Текст книги "Рудник"
Автор книги: Петя Камушкин
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Солдатский портсигар
Рисунок автора
Другой армейский случай, о котором рассказывал коллега по работе Александр, произошёл с его товарищем Славой (Славяном). Тот служил в начале 80-х годов киномехаником в хозвзводе одной из воинских частей Хабаровска.
В задачи киномеханика полка входили не только привоз и показ фильмов по выходным, но и куча прочих общественно-полезных дел. Как то: включение через репродуктор военного марша на утренних разводах, выполнение функций звукорежиссёра на концертах приезжих артистов и массовых мероприятиях полкового значения, обеспечение порядка в клубе и много ещё чего. Например, создание наглядной агитации. Вот и той зимой, как всегда «аля-улю срочно», потребовалось написать очередной транспарант с типовым советским лозунгом, чтобы вывесить к приезду какой-то проверяющей шишки над крыльцом штаба. Начальник клуба капитан Халявко дал задание Славяну не смыкать глаз всю ночь, чтобы к утру транспарант был готов. И краску приказал использовать нитро, дабы сразу высохла и с рассвета плакат очутился на нужном месте.
Основой транспаранта являлась деревянная конструкция, обитая жестью, длиной метров восемь и шириной с метр. Славян разместил её посреди сцены клуба в пустом зале и, закончив с дневными делами, после отбоя принялся за работу.
Клуб находился на окраине расположения части, метрах в двухстах за кочегаркой. Вокруг только пустырь, забор ограждения и больше ничего. Зданию клуба, на вид, было уже несколько десятков лет. Одноэтажное барачного типа строение, с прогнувшейся покатой крышей и вздувшимися кривыми деревянными полами. Зал мест на двести с привинченными к полу рядами деревянных жёстких допотопных «кресел». Но отопление в клубе работало, так что, несмотря на колотун в минус тридцать градусов снаружи, внутри было достаточно тепло.
Вот в такой приятной обстановке Славка и выводил по жестянке очередное «Да здравствует…». Освещение включил (по приказу экономного начклуба) только над сценой, а зрительный зал оставался погружённым в темноту.
Когда половина работы была сделана, киномеханик решил передохнуть и сел на стул у края сцены, повернувшись в сторону тёмного зала. Вот тут-то его словно в ледяную прорубь окунули! Мурашки вцепились в каждую клеточку тела от макушки до пяток…
В сумерках зала, посередине, неподвижно сидела человеческая фигура. Различим был только тёмный силуэт. Славян ясно помнил, что сам закрывал главную дверь клуба изнутри. А чёрный вход давно никто не использовал, да и находился он за сценой. Кто мог проникнуть, да ещё так бесшумно, в запертый со всех сторон солдатский клуб? Привидение, что ли?!
Включить свет в зале, чтобы рассмотреть незваного гостя, Славян не мог, так как выключатель находился на противоположном конце помещения, у самого выхода. Несколько секунд он просто молча всматривался в неподвижную фигуру. Потом крикнул: «Эй! Ты кто такой?»
В ответ гробовая тишина. Силуэт в зале даже не пошевельнулся. Парень разозлился и, оттого расхрабрившись, стал спускаться со сцены, напустив на себя как можно более угрожающий вид. Чуть отвлёкся на ступеньки под ногами, опустив на секунду голову. А когда снова поднял глаза, с удивлением обнаружил, что фигура в середине зала исчезла. На всякий случай, прошёлся вдоль рядов, заглядывая между ними – не залёг ли враг там? Нет никого! Добрался до выключателя, врубил свет, ещё раз осмотрел всё – ни одной живой души. Что за чертовщина?! Не может быть, чтобы показалось! Неужели так краски нанюхался? Вот блин-душа!..
Не выключая в зале свет продолжил покрасочные работы. К утру всё было готово. Валясь от бессонной ночи, передал транспарант прибежавшему с самого ранья капитану Халявке. Тот был не один, а с дюжиной бойцов-молодцов, которые и водрузили произведение плакатного искусства на требуемое место, благо, нитрокраска уже подсохла.
Но провисел транспарант всего несколько часов. На морозе свежая краска отслоилась от жестяной основы, и результат непосильного труда всей бессонной ночи усыпал заснеженный козырёк штабного крыльца! Досаде Славяна и гневу начклуба Халявки не было предела.
– Мать-перемать! Бери масляную краску и, растуды-сюды, делай всё по-новой!..
Так что пришлось бедному киномеханику и вторую ночь куковать. Днём отколупывал остатки своего ночного труда, грунтовал масляной краской фон, потом сушил тёплым вентилятором для ускорения процесса. А после отбоя опять за писанину принялся. Халявка сидел с ним часов до десяти. Освещение в зале не разрешал включать, в целях экономии электроэнергии. Потом убрался наконец домой. Славян не стал сразу после его ухода свет полностью врубать, так как хитрый хохол мог нежданно нагрянуть вновь в любой момент и разораться. Запер за ушедшим начклуба дверь и вернулся на сцену, к краскам да кисточкам.
Постепенно работа увлекла, парень старательно выводил буквы красным по синему… Как вдруг ощутил чьё-то присутствие. Резко обернулся в зал и… на том же месте, что и прошлой ночью, увидел знакомый тёмный силуэт!
Раскрыл было рот, чтобы крикнуть что-нибудь типа «Эй, алё гараж!», но тут же осёкся, вмиг осознав нереальную суть происходящего. Может, то и не человек вовсе?! И что ждать от непонятного существа в пустом тёмном клубе. Если даже заорать изо всех сил, никто ничего не услышит. Ближайший человек – это кочегар в гудящей кочегарке за двести метров отсюда. Да и тот дрыхнет, как обычно, среди своих мазутных тряпок и угля…
А силуэт непонятного существа всё так же не шевелился, но виден был чётко. Потом, в полнейшей тишине, нагнулся и скрылся за спинками предыдущего ряда сидений. При этом не издав ни скрипа, ни стука седушкой. Парень, уставившись испуганным взглядом в зал, прождал минут десять. Фигура не появлялась.
Не дождавшись, Славка, подбадривая себя матюками, спустился в зал и включил свет. Заглянул в проход того ряда, где сидела фигура, но опять ничего не увидел. Ходить по рядам и заглядывать под каждое кресло он не решился, да и некогда было. Надо заканчивать с этим ночным рисованием. А то так и крыша съедет от краски и недосыпа!
Поднялся на сцену и, постоянно озираясь в зал, кое-как дорисовал транспарант. Не дожидаясь утра почти бегом вернулся в казарму, наконец-то забурившись на долгожданную койку.
Утро началось с ЧП. Оказалось, что вторые сутки никто не видел кочегара. Его сменщик заступил на вахту, думая, что тот уже в казарму ушёл, и в казарме его поначалу тоже не хватились. У кочегаров был свой график. Служба почти как у гражданских – ни караулов, ни построений. Да и за внешним видом их никто не следил, вечно ходили перемазанные с ног до головы, как черти. Поэтому пропажу бойца обнаружили не сразу. В самоволке загулял? Всё может быть, но в набат бить не стали, погуляет – вернётся.
А Славяна начклуба заставил клуб в порядок приводить, к торжественному мероприятию. Невыспавшийся воин после завтрака двинул в клуб и принялся за уборку. Чего только из-под кресел после солдатни не выметалось! Расчёски, монеты, ручки… не говоря уж про окурки. Но то, за что зацепился веник Славяна под креслом в середине зала, было из ряда вон! Шикарнейший перламутровый портсигар зэковской работы. Красииивый! Славка хоть не курил, но находке очень обрадовался. Вот только вовремя прибрать к рукам не успел. Пока стоял и любовался, сзади двое сослуживцев подошли. Увидели. Один тут же узнал вещичку и выдал:
– Это кочегара нашего! Ну, ищут которого. Обронил, во время киносеанса, наверное…
Что ж, жаль, но вернуть придётся. После того, как кочегар найдётся. А пока у меня полежит…
И кочегар нашёлся. Через три дня. Когда завонял в углу под кучей тряпья в своей кочегарке. Он там пролежал в своих промасленных фуфайке и ватниках, никем незамеченный, все пять дней. Умер то ли от внутреннего кровотечения, то ли от сердца.
Хоть и удивительной красоты портсигар был, но отдал его Славян, не раздумывая, командирам в штаб, чтоб положили к оставшемуся нехитрому скарбу покойного солдата-кочегара, да передали родным.
09.08.2016
Снеговичок
Рисунок автора
Историю, которую хочу рассказать, помню ещё с детства. Услышал её от ленинградских родственников, когда гостили у них всей семьёй в начале 70-х…
Учебный 1941 год Шура Александрова закончила на одни «пятёрки». Перешла в третий класс, с нетерпением ожидая сентября и начала новых школьных занятий. Но начавшаяся Великая Отечественная война, а потом блокада Ленинграда, где они жили с мамой, ржавой косой располосовала её детскую судьбу на «до» и «после».
Эвакуироваться в тыл, на восток, они не успели. Так и остались в своей маленькой ленинградской коммуналке на первом этаже переживать самую суровую блокадную зиму.
Школа, куда ходила третьеклассница Шура, открыла двери для ребят только в октябре. На улице с каждым днём становилось всё холоднее. Отопления не было ни дома, ни в классах. На уроках ученики сидели в пальто и шапках, но всё равно мёрзли. Зато на обед в школьной столовой всем наливали по тарелке горячего супа. Для многих детей школа в вымирающем от холода и голода городе была спасением. А голод в осаждённом фашистами Ленинграде свирепствовал всё сильнее. Истощённые люди замерзали на улицах, лестничных площадках и в собственных квартирах.
В своём подъезде Шура перестала видеть многих соседей. А те, с кем встречалась и, по привычке, вежливо здоровалась, часто молча проходили мимо с отрешённым пустым взглядом. Словно не узнавая. Один дедушка только всегда отзывался на её приветствие. Который жил где-то на верхних этажах. И иногда проходил мимо их квартиры, спускаясь на улицу то в магазин – отоварить продуктовые карточки, то по сирене в бомбоубежище, то по каким-то другим своим делам.
Шура этого высокого дедушку в длинном драповом пальто немного побаивалась. Ещё до войны, проходя по двору, строгий дед всегда прикрикивал на расшалившуюся ребятню. Так и запомнился Шуре сердитым и мрачноватым. Похожим на старого колдуна из сказки.
В начале зимы, когда продуктовые нормы по карточкам стали совсем крошечными, а холода усилились, мама Шуры заболела. Она перестала ходить на работу и даже дома вставала с кровати лишь с помощью дочери. Все хозяйские дела полностью легли на худенькие детские Шурины плечи. Доставка воды из колонки, поиск дров и растопка печи-буржуйки, стояние в очереди с продуктовыми карточками, уход за больной мамой… Да и учёбу в школе она не бросила. Как могла, справлялась со всем. Но к вечеру сил у маленькой Шуры не оставалось даже на то, чтобы почитать перед сном любимую книжку.
В их с мамой маленькой коммунальной комнатке было всего одно окно. Выходило оно на задворки и смотрело в глухую стену соседнего дома. Тут всегда было темно. Даже в летние солнечные дни за окном расползался полумрак. Не говоря уже про унылые зимние вечера.
Шура не любила смотреть в окно. Но однажды, всего за день до Нового 1942 года, засыпая в кровати, вдруг с удивлением заметила странные отблески на оконных стёклах. Сначала подумала, что почудилось. Но нет, искристые лучики света продолжали блистать откуда-то снаружи.
Девочка спрыгнула с кровати на пол и подбежала к окну. То, что она за ним увидела, заставило распахнуть от удивления глаза.
Посередине занесённого пургой мрачного пустыря, плотно зажатого стенами домов, стоял… снеговик! Слепленный из трёх снежных комо́в, с ведром на макушке. Из-под нижнего кома торчали чёрные носки старых валенок. А с обеих сторон среднего – палки в рукавицах. Руки-закорюки, значит. В одной «руке» снеговик держал плетёную корзинку, а в другой – сыплющий вокруг искрами бенгальский огонь. Это его отблески заметила девчонка на своём окне.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
