Текст книги "Выбывшие из гонки (СИ)"

Автор книги: Paulinet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== . ==========

5 апреля 20** года, Дублин, Темпл-бар, ***-стрит, квартира над пабом «Пиковый валет»

– Тео, ты дома?

Это был вечер очень трудного дня. Гермиона, в кармане державшая приглашения на вечер памяти жертв войны, долго добиралась до квартиры, лишь изредка останавливаясь подле кирпичных стен, если странные вспышки, пронзающие мозг, становились уж совсем невыносимыми. Непонятная щемящая паранойя, поселившаяся глубоко под корой мозга давным-давно, сейчас начинала усиливаться. Ей казалось до жути неправильным идти к Тео.

Не только сегодня. Вообще идти. Идти на контакт с ним в один из предрождественских вечеров – вот что было ошибкой.

Её убивала дикость собственного положения. Ей хотелось одновременно броситься со всех ног домой к себе и никогда более оттуда не выходить, бежать к Тео, провести вместе с ним остаток жизни и утопиться в Лиффи.

Тео снимал маленькую комнату в районе Темпл-бар над пабом “Пиковый валет”. Гермиона обитала в небольших апартаментах, которые предоставляли своим секретарям “Мальцибер и компания”, в самом деловом центре города. И все бы ничего, но каждый чертов день, когда ей приходилось протаскиваться через весь Дублин, а потом расталкивать толпу пьяных и туристов ( а чаще, просто пьяных туристов), Гермиону начинала переполнять гамма разнообразных чувств. Словно две части от неё рвались назад, в маленькую секретарскую квартирку, проклиная все, что она уже успела натворить, а третья часть уговаривала её не останавливаться, пинком подгоняя к “Пиковому валету”.

– Тео!

Пиковый валет.

Этот бар, как и большая часть пабов Темпла, особым спокойствием не отличался. В лучших традициях там постоянно что-то происходило, адским ревом отдаваясь и потряхиваясь в каморке Тео. Каждый раз он говорил, что неплохо бы было использовать звукооталкивающие чары, и каждый раз не делал этого из опасений “политического порядка”. И Гермионе оставалось лишь тихо проклинать его вместе с валетом, когда доски пола Тео практически выпрыгивали из гнёзд, сотрясаясь от звуков песен неровных алкогольных басов.

Сегодня басов слышно не было, но пол на месте тоже не оставался. Какие-то очень развитые интеллектом посетители швырнули бутылкой вверх, попав со стеклянным салютом, прямо по столику с телефоном. Задрожав, на своих трёх ножках, столик дернулся, и сработал автоответчик.

– Теодор Нотт, попробуйте великолепный гель для отбеливания зубов только в “Дублин…

Гермиона пнула телефон, скидывая пальто. Теодор Нотт обнаружился в главной и единственной комнате своей резиденции, наполовину высунувшимся из окна и утопшим в плюще, завившем ставни и раму.

– …я живу здесь и сейчас около половины первого! – орал он, пытаясь перекричать шум улицы. Спустя пятнадцать секунд донёсся ответ.

– А на что ты рассчитывал, поселившись над ночным клубом?

Гермиона приблизилась к окну, вытаскивая Тео за рубашку. Плющ шелохнулся, открывая ей взъерошенную голову с острыми скулами, шипами прорезающими кожу, и мутными глазами, обведёнными всеми бессонными часами черными синяками.

– Тео.

Он выглядел довольно паршиво, но очевидно, прошедшие месяцы уже втянули его во все прелести жизни. Гермиона ещё раз осмотрела Тео внимательно. Заспанный, в мятой вчерашней рубашке и штанах без ремня, он выглядел безобидно и вместе с этим по-детски. Но увидеть её, вероятно, был рад.

– Привет, Гермиона, – на его губах появилась томная улыбка человека, от бессонницы медленно начинающего сходить с ума. Но даже улыбка уже не была способна разгладить морщинку, залёгшую между бровей, или подарить то красивое благородное выражение легкой щетине, исколовшей его подбородок.

Гермиона поднялась на носки и легонько дотронулась шершавого уголка губ. Тео снова сонно улыбнулся, всем своим видом демонстрируя, что такой вид ласки ему приятен, но приятней всего был бы лишний час сна.

Он обнял её за плечи, погладив по волосам. Странные кудряшки пушистой пеленой закрывали обзор. Гермиона отстранилась и внимательно с изучающим видом рассматривала костлявое узкое лицо. Он выглядел очень плохо.

– Хм, Тео. Здравствуй, снова вернёмся к старой теме? Я понимаю твои опасения, и я уважаю их, но… Слушай, если ты не хочешь переезжать ко мне, я уважаю твоё решение… но давай просто наложим самый легкий вариант чар на твою студию. Человек не может существовать без сна, ты просто сойдёшь с ум…

Тео напрягся, сдвигая брови к переносице. Зеленые глаза сурово посмотрели на неё с предупреждающим блеском.

– Пойдём ужинать.

Он попытался улыбнуться и потянуть её к той части комнаты, в которой располагались конфорка с чайником, но Гермиона стояла на месте. Тео вздохнул, приметив, что меняющиеся эмоции на её лице, указывают на приближение взрыва, и снова вздохнул, когда внизу раздался треск ломанного дерева.

Зубы Гермионы сжались и сощуренные глаза очень недобро посмотрели на Тео.

– Нет, мы поговори…

– Тот старичок-японец делает очень вкусную лапшу, – Тео обошёл её, перебив очень резкое начало, и направился в сторону деревянного стола. – Я взял нам кунжутную с индейкой…

– Какую, к чертям Люцифера, кунжутную лапшу, Теодор! – вскрикнула Гермиона так пронзительно, что на улице замолчало движение, а громко ругающийся с недовольным клиентом менеджер соседнего отеля прервался на полуслове. Не менее пронзительно Гермиона подошла к окну, захлопнув ставни с глухим грохотом и оборвав плющ, мешающий полной изоляции от внешнего мира.

Тео закатил глаза, он сделал это настолько привычно, что даже без труда сумел распечатать коробочку с лапшой.

– Удон. И да, Гермиона, прошу тебя, не закрывай окно. Оно моя вентиляция, свежий воздух и свет.

– Свет, значит. – Гермиона дышала глубоко и сбивчиво. Её глаза сощурились каким-то диким лисьим прищуром, способным напугать любого, но не Тео. Он распечатывал соус.

– Гермиона, у меня раскалывается голова, не начинай, Мерлина ради. – он погрузил палочки в лапшу, наматывая её длинными нитями.

Гермиона в два шага пролетела сквозь комнату, опрокидывая коробку на пол, она ткнула его пальцами в грудь. Скорее даже толкнула.

– Это у тебя раскалывается голова? У тебя?! И что же ты, позволь поинтересоваться такого сделал за сегодня?! – она высоко закричала, чувствуя, как от этого крика грудь сдавливается жестким обручем.– Может, слушал до изнеможения упреки отвратительного начальника, спускающего на тебя все грехи человечества лишь потому, что ты получаешь у него крошечную зарплату?! Или мотался по пригородам в поисках заплесневелой старушенции, которую надо стараться убеждать в том, что её домик с парой овец должны быть уничтожены во имя строительства фабрики Мальцибера? Слушал отповеди, проклятья, унижения?! Хм, а может ты варил сегодня кофе самым мерзким созданиям этой планеты, дабы получить вот этот дерьмовый пакетик с лапшой?!

Голос Гермионы сорвался. Она смотрела на Тео пустым больным взглядом, прожигая красными воспалёнными жилками капилляров.

“Сегодня у неё ещё остались силы кричать”– подумал он.

– Гермиона. Ну же, маленькая, успокойся. – сказал он вслух. Тео поднялся, сделав попытку обнять её. Она мгновенно закостенела, отпрыгивая в сторону.

– Нет, маленький, давай лучше выясним, отчего же ты так устал. – язвительно проговорила она. – Может, все дело в том, что тебе следует начать пользоваться магией хотя бы в бытовых целях!!?

Тео ощетинился, напрягая ноздри.

– Гермиона, сколько раз ещё тебе надо напомнить, я в р о з ы с к е! В розыске! Меня могут отследить даже благодаря примитивной…

– Отследить?! Да кому ты нужен, чтобы тебя отслеживать?!

Они стояли друг напротив друга, отражаясь в темных обрюзгших глазах. Бледные, худые, высокие и изломанные: её блестящие чёрные, изрезанные красноватыми жилками, против его матовых и грязно-зелёных, опухших от отсутствия сна.

Тео задрожал от какого-то белого нового сорта ярости, разлившегося по венам со скоростью бурлящих сливок. Его узкие губы дернулись в обиженной гримасе ребёнка, и он, запинаясь, пытался выкричать что-то в ответ.

– Я…я!

– Да ты, Теодор! Объясни мне, что скрывается за твоим “я”? Преследование со стороны властей?! Послушай меня, так ведь и я не без грешка! Но я работаю и всегда работала. Даже когда газеты моей родной страны обещали меня линчевать, как животное, я все равно работала! А хочешь скажу почему? – Гермиона приблизилась к нему с бешеными глазами, светящимися обидой изнутри. Она схватила в руку коробку с лапшой и потрясла ей, как знаменем.

– Хочешь, а, Тео?! Я отвечу! Потому что есть хочется, вот почему! Нет, не перебивай меня! Ты дашь мне договорить!– коробка полетела белым комком в стену, рассыпаясь желтыми нитями удона по серой поверхности. – Сколько мы с тобой… Хм, как бы это правильно назвать… Сколько времени я тебя обеспечиваю материально в обмен на плохой отчаянный секс и слова поддержки?! Когда мы встретились с тобой? В Рождество?! А сейчас апрель!

Тео, мертвенно-бледный, невидящим взглядом смотрел прямо в неё.

– Ты думаешь, что если бы ты так нужен был властям, они бы тебя сейчас искали!? Так почему, Тео! Просто объясни мне, почему ты на свободе? – Гермиона, не прерывая зудящего зрительного контакта, сунула руку в сумку, вытягивая газету с британскими штампами. Она встряхнула ею перед его лицом.– Может, дело в том, что ты им к Мерлину не сдался? У них в руках разваливающаяся избитая страна, в которой люди мрут как мухи, а ты полагаешь, что первая степень всех забот твоя собственная крошечная персона!

– Крошечная!? – лишь на этом слове Тео, сносивший все упреки прежде, как данность, взорвался. – Да как ты можешь! Как ты только можешь говорить такое?! Ты упрекаешь меня в своей собственной никчёмности сейчас, и только в ней! Конечно десять лет назад ты видела себя сегодня королевой мира…

– При чем здесь я! Мы говорим о тебе, а может я и не королева, но хотя бы не боюсь призраков в хибаре над пивной! Знаешь, кто ты, Тео!? И ж д е в е н е ц! Вот кто!

Слова застряли между ними. Тео, по-детски дёрнувшись, остановился со странным упреком в глазах, но Гермиону было уже не остановить.

– Из любого дерьма можно найти выход. Может, ты считаешь, что я пережила меньшее?

– Конечно нет, моя госпожа, – отплюнулся он с особенной яростью. – Мы все помним твои чудесные байки о работе. О да, ремесло нового сорта! Надо напомнить, чем ты была до того, как тебя подобрал Мальцибер? Мне изменяет память, или ты действительно дурила магглов? Дай мне свою колоду карт, нагадаю тебе принца. Может и мне ты предлагаешь завернуться в балахон и пойти в цирк? Развлекать народ зрелищами в обмен на хлеб?! Так вот, премного благодарен! Наследник великой династии никогда…

Влажный удар руки об щеку прервал его. Он так и остался стоять с открытым ртом. Гермиона разочарованно, словно не веря самой себе, оторвала руку, на которой отпечатался рисунок его щетины. В горле стояла удушающая истерика.

– Так займись своей великой жизнью сам, Тео. И просто когда-нибудь пусть Люцифер поможет тебе повзрослеть.

Она невидяще глядела на свои руки. Яркое, наполненное ужасными эмоциями, настроение отхлынуло, опустошив её изнутри. Словно волной, уносившей песок с собой, из неё выкачали абсолютно все. Голова, наполненная ртутью и свинцом, отказывалась подкидывать аргументы, ругаться и спорить. Она просто устала, чертовски устала.

– Гермиона, прости… Мерлин, прости…

Она машинально села за выбеленный стол и открыла коробку с удоном. Тео что-то бубнил, но в этот момент было так все равно и абсолютно бессмысленно любое его слово и движение.

Тебе нужен кто-то?

Мне нужен кто-то, чтобы любить.

Им может быть, кто угодно?

Мне нужен кто-то, чтобы любить.

Кунжут спадал с лапши, оседая в соусе. Гермиона вспоминала прошлое слякотное Рождество, новым гнойником вспарывая больные воспоминания. На Рождество должен быть снег, глинтвейн и близкие люди, запрещающие его пить. Родители, дребезжащие о своём и волнующиеся за глупое и незаметное, тёплые свитера, друзья и объятия.

А у Гермионы были только грязь на подтаявших улицах, очень крепкий кофе и старый жесткий владелец кофейни. А появился он.

Почему-то Гермионе показалось правильным его появление. Ведь он, Тео Нотт, может оказаться кем-то, кого можно любить. В её мире существовали неприятный начальник, квартирка, тонна воспоминаний-которые-нельзя-вспоминать и, вероятно, больше и ничего. Может, судьба дарит шанс.

А за возможность быть услышанной и понятой кем-то можно простить и грубость, и деньги, и даже предательство. Это она раньше так думала.

– …ты же знаешь, что я…

– Прощай, Теодор.

Гермиона поднялась с щербатой табуретки.

– Не останешься на ночь?

– Нет.

– А завтра…

– Я буду занята.

Он кивнул, понимающе, хотя ничего он так и не понял.

Покидая квартирку, увитую плющом и пьяными песнями, Гермиона поклялась, что делает это в последний раз.