Текст книги "Besser ohne Kleidung (СИ)"

Автор книги: Пекинская Заратустра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

Хреново. Нет, даже не так. Архи хреново. Архи хреново опаздывать на пары, а в два раза хуже, когда первую пару ведет такой стебщик, что каждое занятие становится похожим на новый выпуск Stand Up. Даже не Comedy Battle, прошу заметить!

Сидя на корточках у зеркала в коридоре, я одной рукой пыталась нарисовать стрелку и не выколоть себе глаз (о ровности тут и речи не шло), а второй набрать Олю. По зеленой кнопке вызова я попала с третьего раза и с матами, а пока ставила громкую связь, даже оторвалась от макияжа. После гудков, в трубке послышались тяжелое дыхание и шорох ветра.

– Твою мать, Лиз, ты где? – раздалось по всей квартире громогласное.

– Дома, блять. Все умерли, у меня будильник не прозвенел. Скажи Альфачу, что я опоздаю.

– Ага, будильник у нее, как же. И не бухала она вчера совсем.

– Упрекает меня человек, который пытался «как в фильмах» залезть на барную стойку, – усмехнулась я, подводя уже второй глаз.

– Но я-то на пары успеваю.

– Леля, ебать, просто скажи Денису, что я приду и все. Трахать мне мозг не обязательно.

– Я подумаю над твоей просьбой.

Телефон курлыкнул, оповещая об окончании звонка. Нервные клетки продолжали отмирать стадами, пока я старалась быстро и более-менее ровно нарисовать вторую стрелку.

Кстати, почему «Альфач»? Потому что нашему преподу двадцать, мать его, пять лет и он активно пытается отбиваться от шлюшек нашего ВУЗ-а. Вообще, Леля подумывает о том, что он латентный гей.

***

Морально подготовиться к шутеечкам Олегыча невозможно, сколько не пытайся. Можно, конечно, прогулять, но он и потом доебется с двойным энтузиазмом, так что я вдыхаю-выдыхаю, стараясь собраться с мыслями, стучу в дверь для галочки чисто и заглядываю.

– Дико извиняюсь, Денис Олегович, там бабушки… двадцать штук, я их через дорогу переводила.

Мужчина, до этого писавший что-то на доске маркером, повернулся ко мне и окинул оценивающим взглядом. Я замерла, про себя понимая, что проебала возможность незаметно пройти в ряд.

– Ты их переводила вот так? В костюме немецкой госпожи? А, может, по другой причине опоздала? – по аудитории пронесся гогот, а я замотала головой.

– Мамой клянусь, бабок водила!

– Иди садись, Frau.

Я поправила волосы, откинув их назад, и поспешила занять место с постепенно чахнувшей подругой. Альфач что-то вещал там себе, выводя на доске непонятные каракули, а я с этой блондинкой на пару пыталась отыскать в соцсетях вещдоки нашей адовой попойки. Может, мы ржали действительно слишком громко, но это не повод вызывать меня к доске, блять, поэтому, когда по аудитории разнесся оглушительный возглас:

– Лаврентьева, прекрати немедленно базар и, раз такая умная, иди отвечай!

Я вздрогнула и чуть не выронила телефон.

– Блять, – скорчив гримасу, прошептала я, но все-таки начала медленное движение к преподу, попутно бегло изучая написанное на доске.

– Быстрее давай! – я испуганно ускорилась. Не люблю, когда этот деспот орет. – Ну, раз ты так любишь трещать, расскажи нам про Германию во Второй Мировой, – Только я раскрыла рот, как была бессовестно перебита ленивым взмахом руки. – Хотя лучше напиши на доске, а то слушать твой голос уже не могу. Ich möchte aber dich stöhnen hören./А вот стоны твои послушал бы с удовольствием/

– Что-что? – переспросила я, недоумевающе потирая за ухом. Я очень – сука, ОЧЕНЬ – надеялась, что ослышалась и мой немецкий меня подвел.

– Марш к доске, говорю, – с нажимом произнес Денис Олегович. Я решительно взяла в руки черный маркер. Стоны мои хочешь услышать? Ну посмотрим-посмотрим. Сделав вид, что задумчиво кусаю кончик маркера, я расстегиваю одну лишнюю пуговицу на болотного цвета рубашке, что с высоты роста господина преподавателя было прекрасно видно кружево моего бюстгальтера. А тему Олегыч выбрал не просто так. Ну что ж, историю я знаю достаточно хорошо, чтобы написать по ней развернутый ответ. Когда я, казалось, только вошла во вкус, доска начала стремительно заканчиваться и пришлось неудобно выгнуться.

– Fick… Ich will dich gerade auf diesem verdammten Tisch ficken. /Твою мать… Хочу отыметь тебя прямо на этом чертовом столе/, – раздалось низкое сзади, и только сейчас я поняла, что от всеобщих аплодисментов моей оттопыренной заднице, меня отделяет только один Альфач, который удачно закрывал меня. Только непонятно, читал ли он мою писанину или же пялился на попу. Ну, и то и другое меня пока устраивало. Между фразами по теме он то и дело бросал что-то на немецком, а я краснела все больше, стараясь держать себя в руках и не ляпнуть Денису что-то в ответ.

– Денис Олегович, – подала голос Юля – типичный представитель тех писклявых шлюшек, которые атакуют Ничаева после пар. – А что вы постоянно там говорите такое?

– Учите, Юленька, немецкий и все поймете, – уклончиво ответил мужчина. Поймет, только это ей вряд ли понравится. Поставив крупную точку в конце предложения, я отошла от доски.

– Денис Олегович, я все.

– Чудно, Лаврентьева, чудно, – он бегло оглядел текст. – А теперь, будь добра, заданное сочинение мне покажи.

Я шумно выпустила воздух сквозь зубы. А я его взяла вообще? Пришлось долго копаться в сумке в поисках нужной тетради, которая все это время лежала на столе. Тупица… Когда я принесла Олегычу тетрадь, то глядел он почему-то не туда, а в мой фривольный вырез. Я немного для вида потупила, а потом и сама опустила взгляд.

– Ой, пуговка расстегнулась, – он тихо рыкнул. Обольщение препода шло полным ходом. Может, Юле и ее свите пару уроков дать?

– Ich bin mir sicher, dass du nackt besser aussiehst. /Уверен, без одежды ты лучше/, – горячо прошептал он. Я еле держала себя в руках, хотя, по-видимому, Денис тоже.

– Кот-вампир? – как ни в чем ни бывало, поднял бровь парень, лукаво глядя на меня. Так, режим «Шерлок Холмс» мод он. Он забрал мою тетрадь с сочинением на вольную тему в четыре листа и, судя по тому, что удивило Дениса только это, он оглядел сие великое произведение бухого полиглота мельком. Значит, прочитает внимательней позже, скорее всего вместе с остальными. Отсюда, заберет и отдаст мне тетрадку только в следующий раз. Выебываться time!

– Na ja, vielleicht keine deutsche Herrin auf dem Tisch, aber ich hab mein Bestes versucht./Ну да, не немецкая госпожа на учебном столе, но я старалась/.

Я подняла брови, эффектно развернулась и буквально продефилировала к своему месту. То, как у Олегыча полезли глаза на лоб, надо было видеть, и я досадно подумала, что надо было заснять эту помесь подростка, которого застали за дрочкой, и кота, узнавшего, что его везут кастрировать, на симпатичном лице препода.

– Что ты ему такое сказала? – шепчет Леля, когда я начинаю пристальным и, может, немного неприличным прищуром сверлить Альфача. Он просит старосту собрать остальные сочинения.

– Ничего особенного, – по губам против воли расползается нахально-довольная улыбка – поставить этого тролля в неловкое положение весьма непросто, а смутить почти невозможно, а мне удалось все и сразу одной фразой.

– Да, конечно, а это у него спазм лицевых мышц был, что ебло так вытянулось. Давай сказки-то мне не рассказывай.

– Лель, получу пиздюлей и расскажу, а пока – нет.

– А если не получишь? – ну никак она не отвалит. Прямым текстом ее в пешее эротическое, что ли, надо?

– Тогда это будет уже не наш Альфач.

– Интригу тут развела хлеще, чем пятый сезон Игры Престолов, – усмехнулась блондинка, а потом протянула мне свою «афоню». – Смотри, что Шолохов сфоткал.

На экране красовалась моя подруженька уже в говнецо, пытающаяся заползти, аки Человек-Паук, на барную стойку. Бармен в панике убирает все бьющееся, опасное и дорогое, платье этой алкашки задралось чуть ли не до пупка, демонстрируя всем нарядные красно-черные стринги, а я, чуть более трезвая, сижу рядом на высоком стуле и тычу средние пальцы оператору. В темноте мои глаза ярко светятся красным – вот что значит рукожопый фотограф.

– А как с Корниловым заигрывал, он, значит, сфоткать забыл, – всплеснула руками я, продолжая медленную экзекуцию.

– А я говорила, что он гей!

– Блин, Рокоссовская, тебя послушай – так у нас половина универа геи.

Да, Денис определенно красивый. Светлые волосы в творческом беспорядке, белая рубашка обтягивает крепкую грудь, а закатанные до локтя рукава выказывают выпуклые вены на руках. Наматывая прядь курчавых чернющих волос на палец, я подумала, что и задница у него неплохая, а брюки ее выгодно облегают. Стоп, что?! Неужели несколько пошлых фраз на немецком – язык Сатаны, я всегда это знала – достаточно для того, чтобы я начала смотреть на Дениса взглядом типичной мечтательной девочки-первокурсницы? Ну уж нет. Не из того теста слеплена, но пока результат не достигнут, я, пожалуй, продолжу раздевать преподавателя взглядом.

– Лаврентьева, гляди в другую сторону, – раздраженно бросил парень между делом. – Иначе к ректору отведу.

– И что скажете? – усмехнулась я. – Игорь Николаевич, она на меня смотрела?

– Du spielst mit dem Feuer /с огнем играешь/, – потирая устало переносицу, произнес на выдохе Олегыч. – Останешься после занятия и обсудим это. А заодно и твое поведение.

– Bestrafen Sie mich? / накажете меня?/– протянула я, а ответом мне был откровенно хищный взгляд. Нет, ты, конечно, Альфач, но Лиза так просто не сдается! Ну, наш девиз непобедим…

Мои мысли перебил громогласный звонок, заставивший вздрогнуть.

– Ну, милая, на обществе жду твой рассказик в подробностях, – лукаво улыбнувшись, коснулась моего плеча Леля. Вот сучка.

Я неспешно собирала вещи, наблюдая, как люди один за одним покидают аудиторию, и думала, что делать. Повесила на локоть сумку и, виляя бедрами, может, чуть больше обычного, направилась в сторону Олегыча. Помещение полностью опустело; теперь я осталась один на один с этим извергом.

– Знаете, Денис Олегович, у меня история сейчас и Людка… э, то есть Людмила Геннадиевна, меня с потрохами съест, а я и так прошлую пару проеба… пропустила, – пятилась я медленно в сторону выхода. Почему-то искать стычек с Альфачом, пока мы одни, не хотелось. И я уже в двух шагах от двери была, когда Денис резко прижал меня к ближней стене. Его пальцы едва-едва коснулись моей щеки. Глаза в глаза. В его – безумие, в моих – недоумение.

– Долго ты еще собиралась меня дразнить? – сказать, что я прихуела – ничего не сказать. – Эти чертовы два года я хотел это сделать…

– Денис Олегович, вы пили с утра?

Я хотела и дальше сыпать ебнутыми фразами, постепенно продвигаясь к выходу, но его мягкие сухие губы накрыли мои в требовательном поцелуе. И я сперва что-то там мычала, слабо отбивалась, но потом, как в фильмах, сдалась. Даже ответила, и тогда сумка с оглушительным грохотом упала на пол. Плевать. Вот настолько побоку. В голове пустая пустота, словно вакуум образовался.

– Денис… нас заметят… дверь. Это нельзя… аморально, – пыталась что-то шептать я, но мозг отказывался складывать отдельные слова в хотя бы словосочетания. Какой там, все в Тартарары улетело после поцелуя. Такого поцелуя. Не думала, что когда-нибудь у меня от подобного будет сносить напрочь крышу.

– Ты ведь тоже этого хочешь, – тихое в шею. Мать твою, ты даже не представляешь, насколько хочу, но принципы, сука, ебучие принципы, не позволяют это признать. Губы на шее, прочерчивая влажные дорожки, его пальцы на моем запястье. Гладят, давят, что перед глазами темнеет и урчать хочется от удовольствия.

– Хочу, – тихо. Едва слышно, но сигналом, а у меня в ушах стоит треск – идеалы растоптаны. И вот все баррикады, которые я выстраивала эти два года, все шутки и приколы, за которыми пряталась, все обвалилось к херам. Но когда Денис расстегивает мою рубашку, я думаю, что если этот еблан мне пуговицы оторвет, я распсихуюсь и свалю нахер. Но обошлось. Ее – на пол комком, а парень покрывает поцелуями мою грудь, еще сокрытую бюстгальтером. И я уже не в силах сдерживать стоны, препод торопливо закрывает замок на двери. Лишние зрители не нужны.

Чувствую себя абсолютно конченным человеком, той пиздоглазой Юленькой с сиськами наружу – буквально теперь в моем случае – и одновременно с этим неописуемо восхитительно. Сознание покидает окончательно, ничего разумного сделать не могу, когда Денис отодвигает ткань моих трусиков в сторону и касается, касается. Стону, сжимаю его плечи, настолько хорошо уже, что зубы сводит.

– Мокрая, – одобрительно-хищно шепчет, а я думаю, что наш Альфач таким быть не может. Лиза так легко не сдается? Я не Лиза тогда. Хоть дерьмом назови, только доведи тело дело до конца. Его пальцы порхают по моей плоти, не проникая, доводя до исступления и кажется, что я скоро голос в хрип сорву. Денис глушит меня поцелуем и я, на миг отрезвленная, свою ладонь на пах ему кладу. Олегыч рычит и, подхватив меня под бедра, быстро переносит на захламленный бумагами стол. Что-то летит на пол, а что-то накладывается друг на друга, чтобы не сидеть на документах. Звенит пряжка ремня.

***

– И все-таки, как все прошло?

– Нормально, Лель, – стараясь улыбаться не слишком широко, сухо ответила я, лениво колупая вилкой салат подруги, которым она со мной великодушно поделилась. – Мы разобрали сочинение и все.

– Ну да, конечно. У тебя на лбу неоновыми буквами написано «Как ходить?». И сколько раз вы разобрали сочинение? – щурится, лиса-плутовка, а я не знаю, что сказать. – У него большой?

– Оля! – воскликнула я возмущенно.

– Размером с меня? Нехуево. Резко начала понимать Хуюлю. Ну, а если серьезно, у вас теперь любовь до гроба?

– Он обещал завтра устроить диктант, так что да, до гроба.

– А ты продолжай с ним по-немецки шпрехать, и, глядишь, на пятерку наговоришь. О чем вы, кстати, там балакали, немцы?

– О том самом, – вздохнула я. Колени действительно до сих пор дрожали.