Текст книги "Давным-давно"

Автор книги: Пункт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Пункт
Давным-давно

Часть 1

1

Лиха беда – начать с начала,

Но не составит мне труда

Содрать из сказочных анналов

Два слова, тасканных немало.

Итак, начнём. Жила-была…

Жила-была в деревне русской,

На благодатной стороне,

Уже не помню точно где,

Семья Ильи. Жила негусто.

С утра до позднего заката

Отец и мать, впряжась в соху,

Тихонечко ругаясь матом,

Кляли проклятую судьбу.

Их сын, Илья, мужик в расцвете,

Днём из избы не выходил,

И в окружении кадил,

Сидел, как пень, на табурете.

Бедою сердце донимал:

Уж тридцать лет хуй не вставал…

Собою ладен, крепок силой,

С тоской глядел порой в окно

Как бегает со смехом мимо,

Виляя ляжками игриво,

Стадами местное блядво.

В который раз по ним вздыхал

И член рукой без толку мял.

Куда там выйти на гулянье!

Да и не звал его никто.

Когда не долбит долото,

Кому он нужен на свиданье!

С трудом снося такой позор,

Он лишь у окон вёл дозор.

А вечером, хлебнувши браги,

Набравшись, наконец, отваги,

Тайком он крался со двора

И где-то шастал до утра.

Скажу тебе, читатель, прямо:

Прокравшись тихо в ближний лес,

Великовозрастный балбес

В кустах сидел и ждал упрямо,

Когда ж кого-то из подруг

Сюда потрахать приведут.

И жадно, чуть дыша, смотрел,

Как совершался беспредел.

Потом не спал, вздыхал на лавке,

В который раз рукою в плавки

Залазил… Член лежал спокойно,

Размеры соблюдя достойно.

И, потерявши интерес,

На жизни он поставил крест.

На том бы кончился рассказ,

И мы расстались бы сейчас.

Но, видно, есть на свете Бог,

И случай вдруг Илье помог.

2

Однажды хмуро, как всегда,

Сидел Илюша у окна,

Весь погружён в свои печали…

Тут в дверь тихонько постучали.

Илья открыл – и обомлел.

Вот он, мечтаний всех предел!

В избу вошла краса-девица,

И, попросив попить водицы,

Устало стёрла пот с чела,

И у порога замерла.

Илья дрожащею рукою

Ей ковшик подаёт с водою,

А сам глазами девку жрёт,

И мысли чёрные ведёт.

И так и сяк её поставит,

То к косяку дверей приставит,

То в лавку головой упрёт,

То хуй ей за щеку суёт.

И понял вдруг Илья-мудрец,

Что в бабу втюрился вконец.

«Кто ты, красавица, откуда?

Русоволоса, полногруда… —

С тоской подумалось Илье. —

Эх, засандалить бы тебе!»

Но, вспомнив про свою беду,

Он опустил глаза долу,

Вздохнул и снова загрустил.

Девица же, воды попив,

Румянцем сразу залилась,

Повеселев, подобралась,

И улыбнулась так игриво,

Так ослепительно красиво,

Что наш Илья решил себе

Закончить жизнь свою в петле.

Но тут не грех остановиться,

И хоть немного объясниться,

Чтоб ты, читатель, не подумал,

Что я Илью сгубить удумал.

Была девица та колдуньей,

Жила одна в глухом лесу.

Чтоб сохранить свою красу,

Купалась тайно в полнолунье

В укромном месте на пруду,

И берегла свою пизду.

Жизнь в одиночестве скучна!

И вскоре поняла она,

Чего ей так недоставало.

Но, подвернув кому попало,

Простить бы не смогла себе.

И тут узнала об Илье.

Подробно справки навела,

Досье тихонько собрала,

Илью по папкам разложила,

Над ними колдовала ночь,

И утром всё-таки решила,

Что можно им двоим помочь.

Ему – поднять упавший хрен,

Чтоб не висел ниже колен,

А ей – познать мужскую страсть

И в бездну удовольствий пасть.

И с тем отправилась в село,

Куда нас с вами занесло.

Ну что ж, продолжим наш рассказ.

Как там дела идут у нас?

Застыл как вкопанный Илья,

Не соображая ни хуя.

– Чего, Илюша, нос повесил?

Чего, милок, ты так невесел? —

Пропела ласково ему.

– Уж не садишься ли в тюрьму?

– Тюрьма – хуйня! – он ей ответил.

– Беда похуже у меня.

Тут, блядь, такое, что на свете

Несчастней всех, наверно, я…

– Ну, полно! Знаю твое горе.

И помогу тебе я вскоре.

И ковшик, что стоял у лавки,

Опять наполнила водой.

Из декольте достав две травки

И закрепив их на булавке,

Варить поставила настой.

Дрожали оба в ожиданье.

Илья – не веря в жизни фарт,

А баба – чувствуя азарт,

Шептала тихо заклинанья…

– Ну вот, Илья, питьё готово!

Илюша, не сказав ни слова,

Весь ковшик мигом притоптал,

А травку, обсосав, сжевал.

Пошёл по жилам кипяток,

К хую погнав крови приток!

И вдруг почувствовал Илья,

Как поднимается мотня,

Штаны трещат, холстина рвется…

Колдунья радостно смеётся!

И с удивленьем между ног

Увидел он могучий рог,

Который целился как раз

Прекрасной деве между глаз.

Вот это да! Такого хуя

Земля не видела давно.

Залупу вывали любую,

Все по сравненью с ним – говно!

А девица, от счастья взвыв,

Илью на спину повалив,

Рубаху споднюю задрала,

И над колом торчащим встала.

Примерившись пиздой, с размаху,

Решительно вскочила на хуй.

Тихонько вскрикнула сперва,

От первой боли замерла,

Хотела встать – не тут-то было!

Илья вцепился что есть силы,

И засадил ей до конца —

Аж побелела вся с лица.

Илья, дорвавшись до пизды,

Понятно, не бросал узды!

И баба, попривыкнув к хую,

Закрыв глаза, вздохнула сладко,

Внутри себя его смакуя,

Пошла размашисто вприсядку.

Илья же снизу поддавал

И лапами ей сиськи мял…

Через минуту оба взвыли

И с наслаждением приплыли.

Илья ей полный бак налил,

Всё, что за тридцать лет скопил!

Взопрели оба, точно в мыле.

Забив вдвоём победный гол,

Они объятья расцепили,

Ночной горшок Ильи разбили,

И грузно рухнули на пол…

…Илья не сразу оклемался.

Открыл глаза, лапнул рукой.

Уж не приснилось, испугался?

Потрогал член могучий свой…

А рядом баба еле дышит

И, словно печка, жаром пышет!

К ней проявивши интерес,

Он снова на неё полез…

Да… Мало ей не показалось —

Теперь с Илюшей не балуй!

И как бедняжка ни старалась,

Не падал богатырский хуй!

И вскоре поняла она,

Что помереть обречена.

«Сама себя поймала в сети!

Меня он точно заебёт.

Иль захлебнусь я при минете,

Иль жопу в клочья разорвёт,

И мне пиздец придёт во цвете, —

Мелькнуло у неё в мозгу, —

Коль я сейчас же не сбегу!»

Девица так себе решила

И собираться поспешила,

Пока Илья решил вздремнуть,

А после снова девке вдуть.

С трудом передвигая ноги,

Она помчалась по дороге,

Клянясь не покидать свой лес,

И больше – никаких чудес!

Илья часок-другой поспал.

Проснулся. Член мгновенно встал.

Пустую избу оглядел,

Смекнув, что больше не у дел,

Вздохнул и выглянул в окно —

Опять тусуется блядво!

«Ага, – решил себе Илья, —

Сейчас из дому выйду я.

Довольно шастать по кустам!

Уж я просраться всем вам дам…»

Сменил нательную рубаху,

Надел парадные портки,

Глотнул стакан единым махом

И грохнул об пол на куски.

Ну, Русь, готовься, жопу мыль —

Родился новый богатырь!

3

Что ж, мой читатель, так бывает:

Кого Судьба бедою мает,

Кто натерпелся столько лет,

Кому не мил уж белый свет,

Она или совсем погубит

И головой в говно засунет,

Или со смехом вознесёт

На самый верх своих высот.

Илюше, право, повезло!

Старухам-сплетницам назло

Судьба его вдруг приласкала,

Позволив жизнь начать сначала…

Илья, свой опыт тренируя,

Пыхтел, не покладая хуя.

В деревне всех переебал

И вскорости азарт пропал.

Всё чаще стал смотреть Илья,

Взобравшись на гору крутую,

Доверив взор компасу-хую,

За лес, на дальние края.

Его влекла к себе столица,

Как пышнотелая девица.

И часто он отца просил,

Чтоб Киев глянуть отпустил.

И так в конце концов достал,

Что тот свое согласье дал.

Благословили на дорогу,

Собрали узелок с едой,

Всплакнули всей семьей немного,

Потом шли долго за Ильей

И за селом остановились,

Расцеловались и простились.

Пошёл Илья, без мук сомнений

Искать на жопу приключений.

Ах, эти русские дороги!

Сейчас иль триста лет назад,

По ним шагали наши ноги,

Снося и грязь, и снегопад.

Нигде таких дорог не сыщешь.

Тут ям и колдоебин – тыщи!

Асфальт, понятно, в те края

Не завозили ни хуя.

Так что татарская орда,

Что сдуру забрела сюда,

Грязь помесила двести лет…

Теперь её простыл и след.

Но для простого мужика,

На грудь принявшего слегка,

Дорога, что бежала вдаль,

Была, как мерсу магистраль.

По ней шагал Илюша смело,

Не забывая и про дело:

Прохожих баб в кусты таскал,

И пыл свой с ними остужал…

В конце концов, как ей ни длиться,

Дорога привела к столице,

И златоглавый Киев-град

Явил Илюше свой фасад.

Он, заплатив пятак у входа,

Опизденев от толп народа,

Глазел вовсю по сторонам

На блядовитых местных дам.

И скоро понял наш Илья,

Что столько верст прошёл не зря.

«Вот это да! Вот это бабы!

А терема – что небоскрёб!»

Илья почуял, что пора бы…

Дай волю – всех бы переёб!

Но он держал себя в узде,

И гнал все мысли о пизде.

По улицам ходил, смотрел,

Глаза пучил, башкой вертел.

Дивился киевским базарам:

Меха, икра – почти что даром!

Лежат колбасы, балыки,

Сыры огромными кругами,

И с самогоном бутылями

Заставлены все уголки…

Свободный торг, базар-мечта!

Вокруг ни одного мента.

Ни гастролёров-рэкетиров,

Ни спекулянтов у сортиров.

Короче, жил тогда народ,

И что хотел кидал в свой рот!

Под вечер парень притомился,

И, чтоб немного отдохнуть,

Он в кабаке слегка напился,

С какой-то шайкою сцепился

И рожи им помял чуть-чуть.

Прогнав ребят за поворот,

Сел отдышаться у ворот

Какого-то большого дома

На кучу брошенной соломы.

Вдруг отворилися ворота —

И на Илью нашла икота!

Из них явилась, свет очей,

Бабёнка, печки горячей.

Илью в светлицу пригласила

И белой ручкой поманила…

Я сам, признаться, прихуел,

И, как Илья, на жопу сел.

Девицу, Мотю удалую,

В округе знали все давно.

Ещё не находилось хуя,

Чтоб не был для неё – говно.

Она могла два пальца стиснуть

В пизде и залихватски свистнуть.

Иль, вызывая общий смех,

Пиздою раздавить орех.

Две сиськи, словно две подушки,

Две ляжки, мощные, как дуб…

Рыдали мелкие блядушки,

Грызя на шеях безделушки,

Точили на Матрёну зуб!

Она ж на них, смеясь, плевала,

А что не так – намнёт бока.

Зарядит суке по ебалу

И враз уводит мужика.

Так что Матрёну все боялись,

Хотя в душе и преклонялись.

Илюша в самый раз попался…

Какой кусок ему достался!

Пока я у ворот сидел

И с вами тут про жизнь пиздел,

Бабёнка время не теряла,

Илью с почётом принимала,

На стол собрала пить и есть,

И, предложив ему присесть,

Постель духами окропила,

За домом баньку протопила

И пригласила молодца

Смыть пыль дорожную с лица.

Илья, нажравшись, согласился,

Хотя немало удивился.

Однак, прекрасно понимал,

Зачем весь этот карнавал.

Перекрестившись, он разделся.

С дороги банька хороша!

Расслабился, парком согрелся,

Намылил яйца не спеша,

Бока берёзою побил,

Воды на камешки подлил…

А Мотя в щёлку наблюдала.

Как хуй Илюшин увидала,

Так чуть не кончилась у щели,

И, вся горя, толкнула двери.

Упали на пол бабьи шмотки.

Похерив скромности манер,

Она глаза прикрыла кротко,

И прошептала: «Мой размер…»

Не в силах свой сдержать порыв,

Хуй поцелуями покрыв,

Перед Ильёю в восхищенье

Матрёна пала на колени,

Уже устав себя терзать,

И жадно принялась сосать.

С трудом огромную залупу

Матрёна впихивала в рот.

– Мне очень жаль, но эта штука,

Наверное, в рот мне не войдёт.

А как хотелось бы его

Мне до яиц глотнуть всего! —

Матрёна грустно прошептала.

Понятно, парню было мало!

Досадно сделалось Илюше:

– Что ты мусолишь мне вершок?!

И он, схватив ее за уши,

Задвинул хуй аж до кишок.

У Моти враз дыханье сперло.

Когда такое всунут в горло,

Любая стала бы зелёной.

Но не такой была Матрёна!

Она c минуту упиралась,

Дышала шумно, задыхалась,

Потом смирилась с положеньем,

Тихонько начала движенья,

Привыкла и пошла опять

Илюшин член вовсю сосать.

И понял с радостью Илья,

Что время проведёт не зря!

Да… Редко встретишь, выйдя в свет,

Такой отменнейший минет…

В конце концов Илья взбрыкнул,

Задёргался, и труханул.

И напустил ей полный рот,

Аж вздулся у неё живот.

Любовно Мотя член лизнула,

С улыбкой сыто отрыгнула,

Бедром призывно повела,

И позу «раком» приняла.

– Ну что, Илюша-молодец?

Смотри, заждался мой песец!

Лукаво на Илью взглянув,

Ему игриво подмигнув,

Матрёна подалась всем телом,

Илью прося заняться делом.

А он того давно уж ждал.

Член, как всегда, опять стоял.

Как бык, копытом землю взрыл

И ей по яйца засадил.

Хоть опытной была Матрёна

Уже давно на этот счет,

Когда была ещё ребенок,

Совсем не сиську брала в рот,

А уж хуёв перевидала —

Так это просто не считала!

Но тут давило так внутри,

Что с носа сопли потекли!

И пусть ей станет Бог судья.

Чему нам с вами удивляться?

Прекрасно знал наш друг Илья:

Пизда умеет расширяться.

И всё меж ног её пихал…

А к вечеру слегка устал.

Попарил своего страдальца,

Согрел в тепле пустые яйца,

Водой Матрёну окатил,

Поднял, на лавку посадил,

И, чтоб пришла она в себя,

Влепил по морде ей. Любя.

4

Ах, эти сплетни, пересуды!

Язык во рту не удержать.

Как не устанут словоблуды

Чужих костей перемывать!

И где берут шальные вести,

Пополнив слухов закрома?

Клянутся, лоб щепоткой крестят,

Бегут скорей в свои дома,

Чтоб там слушок другим продать

И хорошенько обсосать.

Влетел наутро в Киев-град

Свежайшей новости снаряд,

И разорвался на базаре.

Но как про это все узнали,

Нам остается лишь гадать.

Быть может, Моте так орать

Вчера не стоило там, в бане,

Когда Илья её дербанил?

Но факт – упрямая вещица!

Как ни крути, но об Илье

К полудню знала вся столица

И среди слуг, и при дворе.

Великий князь всея Руси

Илью к себе велел просить,

Чтоб убедиться самому,

Не брешет ли народ ему.

Дружину приказал собрать,

И к дому Моти выступать.

Илья как раз любовь свою

Опять пристраивал к хую.

И только на неё забрался,

Как грохот у ворот раздался.

Облом! Как психанёт Илья:

– Ёб вашу мать, что за хуйня?!

Штаны надел, окно открыл:

– Поубиваю щас мудил!

Дружину князя увидал

И пыл его тотчас пропал…

В поту холодном через время

Стоял пред князем на коленях.

– Ну, здравствуй, милый друг Илья!

А я позвал тебя не зря.

Тут слух прошёл в моём народе,

Что богатырь в столице бродит,

Который Мотю ублажил.

Чай, слух не про тебя, скажи? —

Насупил князь сурово брови.

Илья смекнул: не видеть воли…

– Прости, светлейший князь, холопа!

Коль виноват – подставлю жопу.

Но врать не смею я тебе:

Тот слух, наверно, обо мне…

И головой так бахнул в пол,

Что трещиной паркет пошёл.

– Ну ладно, будя, – князь смягчился, —

Ты не серчай, погорячился.

И не хуй в доме пол ломать!

Теперь паркета не достать.

А расскажи ты лучше мне,

Как не утоп ты в той дыре?

Я сам не прочь, к чему скрывать,

С хорошей бабою в кровать.

Но Матрёну сколько ни ебал,

Так до конца и не достал!

Тебе ж, слыхал, фартило с ней.

Так чем ты взял её, злодей?

– Скажу как на духу тебе:

Тут дело вовсе не в пизде.

И предложил ему Илюша

Свою историю послушать.

Дивился князь его рассказу,

Не перебил его ни разу,

Лишь по концовке попросив,

Чтоб показал он свой штатив.

Как увидал Илюшин штырь,

Так сразу понял – богатырь!

Вот это подвернулся шанс

Поправить киевский баланс!

И, чтоб его не упустить,

Решил Илью уговорить:

– Чего тебе торчать в деревне?

Давай ко мне на службу, в рать!

Назначу воеводой первым,

И хуй тут есть куда пихать.

Тебе зарплату положу,

А отличишься – награжу!

Согласен? Вот тебе заданье,

А заодно и испытанье:

Проблема, как бельмо в глазу,

В дремучем Муромском лесу.

Гнездо там свил себе злодей

Лесной разбойник Соловей.

Пройдёт мужик – его убьет,

А баба – насмерть заебёт.

Тебе, Илья, и карты в руки!

Избавь ты нас от этой суки.

Начальства просьба – что приказ.

Илья, не поднимая глаз,

Ушёл готовиться к походу

Во славу русского народа.

К утру Илья прибарахлился,

Кольчугу, латы, шлем купил,

И меч на пояс поцепил

Такой, что весь народ дивился,

Когда им пробовал махать.

Как раз его хую под стать!

Коня из княжеской конюшни

Он под расписку получил,

И за скирдой служанку-шлюшку

На полконца приговорил.

Потом со всеми попрощался

И на задание умчался…

5

…Дремуч и страшен был тот лес.

Я сам бы хуй туда полез!

Но наш Илья, хоть и боялся

И жутко матерно ругался,

Всё ж по дороге столбовой

Тихонько ехал, как герой.

Вдруг видит: дуб сухой стоит,

На нём гнездо, а в нём сидит

Гроза всех тамошних людей

Свистун, засранец Соловей.

Как глянул на него Илья,

Так чуть не грохнулся с коня.

Такого гнусного урода

Ещё не видела земля.

Ну что за мразная пизда

Его на свет произвела?!

А Соловей так засвистел,

Что у Илюши шлем слетел.

«Пиздец, – подумалось Илье, —

Никто не вспомнит обо мне…

Так что же, даром помирать?

Себя ведь надо показать!

А там посмотрим, кто кого.

Иль он меня, иль я его…»

Поднял он на дыбы коня,

И с криком: «Это все хуйня!»

Мечом под корень дуб срубил,

Злодея наземь повалил

И так влепил ему под глаз,

Что тот забыл, который час.

– Так это ты, ебена мать,

Меня тут вздумал освистать?!

Тот и свистеть перехотел,

Да и усрался между дел.

Взмолился: – Не губи, браток!

Дай мне пожить ещё чуток.

Коль сгину – буду в Красной книге,

А внуки – на тебя в обиде.

Ведь я же редкостная птица,

Что раз на тыщу лет родится…

Не стал Илья ханыгу слушать,

Об пень башкой его огрел,

И тот, отдавши Богу душу,

Тихонько бзднул – и околел.

С утра народ под мухой ходит —

Хвала и слава воеводе,

Что подлого убил хмыря —

Лесного гада Соловья!

Сам князь Илью под белы ручки

В свои хоромы проводил,

И бляди, собираясь в кучки,

Писались в очередь для случки,

Забросив ебарей-мудил.

Назавтра в княжеской светлице

В честь победителя Ильи

Сошлись нажраться и напиться

Дружинники-богатыри.

Столы ломились от жратвы,

Слюною наполняя рты.

Виляла жопами прислуга,

Стараясь обскакать друг друга

И порезвее обслужить,

Чтоб на ночь хуй себе нажить.

И к вечеру уже весь дом

Ходил в веселье ходуном.

Великий князь, отведав мёда,

Валялся посреди прохода,

И, без толку пытаясь встать,

Всё чистил всуе чью-то мать.

Там кто-то в угол наблевал,

А здесь какой-то змей насрал.

Все, кто ещё ходить могли,

Те баб где попадя ебли…

Короче, вечерок удался,

В чём я, скажу, не сомневался.

К средине ночи наш Илья,

Конечно, выпив до хуя,

Решил Матрёну навестить

И доброй палкой угостить.

Нашёл себе двоих друзей,

Чтоб было топать веселей.

Они пока ещё стояли,

Хоть всё за воротник кидали.

На брудершафт он выпил с ними.

Один представился: «Добрыня».

Другой язык ворочал плохо,

Но всё ж сказал: «Попович… Лёха».

С трудом из-за стола поднялись,

И к Моте с песнями подались.

Матрёне что-то не спалось.

Сама не знала, что творится:

То крутанет в суставе кость,

То вдруг заломит в пояснице…

Пизду свело, сердечко бьётся

И в голову дурное прётся.

«Хоть бы скорей Илья пришёл,

А то, ну хоть садись на кол!»

Едва подумать так успела,

Как за дверями – голоса.

От счастья баба аж вспотела —

Ужель слыхали небеса?!

И, зацепив косяк плечом,

Друзья ввалились к Моте в дом.

– Привет, Матрёна дорогая!

Встречай гостей, ебёна мать!

Мы тут с ребятами гуляем…

Стели постель и дай пожрать!

Матрёна мухой постелилась

И на икону покрестилась,

Пока весёлая братва

Глушила водкой осетра.

Во привалило счастье ей,

Послав троих богатырей!

Все три – красавцы, и Матрёна

На них глядела умилённо.

Тем временем Илья почуял

В своих штанах давленье хуя,

И чтоб друзьям развеять скуку,

Придумал вот какую штуку:

– Ты, Мотя, баба хоть куда!

Что грех таить? Твоя пизда

Меня к себе приворожила,

И я готов, пока есть силы,

Пока не буду помирать,

И день и ночь тебя ебать.

Так я к чему? Задам вопрос:

Ты не желаешь «на колхоз»?

Вопрос Матрёну удивил,

И честно говоря, смутил.

Она с девичества ебалась,

Но в группняках не упражнялась.

Однак, три хуя упустить —

Так значит еблю не любить!

Чего тут ждать, когда невмочь?

Прогнав свои сомненья прочь,

Она Илюшу обняла,

И тем согласие дала.

Когда игривую подругу

Привёл ты в круг своих друзей,

Как не подставить её другу,

Чтоб другу стало веселей?

Облапив радостно Матрёну,

Илья, накрыв тряпьём икону,

Поцеловал её взасос,

Раздел и на кровать отнёс.

Матрёна на спину легла,

Призывно ноги развела,

Потёрла пальцами соски —

И охуели мужики!

Едва держася на ногах,

Хуями путаясь в штанах,

Друзья на Марфу повалились

И кто куда совать пустились.

Минуту длилась суета,

Пока все заняли места.

Илья рванул с себя рубаху,

И посадил Матрёну на хуй.

Добрыня, выпятив живот,

Приправу вставил бабе в рот.

А Лёха долго примерялся,

Вокруг Матрёны походил,

Потом вскричал: «Идея, братцы!»

И в задний мост загородил.

Так вчетвером они пыхтели,

И каждый, вроде, был при деле.

Кровать, что многое видала,

Не выдержав страстей накала,

Вся расползлась и развалилась,

Но ебля не остановилась!

И разом кончила братва,

На Марфу вылив с полведра.

Она лежала, чуть дыша,

Обтрухана, но хороша…

Друзей же хмель вконец свалил,

И все уснули, кто где был.

6

Пока творилось суть да дело,

Пока столица вся гудела

И вся в умат перепилась,

И нажралась, и наеблась,

Опять на Русь напал злодей.

На этот раз – трехглавый Змей.

Давно хотела эта сволочь

И вероломный оккупант

Надеть на шею княжий бант.

Границу переполз он в полночь,

Спалил с десяток деревень,

Отведал тамошних людей,

Всех прочих данью обложил

Такой, что белый свет не мил!

Народ не в шутку испугался,

И к Киеву гонец подался…

Великий князь стонал в постели.

Мозги с похмелья так болели,

Во рту такая кутерьма,

Как будто съел вчера говна.

Уже глотнул ведро рассола,

Уже блевал на пол с утра…

Давно такого перебора

С ним не бывало, как вчера!

А тут ещё внизу гудеж —

Опять Илья поднял галдеж:

С утра друзей опохмелял,

И песни громкие орал.

Вдруг всё затихло. Что такое?

Вбежал гонец к нему в покои.

Просил, чтоб не велел казнить,

А дал ещё чуток пожить.

Мол, появилася напасть —

Горыныч на Руси лютует.

Сказал, что ночь переночует,

А завтра свергнет княжу власть.

Князь приподнялся на кровати:

– Ты, блядь, холоп, наверно, спятил?!

Что за хуйню ты намолол?

Коль брешешь – посажу на кол!

– Бля буду, пусть я удавлюсь,

На пидора тебе клянусь!

Я сам лишь чудом уцелел.

Чуть этот гад меня не съел!

Что ж, делать нечего, и князь,

Чтоб мордой не ударить в грязь,

Велел Илью к себе позвать,

И с ним вдвоём совет держать.

А через час Илья и други,

Слегка шатаясь с похмелюги,

Взобрались на своих коней

Навешать Змею пиздюлей.

А трехголовый в эту пору,

Устав от хамских дел своих,

Нашёл в горе большую нору,

В неё забрался и затих.

Чтоб не застать его врасплох,

Подстраховался хитрый лох:

Пока две головы уснули,

Одна стояла в карауле.

Илюша, Лёха и Добрыня,

Подкравшись к логову врага,

В раздумии чесали дыни —

Своя ведь шкура дорога!

Трёхдульный этот огнемёт

Огнём спросонья полыхнёт —

И поминай потом как звали.

Друзья позицию заняли,

И стали головы ломать,

Как злого Змея наебать.

Смекалка мужиков, бывало,

Не раз от смерти выручала!

И скоро план у них созрел

Такой, что равных не имел.

Смотавшись в ближнюю деревню,

Они там шорох навели,

Собрали баб, и через время

Лихую блядь себе нашли.

Уговорили, напоили

И вместе к Змею повалили.

Горыныч, вроде, отоспался,

Теперь зевал и просыпался.

Открыл глаза, и видит – баба

Идёт в чем мама родила!

Высока грудь, станок неслабый,

И длиннонога, и стройна…

И Змей, забыв про всё на свете,

В кустах засады не заметив,

На бабу вылупил шары

И показался из норы

С дрожащим хуем в напряженье,

Мечтая о совокупленье.

Но не прошёл и трех шагов,

Как был повержен и готов!

Ребята время не теряли.

Чтоб не успел он их сожрать,

Ему все пасти замотали,

И к дубу крепко привязали.

Красиво, нечего сказать!

И как Змеюга не пытался,

Дуб из земли не вырывался.

Верёвок не порвать. Крепка

Была мужицкая пенька!

Илья схватил его за горло:

– Ну что, гадёныш, погулял?

Пиздец подкрался, сучья морда!

Так, говоришь, крутым ты стал?

И не таких козлов ломали,

Что тут на нашу землю срали!

С хуём ты к нам, ядрёна вошь?

Ну так от хуя и помрёшь!

…Такого, доложу вам, братцы,

Я в жизни больше не видал.

Змей десять раз успел уссаться,

Пока Илья его ебал!

Мычал, бедняга, землю роя,

Но с двух сторон держали двое.

И, наконец, упал на мох,

Опять уссался, и подох…

Друзья вернулись в Киев-град,

Устроив праздничный парад.

Всех впереди Илюша бравый

Проехал на лихом коне.

К его седлу был Змей трёхглавый

Привязан за хуй на ремне.

За ним – его два верных друга

И в жопу пьяная подруга.

Князь за победу над злодеем

Их всех достойно наградил:

Илье поместье подарил

И на дубленку – шкуру Змея.

Добрыня с Лехой получили

Червонцев золотых мешок,

Который тут же и спустили,

Устроив бурный вечерок.

А бабу взяли в рать пока,

И стала девка дочь полка.

Илья остался воеводой.

Пресытившись своей свободой,

Достойней не нашёл решенья,

Как сделать Моте предложенье.

И вскоре свадьбу отгуляли —

Неделю целую бухали.