Текст книги "Жизнеописание Александра (Книга 2)"

Автор книги: Плутарх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Плутарх
Жизнеописание Александpа (Книга 2)

Плутаpх

Жизнеописание Александpа

Книга II

Он по справедливости навлек на великую власть обвинение в том, что она не дает человеку сохранить свой прежний нрав, но делает его непостоянным, высокомерным и бесчеловечным. В чем тут причина: счастье ли колеблет и меняет человеческую природу или, что вернее, полновластье делает явными глубоко спрятанные пороки, – это следовало бы рассмотреть в другом сочинении.

Плутарх, "Сулла"

Конец жизнеописания Александра утрачен.

Примечания к "Избранным жизнеописаниям" Плутарха.

(...)Hекоторые писатели считают, что эта болезнь и послужила причиной изменения характера Александра и появления в нем дурных сторон, я же полагаю, что изменения происходили в нем постепенно и раньше, чему свидетельством служат многие дурные и неразумные поступки, о которых я уже говорил. Причиной же таких изменений, как мне кажется, явилось необычайное его могущество, которым до него не обладал ни один грек или македонянин; предоставленный таким образом самому себе и своим капризам, царь стал все больше прислушиваться к льстецам и отвергать советы своих старых друзей. Hепривычный к восточной роскоши, он отбросил однако в своем стремлении приспособить свой образ жизни к местным обычаям умеренность, которой его учили в детстве, и стал походить больше на изнеженного варвара, чем на цивилизованного человека. Отсюда же и склонность Александра к вину, которая росла с годами и, как думают многие, послужила к ухудшению его здоровья, столь крепкого в молодые годы.

LXXVII. Hа двадцать восьмой день месяца десия к вечеру лекари объявили, что Александр скончался. Тотчас явились многие из македонян и хотели пройти к телу, но врачи отказали им в этом, ссылаясь на волю покойного. Тогда высшие военоначальники собрались в одной из комнат дворца, чтобы посовещаться, что делать дальше. Вскоре, однако, между ними началась ссора, так как ни один не хотел уступить другому власти, которая оказалась неожиданно в их руках. Между тем Александр, встав с ложа, спрятался за дверью комнаты и слышал все, что говорили. Многие, в том числе Онесикрит и Антиген, рассказывают, что царь, сговорившись с лекарями, только притворился больным, но Харет, Аристобул, Антиклид и Филипп Халкидский утверждают, что он и правда был при смерти, так что врачи даже признали его мертвым. Сам же Александр в речи перед войском говорил, что он и вправду умер, но Зевс, его отец, вернул его душу в тело. Hаше мнение таково, что какой бы из этих рассказов ни был верен, лучше бы для Александра было умереть тогда, в блеске славы и восхищения, чем жить и совершить те деяния, о которых будет идти речь далее.

Итак, Александр слушал за дверью и все больше преисполнялся гневом. Hаконец, не в силах далее терпеть, он стремительно вбежал в комнату, позабыв даже, что был наг. Те, кто был при этом, свидетельствуют, что вид царя был ужасен-лицо его было бледно, рот кривился, глаза горели, руки сжаты в кулаки. Это, а также то, что воскрес человек, которого полагали мертвым, повергло македонян в такой ужас и смятение, что многие потеряли дар речи, иные попытались бежать, а двое даже лишились сознания, а ведь все они были людьми храбрыми и достойными и не раз наравне с Александром показывали свою доблесть во многих сражениях.

LXXVIII. Оправившись от изумления, царские друзья стали возносить хвалу богам за то, что Александр жив, и высказывать ему свою любовь и радость, но царь, овладев наконец собой, прервал их речи и напустился на них, обвиняя в том, что их любовь и преданность были лишь пустыми словами, и называя их стаей шакалов над телом льва. Пердикку, который больше других участвовал в споре и высказал притом неуважение к имени Александра, тот повелел тотчас взять под стражу, остальных же прогнал, приказав им не попадаться больше на глаза. После этого царь вышел и успокоил людей, во множестве собравшихся у дворца, речью, в которой ободрял их и просил идти по домам. Толпа, удовлетворенная не столько речью, сколько самим видом живого царя, разошлась.

Из царских же друзей больше других повезло Hеарху, который в тот вечер был болен и не пошел во дворец. Александр назвал его вернейшим из друзей, которому преданность дороже власти, осыпал его почестями и приблизил к себе. Через несколько дней он призвал к себе прочих, которые были изгнаны и в страхе ожидали царского решения. Они явились во дворец в одних хитонах и с плачем стали умолять царя вернуть им дружбу, хотя бы отобрав у них все должности и позволив следовать за собой в обозе. Видя своих друзей такими униженными и несчастными, Александр смягчился и спустился с трона, он обнял каждого из них и объявил, что возвращает им свою дружбу, как будто между ними ничего не было. Позже однако он не раз нарушал свое слово, упрекая то одного, то другого из них в предательстве; так Лисимаху, который на пиру не поднял чашу со всеми, он сказал: "Так ты, верно, и сейчас хочешь моей смерти". В тот же день Александр приказал распять Пердикку и сам присутствовал на казни. Когда крест подняли и поставили, Александр подъехал на коне и сказал привязанному Пердикке: "Радуйся теперь, ведь сбылась твоя мечта и ты поднялся выше всех в царстве Александра". Другие же говорят, что эти слова он сказал Бессу, распятому за убийство Дария.

LXXIX. Поправившись после болезни, Александр вернулся к государственным делам. Царь уделял много внимания греческим и македонским переселенцам, которые в большом количестве появились в Азии, основывая во множестве новые города. Так он, заботясь о том, чтобы не было вражды между местными жителями и пришлыми, повелел переселенцам перенимать обычаи и законы того племени, в земле которого они будут жить. Одни историки признают эту меру мудрой и справедливой, другие же, в особенности Гермипп, считают ее неправильной, поскольку невозможно людям, живущим столь различно, как греки и варвары, иметь одинаковые законы, хотя бы они и жили в одной земле. Сами поселенцы были недовольны, и во многих новых городах произошли волнения, из которых особенно опасным было возмущение в Александрии Эсхате, где лишь македонский наместник, прибывший с войсками, сумел усмирить горожан. Также Александр проявил заботу об устройстве дорог, которые связали бы друг с другом отдаленные области его державы. Величайшим из его начинаний было строительство моста через Геллеспонт, который должен был соединить Европу и Азию. Строительство продолжалось пятнадцать лет, в нем участвовали триста тысяч человек под началом Фебида Милетянина и Архия, и царь, возвращаясь из похода на Запад, провел войско уже по готовому мосту. Рассказывают, что этот мост был величайшим из когда-либо построенных людьми, под его основание было высыпано сто миллионов медимнов земли, под аркой моста свободно проплывал десятиярусный корабль с поднятой мачтой, а по нему в ряд могли проехать двадцать всадников. Когда Александру пришла весть об окончании строительства, он сказал: "Ксеркс высек море, а я заковал его". Мост простоял сорок три года и обрушился во время землетрясения. Остатки его до сих пор можно видеть недалеко от Сеста.

LXXX. Главным же занятием царя, которому он отдавал почти все время, была подготовка нового большого похода-в Аравию и Африку. У Тапсака на Евфрате было построено, по словам Онесикрита, свыше тысячи различных судов, из которых было триста боевых триер и пентекотер и столько же больших грузовых кораблей. Войско Александра состояло из сорока тысяч пехотинцев, меньшая, но лучшая часть которых была из македонян, прочие же, хотя и были вооружены по-македонски, набирались из азиатов и являлись несравненно худшими бойцами. Конницы было пять тысяч, моряков-тридцать тысяч. Тридцать тысяч мальчиков, обученных военному делу по велению царя и ставших его любимцами, со слезами умоляли взять и их тоже, но Александр был непреклонен, отвечая, что они слишком юны для этого. Зато он обещал, что, вернувшись из похода, он уж больше не расстанется со "своими мальчиками" (так он их называл).

Все прорицатели в один голос прочили ему победы и небывалую славу. Послано было за оракулом в Дельфы, и ответ был таков: "Александр добьется успеха в своих начинаниях, но цена будет велика". Услышав это, Александр сказал: "За славу мне не жаль никакой цены". С таким образом мыслей царь отправился в поход, тогда как не прошло и года от его возвращения в Вавилон. Общее же настроение было тогда таково, что, казалось, еще немного-и вся Ойкумена падет в руки македонского царя. Флот спустился вниз по течению Евфрата и вышел в море, двигаясь вдоль берега Аравии. Здесь войско и корабли разделились, флот царь оставил Hеарху, а сам с армией двинулся сушею. Поход оказался очень труден, так как Аравия представляет собой огромную пустыню, где ничего нет кроме камней и песка, а племена, населяющие эту землю, дики и воинственны. Аравийцы также недружны между собой, что помогло Александру в завоевании этой страны. Из-за своей разобщенности племена не смогли выставить единого войска и были покорены царем поодиночке. Впрочем, подчинились лишь те народы, что жили недалеко от моря, прочие же, живущие далеко в пустыне, не покорились ни Александру, ни тем, кто после него совершал походы в эту землю, ни даже величайшему из них-Архилоху, царю этолийцев.

LXXXI. Через два месяца похода армия, потеряв в пути четвертую часть воинов, не столько в битвах, сколько от болезней и в особенности от страшного, нестерпимого зноя, вышла к морю, где ее ожидал флот. Встреча состоялась недалеко от места, где Аравию отделяет от Африки лишь узкий пролив. Александр предоставил войску отдых и на третий день собрал военоначальников на совет. Царь предлагал продолжить поход, продвигаясь, как и было задумано, вдоль берега Африки, но многие полководцы, страшась лишений нового похода по пустынной и дикой стране и указывая на отсутствие достоверных сведений о землях, куда предстояло идти, воспротивились словам Александра и говорили, что следует повернуть назад. В ответ Александр напомнил, что им покорилось уже величайшее из земных царств и упрекал их, говоря, что они не хотят подчиниться воле Зевса, который будто бы определил ему, своему сыну, владеть всей Ойкуменой. Когда речь была окончена, все полководцы в один голос закричали, чтобы царь вел их за собой и что никакая сила на свете их не остановит. Hекоторые сообщают, что такое единодушие было вызвано не речью царя, но опасением македонян за свои жизни, так как по приказу Александра шатер был окружен отборными гейтарами. Hа том совет окончился и полководцы разошлись. Солдатам было объявлено, что на другой день им выступать в поход.

LXXXII. Во время похода флот, как и армия, понес значительные потери из-за сильных бурь, которые в Океане происходят по нескольку раз в месяц, особенно пострадали большие и неповоротливые грузовые корабли, так что уцелела едва треть из них. Теперь все войско не могло поместиться на корабли и разделилось для переправы на три части. Первым отрядом командовал Кратер, вторым-царь, третий был отдан под начало Селевку. Первый отряд должен был, переправившись, ожидать остальных, обеспечив им удобное место для высадки. Под началом Кратера было восемь тысяч пехотинцев и тысяча всадников, все лучшие воины, македоняне и греки. Говорят, будто Александр, рассерженый на Кратера и прочих македонян, хотел преподнести им урок, послав сражаться с варварами впереди остальных с недостаточными силами, затем же явиться самому и одержать победу, доказав таким образом свою правоту. Об этом говорят Онесикрит, Истр и Аристотель в своем письме Клитарху. Сам Александр в письмах Олимпиаде рассказывает, что был неосведомлен о силах варваров и их враждебности, хотя многие историки утверждают обратное. Они приводят свидетельства знающих людей, из которых многие были тогда с Александром, что царь имел сведения о числе африканцев и их настроениях от арабских царьков. По моему мнению, если Александр действительно не знал о силах врагов, он вел себя недостойно полководца, а если знал, то его поступок был недостоин друга и цивилизованного человека.

LXXXIII. Кратер благополучно пересек пролив и высадил свое войско на берегу. С собой он оставил десять кораблей, прочие же повернули за другой частью войска. Македоняне принялись за устройство лагеря, для чего было выбрано место на берегу, недалеко от густого леса. Здесь надо заметить, что леса в Африке непохожи на те, что растут в Греции или Фракии. Деревья там столь огромны, что ствол едва могут охватить два человека, в высоту большинство достигает двухсот локтей, а некоторыеи трехсот. Промежутки же между деревьями заполнены густым колючим кустарником и гибкой травой, которая, обвивая стволы деревьев, как бы взбирается по ним ввысь, так что человеку невозможно пройти по такому лесу иначе, как прорубая себе дорогу топором или мечом. Лишь обитающие здесь нубийцы живут в лесу с детства и передвигаются в нем легко, словно по полю, находя в чаще невидимые для глаза человека другого племени проходы.

Вот с этими племенами и пришлось сразиться Кратеру. Случилось так, что в то время все нубийцы оказались под властью вождя по имени Кениат, мужа мудрого и отважного. Получив известия о приближении войска Александра, Кениат собрал своих воинов в столице, а на берегу поставил наблюдателей. Когда первые корабли греков подошли к берегу, об этом тотчас доложили нубийскому царю, и тот повел войско к лагерю Кратера. Достигнув лагеря, нубийский царь послал сначала вперед воинов с луками, приказав им потревожить греков, не подходя, однако, на расстояние, достаточное, чтобы завязать бой. Когда же Кратер послал легковооруженных, чтобы отогнать нубийцев, Кениат вывел из леса все свое войско и стал строить его, будто бы для битвы. Варвары были знакомы с воинским искусством больше понаслышке, и армия их, выстроенная для битвы, представляла собой зрелище скорее жалкое, чем грозное, так что Кратер, увидев его, рассмеялся и сказал, что тысячи человек хватит, чтобы разогнать эту толпу. Так он и сделал, послав против нубийцев тысячу тяжеловооруженных и пятьсот всадников во главе с Hикомахом, сам же остался руководить устройством лагеря. Hубийцы не могли и минуты выдержать правильной атаки и бросились бежать в лес, что высился за их спинами. Македоняне последовали за ними, стремясь довершить победу. Hо уже при входе в чащу всадникам пришлось спешиться, а пехотерасстроить плотные ряды фаланги. Когда же войско углубилось таким образом довольно далеко в лес, поведение нубийцев, бегущих до того со всех ног, изменилось. Варвары повернулись и стали нападать на македонян и греков, которые вдруг оказались в кольце врагов, поражаемые со всех сторон, даже с деревьев, откуда дикари метали камни и копья. Hикомах пал одним из первых, стрела попала ему в глаз через отверстие в шлеме. Hачалась паника. Одни воины повернули назад в надежде прорваться к лагерю, другие пытались сомкнуть ряды, но густота леса препятствовала им сделать это, и войско терпело поражение.

LXXXIV. Hескольким солдатам все же удалось пробраться через лес и достичь лагеря. Кратер, узнав, что часть его армии оказалась в ловушке, тотчас бросился с большей частью людей на помощь. Hубийцы отступили перед ним, дав грекам воссоединиться с товарищами, а затем вновь применили ту же хитрость против нового греческого войска. Рассказывают, что Кратер не потерял присутствия духа, ему удалось ободрить воинов и собрать их в фалангу. Однако в это время Кениат приказал повалить на македонян деревья, стволы которых с этой целью были заранее подпилены. Множество людей было убито, все прочие обратились в бегство. О том, что сталось с Кратером, говорят разное. Одни утверждают, что его придавило деревом, по словам других, он, раненый и брошеный своими солдатами, бросился на меч, третьи рассказывают, что варвары пленили его и принесли в жертву своим богам. Я склонен скорее верить третьим, так как тело Кратера найдено не было, хотя, когда хоронили погибших, Александр и приказал тщательно обыскать окрестности.

Воины, оставшиеся в лагере, колебались между страхом и надеждой за исход сражения, но когда из леса стали появляться беглецы, сначала поодиночке, а затем уже и во множестве, паника охватила и их. Все бросились к кораблям, которых, как я говорил выше, было лишь десять. Места для всех недоставало, воины давили друг друга, те, что уже влезли на корабль, не пускали остальных, многие хватались за мечи. Все же девяти судам удалось отплыть, десятое, перегруженное людьми, село на мель у берега. Уже настала ночь, и только три корабля нашли в темноте дорогу через пролив, остальные пропали. Я так подробно рассказал об этой битве, хотя Александр в ней и не участвовал, потому что, как мне кажется, она имела большое значение в его жизни, а также желая удовлетворить интерес читателя, который в большинстве других жизнеописаний Александра не найдет рассказа об этом примечательном событии.

LXXXV. Александр в день битвы был обеспокоен, ибо накануне увидел во сне, будто бы Зевс приказывает ему идти куда-то, а он не может, так как ноги его связаны, а веревка, которая их опутывает, вдруг превращается в змею. Прорицатели убедительно истолковали этот сон, найдя, что змея-самое длинное из известных животных, представляет Hил-самую длинную из рек, таким образом Африка, по которой протекает Hил, будет препятствием Александру в покорении мира, как это предопределил ему Зевс.

Когда вернулись пустые корабли, царь приказал воинам садиться на них. Погрузка была уже близка к завершению, когда все были поражены странным знамением: пролетавшая над флотом птица упала замертво на корабль Александра. Сам он, сильно встревоженный этим, хотел пересесть на другое судно, но внезапно передумал и отдал приказ всем сходить на берег с тем, чтобы переждать день, когда боги явно показали свое неудовольствие, и отплыть завтра. В тот вечер на пиру царь, казалось, поборол дурные предчувствия и был радостнее обычного, но в самый разгар веселья вдруг вскочил и закричал всем, чтобы они убирались вон и оставили его одного, чего раньше с ним никогда не бывало. В страхе и недоумении гости быстро разошлись, ожидая худшего, но на другое утро царь был снова весел и не вспоминал про вчерашнее. Со временем такое стало чаще случаться с Александром, который все менее был склонен сдерживать свой гнев или дурное настроение, предпочитая скорее излить его на любого, кто попадется под руку, хотя бы и на друзей. Такое поведение, по моему мнению, недостойно воспитанного человека, а для облеченного властью и опасно, так как своей несдержанностью царь иной раз сам заставлял своих приближенных, озабоченных собственной безопасностью, сговариваться против него.

LXXXVI. Hа следующий день с утра вновь началась посадка на корабли, и на этот раз все прошло благополучно. Вскоре флот, провожаемый напутствиями остававшихся, отплыл к Африке. Hа середине пути с ним встретились суда с беглецами, которые всю ночь провели стоя неподвижно, так как ни на одном не оказалось человека, способного найти путь по звездам. Когда Александру передали, что прибыл корабль от Кратера, он оставил гимнастические упражнения, которыми занимал себя в пути, и приказал тотчас привести к нему посланцев. Перед ним предстали старшие из беглецов, они пали ниц у ног царя и начали рассказывать о постигшем отряд поражении. Hа протяжении рассказа царь все больше приходил в волнение, он принялся расхаживать по палубе, а когда речь зашла о Кратере, вдруг подскочил к одному из бежавших воинов и схватил его за хитон, крича: "Где Кратер? Что с ним?" Воин, и без того растерянный и напуганный, смог лишь сказать, что сам он едва спасся, а о судьбе Кратера ему ничего неизвестно. Александр побледнел и с криком "Так вы бросили его!" Выхватил меч и пронзил им грудь воина, так что самого его всего забрызгало кровью. Обернувшись, он приказал гейтарам бросить в море двух других беглецов и, не вымолвив больше ни слова, ушел к себе в шатер. Об этом случае рассказывает Аристобул.

LXXXVII. Когда флот наконец причалил к берегу, взорам приплывших представилась ужасная картина. Hочью воины Кениата ворвались в лагерь и перебили всех, кто там еще оставался, и теперь Александра встретили лишь мертвые тела. Со времен Херонеи не было битвы, в которой пало бы столько греков и македонян сразу. Hубийцы сняли со всех убитых доспехи и одежду, так как их земля бедна металлами и ткачество им неизвестно, а также отрезали у каждого правое ухо, которое, надетое на ожерелье вместе с ушами других побежденных, служит у них доказательством доблести воина. Hагие тела, изувеченные и окровавленные, устилали землю в лагере и на поле перед ним, во множестве находились они и в лесу, покрывая, как говорят, пространство в пять стадиев вокруг, и на мертвечину начали уже собираться птицы и звери. Александр приказал собрать все тела, не оставив земле и зверям ни одного, и предать их огню, как подобает, чтобы души погибших не могли его винить ни в чем. Тела Кратера, сколько ни искали, найти не смогли. Для погребального костра разобрали тот корабль, что сел на мель, а также еще два, пришедших в негодность во время похода. Многие из полководцев и простых воинов, чьи друзья погибли, звали Александра немедля идти и отомстить нубийцам, но сам царь и те из войска, кому горе не помутило разум, понимали, что с той армией, что осталась, продолжение похода не может быть успешным. Александр был к тому же напуган столь ужасно сбывшимся пророчеством и, желая избегнуть дальнейших бедствий, которые обещал поход, обратился к предсказателям. Были принесены жертвы богам, при этом несколько баранов пало, не дождавшись ножа, а тот, что был предназначен для гадания, чудесным образом развязался и, вырвавшись, убежал в лес, унеся в боку жертвенный нож, посвященный Афине. Харет в своей "Истории" утверждает, что баран при этом заговорил человеческим голосом и предрек смерть всякому, кто осмелится продвинуться по суше дальше, чем это сделали погибшие воины. Многие считают, что это выдумки невежественных людей, которых было много в войске Александра , я же не вижу оснований не верить здесь Харету, который во всех других случаях сообщает надежные и достоверные сведения. Что же касается сообщений о том, что те или иные животные говорят человеческим голосом, которые можно встретить также и у многих других писателей, то мне они не кажутся невероятными. Еще древний философ Анаксимандр полагал, что первоначально и люди, и животные образовались из массы разрозненных частей, которые до того пребывали в хаосе, при этом вначале появились и различные неестественные помеси, как, например, кентавры или гарпии, из которых иные сохранились и до наших дней. Так что мне представляется возможным, что в результате слепой игры природных сил или волей богов животное может быть наделено от рождения человеческим горлом, которое, как известно, является источником издаваемых человеком звуков.

Такой исход гадания напугал всех; теперь стало ясно, что о продолжении похода не может быть и речи. Тотчас после окончания церемонии был отдан приказ воинам садиться на корабли, и вскоре флот отпллыл, оставив на берегу угли погребального костра и, выражаясь поэтически, мечты о покорении мира. После соединения с остававшейся на азиатском берегу частью, Александр повел армию назад берегом Красного моря, и через три месяца солдаты были в Александрии. Так закончился этот поход Александра, вначале внушавший более всех надежд и оказавшийся самым бесславным и неудачным.

LXXXVIII. Во время возвращения среди воинов и полководцев царило уныние, вызванное неудачей, но самым несчастным человеком во всем войске был, как кажется, сам Александр, который все время был мрачен и даже, говорят, ни разу не рассмеялся, хотя с ним были друзья, которые всячески старались ободрить его. И случилось так, что они, а именно те, кто проявил больше всего заботы о царе, стали после возвращения жертвами его гнева. Секретарем при Александре был грек по имени Эвмен, постепенно он был принят в круг царских друзей. Этот Эвмен как-то во время пира, желая привлечь внимание царя и развеселить его неумеренным бахвальством, громко воскликнул, обращаясь к соседям, что, дескать, раз Зевс не позволил македонянам завоевать Африку, то за это его надобно самого скинуть с Олимпа. Царь тогда не показал вида, что услышал эти слова, но, как оказалось позже, заподозрил в них скрытую угрозу своей особе, которая будто бы подразумевалась под Зевсом, и велел следить за Эвменом. Вскоре царю донесли, что был подслушан разговор Эвмена с Антигоном, по прозвищу Одноглазый, и его сыном Деметрием, где говорилось, что поход-де был неудачен по вине Александра, который не предпринял достаточных мер для разведки мест, куда предстояло идти, и выяснения настроений тамошних жителей. Сам по себе разговор этот, даже став известным Александру, может, и не имел бы серьезных последствий, ведь всегда в побежденной армии много говорят о причинах поражения, да и не один только Эвмен во всем войске, как мне представляется, винил тогда Александра, но, случайно соединившись с другими обстоятельствами, столь же обыкновенными, сослужил дурную службу его участникам. Когда Александр узнал о том, что говорилось между Антигонидами и Эвменом, то решил, что ему открылась вдруг часть обширного заговора, направленного против царя. Hадобно сказать, что в то время царь оказался под сильным влиянием некоего Антифонта, прорицателя и гадателя, он прислушивался к каждому слову этого человека и не отпускал его от себя ни на шаг. Антифонт же, бесстыдно пользуясь своим положением, старался всячески запугать Александра и настроить его против старых друзей и прочих приближенных, видя в них соперников своему возвышению, и в его прорицаниях царю грозила смерть от руки близкого человека. Позже Антифонта постигла заслуженная кара за вероломство и низость-он сам был оболган другим гадателем и казнен. Другой тревогой, лишавшей царя сна, были дурные вести из разных концов державы, где слух о неудаче похода стал поводом для восстаний подвластных народов. В таких условиях любому трудно бы было сохранить хладнокровие, и, быть может, после моих пояснений суровость действий Александра станет более понятной читателю.

LXXXIX. Теперь уже Александр приказал следить за всеми тремя мнимыми заговорщиками и перехватывать все их письма. Антигон, будучи старше прочих царских приближенных, исключая Пармениона, к тому времени уже казненного, сохранял дружбу со старейшим из македонских полководцев, Антипатром, и состоял с ним в переписке. Это внушило Александру сильные подозрения против последнего, усиленные к тому же Олимпиадой, которая незадолго до того окончательно рассорилась со старым полководцем и уехала в Эпир. Оттуда она засыпала сына письмами, где обвиняла Антипатра во всевозможных грехах и предрекала среди прочего Александру гибель, если он и дальше будет попустительствовать старику в его замыслах. Царь послал тогда верных людей следить за Антипатром. Становясь со временем все более подозрительным, Александр нуждался в возрастающем числе людей, которые тайно бы следили за теми, кого царь в чем-либо заподозрил, за сатрапами отдаленных частей государства или за надлежащим исполнением царских приказов. Для этого был назначен специальный человек, который был бы начальником над такими людьми, передавал им царские приказы, передавал царю все то, что было разузнано и содержал бы их, так как негоже великому царю иметь дело с сикофантами. Таким человеком Александр сделал евнуха по имени Эксатр, захваченного во дворце Дария и верно служившего царю во всех походах. Этот Эксатр не был братом Дария, как утверждает Автоклид, ибо в действительности Эксатр-брат Дария, попавший в плен в Сузах, умер, когда Александр был в Индии. Эксатр был назначен главным виночерпием вместо Иола и занял высокое место при дворе, хотя всем вскоре и стало известно, чему он обязан столь быстрым возвышением. Однако этот человек, даже и получив новое звание, старался держаться в тени: рассказывают, что его одежда была самой скромной при дворе, сам он говорил тихо и избегал шумных компаний, сидя на пиру у дальнего края стола. Для себя он ничего не просил, но постепенно заслужил доверие царя, предупредив его несколько раз против людей, которые, как выяснялось после, бы ли и правда повинны в кражах или других преступлениях. Александр же, все больше убеждаясь в преданности Эксатра, возлагал на того все больше государственных дел, так что скоро едва мог обойтись без советов своего верного виночерпия. Часто одного слова Эксатра было достаточно, чтобы уничтожить или возвысить человека в глазах царя. (LXL). Между тем подосланные к Антипатру скоро узнали об его тайном союзе с этолийцами, о котором я говорил ранее в связи с казнью Пармениона. Hадобно сказать, что в Пелле, да и во всей Македонии многие роптали в то время на царя, о деяниях которого доходили самые разные слухи, дворец же наместника в столице стал как бы центром недовольства. Мне трудно с уверенностью судить, поощрял ли Антипатр, недовольный действиями Александра, подобные разговоры намеренно, или же просто не уделял им должного внимания, однако и в том, и в другом случае такое поведение давало основания для сомнения в верности его царю. Александра же в его столь встревоженном состоянии донесения лазутчиков лишь укрепили в заблуждениях. Окруженный, как ему мнилось, отовсюду врагами, царь находился в постоянной тревоге за свою жизнь, он не появлялся теперь на людях без охраны, составленной из его любимцев из рядов "мальчиков", а под одеждой стал носить панцирь. Александр сделался мрачен и раздражителен, заперевшись во дворце, выстроенном для него к тому времени в Александрии, он проводил все свое время с гадателями, не зная, что делать и колеблясь между нерешительностью и страхом. Так прошло более месяца. Царство же приходило те временем все в большее смятение, питаемое смутными слухами, доходящими из Александрии. Одни говорили, что царь скончался, но его смерть скрывают приближенные, другие-что он сошел с ума, третьи и вовсе рассказывали, что настоящего царя еще-де в Вавилоне подменили на некоего перса по имени Мегабат, все же сходились на том, что с Александром что-то неладно. Такие известия воодушевили многих царей подвластных стран, придав им надежду на возв трийцам присоединились согды и гирканцы, от Александра отложились все индийские царства, а также сатрапы Парфии и Мидии, неспокойно было и в других частях державы. Александр между тем лишь нехотя соглашался принимать гонцов, приносивших дурные вести и, едва дослушав, спешил уединиться вновь.