Текст книги "Новый день"

Автор книги: P.Greenlain

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Я решил, что кабинет – лучшее место для нашего разговора, – пояснил владелец, пропуская посетителя вперёд.

Они зашли внутрь, и, пока инструктор обходил стол, чтобы занять своё кресло, намётанный глаз публициста успел окинуть взглядом всё помещение. Оно было небольшое, однако довольно вместительное. Над массивным бюро с множеством ящичков висел постер к неизвестному ему фильму: на нём парочка элегантно одетых героев пробиралась через фантастические декорации с нарисованными на занавесках глазами в окружении безликих людей. Автор плаката не удосужился указать ни название фильма, ни даже имена актёров, поэтому работник газеты перешёл к следующей стене: её почти полностью занимало большое окно, по бокам которого струились шторы изумрудного цвета. Журналисту они почему-то напомнили знамёна, как в историческом музее. Наконец, справа от него до самого потолка тянулись книжные полки. Названия на корешках немного удивили репортёра, считавшего, что здесь будет только техническая литература: «Гелиополь», «Метрополис», «Процесс», «Ярмарка тщеславия», «Доктор Мабузе», «Портрет Дориана Грэя», «Дублинские рассказы». Впрочем, по большей части здесь действительно встречались специализированные издания справочников и учебных пособий. Дальнейшие наблюдения были прерваны голосом хозяина этого странного рабочего места.

– Итак, я готов ответить на ваши вопросы, но сразу же оговорю свои условия: никаких упоминаний моего имени и должности. Не хочу, чтобы меня ассоциировали с не самым успешным курсантом, приобретшим столь печальную репутацию.

– А вы сами как относитесь к действиям маршала?

Заметив настороженный взгляд инструктора, журналист тут же добавил:

– Это никуда не войдёт, вопрос из чистого любопытства.

– Хорошо, – расслабился тот, – полагаюсь на ваше слово и уважаемое имя вашего издания. Как кадровый офицер армии Демократического Блока я считаю маршала Полевого преступником и изменником. Он предал наши идеалы свободы, призвав к неподчинению правительству. К счастью, большая часть солдат не последовала за ним, чего нельзя сказать о лётчиках стратегической авиации. Их следует судить вместе с командиром, который посмел выступить против своей страны, пусть некоторые здесь думают иначе. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство?

– Более чем, – кивнул гость и продолжил беседу. – Я прилетел сюда, к истокам, чтобы разузнать подробности аварии, из-за которой будущий маршал был определён в штаб. Вы курировали его выпуск, поэтому наверняка знаете больше, чем кто бы то ни было. Я был бы признателен вам, сэр, если бы вы пролили свет на обстоятельства того события.

– Хм, я уже и позабыл про то, что он разбил новенькую машину. Да, было дело. Только не вижу, что в этом интересного.

– И всё же?

– Если вы настаиваете, то я, конечно, расскажу, но, на мой взгляд, этот постыдный эпизод не заслуживает вашего внимания. Итак, в качестве выпускного экзамена курсантам академии предлагалось выполнить определённый набор манёвров на современных истребителях, поставленных на вооружение в нашей армии. Это стандартная процедура, через которую проходят все будущие лётчики. В зависимости от качества выполнения упражнений комиссия на земле распределяет выпускников по частям. Самых нерасторопных отправляют в штаб, где они становятся адъютантами и просто клерками. Герой же вашей книги умудрился и вовсе разбить машину, что по сей день является небывалым событием для нашей академии. Сам он, до смерти напуганный, заявил, что отказал руль или что-то в этом роде, однако мы как более опытные авиаторы прекрасно понимали, что вероятность его собственной ошибки значительно выше. В общем, единогласным решением мы списали его на землю.

– Скажите, какую ошибку допустил пилот? Неужели он просто не смог справиться с управлением?

Офицер горько усмехнулся и окинул взглядом полки с книгами.

– Нет, в это я не верю. Скорее он заблокировал руль, а потом забыл об этом, запаниковал и выпрыгнул из кабины. Зачем он это сделал, понятия не имею – очень странное поведение для человека, хорошо знакомого с устройством самолётов. Однако, как я уже отметил ранее, вероятность такого развития событий выше, чем технический недостаток.

– Понимаю, – согласился журналист. – А как бы вы охарактеризовали маршала Полевого вообще? Не проявлял ли он непослушание, излишнюю инициативу во время обучения? Иными словами, можно ли было предугадать в нём лидера и бунтовщика?

– Нет, конечно! – взмахнул руками инструктор. – Если бы не было войны, он бы так и служил в штабе. Никаких маршальских званий и самостоятельности он бы не видал и в помине. Скажу больше: Полевой и сам не смог бы предсказать свою стремительную карьеру. Штабные служащие редко добиваются значительных успехов, особенно в мирное время. Чтобы появился маршал Немезида, так вы его, кажется, называете, необходимы были исключительные обстоятельства.

Разговор был прерван треском телефона.

– Прошу прощения, я должен ответить, – извинился хозяин и поднял трубку.

– Слушаю… Да, я один, говори… А что будет двадцатого, то есть двадцать первого? … Нет, не знаю, мне никто не сообщал… Хорошо, в семнадцатой аудитории, в три часа… Ещё раз, пожалуйста… Да, я так и сказал: в семнадцатой… Ладно, встретимся за обедом… В двенадцать… До свидания.

Офицер положил трубку и кивком головы предложил вернуться к беседе.

– Наверное, вы правы. Тем не менее, как бы вы описали его характер во время учёбы здесь? – сказал посетитель.

Пожилой преподаватель вздохнул, закрыл глаза и принялся усиленно восстанавливать в памяти прошлое. Через некоторое время он поднял веки и просветлённым взглядом посмотрел на собеседника.

– Непросто отбросить недавние события и вспомнить, каким был этот несчастный мир тридцать с лишним лет назад, – заговорил он наконец. – Тогда Алексей казался мне смышлёным парнем, влюблённым в небо, покладистым, вежливым и даже добродушным. Ни серьёзных нарушений, ни оскорбительных высказываний – психологически он вполне подходил для службы в авиации. Если бы не глупо заваленный экзамен, быть бы ему хорошим пилотом. Стратегические силы не обещаю, но остальные дороги были открыты. По достижении определённого возраста перешёл бы в штаб и дослужился бы до генерала. Увы, судьбе было угодно повести молодого человека тернистыми путями, закинув на самую вершину и свергнув в глубочайшую бездну. Скажи мне об этом кто-нибудь тогда, отмахнулся бы или принял бы за шутку.

– А сейчас? – вкрадчиво спросил репортёр.

– Сейчас? – переадресовал вопрос куда-то вдаль военный. – Сейчас я стал с подозрением относиться к мелочам. Боюсь пропустить такого маньяка во второй раз. Вы далеко не первый, кто задаёт мне подобные вопросы: мои коллеги часто интересуются, неужели я ничего не замечал столько лет. Нет, я был слеп, и сомневаюсь, что даже самый опытный психолог определил бы какие-то отклонения. Но довольно об этом, – с раздражением оборвал он себя.

Они обсудили ещё несколько второстепенных вопросов, прежде чем газетчик встал и поблагодарил хозяина кабинета за помощь. Тот любезно вызвался проводить гостя до выхода и также поднялся со своего кресла. В холле на стене висел большой экран, по которому как раз передавали новости. Спускавшиеся по лестнице люди замедлили шаг и стали прислушиваться к словам корреспондента.

«Дамы и господа, прямо сейчас мы начинаем трансляцию прямиком из сердца Федерации, где проходит суд над военным преступником и изменником маршалом авиации Алексеем Полевым, известным как маршал Немезида. На этих кадрах вы можете видеть обвиняемого и его защитника…»

Журналист поднял голову и присмотрелся к крупной картинке. Неизвестно, повлияло ли так качество камеры или искажения при передаче сигнала, но он заметил, что лицо подсудимого приобрело нездоровую желтизну. Моргнув, он убедился, что видение не пропало, и обратился к своему спутнику:

– Вам не показалось, что маршал нездоров?

Инструктор помедлил с ответом, а потом произнёс:

– Не вижу никаких изменений с прошлого заседания.

Подумав ещё, он добавил:

– Когда-то я гордился тем, что воспитал такого ученика. Вся страна верила в него, в его непобедимость и удачу… Мы верили в то, что выиграем, а во что верил он?

Этот вопрос был задан в пустоту, так как ни говоривший, ни его гость не знали ответа. На этом их встреча закончилась.

5

– На чём мы остановились в прошлый раз? – осведомился заключённый.

– Вы рассказывали о штабной рутине, которая пришлась вам не по вкусу.

– Ах да, значит, я ещё не дошёл… – обмолвился маршал и ухватился за нить повествования. – То, о чём я собираюсь поведать вам дальше, я не рассказал бы даже под угрозой смерти. Это слишком личное, настолько, что я долго боролся с собой перед вашим приходом. В конце концов, я решил открыть вам душу только потому, что это единственный способ сохранить память о ней. Если я не сделаю этого, то никто не узнает о её прекрасной жизни и подвигах.

Он перевёл дыхание, словно готовясь разгласить страшную тайну, а затем продолжил.

– Я имею в виду лучшую лётчицу во всём воздушном флоте и мою жену Алисию Сафирину. Я познакомился с ней в период работы в штабе. Рутина поглотила меня так, что я видел небо лишь во снах да украдкой из окна офиса. Алисия была всего на пару лет младше меня. Впервые мы встретились там же, в ненавидимом мною офисе, куда она время от времени заходила по разным делам. И каждый раз она привносила в его удушливую атмосферу свежесть и молодость, какой-то необычайно лёгкий ветерок, повсюду следующий за ней. Собственно говоря, долгое время наше знакомство ограничивалось лишь этим, хотя сейчас, задним числом, я понимаю, что она нравилась мне уже тогда. Алисия служила в стратегических силах, и вскоре после нашего знакомства получила в командование эскадрилью, с которой и связала всю дальнейшую жизнь.

В дверь постучали, и на пороге появилась высокая стройная девушка. Она была одета в мундир пыльного синего цвета – полевую форму лётчиков. Голубые глаза приглушённого цвета ясного летнего неба сообщали миру радость и вдохновение, русые волосы растрепались от ветра на аэродроме, а беззаботная улыбка молодости освещала лицо ангела, спустившегося с небес. На плечах в свете утреннего солнца играли золочёные погоны лейтенанта.

Каждый раз, когда она появлялась в нашей душной пещере, я ощущал себя воскресшим.

Два молодых офицера, стоявших по центру кабинета, одновременно подняли глаза и кивнули ей.

– Добрый день, лейтенант! – дружелюбно сказал один из них. – Заходите, прошу вас.

– Благодарю вас, капитан! – звонким голосом откликнулась девушка и быстро перешагнула порог.

Каждое её движение излучало энергию, сравнимую лишь с той, что получала планета от Солнца. Приблизившись к серым работникам штаба, она по-строевому вытянулась и попросила выдать справку, при этом тепло улыбнувшись приветствовавшему её офицеру.

– Уже месяц пытаюсь получить разрешение съездить к друзьям на выходные. Сегодня с утра узнала, что бумага наконец готова.

– Давайте поищем. Напомните вашу фамилию, – будничным тоном спросил капитан, начав рыться в столе ещё до того, как получил ответ.

– Сафирина, лейтенант Сафирина, первый полк, девятая эскадрилья.

Через минуту мужчина достал файл и протянул лётчице документ. Его товарищ всё это время делал вид, что занимается своими делами и не обращает внимания на посетительницу.

– Пожалуйста, удачной вам поездки! – пожелал капитан.

– Спасибо большое! Обещаю не разглашать военную тайну, – сострила девушка и пошла к выходу.

Я не мог видеть её спину, видеть, как она удаляется, оставляя меня один на один с невыносимым настоящим. Ужасная пытка для узника, обречённого гнить в темнице после ослепительного луча дневного света.

В этот момент сзади послышался рёв взлетающего истребителя. Через плечо лейтенант успела заметить, как дёрнулся её собеседник. Повернувшись к нему, она застала того полностью поглощённым зрелищем. Привыкшая к полётам, офицер не поняла причину столь острой реакции и, подойдя поближе, тихо спросила:

– Почему вы так смотрите туда?

Погружённый в себя человек с трудом освободился от захвативших его грёз и с печалью в голосе ответил:

– Хочу быть там, в кабине…

С выражением удивления в голосе девушка вкрадчиво поинтересовалась:

– Что же вам помешало?

Капитан отвёл глаза куда-то в сторону и выдавил из себя, что это долгая и неинтересная история.

– Так давайте я зайду к вам вечером, и вы расскажете мне её, – неожиданно предложила она. – Где вы живёте? – продолжила лётчица, не дожидаясь согласия.

Штабной работник назвал номер блока и покраснел. Чтобы скрыть смущение, он стал перебирать пальцами бумаги на столе, хотя они и так лежали на своих местах.

– Совсем недалеко от меня! – обрадовалась девушка. – Я зайду к вам в половине восьмого, если вы не против. Я же правильно запомнила вашу фамилию: Полевой?

– Всё верно, – сокрушённо признал её собеседник и ещё яростнее принялся перекладывать предметы на столе.

– Тогда до встречи, капитан!

– До свидания! – неловко попрощался молодой человек.

Лейтенант покинула кабинет, оставив его в растерянности. Из этого состояния коллегу вывел невольный свидетель разговора. Он слегка пихнул товарища в бок и с ехидной улыбкой сказал:

– Чего ты так смутился? В первый раз что ли позвали на свидание?

– Вообще-то да, в первый… – нехотя отозвался тот.

И правда, я умудрился дожить до погон капитана, ни разу не пригласив никого на свидание. То ли стеснялся, то ли считал, что у меня есть дела поважнее. И вот мне самому предлагают встретиться, удивительно!

В тот день я понял, что делаю шаг в новую жизнь. Такое предчувствие, что одно маленькое событие, это свидание, изменит моё будущее, навсегда перекроит мою жизнь. Голос логики безуспешно пытался заглушить интуитивное прозрение, указывая на то, что это незначительная встреча, лишь возможное начало, возможное, но не обязательное. Но я верил, в глубине души я искренне верил, что это навсегда, что это судьба и тот вечер станет началом светлого будущего, великого счастья. Я боялся этой неожиданной радости, реализации потаённых мечтаний, но делал столь важный первый шаг навстречу, потому что верил вопреки голосу разума.

В половине восьмого раздался стук в дверь. Капитан Полевой открыл дверь и увидел на пороге гостью, появления которой он ждал столько томительных часов.

– Добрый вечер! Я пришла, как и обещала. Простите, не знаю, как к вам обращаться, – на секунду замялась она.

– Алексей, – улыбнулся хозяин и отступил внутрь помещения, приглашая девушку внутрь.

– Алисия, – дружелюбно протянула она руку, одновременно сдувая пыль с давешней формы.

– Очень приятно, Алисия, проходите, пожалуйста, располагайтесь, как у себя дома. Из напитков у меня, увы, только чай, но если хотите, я схожу к соседям за чем-нибудь другим. Что желаете?

Лейтенант с еле заметной иронией посмотрела на суетящегося вокруг хозяина комнаты.

– Давайте чай, Алексей. В прохладный вечер приятно выпить кружечку-другую.

– Как скажете, – обрадовался разрешению проблемы капитан и поставил чайник.

Знаете, до сих пор краснею при воспоминании о своём поведении. Наверное, я был похож на смущённого подростка, даром что офицер воздушного флота. Надо отдать Алисии должное: она сделала вид, что не замечает моё излишнее волнение. Не за обходительность же я ей понравился.

Гостья тем временем изучала единственную комнату, составлявшую жилище старого нового знакомого: довольно просторная, она всё же оставалась уютной за счёт густого коврового покрытия и массивных шкафов. Одна полка была отдана под книги, и здесь девушка обнаружила Кафку, Ницше, Фрейда, Шаламова, Достоевского, Оруэлла… Особняком стояли объёмные тома, посвящённые развитию авиации и космонавтики. В углу ютились произведения фантастов.

– Простите, никогда не слышала про такого писателя, как Филип Дик. О чём он писал?

Алексей отвлёкся от заваривания чая и проследил за взглядом своей собеседницы.

– Ах, это мой любимый фантаст! Человек, написавший целую тучу романов о ближайшем будущем. Какие только темы он ни затрагивал в своих книгах: от лжи государства до изменения сознания посредством наркотиков, от вторжений инопланетян до альтернативной истории. Вот здесь, – он подошёл к полке, – я отдельно держу пять любимых произведений, начиная с «Предпоследней истины» и заканчивая «Доктором Бладмани». А это невероятно драматичный роман «Пролейтесь слёзы, сказал полицейский»! Обязательно прочитайте на досуге! Чего стоит только персонаж Феликса Бакмена. Хотите, дам вам книгу?

Девушка смахнула чёлку и поблагодарила за щедрое предложение.

Понятное дело, что названия романов Дика Алисии ничего не говорили. Но меня уже было не остановить, поэтому я усердно изложил биографию Дика, ссылаясь на его творчество. Только потом мы перешли к моей жизни… Я исповедался перед ней, не перед товарищами, не перед родителями и не перед наставниками, а перед этой волшебной девушкой, которая пришла, чтобы услышать мою историю. Нарисовал стремительно увеличивающуюся перед глазами землю, описал свой страх, панику, процитировал сухие строки из заключения комиссии, растоптавшей все мои надежды в одночасье. Не стал даже утаивать сны: кошмары и полёты. А главное – впервые за столько лет я поведал о тоске по небу, жажде, порой сжигавшей меня изнутри.

Хозяин комнаты закончил свой рассказ и отодвинул кружку с давно остывшим чаем. Он потупил взгляд, ощущая смятение и стыд, словно выставил себя неудачником и дураком перед своей гостьей. Наконец он почувствовал в себе силы поднять глаза и встретить какую угодно реакцию, от полного непонимания до жалкого снисхождения. Но вместо этого он увидел слёзы: капля стекла по щеке слушательницы и попала прямо в её кружку, к которой она почти не притронулась. Наклонившись через стол к несчастному собеседнику, Алисия осторожно взяла его за руку, словно та была хрупкой, как стекло, и молча положила свою ладонь сверху на его.

– Надеюсь, вы извините меня, если я перейду на «ты», – вкрадчиво молвила она, пристально изучая отрешённое выражение лица капитана. – То, что ты рассказал мне, вплоть до мельчайших подробностей, – всё это я сама переживала беспокойными ночами. До дрожи в руках боялась неудачи, поломки, любой неисправности. А когда думала о том, что могу не попасть в авиацию, а остаться на земле, сердце выпрыгивало из груди. Глухая тревога, подогреваемая страстью к небу. Как я понимаю твоё желание взлететь, Алёша, ведь я жить не могу без ощущения свободы. И ты не можешь, не хочешь сидеть на земле, прикованный к ней цепями. Потому что человек рождён для того, чтобы парить на высоте, рассекать облака и космический эфир. Я понимаю твою печаль. И хуже всего то, что ты остался один на один со своей проблемой, что никто не поверил в тебя, когда это было больше всего нужно.

Она тихонько погладила его по ладони и продолжила.

– Но больше так не будет. Понимаю, что не смогу осуществить твою мечту, уж точно не сейчас, но я буду рядом и сейчас, и тогда, когда ты вернёшься в родную стихию, в этот праздничный день мы поднимемся вверх вместе. Знаешь, почему лётчики наших эскадрилий уходят на задания хотя бы вдвоём?

Офицер уставился на неё и покачал головой, пребывая в своей реальности.

– Потому что печали и трудности, поделённые на двоих, переносятся легче, – закончила девушка.

С минуту они сидели в полной тишине, а затем о поверхность стола ударилась ещё одна слеза. Алексей поднёс левую руку к лицу и вытер мокрый след на щеке. Затем он наклонился и поцеловал руку своей подруги.

Я не могу передать словами, какое облегчение я испытал. За столько лет самобичевания и оцепенения я впервые услышал теплые слова. Не за мои достижения, а просто обращённые ко мне. Алисия видела меня таким, каким я был, а не каким хотел казаться. Видела насквозь и не осуждала, не критиковала, а хотела помочь. Человечество – странный вид: оно выдумывает красивые сказки о благородстве и великой любви, но почему-то в жизни даже не пытается стремиться к прекрасным идеалам. Возвышенные речи оно оставляет поэтам, совсем не замечая в серости будней настоящие чувства и душевную красоту. В тот вечер мрак внутри меня был рассеян светилом, чьё имя я хотел бы запечатлеть на небосводе, – Алисией. И раз прояснив мою душу, она никогда не покидала меня, эта замечательная девушка с голубыми глазами цвета летнего неба, бездонными, скрывающими за собой удивительный внутренний мир.

Капитан открыл дверь и проводил лётчицу до лестничной площадки. Рядом со ступеньками они остановились и секунд десять смотрели друг другу в глаза. Пару раз взгляд молодого человека соскальзывал и начинал блуждать по сторонам, как будто он всё ещё боялся выдать свою тайну.

– Это был удивительный вечер, – нашёлся он после затянувшейся паузы. – Спасибо тебе.

– Думаю, он был лишь первым в длинной череде, – с улыбкой предположила лейтенант.

– Да, конечно. Мне нравится эта идея.

– В таком случае благодарю вас за предоставленную информацию, капитан! – с пафосом выдала Алисия и сама же прыснула со смеху.

– Служу Демократическому Блоку! – вяло махнул рукой тот. – Пока.

– Пока.

Маршал умолк, как старинная музыкальная шкатулка, закончившая успокаивающую колыбельную. Повернувшись к зарешеченному окну, он неотрывно следил за чем-то снаружи. Журналист улучил момент, чтобы внимательно рассмотреть лицо узника, но обнаружил, что замеченной по телевизору желтизны больше не было. Тогда он тоже посмотрел в окно, но увидел лишь бесформенное облако, парящее по лазурной глади.

Спустя некоторое время репортёр посмел нарушить установившееся молчание вопросом.

– Простите, Алексей, на что вы так пристально смотрите?

Не отрываясь от созерцания, узник ответил:

– А разве вы не видите? Она улыбается мне, как тогда. И эти голубые глаза проникают прямо в душу. Родная, я с тобой, где бы ты ни была…

Газетчик перевёл взгляд на кровать, почтительно не вмешиваясь в происходящее в душе командующего. Примерно через минуту тот вернулся в бренный мир и предложил закончить беседу.

6

Вечер был настолько холодным, что пришлось прикрыть окно и включить обогреватель. Протянув ноги под пледом к источнику тепла, журналист зажмурился от удовольствия и погрузился глубокое кресло так, что над спинкой виднелись только затылок да накрахмаленный воротничок белой рубашки, подпирающий белоснежную шею. Зачёсанные набок волосы мужчины блестели в свете массивной люстры, а сильные руки покойно лежали на коленях, расслабленные после долгого дня.

Его присутствие создавало уют в крошечной квартире, по которой разносился запах чего-то жареного. Струящийся от пары светильников свет обволакивал силуэты кресел и стеллажей, ложился на корешки фолиантов, рамки фотографий и разбросанные сувениры, привезённые из дальних уголков планеты. Их владелец утонул в плюшевой спинке и для пущего наслаждения зарыл в ткань голову, словно страус, прячущий её в песке при приближении опасности.

– Дорогой, не мог бы ты сделать телевизор погромче? Хочу послушать новости, – донеслось из соседней комнаты.

– Конечно-конечно, – воркующим голоском ответил репортёр и разлепил веки.

На экране яркими огнями горела заставка вечернего выпуска новостей. Нащупав на подлокотнике пульт, хозяин сделал звук громче и на время отогнал сладкую дремоту.

«Час назад завершился процесс над пятью командирами полков стратегической авиации стран Демократического Блока. Все подсудимые были признаны виновными и как военные преступники получили высшую меру наказания. Сразу же после оглашения приговора все пятеро заявили о верности своему командующему маршалу Полевому, суд над которым проходит параллельно. Офицеры намерены обжаловать приговоры в Верховном Трибунале.

Напомним, что пятеро военнослужащих воздушного флота Демократического Блока в званиях от полковника до генерала обвиняются в ведении боевых действий после заключения перемирия. На родине их называют изменниками и предателями, однако осуждены они будут здесь, на территории Федерации.

Примечательно, что в своих показаниях офицеры единодушно оправдывают маршала Полевого, известного как Немезида, называя его героем и своим вдохновителем. Подобная оценка, по словам наблюдателей, свидетельствует о полной неадекватности этих людей, не ориентирующихся ни в своих должностных обязанностях, ни в окружающей обстановке. Увы, порой раздаются редкие голоса в поддержку преступников, заслуживающих самого сурового наказания. Мы призываем не слушать этих сумасшедших и провокаторов!»

Репортёр сбросил плед от охватившего его беспокойства и сжал ручки кресла.

– Что же он такого сделал, что эти люди защищают его?

По телевизору показывали кадры из зала суда: последнее слово взял некий генерал.

«Я имел честь командовать первым полком, в котором состоял маршал Полевой. Он, как и все мы, жертвовал собой во благо Демократического Блока. А когда трусливое правительство и верховное командование сдало страну, он первый поднял наше пошатнувшееся знамя и принял на себя власть, с которой не справились эти ничтожества. Так как вы смеете обвинять его в измене, если он искренне желал нам победы? Может быть, потому, что у вас не хватило бы духу совершить подобное?! Да вы ничем не лучше разбежавшихся министров и генералов! И отличаетесь только тем, что вам повезло выиграть войну! Были бы все в нашей армии такими же, как маршал, мы судили бы вас. И если вы спросите меня, готов ли я пройти тот же путь ещё раз, зная его исход, я отвечу: да! Я готов пойти за нашим командиром куда угодно, ибо только он был достоин возглавлять силы стратегической авиации, а затем и наше государство в тяжёлые времена!»

Газетчик встал и стал лихорадочно обуваться. Услышав его спешные приготовления, из-за угла показалась супруга, немедленно поинтересовавшаяся, куда это он собрался на ночь глядя.

– Мне нужно развеяться, срочно, – бросил он, накидывая плащ и ловкими движениями отпирая дверь. – К ужину буду, не волнуйся!

Оставив жену в недоумении, мужчина выскочил из квартиры и отправился в свободное плавание по улицам своего района. Отходя от дома на более-менее приличное расстояние, он раскланивался со знакомыми соседями и желал им приятного вечера. Для самого журналиста остаток дня был испорчен: странное ощущение сдавливало ему дыхание и не находило выхода ни в словах, ни в поступках. Кружа по запутанной сети переулков, человек пытался найти источник этого чувства, но каждый раз упирался в непроницаемый барьер безнадёжной тревоги.

– Чем меня зацепили эти отвратительные новости? – шипел он под нос, наугад выбирая повороты.

Миновав пару плохо освещённых улиц, газетный работник внезапно вышел на большой проезд и чуть не столкнулся с патрулем полицейских.

– Простите, гражданин, – перегородил один из них ему дорогу, – но дальше улица перекрыта.

– А что произошло? – осведомился репортёр, отвлекаясь от угнетающих его мыслей.

Внезапно мир звуков нахлынул на него, преодолев плотный и вязкий заслон из тревоги. В нескольких переходах от него, из-за угла, доносились устрашающие крики сотен глоток. По-видимому, сюда двигалась толпа митингующих.

– Толпа от здания суда хочет пройти через весь центр, требуя казни военных преступников, в первую очередь, маршала Немезиды, – пояснил страж порядка и быстро приказал перекрыть дорогу, по которой пришёл незадачливый пешеход.

Пока последний наблюдал, как выстраивается цепь, стали различимы отдельные лозунги приближающегося шествия.

«Смерть палачу!» – в ярости орали передние ряды, направляя глухой шум позади. В ответ раздавались не менее жестокие призывы к мести, из которых самым приличным был «Око за око, зуб за зуб». Наконец, головной отряд демонстрантов появился из-за угла и нестройным шагом двинулся в направлении журналиста и полицейских. Привычным взглядом тот стал оценивать происходящее, готовясь написать очерк о волнениях в столице.

Судя по всему, у толпы не было единого руководителя: безликая масса разливалась по широкому проспекту, следуя инстинктивно выбранному направлению, а не чьим-либо указаниям. Серые лица и однотонные одежды указывали на то, что среди этих людей не было представителей какого-то конкретного движения или политической партии. Нет, то были простые обыватели, люди с улицы, далеко не богатые. Последние сейчас заканчивали ужинать и попивали горячий какао из большой кружки, а эти предпочли мирному вечеру акцию с требованиями возмездия.

– Не сидится же им дома, – отметил начальник патруля, читая мысли газетчика. – Советую вам уходить, пока здесь не стало жарко.

В подтверждение своих слов он указал в противоположную сторону от толпы. Там на удивление было пустынно, и тогда правоохранитель, стремясь перекричать надвигающуюся процессию, громко сказал на ухо журналисту:

– С той стороны сейчас появятся их противники. Требования те же, только направлены они не на настоящих преступников, а на наше правительство. Считают маршала героем, хех.

И действительно, в спускающемся на город тумане можно было заметить брожение. Чьи-то тёмные силуэты, освещаемые факелами и мощными фонарями, направлялись прямо навстречу разгневанным сторонникам приговора маршалу и его соратникам. Не успел репортёр открыть рот, как его окружили отряды полиции. Крепкие люди в шлемах и бронежилетах строились в несколько шеренг, принимая форму греческой фаланги. Похоже, им приказали удерживать две толпы от столкновения, что было непростой задачей.

Старший офицер вышел на середину улицы и в громкоговоритель озвучил требование городской полиции:

«Уважаемые граждане! Просьба разойтись и не мешать движению транспорта! Вы подвергаете опасности себя и окружающих вас людей! Ваши акции не являются согласованными с городскими властями! Напоминаем об ответственности за массовые беспорядки!»

Надвигающиеся с двух сторон бурные волны митингующих никак не отреагировали не эти слова и продолжили сближаться. Почувствовав себя Моисеем, перед которым раздвинулось море, мужчина почти бегом скрылся в маленьком переулке: он слишком хорошо знал, когда начинало пахнуть жареным. Отступая по паутине знакомых дорог, невольный свидетель начинающегося противоборства слышал пронзительные свистки и команды сквозь рёв сотен, если не тысяч, глоток. Навстречу ему промчалось не меньше десятка машин с подкреплением для тонкой цепи полицейских, сдерживающих сразу две стихии. «Не завидую этим ребятам: они сейчас между молотом и наковальней», – подумал мужчина, проходя мимо аптеки. Подняв голову, он взглянул на циферблат уличных часов: одиннадцать часов пятьдесят четыре минуты.

7

– В прошлый раз вы позволили себе задать вопрос, пока я пребывал в размышлениях. Тогда я не обратил на это внимания, поэтому сделаем вид, что вы ничего не говорили. Впредь, однако, прошу вас не нарушать условия нашего договора. А теперь вернёмся к моему рассказу.