в ней один, но вдруг кто-то подходил… незаметно, сзади, прижимался ко мне… я чувствовал, что это парень, но и не думал сопротивляться, он начинал гладить меня, а потом его рука ложилась на мой член и начинала медленно водить по нему. Поверьте, этого было достаточно, чтобы проснуться от мощного оргазма. Так что, на фиг, никакой я не асексуал. Гей я.
И вот это было уже совсем плохо. Я прекрасно понимал, как отнесутся родители, если такое вдруг откроется… Если мама ещё могла бы принять такое, то отец был человеком простым и слово «пидор» стояло в его списке ругательных слов, сразу за теми, что начинаются на «х» и «п». А уж школа… Быть объектом травли либо чьей-то брезгливой жалости я не хотел.
Поэтому я приналёг на учёбу и тренировки, стараясь до минимума сократить все контакты с одноклассниками. Только с Витькой я продолжал общаться плотно – пусть и не так плотно, как раньше. Потому как моё неугомонное либидо начинало поднимать голову уже и при виде лучшего друга. Что греха таить – из нашей парочки Витька был куда симпатичнее меня – высокий, стройный, с копной тёмно-каштановых волос и карими глазами… А уж когда загорал за лето до бронзового цвета – так и вообще казался ожившей античной статуей.
Но я даже думать боялся о том, как Витька отреагирует на то, что я – гей. Поэтому и старался ничем не выдать себя. Ох, как тяжело это было… Но мне это, кажется, удалось. До выпускного никто ничего не заподозрил, а потом… потом все настолько были озабочены своей будущей жизнью, что вряд ли кого-то интересовали парадоксы моей ориентации.
В университет я, кстати, поступил. И даже на бюджет, ибо другой расклад мне не светил изначально. Сам был в шоке, но ещё больше поразил меня Витька. Он тоже пошёл в университет и тоже поступил… Правда, на истфак, на платное, но сам факт… и мы продолжали видеться, правда не так часто, как раньше.
Так всё и шло. Некоторое время я просто плыл по течению, но потом начал осознавать, что Витька не просто мне нравится, что я его люблю. Я весь измучился, пытаясь найти выход из этой ситуации, но его не было. Не было. Никак. И тогда я решился рассказать всё Витьке. Пусть набьёт морду, пусть не захочет больше общаться, пусть… да всё что угодно. Это куда лучше, чем всю оставшуюся жизнь мучиться от того, что не смог… не сделал…
И я твёрдо решил объясниться с Витькой в ближайшее воскресенье. Но не успел. Умер.
В субботу у меня было всего две пары, а потом, после обеда, я отправился на дачу. Отец с матерью копали картошку, и для меня, естественно, нашлась бы работа. Так что не отвертеться, это было без вариантов.
Я сел на двенадцатичасовую электричку, протрясся сорок минут в переполненном тамбуре, сошёл на нужной станции… и чёрт меня дёрнул срезать путь через лес. Но к тому времени есть захотелось просто зверски, да и тряска в тамбуре тоже хорошего настроения не прибавила. Так что, я надеялся, что прогулка по лесу меня успокоит. Успокоила. Как же.
День был солнечный, по-осеннему ясный и даже тёплый. Постепенно тугой ком в груди стал разворачиваться, и мне впрямь стало легче и спокойнее, даже настроение поднялось, и я пошёл по едва заметной тропинке между деревьями куда быстрее. Под ноги, естественно, не смотрел, а когда почувствовал острую боль в районе лодыжки, опустил глаза и похолодел. С моей ноги стекала пёстрая чешуйчатая лента, слишком яркая, совершенно непохожая на обычную среднерусскую гадюку. Какая-то тропическая змея… Откуда она здесь взялась? Надо бежать, надо найти помощь…
Эта мысль была последней, до того, как я умер. А потом я почувствовал, что от лодыжки вверх распространяется жуткий, смертельный холод. И ничего не успел, даже шага лишнего не успел сделать – холод дошёл до сердца и я умер.
***
Очнулся я от холода. И сразу понял, что ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, тело было словно сковано, даже веки приподнять не получалось. Я тут же вспомнил о загробной жизни и подумал - где это я? Неужели в аду? Но почему я не могу двигаться? Или это у всех так?
А ещё было ощущение холодного металла под спиной, того, что я голый, и ещё того, что я нахожусь в тесном, замкнутом пространстве. А я с детства плохо переносил тесные, замкнутые пространства. И это при том, что родители меня не запирали и в угол не ставили ни разу в жизни.
Мной начала овладевать паника, захотелось вдохнуть поглубже и заорать… Само собой, что ничего этого у меня не получилось. Ни один мускул не дрогнул. Более того, мне стало понятно, что я, вроде бы, и не дышу даже. Что? Неужели меня успели похоронить? И я сейчас в гробу? Кошмар-кошмар-кошмар… Но почему моя душа никак не может расстаться с телом? Неужели я столько в жизни нагрешил?
Я снова попытался заорать, потом зарыдать, а, поскольку все мои попытки успехом не увенчались, опять потерял сознание. Или… даже не знаю, как это назвать…
В очередной раз я очнулся от того, что над головой что-то грохнуло, поверхность подо мной поехала, и сразу стало немного теплее.
Низкий хриплый голос спросил:
- Последнего жмура вскрывать будете, Валерий Павлович?
И тут до меня дошло. Я не в гробу. Я в морге. Неужели непонятно, что со мной что-то не так, что я… не такой, как обычные мертвецы, что я всё чувствую? Или это осознают все, кто умер? И все вот так вот?
Между тем, на вопрос отозвался второй голос, показавшийся мне немного нетрезвым:
- Да, буду. Не хочу на понедельник ничего оставлять.
И тут что-то звякнуло и булькнуло.
- Так вы это… Не надо бы…
- Поговори мне ещё! – фыркнул в ответ… вероятно, врач-патологоанатом. – Смотри, пацан прям как живой лежит… У меня сыну столько же…
- А что с ним приключилось-то? – удивился… наверное, санитар. – Вроде, никаких повреждений не видать…
- Вон, глянь на ноге две дырочки. Змея его укусила. Мгновенно откинулся.
- Да кто ж от укуса гадюки помирает? Да ещё мгновенно?
- Да в том-то и дело, что это не гадюка. Другая какая-то пакость. Парня-то рядом со станцией нашли, а неподалёку дачи у работяг и коттеджный посёлок, где богатеи тусуются. Так один из его обитателей, богатый мужик, увлекается коллекционированием всякой ядовитой пакости. Говорят, что у него даже варан живой есть. А змея из террариума удрала, с охраняемой территории. Сама бы сдохла от холода, она же тропическая, да вот, не повезло пацану, бежал от станции и нарвался.
- Надо же… - вздохнул санитар. – Судьба.
- Это парню ещё повезло, что быстро нашли, - отозвался доктор. – Молочница из коттеджного посёлка шла и на него натолкнулась. Скорую вызвала, ментов… А поздно. Парень-то уже того…
Потом ещё что-то звякнуло, булькнуло, и патологоанатом уже другим голосом сказал:
- Ладно, хватит лирики. Включай пилу.
Раздался противный дребезжащий звук, похожий на звук бормашины и я запаниковал ещё больше. Неужели я буду чувствовать, как меня будут вскрывать? Это же больно… Я же с ума сойду… Хотя… с чего тут уже сходить, самое страшное уже случилось… Или что там меня ещё ждёт впереди? За что я так наказан?
И тут доктор поднёс пилу к моей грудной клетке, дотронулся до кожи и… меня пронзила такая небывалая боль, что я заорал. Естественно, тело моё не шевельнулось и не издало ни звука, но боль была просто чудовищная… Нет, нет, я не хочу, это всё сон, дурной сон…
Но вскрыть мою грудную клетку патологоанатому было не суждено. Раздался «турецкий марш» Моцарта, доктор выключил пилу, тихо выругался, а потом мягко спросил:
- Ниночка, что случилось?
-…
- Да? Точно? Хорошо, я еду. Немедленно. Ничего не предпринимай.
Звук отключаемого мобильного, и голос доктора:
- Придётся парня на понедельник оставить. У меня срочные дела. Приберёшь здесь, Петрович, ладно? Ты ж сегодня в ночь?
- Я, - ответил санитар. – Не волнуйтесь Валерий Павлович, уберу в лучшем виде. Ступайте, не беспокойтесь.
И в голосе его прозвучало странное удовлетворение.
Потом доктор ушел, а санитар приблизился ко мне, я почувствовал прикосновение к щеке… такое поглаживание… и меня чуть не передёрнуло от омерзения. Вернее, точно передёрнуло бы, если бы тело подчинялось мне.
- Вот и хорошо, красавчик, что он тебя попортить не успел, - заметил санитар. – На зашитых у меня не особо встаёт.
Что? Что он сказал?
- Но ты не волнуйся, малыш, у нас сегодня свидание… - продолжил разрезвившийся труженик морга.
Что? Какое свидание? Неужели с моим обычным везением я после смерти умудрился нарваться на извращенца? Нет! Только не это!
После этих слов санитар ещё немного погладил меня – по бедру, по груди, по голове… и там тоже погладил. Естественно, моё тело осталось неподвижным, хотя внутри я бился в истерике. Но этот поганый извращенец отошёл, видимо занялся уборкой… и тут раздался стук.
Петрович, бурча что-то себе под нос, пошёл открывать… и тут я услышал голос Витьки. Витька! Спаси меня! Пожалуйста!
Витька и санитар о чём-то говорили, слов было не разобрать, но закончился разговор одной фразой:
- Ладно, попрощайся. Я тут выйду ненадолго… Что я, зверь какой?
Похоже, что Витька подкрепил свою просьбу, потому что голос санитара потеплел на несколько градусов. Стукнула дверь, видимо он ушёл, и я вновь почувствовал на своей щеке прикосновение. Но сейчас я почувствовал почти эйфорию.
- Илья… - прошептал Витька, - Илюша… как же так? Я ж тебе и сказать не успел.
А за тем последовали такие откровения, что от потрясения я бы и помереть мог, если бы уже не был мёртв.
Оказывается, Витька меня любит. Давно. И боялся мне в этом признаться, потому как боялся моей реакции – я же о геях никогда не отзывался хорошо, шифровался, блин. А он… А я… два придурка, сколько же времени мы зря потеряли? А теперь… теперь уже поздно…
- Я люблю тебя, Илюша… Как мне теперь жить? – прошептал Витька, а потом… потом он наклонился ко мне и я почувствовал его губы на моих. Такие горячие… Такие живые…
И нет, меня не разбудил, как спящую красавицу, поцелуй прекрасного принца. А потом вернулся Петрович, и Витька ушёл.
А внутри меня всё плакало. Я проклинал себя, проклинал ту высшую Силу, по вине которой мне досталось такое посмертие. Но и на этом все мои испытания не кончились.
Спустя какое-то время мерзкий Петрович решил, что настало время для нашего «свидания». Видимо он выпил для храбрости, потому что при его приближении я явственно ощутил мерзкий запах дешёвой водки.
- Красивый… - пробормотал Петрович. – Покорный… Никуда не денешься.
Вот уж точно. Деться я никуда не мог, отключиться тоже, поэтому чувствовал всё. Как Петрович лапал меня, как его пальцы раздвинули мне ягодицы, как туда полилось что-то холодное.
На фига смазка трупу? – вяло удивился я.
- Тугой какой… - хмыкнул Петрович. – Надо бы разработать, а то мне больно будет.
Ну что ж, понятно. Видимо, пережитые эмоции истощили меня, и сейчас наступило какое-то отрешённое спокойствие. Я мёртв. Сейчас этот извращенец оттрахает мой труп. И что? Ничего уже не исправить…
А потом в мою задницу вошло что-то холодное и твёрдое, раздвигая закоченевшие мышцы. Больно было… ну я даже не знаю, с чем это сравнить. Ужас. И полное бессилие. Видимо, затейник Петрович решил расширить поле деятельности с помощью подручных средств. Как долго продолжалась эта пытка – не знаю – мне казалось, что этому не будет конца, но потом Петрович решил приступить… так сказать… к основной части, и холодная твёрдая штука сменилась его членом, мне показалось, обжигающе горячим.
Петрович двигался, пыхтел, бормотал о том, какой я красивый, а потом взвыл, дёрнулся, и я почувствовал, как мою бедную задницу заполняет что-то густое и горячее… Член Петровича обмяк, он некоторое время хрипло дышал, потом, наконец-то вышел из меня и пробормотал:
- Ух, хорошо… Ты погодь, парень, щас продолжим.
И тут я разозлился. Разозлился настолько, что вдруг почувствовал где-то внутри слабый отклик. Это странно стукнуло – слабо и тихо – сердце… А потом я стал понимать, что странное оцепенение меня покидает. Неужели я оживаю? Или превращаюсь в зомби? Плевать, кажется, Петровича ждёт ещё один сюрприз.
Этот извращенец всерьёз собирался продолжать. И вся предыдущая процедура повторилась, поскольку активно сопротивляться я был ещё не в силах. Но когда этот гад вновь забился в оргазме, я собрал все силы, открыл глаза и попробовал вцепиться ему в горло.
Не получилось. Но мои открытые глаза, вытянутая рука и невнятный хрип оказали на санитара самое фатальное действие. Он захрипел, дёрнулся, грохнулся на пол и замер. Похоже, Петровича хватил инфаркт или что-то в этом духе. Но вот об этом жалеть я не собирался. Мне хотелось только одного - встать и вырваться из этого мерзкого места. Но тело всё ещё почти не повиновалось мне.
Только спустя какое-то время мне удалось спустить ноги со стола, я чуть не грохнулся на неподвижного Петровича, но сумел удержаться. Путь до двери показался мне бесконечным, задеревеневшие мышцы не слушались, но, постепенно, всё пошло на лад.
Я сорвал с вешалки белый халат, видимо, принадлежавший доктору и кое-как натянул на себя. Меня начало трясти, в тело возвращалась чувствительность, мышцы закололо мелкими противными иголочками, потом свело сильнейшей судорогой, я согнулся от боли… и вдруг понял, что дышу – хрипло, со стоном, но дышу. Значит, я всё-таки живой… Значит…
Мои мысли прервал стук… и голос Витьки:
- Эй, откройте, откройте!
