Текст книги "Путч в Уагадугу"

Автор книги: Рада Девил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Милт!

Это был совершенно растерявшийся Крис.

Милтон вздрогнул, услышав совсем рядом урчание мотора. Стрелявший в него человек уезжал! Не зажигая фар. Милтон рывком вскочил на ноги и бросился к машине. Если этому типу удастся улизнуть, "рейнджровер" никогда его не найдет.

Полковник Уэдраенго не стал выключать мотор, чтобы не пришлось заводить его снова с помощью рукоятки. Малко, выйдя из машины, вслушивался в шорохи пустыни. С тех пор, как они сбросили свой "десант", прошло уже четверть часа. Конечно, невозможно было увидеть, что там творилось. Выхода не было, приходилось ждать. Далекий выстрел заставил его вздрогнуть. Тотчас прогремел второй. Малко бросился к "рейнджроверу".

– Скорее! Вы можете их найти?

– Надеюсь, – ответил полковник Уэдраенго.

Другой бы на его месте и не надеялся...

Машина по самую ось погрузилась в глубокую лужу. Малко сильно тряхнуло. Полковник выжимал все что мог из дребезжащего мотора.

– Включите фары, – попросил его Малко.

Прятаться больше не имело смысла, но лучи фар осветили только пустыню и кусты верблюжьей колючки. Из-за шума мотора ничего не было слышно. Малко беспокойно ерзал на сиденье. Что же случилось?

Милтон Брабек отскочил и рыбкой нырнул на обочину, едва не попав под колеса машины, которая мчалась прямо на него. В окне вспыхнуло пламя, и прогремел еще один выстрел. В лицо ему брызнули камешки. Он громко выругался: машина удалялась. Еще несколько десятков метров – и она скроется в темноте. Почти инстинктивно американец поднял руку и выстрелил наугад в сторону машины на уровне заднего стекла – раз, потом другой. Выстрелы оглушили его.

Поднимаясь, он увидел, что красные огоньки завиляли. Он бросился за ними. Машина пошла юзом влево, врезалась в куст и застряла в глубокой рытвине. Милтон Брабек обернулся, снова услышав зов, и увидел на дороге приближающиеся фары "рейнджровера". Рисковать не стоило. Укрывшись за бугром, он окликнул Криса.

– Крис, я здесь! Осторожно, он вооружен!

Три минуты спустя Крис Джонс, запыхавшийся, весь в грязи, рухнул рядом с Милтоном.

– Ну что за сволочная страна! – простонал он. – Я мокрый до пояса... Я совсем заблудился и вдобавок свалился в какое-то озеро.

– Может, это был мираж? – ухмыльнулся Милтон.

Крис выжал свои джинсы, окатив друга фонтаном брызг.

– А это что, тоже мираж?

Фары "рейнджровера" были уже близко. Милтон Брабек поднялся и пошел ему навстречу. Он замахал руками, и "рейнджровер" затормозил метрах в пятидесяти от таинственной машины, которая больше не подавала признаков жизни. Малко и полковник выскочили на дорогу.

– Мне пришлось стрелять, – объяснил телохранитель, – машина застряла, но я не знаю, тот тип внутри или смылся...

– Скоро рассвет, – заметил полковник. – Мы его найдем. Давайте я тихонько подъеду к машине, а вы прикроете меня.

Малко и телохранители отступили назад: "рейнджровер" медленно тронулся. Фары осветили машину, которая завалилась на правый бок, увязнув в луже почти до самых окон. Внутри – ни шороха, ни движения. Заднее стекло разлетелось вдребезги... Полковник Уэдраенго подъехал ближе и осветил салон. Малко осторожно шагнул вперед. Он увидел навалившуюся на руль человеческую фигуру и бросился к машине, оба американца – за ним. Полковник выскочил из машины и зажег электрический фонарь.

Белый луч осветил человека, уткнувшегося головой в руль; от лица осталось кровавое месиво. Одна из пуль Милтона попала ему в затылок и прошла насквозь, снеся половину черепной коробки. Малко открыл дверцу, и все четверо принялись осматривать машину. Полковник первым заметил на полу у переднего сиденья автоматический пистолет "Макаров" девятимиллиметрового калибра.

Малко быстро обыскал убитого и нащупал во внутреннем кармане что-то твердое – паспорт. Он достал его и поднес к свету.

Поток адреналина устремился в его кровь: обложка паспорта была красного цвета, золотом на ней были вытиснены серп и молот – герб Советского Союза.

Милтон Брабек присвистнул сквозь зубы.

– Черт возьми! "Попов"!

Малко перелистал паспорт и прочел имя: Константин Челябинцев, дипломат. В визитной карточке значилось, что покойный был первым советником посольства СССР в Нигере. Почти наверняка офицер КГБ... Но с какой стати он колесил ночью по пустыне?

Полковник задумчиво смотрел на мертвеца.

– Будем надеяться, что он был один... – пробормотал он.

Малко повернулся к Милтону.

– Он был один?

Телохранитель, замявшись, почесал в затылке.

– По правде говоря, не могу утверждать на сто процентов, – признался он. – Было слишком темно.

Наступило напряженное молчание. Если офицер КГБ следил за ними, значит советские спецслужбы в курсе планов ЦРУ. Но как они узнали? Несомненно, где-то в Абиджане или в Уагадугу произошла утечка информации. В таком случае продолжать – значило лезть прямо в петлю... Малко посмотрел на полковника Уэдраенго:

– Что вы об этом думаете, полковник?

Вольтиец погасил фонарь, и труп растаял в темноте. Полковник закурил и, задумавшись, выдохнул дым.

– В Абиджане меня предостерегали, – сказал он. – Мои друзья там знали, что люди КГБ за мной следят. Именно на тот случай, если я попытаюсь совершить переворот... у них повсюду осведомители, естественно, что они узнали о моем отъезде. И даже не зная о моих намерениях, взяли меня под наблюдение. Резиденции КГБ в Абиджане достаточно было послать шифровку в Ниамей, чтобы меня там "встретили". Дальше они, само собой, захотели проследить, куда я направляюсь.

Объяснение было вполне правдоподобным.

– Вы – главное заинтересованное лицо, – подчеркнул Малко. – Что вы намерены теперь делать?

– Самым разумным было бы остаться здесь до рассвета, чтобы проверить, был ли этот человек один, – ответил Уэдраенго. – Если нет, то пешком его спутнику далеко не уйти. Кроме того, – добавил полковник, – к югу от этой трассы начинается заболоченная местность. Он мог пойти только на север. Мы его найдем. Тогда можно будет что-то решать.

– Хорошо, – кивнул Малко.

Они сели в "рейнджровер" и с грехом пополам устроились на пыльных сиденьях. Полковник и телохранители вскоре захрапели, но Малко не мог сомкнуть глаз. Он ворочался до рассвета, одолеваемый тревожными мыслями. Следует ли продолжать или остановиться, пока не поздно?

Полковник Уэдраенго резко затормозил, чтобы не столкнуться с маленьким караваном из трех верблюдов, двух ослов и полудюжины кочевников, который двигался им навстречу. Солнце встало минут двадцать назад, и пустыня начала оживать. Навстречу то и дело попадались люди и животные... Полковник вышел, чтобы поговорить с кочевниками, затем вернулся в "рейнджровер".

– Они тоже никого не видели, – сообщил он. – Я думаю, в этой машине больше никого не было. Человек не ушел бы так далеко и придерживался бы трассы. По пустыне идти слишком трудно.

Они уже успели опросить дюжину встречных, но все безрезультатно.

– Что ж, – решил Малко, – надо поворачивать.

– По-моему, стоит рискнуть, – кивнул полковник.

Солнце поднималось все выше. Рано или поздно кочевники наткнутся на машину с трупом. Лучше будет к этому времени быть по другую сторону границы... Лица обоих американцев были серыми от усталости и пыли. Полковник Уэдраенго снова сел за руль и выжал из старенького "рейнджровера" все возможное, плавно объезжая кусты и обдавая маленькие караваны фонтанами красных брызг. Время от времени мимо проносились хижины; негры с любопытством таращились на машину. Полковник указал на едва заметную на горизонте темную линию холмов.

– По ту сторону – Верхняя Вольта.

"Рейнджровер", дребезжа, вскарабкался на каменистую дюну, съехал в неглубокий овраг, миновал пальмовую рощицу, в тени которой бродили верблюды. И здесь, в сердце пустыни, попадались цветущие островки...

Подскакивая на бесконечных ухабах, Малко пытался прикинуть возможные последствия ночного происшествия. Гипотеза полковника Уэдраенго, по всей видимости, была верна. Обычная слежка вездесущего КГБ. Надо полагать, русские ничего толком не знали.

Но не получив известий от своего агента, они примутся искать его и обнаружат труп. Это их, конечно, встревожит. Место убийства неминуемо привлечет их внимание и в Верхней Вольте. О случившемся сообщат резиденту КГБ в Уагадугу, а тот, в свою очередь, не замедлит предупредить своего дружка-марксиста капитана Санкару.

Это могло повлечь за собой немало проблем. Малко все больше и больше приходил к убеждению, что продолжать – чистое безумие...

Он покосился на профиль полковника Уэдраенго. Лицо негра было совершенно бесстрастным. А между тем вольтийский офицер не мог не прийти к тем же выводам. Просто он сознательно шел на риск. И заставил их делать то же самое. Он продолжал петлять между колючих кустов, словно в голове у него был компас. Вдруг он резко затормозил.

– Что случилось? – встревожился Малко.

Полковник вышел из машины, опустился на колени и в глубоком поклоне коснулся лицом земли.

– Мы пересекли границу, – взволнованно произнес он, поднявшись. – Я целую землю моей родины, которую уже не надеялся увидеть.

– Когда мы будем в Гайгу?

Полковник посмотрел на небо, затянутое тяжелыми черными тучами.

– Через три часа, если не пойдет дождь.

Слава Богу, что в вольтийской армии не было авиации. В этой пустыне их было видно сверху, как мух в молоке.

– Мой двоюродный брат, марабут Гангу, будет рад меня видеть, улыбнулся полковник.

Это была Африка... В деревнях Верхней Вольты не было ни почты, ни телефона, но вести доходили таинственным образом через друзей, родню, через "лесные такси", курсировавшие по всему континенту, и еще какими-то непостижимыми для белых путями.

Трасса шла вдоль небольшого ручья, уже переполнившегося от первых дождей. Вода была такая же красная, как окружающая почва. Навстречу попадались грузовики, караваны верблюдов, пешие путники. Они были уже километрах в пятидесяти от границы. Полковник Уэдраенго указал на красный холм, возвышавшийся над хижинами деревни.

– Вот и Гайгу! На этом холме они строят свою седьмую мечеть, – вон, видите, большое красное сооружение...

– Седьмую? – поразился Малко. – Но ведь деревня совсем маленькая. Как же им удается?..

Вольтиец улыбнулся.

– Здешний марабут – святой человек и немножко чудак. Мечети строят добровольцы, это обходится недорого. Из глины. Он считает, что это угодно Аллаху. Конечно, им хватило бы и одной мечети, зато теперь их деревню знает вся страна...

Вот где кроется истинная святость...

Через пять минут они въехали в деревню Гайгу – круглые хижины, такие же, как во всех здешних селениях. Полковник Уэдраенго поехал прямо к глиняному укрепленному толстыми досками сооружению. Это было некое подобие форта с узкими окошками, напоминающими бойницы. Над одним из углов реяло зеленое знамя ислама. Полковник затормозил перед деревянными воротами, которые тут же открылись. Навстречу им вышел небольшого роста негр; его продолговатое лицо еще больше удлиняла козлиная бородка. На нем была широкая коричневая джеллаба – обычный наряд жителей Сахели, – голову украшала вышитая золотом тюбетейка. Он кинулся к ним с распростертыми объятиями и прижал полковника Уэдраенго к груди. Потом он долго обнимал его белых спутников, лопоча что-то совершенно им не понятное.

– Он благодарит вас за то, что вы доставили меня в Верхнюю Вольту живым и невредимым, – перевел полковник. – Он начал строительство новой мечети, чтобы Аллах благословил наши планы...

Больше всего на свете Малко хотелось принять душ и лечь. Крис Джонс, болезненно сморщившись, искал взглядом уборную. Двоюродные братья еще поговорили между собой, и наконец полковник обернулся:

– Идемте! Марабут приготовил мне сюрприз!

Следом за хозяином они вышли на залитый солнцем двор, где стояло несколько круглых хижин. Малко огляделся и в ужасе застыл. На земле перед ним лежали в ряд пять тел. Пятеро негров, у каждого было аккуратно перерезано горло. Кровь насквозь пропитала латерит и белые футболки убитых. Марабут с довольным видом что-то объяснял полковнику, который внезапно помрачнел.

– Это пять членов местного Комитета Защиты Революции, присланные сюда Санкарой, – перевел он. – Мой двоюродный брат, слуга Аллаха, решил первым начать освобождение страны. Он послал гонцов во все соседние деревни, чтобы там сделали то же самое!

Малко смотрел на трупы, уже облепленные жирными синими мухами. Теперь все сомнения отходили в область теории. Этот факт означал, что отступать некуда, каков бы ни был риск.

Глава 10

Эммануэль Бангаре размышлял, подставив лицо под маленький переносной вентилятор, стоявший у кровати. На душе у него было неспокойно, да еще тяжелая влажная жара начала сезона дождей не давала уснуть. На вилле, которую он занимал, хотя она и находилась в "магическом круге" Совета Содружества, давно не было кондиционера, а бассейн в буквальном смысле слова лопнул от адской жары. Мулат приподнялся на локте и взял с тарелки кусок жареной свинины, приготовленной заботливыми руками его любовницы, которая теперь спала рядом с ним, уткнувшись лицом в подушку, открыв его взору соблазнительно округлый зад. Сита Лингани, кассирша из книжного магазина, простая душа, ценила комфорт, которым окружил ее любовник. В стране, где удел женщины – быть либо матерью многочисленного семейства, либо шлюхой, собственный "Р-5" и вилла, где раньше жили белые, – это что-то значит.

Жуя сочное мясо, Эммануэль Бангаре говорил себе, что для него наступил решающий момент. Впервые за его короткую, но бурную жизнь перед ним замаячила возможность занять весьма высокое и прочное положение.

Эммануэлю, плоду недолгой любви юной официантки-француженки из Уагадугу и негра, имени которого он так и не узнал, повезло: его усыновил сердобольный служащий скотобойни. Мальчик вырос с лютой ненавистью в душе как к белым, так и к неграм и еще почти подростком вступил в итальянские Красные Бригады, чтобы отомстить всему свету. После многих крутых виражей судьба забросила его на службу к марксистскому диктатору Ганы Ролингсу, где он обнаружил незаурядные способности палача. Однако, сочтя, что он слишком усердствует, тот преподнес мулата в подарок своему другу капитану Санкаре. Момент был благоприятный для Бангаре: довольный его службой, новый глава государства поручил ему создание маленького местного гестапо.

Это позволило мулату разгуливать в красном берете, потрясая "Калашниковым" до тех пор, пока военные – настоящие – не возмутились и не потребовали, чтобы он держался скромнее. Став к тому времени одиозной фигурой и всеобщим пугалом, он вынужден был сбавить гонора, сохранив, однако, свое привилегированное положение и громкий титул "командира 15-и Народной Бригады Бдительности". Но звезда его меркла.

Вплоть до одного прекрасного дня...

В тот день капитан Санкара вызвал его – чего давно не случалось – в свой скромно обставленный кабинет в Совете Содружества, где на столе вместо традиционного бювара лежал на видном месте "Калашников". Из кабинета навстречу Бангаре вышел посол Советского Союза. Он приходил с важным сообщением: по информации советских спецслужб, полковник Уэдраенго, бежавший после Революции в Абиджан, заочно приговоренный новым режимом к смерти, готовит путч с целью свержения Санкары! Систематические прослушивания телефонов службой госбезопасности ничего не дали. Поэтому глава государства решил обратиться к своей "тайной полиции".

Эммануэль Бангаре вышел от Товарища-Президента в состоянии, близком к истерике. Если ему удастся разоблачить заговор с целью государственного переворота, его карьера обеспечена на всю оставшуюся жизнь. Он немедля принялся за дело, пустив по всем возможным следам своих осведомителей.

Увы, до сих пор никакой информации не поступило... Чтобы развеяться, Бангаре выпил немного н'доло* и попытался уснуть, как вдруг услышал шум мотора: в сад въехала машина и остановилась у крыльца.

* Пальмовое вино.

Он никого не ждал... А врагов у него было немало. Бангаре вскочил на ноги, схватил свой "Калашников" и толкнул локтем в бок Ситу Лингани. Та села в постели, вытаращив полные ужаса глаза. С тех пор как она сошлась с Бангаре, она всегда боялась, что однажды ночью явятся убийцы и расправятся с ними обоими... В дверь тихонько постучали.

– Кто там? – крикнул Бангаре, предусмотрительно отскочив в сторону, чтобы не подставлять себя под возможный удар.

– Это я, патрон, – ответил хорошо знакомый голос – южноафриканца Питера, известного под кличкой "Кровосос".

– Чего тебе надо?

– Важное дело, патрон.

Ругаясь сквозь зубы, Бангаре натянул брюки и открыл дверь. Перед ним действительно стоял бритый наголо негр в своей неизменной кожаной куртке и сандалиях. Заметив на кровати совершенно голую Ситу Лингани, Питер благоразумно отвел взгляд.

– Патрон, – начал он, – мы нашли одного типа, который может вас заинтересовать...

– Кого это? – спросил мулат, мигом стряхнув с себя остатки сна.

– Это некий Бабу, двоюродный брат старшего сержанта Била Нассары, начальника охраны Патрона. Он вроде сидел на мели, а со вчерашнего дня так и сыплет деньгами. Ставит всем пиво, заплатил тридцать тысяч долгов... И еще он задавал своему двоюродному брату странные вопросы – вроде того, куда и когда ездит Патрон.

– О-ля-ля! В самом деле интересно! – воскликнул Бангаре. – Где он, этот твой Бабу?

– В машине, патрон. С ним Али.

– Приведи-ка его.

Кровосос выбежал и вскоре вернулся, толкая перед собой тщедушного негра со связанными за спиной руками, который бешено вращал глазами от страха. Бангаре успел надеть футболку и ждал посреди гостиной, скрестив на груди руки.

– Вот Бабу, патрон, – объявил Питер.

– Ну что, приятель, ты, говорят, разбогател? – бросил Бангаре пленнику.

Тот несколько раз шумно сглотнул слюну и наконец выдавил:

– Вай! Это подарок, шеф...

Бангаре повидал на своем веку достаточно лжецов, чтобы безошибочно угадывать фальшь. От этого человека прямо-таки разило ложью и страхом. Конечно, речь могла идти просто о темных делишках, на которые горазды африканцы... Но могло быть и кое-что посерьезнее.

– Ах, вот как! Подарок? – протянул он.

И безо всякого перехода ударил Бабу прикладом автомата в солнечное сплетение. Негр взвыл от боли и согнулся пополам. Из-за пилли-пилли эта часть тела у всех африканцев была особенно чувствительной.

– Заткни ему глотку, черт возьми! – рявкнул Бангаре.

Тотчас исполнительный Кровосос едва не задушил Бабу... Бангаре схватил его за курчавые волосы и приподнял.

– Кто дал тебе эти деньги?

Негр молчал, стуча зубами от ужаса. Мозг Бангаре напряженно работал. Нельзя допрашивать его на вилле: если будет слишком много шума, могут вмешаться военные, а он хотел раскрутить это дело сам. О том, чтобы сдать Бабу органам госбезопасности, не могло быть и речи. Внезапно его осенила гениальная идея. Вернувшись в спальню, он отрывисто бросил Сите Лингани:

– Твой брат еще работает в своей мастерской?

– Да, а что?

– Поехали к нему.

– Прямо сейчас?

Бангаре размахнулся и влепил своей подруге увесистую оплеуху. Негритянка отлетела к стене, и у нее сразу пропало желание задавать вопросы.

Не сказав больше ни слова, она набросила бубу и последовала за своим любовником. Алжирец Али-Шило сидел за рулем "Р-16". Бангаре сел рядом с ним, а Сита Лингани – сзади вместе с Питером и серым от страха пленником. Чтобы добраться до африканского квартала Ниогсин, надо было пересечь весь город. В машине царила гробовая тишина, нарушаемая время от времени лишь скрипом тормозов и щелчками коробки скоростей. Наконец они выехали на 58-ю авеню, прямую, как стрела, и пустынную в этот поздний час улицу, вдоль которой тянулись ряды низких домов.

Сита Лингани вышла первой и постучалась в одну из дверей. Минуту спустя ей открыл голый до пояса негр с электрической лампой в руке – ее брат. Узнав стоявших за спиной сестры Бангаре и Али-Шило, он проглотил вертевшиеся на языке комментарии насчет позднего визита и лишь спросил:

– Что случилось?

– Нам нужна твоя мастерская, – сказал Бангаре. – Откроешь нам и посветишь.

Негр не стал возражать: спорить с Бангаре было опасно. Он повел незваных гостей через двор, заваленный листами меди, формами для литья, незаконченными статуями, всевозможными инструментами и на ощупь открыл дверь мастерской. На полках вдоль стен стояли ряды медных статуэток, приготовленных для продажи, а в углу – все орудия труда: стол и табуретка, на столе – тиски, несколько мотков медной проволоки и паяльная лампа. Бангаре посмотрел на лампу и повернулся к своему шурину.

– Здесь ты и работаешь?

– Да.

– Зажги-ка эту штуку.

– Что-что?

– Зажги ее.

Он взял паяльную лампу и протянул ее скульптору. Тот покорно достал из кармана зажигалку и повернул кран. Раздалось тихое шипение, и из трубки вырвался длинный язык синего пламени. Скульптор убавил огонь и застыл с лампой в руке, не сводя тревожного взгляда с Ситы... Мулат довольно улыбнулся.

– Отлично. Дай ее мне и можешь идти спать.

Скульптор не вполне понимал, что здесь затевается, но тон Бангаре не допускал лишних вопросов. Поэтому он осторожно поставил лампу на табуретку и, в последний раз с тревогой оглянувшись на сестру, вышел. Сита ждала, съежившись в углу. Бангаре кивнул Али-Шило:

– Проводи-ка его. И пришли сюда этого Бабу с Питером.

Алжирец молча вышел за дверь. Через несколько минут в мастерской появился Питер-Кровосос, таща за связанные руки пленника.

– Посади-ка его на табуретку! – приказал Бангаре.

Кровосос свободной рукой переставил паяльную лампу на стол и, схватив Бабу за волосы, силой усадил его на табурет. Затем, взяв со стола моток медной проволоки, он крепко прикрутил ноги пленника к ножкам табурета. Негр действовал спокойно и неторопливо, сосредоточенно наморщив лоб, как добросовестный работник.

До смерти напуганный Бабу не поднимал головы, время от времени слизывая кровь, сочившуюся из разбитой губы. Краем глаза он косился на синий язычок пламени. Питер-Кровосос, сделав свое дело, отошел в сторону. Бангаре шагнул к пленнику и, схватив двумя руками за ворот, разорвал на нем рубашку. Обнажилась тощая, лишенная растительности грудь. Тот еще ниже опустил голову.

– Деньги при нем были? – спросил Бангаре у Питера.

– Да, шеф, – кивнул южноафриканец. – Вот.

Он достал из кармана пачку банкнот и протянул ее мулату. Бангаре взглянул на деньги. Здесь было не меньше десяти тысяч франков – огромная сумма для голодранца вроде Бабу. Он помахал пачкой перед носом пленника.

– Кто дал тебе эти деньги?

Бабу испуганно вращал глазами. Лицом он чувствовал жар горелки... Вдруг мастерскую наполнил неприятный запах.

Бангаре недоуменно нахмурился, потом расхохотался.

– Ты свинья, Бабу, – сказал он. – Ты наложил в штаны с перепугу. Что же, у тебя совесть нечиста, а?

Метис говорил спокойно, почти ласково, но Бабу знал, что за этим кроется. Нечеловеческим усилием воли он раскрыл губы и пролепетал:

– Нет, патрон, нет...

– Кто дал тебе деньги?

Молчание. Бангаре не спеша взял со стола паяльную лампу, чуть прибавил огонь и вдруг резким движением поднес горелку к груди Бабу. Синее пламя опалило левый сосок негра.

Нечеловеческий вопль сотряс стены. Корчась от боли, несчастный рухнул навзничь вместе с табуреткой, скуля, как раненый пес. Бангаре задумчиво смотрел на него. Поставив лампу на стол, он сделал Питеру знак поднять пленника и подошел к нему вплотную.

– Если будешь молчать, – спокойно сказал он, – я подпалю тебе яйца. А потом изжарю тебя заживо, как поросенка. У меня вся ночь впереди, и никто не станет искать тебя здесь.

Обезумев от боли и страха, Бабу не мог произнести ни звука. Красноватые отблески от расставленных на полках медных статуэток придавали мастерской зловещий вид. Пленник открыл было рот и снова закрыл его. Если он скажет правду, ему конец. Надо во что бы то ни стало придумать сколько-нибудь правдоподобную ложь, но какую? Опустошенный страхом мозг отказывался служить ему. Окаменев от ужаса, он смотрел, как Бангаре вновь приближается к нему с горелкой в руке. Синий язычок пламени словно загипнотизировал Бабу, ему казалось, будто он уже чувствует ожог... Мулат протянул руку вперед, и у него вырвался отчаянный крик:

– Нет, товарищ, нет! Я ничего не знаю! Я ничего не сделал!

Бангаре взглянул на него с брезгливостью: жалкий человечишка, да и только! Может быть, вся эта история – лишь буря в стакане воды, но, возможно, за этим кроется что-то серьезное... Он обернулся к Питеру, который ждал приказаний, рассматривая непристойные статуэтки на полках совокупляющиеся парочки во всех позах.

– Помоги-ка мне! – бросил он.

Южноафриканец подошел ближе; в глазах его блеснул живой интерес. Ему уже приходилось забивать людей молотком, душить голыми руками, перерезать горло и даже закалывать в автобусной толчее заточенной велосипедной спицей, но паяльная лампа – это было что-то новенькое. Неплохая идея...

– Да, шеф, – сказал он. – Что с ним сделать?

– Сними с него штаны.

– Нет, товарищ, нет! – взвыл Бабу.

Бангаре бросил на него равнодушный взгляд, поглаживая язычком пламени медную статуэтку, словно для тренировки.

– Я задал тебе вопрос, – отчеканил он.

Кровосос расстегнул пояс Бабу, бросил его на пол и двумя руками разорвал брюки. Комнату наполнил запах испражнений. Брезгливо поморщившись, южноафриканец стянул с пленника разорванные брюки, достал из кармана нож и одним движением разрезал сомнительной чистоты трусы, обнажив съежившееся мужское достояние.

Бангаре подошел к табуретке и склонился над Бабу, прищелкнув языком.

– Надо же, товарищ, конец у тебя ничего. Твоя невеста, верно, не скучала. Жаль мне ее...

У Бабу вырвалось сдавленное рыдание. С преувеличенной тщательностью Бангаре прибавил огонь, пламя зловеще зашипело и стало почти белым.

– Подержи его, – приказал он Кровососу.

Питер обошел табурет и обхватил пленника своей железной лапищей за шею. На губах его заиграла садистская улыбочка.

– Осторожней, шеф, – хохотнул он, – не подпали заодно мои яйца!

Бангаре не ответил, занятый своим делом. На службе у Ролингса он многому научился. Паяльная лампа – чертовски удобная штука и годится на все случаи жизни, к тому же это орудие простых тружеников – то, что нужно для революционного движения. Конечно, "электрошок" – тоже неплохо, но надо иметь в виду, что в Африке электричество есть далеко не везде.

Он присел на корточки рядом с пленником и медленно поднес язычок пламени к его животу. Вспыхнули волоски, кожа покрылась красными волдырями. Раздался нечеловеческий вопль, и отвратительная вонь паленого мяса наполнила комнату. Огонь в неумолимой руке Бангаре продолжал лизать нежную кожу, которая с шипением таяла, как леденец. Член несчастного уже покрылся темными струпьями, кожа клочьями свисала с него. Даже Питер отвернулся, сдерживая подкатившую к горлу тошноту. Внезапно мулат выключил горелку и встал, глядя на свою работу. Бабу, с искаженным от боли лицом, прерывисто дышал, издавая пронзительные крики. Глаза его, казалось, вот-вот выскочат из орбит, рот широко раскрылся... Это натолкнуло палача на новую мысль: если пленник будет и дальше упираться, он обожжет ему небо и горло.

Но сейчас Бабу было так больно, что он был не в состоянии говорить. Он попытался шевельнуться и снова взвыл – малейшее движение было невыносимо для обожженной плоти.

Вдруг в дверь мастерской негромко постучали. Бангаре поставил лампу на стол, вытащил из-за пояса пистолет и пошел открывать. В дверях стоял его шурин с серым от страха лицом.

– Чего тебе надо? – рявкнул мулат.

– Тут вроде кричали, – пробормотал скульптор трясущимися губами. Соседи проснулись, спрашивают, в чем дело. Я...

– Заходи, – бросил Бангаре.

Хозяин мастерской колебался. Тогда мулат втащил его внутрь и захлопнул дверь. Повернувшись, он подтолкнул скульптора к потерявшему сознание пленнику.

– Ты перестарался, шеф, – с тревогой шепнул ему Питер, – боюсь, он загибается...

– Брось, – отмахнулся Бангаре, – прикидывается, хочет, чтобы его оставили в покое. Пусть отдохнет немного, и продолжим... До утра еще далеко, он у нас заговорит!

Мулат обернулся к своему онемевшему от ужаса шурину.

– Давай-ка, покажи нам, как ты работаешь, все равно пока делать нечего...

Скульптор вытаращил глаза.

– Прямо сейчас?

– Да, сейчас. Сделай нам вот такую куколку.

Он показал на фигурку стройной негритянки. Скульптор не решился возражать. Избегая смотреть на обожженного человека, он взял паяльную лампу, подошел к столу и зажал в тисках медную проволоку. По крайней мере, это его отвлечет, да и пленника не будут пытать, пока он работает... Он на чем свет клял сестру за то, что она впутала его в эту историю. При первом же удобном случае эта сучка получит такую трепку, которую запомнит на всю жизнь!

Бангаре с самым добродушным видом смотрел, как скульптор изгибает проволоку над огнем. В каждом его движении чувствовалась сноровка... Вдруг за его спиной раздался слабый стон: Бабу пришел в себя. Бангаре достал из кармана найденную у пленника пачку денег и бросил ее на стол.

– Ну-ка, – сказал он шурину, – сваяй нам кое-что еще.

Скульптор поднял голову и удивленно посмотрел на него.

– А что?

Бангаре указал пальцем на Бабу.

– Вот что. У меня рука тяжеловата, боюсь убить его. Ты будешь поаккуратнее. Давай, работай, делай с ним что хочешь. Мне надо знать, кто дал ему эти деньги.

Скульптор поставил лампу на стол. Лицо его стало совершенно серым.

– Я не могу.

Бангаре не стал тратить время на уговоры. Он просто взял свой пистолет, взвел собачку и подставил дуло к самому носу собеседника.

– Тогда я прострелю тебе башку, – обронил он.

Напряженное молчание длилось несколько секунд, затем скульптор поднялся, с трясущимися руками и пылающим лицом, охваченный стыдом, отвращением и страхом. Он знал, что Бангаре не шутит. У него была большая семья – две жены, шестеро детей и множество двоюродных братьев, как водится в Африке. Всего ему приходилось кормить тридцать ртов. Он подошел к пленнику, который затравленно смотрел на него, и остановился в нерешительности, ища место, где бедняге не будет слишком больно.

– Пошевеливайся, – прикрикнул Бангаре. – Время не ждет.

Скульптор убавил, насколько возможно, огонь горелки, стараясь не смотреть на свою жертву, медленно протянул руку и коснулся язычком пламени ляжки. Так он, по крайней мере, не изувечит его... Когда пламя лизнуло кожу, пленник снова испустил душераздирающий вопль. Бангаре злобно выругался.

– Да не так, идиот! Ты же не свинью жаришь. Займись глазами или ушами.

Скульптор не шевелился. Мулат схватил его за запястье, и горелка неумолимо приблизилась к лицу Бабу. Почувствовав адский жар, тот снова завопил, на этот раз нечто членораздельное:

– Нет! Нет! Я все скажу!

Бангаре не убрал горелку.